оме выкрасили свежей краской, равно как и широко раскрытые деревянные ставни.
     Мальчики плакали.
     "Госпожа, он очень рассердится!"
     "Ну не на вас же,- сказала я, входя в дом. Я ходила по траве и практически не оставляла следов на мраморном полу. - Мальчики, ну хватит плакать! Вам даже не придется умолять его вам поверить. Разве нет? Он прочтет правду в ваших мыслях".
     Каждый из них по-своему испугался. Они настороженно взглянули на меня.
     Я остановилась прямо за порогом. От дома что-то исходило, не такое громкое, чтобы считаться звуком, скорее, ритмичное волнение, предшествующее звуку. Я уже слышала точно такой же беззвучный ритм. Когда это было? В храме? Когда я впервые вошла в ту комнату, где за экраном прятался Мариус?
     По мраморным полам я переходила из комнаты в комнату. В каждой из них ветер играл свисавшими сверху лампами. Их было много. И свечей. Сколько свечей! И лампы на подставках. Надо же, с таким освещением здесь должно быть светло как днем!
     Постепенно я осознала, что весь нижний этаж отведен под библиотеку, за исключением неизменной роскошной римской бани и огромного гардероба, заполненного одеждой.
     Все остальные комнаты занимали книги. Одни только книги. Конечно, там стояли и диваны, чтобы можно было лечь и почитать, и письменные столы, но каждая стена могла похвастать либо громадной стопкой свитков, либо полками с переплетенными книгами.
     Еще я заметила странные двери. Они, по всей видимости, открывались на потайную лестницу. Но на замки они не запирались, а сделаны были из полированного гранита. Я нашла по меньшей мере две такие двери! А одно помещение на первом этаже полностью было выложено камнем, и путь в него преграждали такие же двери, открыть которые не представлялось возможным.
     Пока рабы дрожали и всхлипывали, я вышла из дома и поднялась на второй этаж. Пусто. Во всех комнатах совершенно пусто, за исключением той, которая, видимо, принадлежала мальчикам. Их кровати, маленькие персидские алтари и божки, пышные коврики, взбитые подушки и типично восточные витиеватые узоры. Я сошла вниз.
     Мальчики уселись у парадного входа, неподвижно, как статуи, подобрав колени, опустив голову, и тихо плакали, наверное постепенно теряя силы.
     "Где в этом доме спальни? Где спальня Мариуса? Где кухня? Где святилище домашних богов?"
     Один из них тихо потрясенно вскрикнул.
     "Спален нет".
     "Не сомневаюсь что их, нет",- заметила я.
     "Еду нам приносят, - взвыл второй мальчик.- Готовую, самую вкусную. Боюсь, однако, что, сами того не зная, мы уже насладились своей последней трапезой".
     "Да бросьте вы. Как он обвинит вас в том, что сделала я? Вы же просто дети - а он добр, не так ли? Держите, положите эти страницы ему на стол и прижмите чем-нибудь, чтобы не разлетелись".
     "Да, он очень добр,- сказал мальчик.- Но очень строг в том, что касается его привычек".
     Я закрыла глаза. Я опять уловила звук, вторжение звука. Он хочет, чтобы я его услышала? Звук казался безличным, как биение сердца во сне или журчание воды в фонтанах.
     Я подошла к большому красивому дивану, обитому тонким шелком с персидским узором. Он был очень широким и, несмотря на то что его старательно расправили, хранил отпечаток мужского тела. На нем лежала подушка, взбитая, свежая, но я заметила вмятину от головы - там, где лежал мужчина.
     "Он здесь отдыхает?"
     Мальчики, взмахнув кудрями, вскочили на ноги.
     "Да, госпожа, это его диван,- сказал тот, что поразговорчивее.- Пожалуйста, прошу вас, не трогайте. Он лежит на нем часами и читает. Госпожа, ну пожалуйста! Он особенно настаивает, чтобы мы как-нибудь в его отсутствие, играючи, не легли на этот диван, хотя во всех остальных отношениях мы вольны делать что хотим".
     "Он узнает, даже если вы просто дотронетесь!" - впервые подал голос второй мальчик.
     "Я собираюсь на нем поспать,- сказала я. Я легла и закрыла глаза, потом перевернулась на бок и подтянула колени.- Я устала и хочу всего лишь поспать. Впервые за долгое время я чувствую себя в безопасности".
     "Неужели?" - спросил мальчик.
     "Идите сюда, ложитесь рядом. Принесите себе подушки, чтобы он сначала увидел меня, а потом - вас. Он хорошо меня знает. Где бумаги, которые я принесла,- да, на столе, по ним он поймет, зачем я пришла. Все изменилось. От меня что-то требуется. У меня нет выбора. И нет дороги домой. Мариус поймет. Я пришла к нему для зашиты, пришла, чтобы быть как можно ближе к нему".
     Я положила голову на подушку, прямо на отпечаток его головы. И глубоко вдохнула.
     "Ветер здесь как музыка,- прошептала я,- слышите?"
     Я уснула глубоким сном, сном усталости, и выспалась за все эти дни и ночи. Должно быть, прошло несколько часов. Внезапно я пробудилась. Небо побагровело. Рабы калачиком свернулись у дивана, прямо на полу, как маленькие испуганные зверьки.
     Я опять услышала звук, отчетливую пульсацию. Почему-то мне вспомнилось, как в детстве я часто прижималась ухом к груди моего отца. И, услышав биение сердца, я его целовала. Его всегда радовал мой порыв.
     Я поднялась, осознав, что еще не до конца проснулась, но это мне не снится. Я нахожусь на прекрасной вилле Мариуса в Антиохии.
     Мраморные комнаты переходили одна в другую.
     Я дошла до конца, до каменной комнаты. Двери оказались слишком тяжелы. Но внезапно они бесшумно распахнулись, как будто их толкнули изнутри.
     Я вошла в величественные покои. Передо мной выросла новая пара дверей. Тоже каменных. Они, должно быть, вели на лестницу, так как дом заканчивался как раз за ними.
     Неожиданно и эти двери открылись, как будто отпустили пружину!
     Внизу было светло.
     За порогом двери располагалась лестница. Из белого мрамора, совсем новая, не истертая ничьими ногами. Все ступени очень гладкие и чистые.
     Внизу мягко горели огни, отбрасывая на лестницу причудливые тени.
     Здесь звук усиливался. Я закрыла глаза. Вот бы весь мир состоял из этих гладких покоев, в которых объяснялось бы существование всего на свете.
     Внезапно послышался крик:
     "Госпожа Пандора!"
     Я развернулась.
     "Пандора, он перелез через стену!"
     Мальчики с воплями помчались по дому, вторя крику Флавия:
     "Госпожа Пандора!"
     Прямо передо мной выросла темнота, она опустилась на меня, отбросив в сторону беспомощных, умоляющих мальчиков. Меня едва не столкнули с лестницы.
     Потом я поняла, что нахожусь в лапах обгорелой твари. Я опустила глаза и увидела удерживающую меня черную морщинистую руку, сморщенную, словно старая кожа. В ноздри ударил резкий запах. Я заметила чудовищно тощую, иссохшую ногу, прикрытую чистой тканью.
     "Мальчики, несите лампы, поджигайте его! - заорала я. Я отчаянно сопротивлялась, оттаскивая нас обоих подальше от лестницы, но так и не могла высвободиться.- Мальчики, лампы внизу!"
     Мальчики цеплялись друг за друга.
     "Я тебя поймал!" - нежно произнесло существо прямо мне в ухо.
     "Нет, не поймал! - сказала я и резко ударила его правым локтем. Он потерял равновесие и с трудом удержался от падения. Но меня не выпустил. В полумраке сверкнула белая туника, он снова обхватил мои руки, практически лишив меня возможности сопротивляться.
     "Мальчики, внизу лампы, в них полно масла! - кричала я.- Флавий!"
     Существо сжимало меня, как гигантская змея. Я задыхалась.
     "Нам нельзя спускаться!" - крикнул один мальчик.
     "Не позволено",- добавил второй.
     Существо засмеялось мне в ухо низким, глубоким смехом.
     "Не каждый одержим такой тягой к бунтарству, как ты, красавица, перехитрившая своего брата на ступенях храма".
     Меня потрясло, что столь чистый, четкий голос исходит из тела, сгоревшего до такой степени, что в нем не осталось никакой надежды на жизнь. Я смотрела, как по моей руке двигаются черные пальцы. Потом до моей шеи дотронулось что-то холодное. Я почувствовала, как мне протыкают кожу. Его клыки.
     "Нет!" - вскричала я. Я резко дернулась и навалилась на него всем телом - он снова пошатнулся, но не упал.
     "Прекрати, сука, а то я тебя убью".
     "Что же не убиваешь?" - спросила я. Я вывернулась, чтобы посмотреть ему в лило. Лицо иссушенного пустыней старого трупа, сгоревшее дочерна, с гребешком носа и изогнутыми губами, не способными сомкнуться над белыми зубами,- и два обнаженных клыка.
     Его глаза налились кровью, как у Мариуса. На голове - красивая копна черных волос, очень густых, чистых, как будто они выскакивали из-под кожи, обновляясь словно по волшебству.
     "Да,- уверенно сказал он.- Все так и было. И очень скоро я получу кровь, которая обновит меня целиком! Я перестану быть мерзким чудовищем, которое ты видишь перед собой. Я стану таким, каким был, пока дураки египтяне не выставили ее на солнце!"
     "Хм-м-м, так она сдержала обещание,- сказала я.- Ушла навстречу лучам Амон-Ра, чтобы вы все сгорели".
     "Что ты об этом знаешь? За тысячу лет она ни разу не пошевелилась, не заговорила. Когда сдвинули сдерживавшие ее камни, я был уже стар. Она не могла бы уйти на солнце. Она - это великий и священный флакон крови, возведенный на престол источник силы, вот и все,- и я получу ту кровь, которую твой Мариус украл из Египта".
     Я размышляла, отчаянно пытаясь найти средство освободиться.
     "Ты для меня настоящий подарок,- сказал обгорелый.- Только тебя мне и не хватало, чтобы взяться за Мариуса! Его слабость к тебе и привязанность видны мне, как яркие шелка!"
     "Понятно",- откликнулась я.
     "Нет, ничего ты не поняла!" - Он за волосы рванул мою голову назад. Я закричала от ярости.
     В шею мне вонзились острые зубы. Все тело насквозь пронзила раскаленная проволока.
     Я замерла. Я впала в. экстаз и не могла двигаться. Я пыталась сопротивляться, но у меня начались видения. Я увидела его в расцвете сил - золотистый человек Востока в храме черепов. Он был одет в ярко-зеленые шелковые бриджи, на лбу - красивая повязка. Изящные губы и нос. Потом я увидела, как он без какой-либо на то причины воспламенился, услышала крики рабов. Он корчился и крутился в огне, однако при этом не умирал, но страшно мучился.
     Я слабела, мысли путались. Из каждой части моего тела в его жалкую оболочку перетекала моя кровь. Я вспомнила отца и его последние, обращенные ко мне слова: "Живи, Лидия!" Я вывернула шею и резко крутанулась, сильно ударив его плечом, а потом толкнула его обеими руками, так что он поскользнулся и упал. Я поставила на него колено. Никак его не оторвешь!
     Я потянулась было за кинжалом, но у меня слишком кружилась голова, и к тому же кинжала при мне не было. Оставалось только надеяться на горящие внизу, под лестницей, масляные лампы. Я повернулась, покачнулась, и чудовище снова обеими руками ухватило меня за длинные волосы, рванув назад.
     "Ах ты демон!" - вскричала я. Борьба с ним вымотала меня до предела. Он постепенно сжимал меня все крепче и крепче. Я понимала, что еще немного - и он переломает мне руки.
     "Итак,- сказал он, вырываясь из моих рук, но по-прежнему крепко прижимая меня к себе,- я достиг своей цели".
     Внезапно лестницу залил яркий свет. Внизу, у ступенек, закрепили факел. И появился Мариус.
     Он казался совершенно спокойным и смотрел мимо меня, в глаза моего похитителя.
     "И что ты теперь собираешься делать, Акбар? - спросил Мариус.- Причини ей вред, напади еще хоть раз - и я убью тебя. Убей ее - и умрешь в мучениях. Отпусти ее, и тогда я позволю тебе убежать".
     Он медленно поднимался по ступенькам.
     "Ты меня недооцениваешь,- сказало обгоревшее существо,- ты, самодовольный римский скромник, думаешь, я не знаю, что ты держишь у себя царицу и царя, украденных тобой из Египта? Это известный факт. Слухи об этом разнеслись по всему миру - по северным лесам, по диким землям, по странам, о которых ты ничего не знаешь. Ты убил Старейшего, охранявшего царя и царицу, и украл их! Уже тысяча лет, как царь и царица не говорят и не двигаются. Ты увез нашу царицу из Египта. Возомнил себя римским императором? Думаешь, она из тех цариц, кого можно похищать,- как Клеопатру? Клеопатра была греческой шлюхой. А это наша Изида, наша Акаша! Ты - дурак и богохульник. Теперь допусти меня до Акаши. Посмеешь сопротивляться - и эта женщина, единственная из смертных, к кому ты питаешь истинную любовь, умрет".
     Шаг за шагом Мариус приближался к нам.
     "Акбар, а твои источники не сказали тебе, что именно египетский Старейший, их древний хранитель, собственной персоной выставил царскую чету на солнце? - Он поднялся еще на одну ступеньку.- Они не сказали тебе, что Старейший сам допустил, чтобы солнце нанесло им удар, чтобы начался пожар, уничтожавший нас сотнями, пощадивший лишь древнейших, чтобы они жили, как ты, в агонии?"
     Мариус сделал стремительное движение. Клыки глубоко впились мне в шею. Я не могла вырваться. Я опять увидела это существо в былом великолепии, он танцевал в окружении накрашенных женщин, дразня меня своей красотой и унизанными драгоценностями ногами.
     Я слышала, что Мариус совсем рядом, но слов разобрать не могла.
     Мысленно я представила себе всю глупость ситуации. Я привела к Мариусу эту тварь - но не того ли хотела Мать? Акаша... Древнее имя, написанное на трупах, брошенных на ступени храма. Я знала ее имя. Я знала его из снов.
     Я теряла сознание
     "Мариус..." - из последних сил позвала я.
     Клыки больше не впивались мне в шею; моя голова упала на грудь. Я пыталась бороться с охватывавшей меня невероятной слабостью. Я намеренно представила себе императора Августа, принимавшего нас на смертном ложе.
     "Конца этой комедии я не увижу",- прошептала я.
     "О нет, увидишь, - раздался рядом спокойный голос Мариуса. Я открыла глаза, а Мариус продолжал, обращаясь уже к моему мучителю: - Акбар, хватит рисковать - ты доказал твердость .своих намерений".
     "Не тяни ко мне больше руки, Мариус,- сказала обгоревшая тварь.- Мои зубы ласкают ей шею. Но еще одна капля - и ее сердце замолчит навсегда.
     В сгущающемся ночном мраке факел внизу запылал еще ярче. Больше я ничего не видела, факел...
     "Акаша",- прошептала я.
     Обгорелый сделал глубокий вдох, я почувствовала, как вздымается прижатая ко мне грудь.
     "Прекрасная кровь,- сказал он и поцеловал меня в щеку иссохшими, сгоревшими губами. Веки мои опустились. Дышать становилось все труднее. Я не могла открыть глаза. Он продолжал говорить: - Пойми, мне не страшно забрать ее с собой на тот свет, Мариус Ведь если придется умирать от твоей руки, почему бы не взять ее себе в спутницы?"
     Его слова доносились до меня издалека, как эхо.
     "Возьми ее на руки,- сказал Мариус Он стоял совсем близко.- И неси ее нежно, как будто она - твой единственный, любимый ребенок, и спускайся за мной в святилище. Ты увидишься с Матерью. Преклони колени, и посмотришь, что она тебе позволит!"
     Я опять почти потеряла сознание, но слышала смех твари. Он действительно поднял меня, обхватив под коленями; голова моя запрокинулась. Мы спускались по лестнице.
     "Мариус,- сказала я,- он слаб. Ты сможешь его убить".
     Я невольно уткнулась лицом в грудь обгорелого. Я чувствовала кожей его кости.
     "Правда, он очень слаб",- в полубеспамятстве повторила я.
     Акаша... Да, таково ее настоящее имя.
     "Осторожно, друг мой,- сказал Мариус. - Она умрет - и я тебя уничтожу. Ты чуть не перехитрил сам себя. С каждым ее вымученным вздохом шансы твои уменьшаются. Пандора, прошу тебя, помолчи. Акбар - великий бог, пьющий кровь".
     Я почувствовала пожатие холодной твердой руки. Я попыталась поднять голову. Я увидела стоящие в ряд лампы, потрясающие настенные росписи с золотой инкрустацией, затянутый золотой тканью потолок.
     Открыты огромные каменные двери. За ними - молельня... Святилище, залитое неровным ритуальным светом; благоухают лилии.
     Сжимавший меня кровопийца вскрикнул.
     "Мать Изида! - благоговейно произнес он.- О, Акаша!"
     Он выпустил меня, поставив на ноги, и меня моментально подхватил Мариус. Покрытое волдырями раненое существо помчалось к алтарю.
     Я в изумлении смотрела по сторонам. Однако я умирала. Я не могла дышать. Я падала на пол. Я старалась вдохнуть воздух, но не могла. Я не могла стоять без поддержки Мариуса.
     Но что значит покинуть землю со всеми ее несчастьями, когда перед глазами возникает такое видение?!
     Они сидели передо мной - великая богиня Изида и бог Озирис. Ее кожа показалась мне бронзовой, не белой, как у бедной пленной царицы в моем сне. Безупречные одеяния из золотой плиссированной ткани в типично египетском стиле. Длинные черные волосы, настоящие, заплетены в косы. Свежая краска на лицах, глаза и ресницы подведены темной тушью, накрашенные губы.
     На ней не было никакой короны с рогами и солнечным диском. Однако ожерелье из золота и драгоценных камней было великолепным - блестящее, почти живое.
     "Я должна достать корону, вернуть ей корону!" - произнесла я вслух, прислушиваясь к собственному голосу, словно он доносился откуда-то со стороны, давая мне указания.
     Мои глаза непроизвольно закрывались. Черная тварь встала перед царицей на колени. Мне было плохо видно. Я чувствовала, как поддерживают меня руки Мариуса, а затем в рот мне хлынула струя горячей крови...
     "Нет, Мариус, защити ее! - пыталась сказать я, но слова потонули в потоке крови.- Защити Мать!"
     Кровь все лилась и лилась, заполнив мне рот, так что мне пришлось ее проглотить. Я мгновенно почувствовала прилив энергии, вызванный могуществом крови, перетекавшей в мое тело, как стекаются в море реки. Ее было не остановить. Новый поток, словно дикий шторм, заставил реку еще быстрее устремиться по руслу, заполняя каждую частицу плоти своими разрозненными, ломаными грезами.
     Передо мной приветственно распахнул двери широкий, полный чудес мир - солнце в густом лесу... Но я на него не смотрела. Я вырвалась.
     "Царица... Спаси ее!" - прошептала я. Капает ли кровь с моих губ? Нет, вся она попала внутрь.
     Мариус меня не слушал. Мой рот вновь оказался прижатым к окровавленной ране, кровь помчалась еще быстрее. Я почувствовала, как легкие наполняются воздухом. Я ощущала все свое тело - совершенно здоровое, оно больше не нуждалось в поддержке. Кровь освещала меня изнутри, как свет, она воспламеняла мое сердце.
     Я открыла глаза. И увидела лицо Мариуса, его золотые ресницы и ярко-голубые глаза. Длинные, разделенные на пробор волосы падали на плечи. Он был лишен возраста; он был богом.
     "Защити ее!" - крикнула я, указывая рукой на царицу.
     Завеса, всю жизнь висевшая между мной и окружающим миром, наконец исчезла; каждая вещь обрела истинный цвет, настоящую форму, светилась смыслом; царица смотрела прямо перед собой, недвижимая, как и царь. Ничто живое не могло бы намеренно изобразить столь полный покой. Я слышала, как с цветов капает вода. О мраморный пол ударялись крошечные капельки... упал лист. Я повернулась и увидела, что он, крошечный листок, свернулся и катится по камням. Я слышала дуновение ветра под золотым пологом на потолке. Лампы пели мне песню языками пламени.
     Мир был соткан из песни, песни-гобелена. Заблестела разноцветная мозаика, но куда-то исчезла ее форма и даже узор. Стены растаяли в облаке цветного манящего тумана, в котором мы могли бродить целую вечность.
     И она... Царица Небесная, правящая всем этим с высоты своего непоколебимо неподвижного величия.
     Исполнились все самые страстные желания моего детского сердца.
     "Она живая, она настоящая, она правит землей и Небесами!"
     Царь и царица. Они не шелохнулись. Ничто не отражалось в их глазах. Они на нас не смотрели. И не смотрели на обгоревшее существо, постепенно приближающееся к их трону.
     Руки царской четы были унизаны множеством браслетов с замысловатыми надписями. Ладони лежали на бедрах. Привычная поза многих египетских статуй. Но никакая статуя не могла с ними сравниться.
     "Корона, ей нужна корона",- сказала я и с поразившей меня саму энергией направилась в ее сторону.
     Мариус взял меня за руку. О