им друзьям при дворе, что у меня нет никакого желания становиться
его женой. Совет рассчитывал, что я доверюсь  сэру  Энтони  и  во  всем  ему
признаюсь, но вместо этого ему не удалось выжать из меня ничего, кроме слез.
   Это придало мне сил. Я даже улыбнулась своему новому инквизитору.
   - Если вы занимаетесь моим делом, то в чем же оно заключается? Последнему
бродяге позволено узнать, в чем его обвиняют! В чем моя вина?
   Он едко усмехнулся:
   - Это я хотел бы услышать от вас, миледи.
   - Я ни в чем не виновата! - выпалила я, а у самой дрожали поджилки.
   - Когда вы с лордом Садли договорились о свадьбе?
   Он спросил это небрежно, как бы между  прочим,  но  я  увидела  пропасть,
разверзшуюся у моих ног.
   - Не было этого! - Я задохнулась.  -  Он  никогда  со  мной  об  этом  не
говорил.
   - И ни с кем-нибудь не говорил? Еще одна ужасная ловушка! Я вспомнила Кэт
с ее безрассудной болтовней, и Парри тоже  имел  глупость  ввязаться  в  это
дело. Они меня не предадут, в  этом  я  была  уверена.  Но  что  совету  уже
известно? Знают ли они о безумствах, что творились в прошлом году, когда мой
лорд приходил ко мне в спальню и резвился со мной в постели?  Боже  сохрани,
иначе я опозорена! Я в страхе сжала губы, и это не прошло  незамеченным.  Он
снова улыбнулся. Ему это доставляло удовольствие.
   Я попыталась вернуть инициативу:
   - Приведите сюда моих людей, и вы увидите, что между  нами  нет  никакого
сговора! Он снова улыбнулся.
   - Я бы с радостью, мадам, - мягко сказал он, - но это невозможно.
   И снова на лице его появилось довольное выражение. Слова замерли у меня в
горле. "Это невозможно..."
   Я больше не могла сдерживаться:
   - Где же они?
   Но я уже знала. Я  знала  прежде,  чем  задала  этот  почти  риторический
вопрос.
   - Где, мадам? Там, где им и полагается быть. Там же, где сейчас сидит ваш
нареченный лорд и супруг, где  вы  скоро  к  нему  присоединитесь,  где  все
изменники кончают свои подлые жизни, - где им быть, если не в Тауэре?

Глава 9

   Говорят, слезы девственниц обладают целебны ми свойствами, как жемчужины,
поднятые с морского дна в полнолуние. Правда  это  или  нет,  но,  когда  не
оставалось других средств, мои слезы текли ручьем. При одной  только  мысли,
что меня могут бросить в Тауэр.., где моя бедная мать встретила свой ужасный
конец.., где держали моего незабвенного лорда Серрея.., где  сейчас,  в  это
самое время, томится мой последний лорд...
   Как я тогда плакала, горюя о Кэт и об остальных!

***

   Но теперь слезы не помогали,  ибо  игра  началась  всерьез.  Против  сэра
Роберта  мой  старый  друг  сэр  Энтони  Денни  был  новичком  в   искусстве
инквизиции.
   - В Тауэре?
   Мой новый противник подавил зевок.
   - Да, в Тауэре, и они уже облегчили свое сердце  в  жалобных  признаниях,
как это делают все пойманные птички.
   Он небрежно переворошил свои бумаги и кинул мне два листка.
   - Здесь они рассказали обо всем, что  произошло  в  Челси  между  вами  и
лордом Сеймуром, - мне все  известно  с  их  слов,  каждое  из  которых  они
скрепили своей подписью. Вам ведь знаком их почерк?
   Не хуже, чем свой собственный, но неужели они меня предали?
   - А теперь скажите мне, леди, как вы можете отрицать, что  между  вами  и
лордом Садли все было уже сговорено, когда вы,  ни  от  кого  не  скрываясь,
разрешали ему в обращении с вами такие вольности,  которые  возможны  только
между мужем и женой?
   Не все, не все, но сейчас даже и тех слишком много...
   - Вольности, какие вольности?
   Глупо было все отрицать, это только  сыграло  ему  на  руку.  С  улыбкой,
которую я уже научилась бояться, он потянулся за бумагой,  лежавшей  к  нему
ближе всего.
   - Ну, вы позволяли ему приходить к вам, -  он  притворился,  что  читает,
хотя он и так все знал наизусть, - рано утром, когда  вы  лежали  в  постели
обнаженная.., снимать все покровы.., касаться вас.., видеть вас и переходить
границы дозволенного между порядочной девушкой и мужчиной...
   Его маленькие черные глазки жарко блестели от похотливого возбуждения: он
уже видел меня обнаженной, укрытой одной только простыней,  чувствовал,  как
его рука тянется сорвать с меня последний покров, у него  руки  чесались  от
желания прикоснуться ко мне. Мои соски горели, грудь и шея пылали -  я  была
готова сквозь землю провалиться со стыда. Не в силах  поднять  взгляд,  я  в
душе пожелала ему гореть в огне в девятом круге ада.
   Но он уже оставил эту тему и решил зайти с другой стороны:
   - А  разве  этот  беспутный  лорд,  ваш  муж,  не  выпорол  однажды  вашу
наставницу мистрис Кэт, когда она вела себя с ним недостаточно  почтительно?
Кто, кроме мужа, имеет право наказывать жениных слуг? - Он сухо  усмехнулся.
- И как же проходило это наказание? Он приказал  ей  лечь  и  задрать  юбки,
чтобы ему было удобней до нее добраться?
   Вот скотина! И как у него язык не отсох!
   - Нет! Нет! Нет!
   - Он этого не делал? - Его лицо выражало притворное неведение.  -  Такого
не было? Но мистрис Эшли сама говорит, что он ее наказал.
   - Это правда, но все было не так, как вы говорите.
   - А как все было, леди? И как он прикасался к вам? Как муж к жене?
   Паутина его слов опутывала меня!
   - Я не была тогда его женой! Он был еще женат на королеве Екатерине!
   - Значит он вас сделал своею позже?
   - Нет! Не было этого. Ни тогда, ни потом!
   - Да бросьте, мадам, - засмеялся он. - Я по глазам вижу, что вы лжете. Но
если  вы  невинны,  -  он  наклонился  вперед,   чтобы   нанести   последний
убийственный удар, - то как вы объясните ваше интересное положение?
   У меня кровь застыла в жилах.
   - Мое положение?
   Он посмотрел на меня так, как смотрят на  последнюю  блудницу,  когда  ей
заголяют зад, секут и возят по улицам на тачке.
   - Да, мадам, ваше положение. Скажите, когда вы ожидаете появления на свет
вашего ребенка?

***

   Моего ребенка?
   Земля и небо остались на своих местах, но комната кружилась и плыла перед
моим помутившимся взором.
   Моего ребенка? От гнева я потеряла дар  речи,  меня  трясло,  как  терьер
трясет пойманную крысу. И в этом было мое спасение.
   В ярости я вскочила на ноги:
   -  Пошлите  за  повивальной  бабкой,  любая  старая  ведьма,  которую  вы
приведете, подтвердит, что я девственна! Приведите милорда, пусть он при мне
повторит, что овладел моим телом, и я заставлю его взять свои слова назад. А
вы - если у вас нет веских доказательств, то откажитесь от своих обвинений и
извинитесь, или вы за это поплатитесь! Вы забываете, сэр, что я  по-прежнему
сестра  короля  и  дочь  покойного  короля,  и  вы   сами   изменник,   если
осмеливаетесь возводить клевету на мою непорочность,  чернить  мое  тело,  в
котором течет королевская кровь.
   По его вытаращенным глазам и  напряженной  спине  было  заметно,  что  он
испытал  шок.  Когда  он  снова  заговорил,  его  голос  звучал  уже  совсем
по-другому:
   - Мадам, это только сплетни...
   Я не собиралась упускать свой шанс.
   - Я прошу  только  об  одном.  Позвольте  мне  написать  лорду-протектору
Сомерсету, чтобы опровергнуть все выдвинутые  против  меня  обвинения.  -  Я
глубоко вздохнула. - А также заступиться за милорда Садли, чьи преступления,
если оставить в стороне клевету на меня, вряд ли так уж велики...
   Сказать по правде, я шарила в темноте наугад, ибо я даже не представляла,
в чем его обвиняют. Сэр Роберт мрачно кивнул.
   - Вы так считаете, миледи?  Тогда  послушайте  доброго  совета.  Если  вы
решили написать лорду-протектору, то пишите только  о  себе.  Не  упоминайте
даже имени его брата: для лорда-протектора оно сейчас хуже  чумы  и  холеры.
Вам его не спасти - этого не в силах сделать  даже  Бог  на  небесах,  -  но
мудрый человек, - он мгновение помедлил и наградил меня взглядом, в  котором
восхищение перемешалось с иронией, - вернее сказать, мудрая дева знает,  что
когда большое колесо катится под гору, лучше его  отпустить,  чем  оказаться
под его обломками.
   - Под обломками?
   Неужели для него все кончено?
   - Он - упавшая звезда, - безжалостно сказал, как  припечатал,  Тиррит.  -
Отщепенец и пария, позор нашего королевства!
   Отщепенец  и  пария?  Мне  снова  стало  страшно,  ибо  чем  ужаснее  его
преступления, тем хуже для меня.
   - Что он сделал?
   Сэр Роберт усмехнулся.
   - Спросите лучше, чего он не делал? Позвольте мне рассказать вам, миледи.
***

   Сразу после смерти Екатерины он начал  готовить  заговор.  Однако,  чтобы
захватить власть, ему нужны были люди и деньги.  Но  несчастная  случайность
определила его судьбу, ибо об ту пору его затея была лишь воздушным  замком.
Ему сказали, что начальник монетного двора, сэр  Вильям  Шэрингтон,  чеканит
монеты в свой карман и богатеет.
   Это было сатанинское искушение, и мой отчаянный лорд поддался на него. Он
увидел в этом не преступное корыстолюбие, но знак небес, указавший ему,  где
найти нужную сумму. Он заставил Шэрингтона отчеканить еще денег и забрал  их
себе.
   Время его истекло, и Сатана пришел за ним. Слухи и сплетни докатились  до
лорда-протектора, и он приказал своему брату  явиться  в  Лондон  и  держать
отчет.
   Мой лорд отказался, но теперь пути назад ему уже не было. Он  намеревался
захватить короля и править от его имени. Он добрался до черной  лестницы,  в
самом сердце дворца Уайт-холла. Он об манул стражу, дав им ложные  указания,
и уже почти схватил короля, если бы не маленький спаниель, комнатная собачка
Эдуарда, который кинулся на них с громким лаем. Тогда мой лорд застрелил его
из пистолета.
   Выстрел переполошил весь дворец,  и  заговорщика  схватили.  В  его  доме
устроили обыск и нашли доказательства его преступлений вместе  со  всей  его
казной - не меньше 200 тысяч  крон.  Даже  проиграв,  он  не  утратил  своей
гордыни:  требовал,  чтобы  ему  оставили   свободу   и   дали   возможность
беспрепятственно уехать во Францию, а также утверждал, что никогда  в  своей
жизни не замышлял ничего худого против короля, совета или  лорда-протектора.
Его арестовали и бросили в Тауэр. И там он теперь томится - падший Лоцифер.
   Потащит ли он меня за собой в  бездну?  Стану  ли  я  той  девственницей,
которую, как в древние времена, принесут в жертву на могиле великого воина?
   Нет, атому не бывать, пока я, в силах думать и говорить!

***

   Теперь допросы напоминали поединок фехтовальщиков, и я почувствовала  под
ногами твердую почву.
   - Вы очень умны, мадам, я вижу, силой  от  вас  ничего  не  добьешься,  -
неохотно признался он.
   Но хитрый Тиррит полагал, что за мной все-таки есть какая-то вина, и  был
твердо намерен выяснить, какая именно. Но  я  была  чиста.  Я  не  совершила
измены, точно так же  как  Кэт  и  Парри.  Единственное,  что  мне  пришлось
признать, - это то, что я и мой лорд были близко  знакомы.  Пришлось,  снося
унижение, рассказывать, как он развлекался в моей опочивальне.
   С каким же наслаждением Тиррит это слушал! Он мог часами расспрашивать  о
том, когда и куда  приходил  мой  лорд,  в  каком  виде  он  меня  заставал,
дотронулся ли он до меня, ударил ли и насколько я была при этом обнажена. Но
хотя я корчилась от стыда под его жарким похотливым взглядом и мне казалось,
я чувствую его пальцы на своем теле, пока он старался  нащупать  пропуски  и
несоответствия в моем рассказе, - несмотря на всю мерзость происходившего, я
говорила себе, что эта мука - небольшая цена за жизнь и свободу.  И  наконец
сэр Роберт, как и сэр Энтони до него, вынужден был признать свое поражение.
   В тот день, когда он и его позвякивающие  доспехами  воины  покинули  мой
дом, я приказала музыкантам играть и, несмотря  на  Великий  пост,  устроила
праздник, на котором  танцевала  до  упаду,  торжествуя  победу.  Так  будут
повержены все враги девственной воительницы!
   Теперь можно было вернуться к прежней, одинокой жизни, ибо с этой  минуты
я снова становилась хозяйкой самой себе. Теперь я снова возьму в  свои  руки
бразды правления над Хэтфилдом и буду царить здесь как настоящая королева  в
полной безопасности.

***

   Однако Кэт вернулась ко мне  лишь  в  августе:  она  сильно  сдала  после
пережитого потрясения. Мой старый казначей за время, проведенное  в  тюрьме,
постарел на несколько десятков лет  и  с  той  поры  делал  в  своих  книгах
расходов такие ошибки, что мне приходилось проверять за ним каждую строку.
   Но самое худшее из всего этого - смерть моего лорда. Ибо  он  должен  был
умереть, спасения ему не было. Умер он, как и жил, - самонадеянно, бешено  и
себялюбиво. В свою последнюю ночь он написал мне тайное послание,  нацарапав
его металлическим наконечником шнурка: писать открыто он не мог.
   Если вы видите в этом  последнюю  вспышку  нашей  любви,  то  вы  жестоко
ошибаетесь. В его последнем письме не было ни слова  о  любви,  не  было  ни
жалости или нежности, не было даже страха и надежды  на  спасение.  Там  был
лишь страстный призыв  свергнуть  его  брата  и  заставить  лорда-протектора
поцеловаться с плахой.
   И кроме того, я могу вам сообщить, что такое же, слово в слово, письмо он
написал Марии, моей сестре, - но и тут удача от него отвернулась, потому что
слуга, получивший приказ пронести оба письма в его бархатном башмаке, предал
его сразу же, лишь только его голова слетела с  плеч,  и  отнес  эти  письма
прямиком лорду-протектору - тому самому брату, чьей смерти жаждал мой  лорд,
о чьей погибели он мечтал и молился в свою последнюю минуту...
   Он умер страшной и бесславной смертью, и многих еще потянуло за собой его
падение.

***

   Но я уцелела. Это была первая великая опасность, которой  я  избежала,  и
первый суровый урок, который я помню до сих пор.
   Итак, его не стало, и с его смертью пришел конец всей этой истории.

***

   Но не ее последствиям - они еще долго тяготели над нами. После всех мук и
переживаний той поры, когда, клянусь Богом, я чувствовала, как голова дрожит
у меня на плечах, на меня обрушилась зеленая тоска и ужасные головные  боли,
доводившие меня до беспамятства. Я не могла принимать пищу и отощала чуть ли
не до костей, мои женские  дела  и  раньше  никогда  не  были  сильными  или
регулярными, а теперь совсем прекратились на несколько месяцев, и,  не  имея
возможности излить дурные соки, я чахла еще больше.
   Но  больная  или  здоровая,  я  не  переставая  умоляла  лорда-протектора
отпустить мою Кэт и мастера Парри. Но только когда моя болезнь приняла такой
оборот, что доктора в один голос заверили лорда-протектора, что  моя  смерть
будет на его совести, он наконец смягчился.  Через  неделю  у  наших  дверей
остановились лошади, и люди короля вынули Кэт из паланкина, а рядом стоял ее
муж Эшли.
   Мы с ней не сказали ни слова, лишь молча  обнялись  и  прижались  друг  к
другу так крепко, что даже не  могли  плакать.  Мне  показалось,  она  стала
меньше ростом и так исхудала, что кости торчали.
   - Ах, моя миледи, - услышала я прерывающийся  шепот,  -  простите  ли  вы
меня? Или все-таки отошлете?
   Я была так счастлива, что даже не стала над ней подшучивать.
   - Нет, если только ты дашь слово, что  больше  не  будешь  выдавать  меня
замуж!
   В ее глазах промелькнул отсвет былого веселья:
   - Ну уж нет, пусть меня разорвут на кусочки дикими конями!

***

   Наши раны заживали медленно, ибо смерть своим крылом все-таки задела всех
нас. Но я не только оплакивала прошлое, но и училась. Ибо теперь  мне  стало
понятно, как мало я усвоила из уроков Гриндала, как едва  не  стала  орудием
тех, кто рыщет вокруг трона в поисках власти. Заручившись моей любовью, лорд
Сеймур мог поднять мятеж, стоивший моему брату  короны,  и  правлению  нашей
династии пришел бы конец.
   Мне не забыть полный презрения взгляд, который бросил на меня сэр Энтони,
подозревая, что я уже не девственна. Этот взгляд  по-прежнему  жег  и  мучил
меня, и я поклялась, что больше никогда не дам ни одному мужчине  повод  так
на меня смотреть.
   Я попросила Парри убрать все мои наряды, драгоценности и румяна; она даже
не сопротивлялась - так велико было пережитое потрясение. Я приказала убрать
все свои старые наряды и сшить новые, очень скромные. Мне хотелось выглядеть
идеальной девой, чуть ли не монахиней, чтобы пресечь все сплетни обо мне.
   Я писала брату письма, которые, как и моя внешность, должны были  создать
образ чистой, серьезной девушки, скромной и благовоспитанной. Я не просила о
разрешении приехать ко двору, ибо понимала, что пока  лорд-протектор  держит
власть в своих руках, он не допустит туда ни меня,  ни  Марию.  Но  я  могла
попробовать завоевать симпатию Эдуарда. И в этом у меня был  союзник  -  мой
старый   друг   Сессил,   поднявшийся   к   вершинам   власти    вместе    с
лордом-протектором и разделивший его успех. Сессил  теперь  стал  секретарем
совета и время от времени посылал  мне  весточки  с  парой  слов  привета  и
ободрения, из чего я поняла, что он не забыл нашей последней встречи, как  и
я не забыла оказанной мне услуги, когда он единственный в целом мире  сказал
мне правду о смерти моей матери.
   Но самой большой радостью для меня в то время были книги и мой учитель  -
Эскам. Его острый ум, его терпение и любовь к своей науке струились на меня,
как воды Иордана, очищая и возрождая меня к новой жизни. Я так много  узнала
и выучила за это время, что, по его словам, никакая другая девушка не  могла
со мной сравниться.
   - Вы так думаете, учитель? - довольная, переспрашивала я  его.  Теперь  я
знала латынь, греческий, немного древнееврейский, французский и итальянский,
а также немного испанский, но по-прежнему искала одобрения своего наставника
и готова была работать вдвое больше, чтобы еще раз  заслужить  его  похвалу.
Словом, наша деревенская жизнь потекла спокойно  и  размеренно,  так  она  и
тянулась бы до конца дней, если  бы  невидимо  для  нас  слепая  фортуна  не
повернула свое колесо.

***

   Была середина октября, в полях и лесах уже веяло дыханием осени, поросшие
мхом яблоневые деревья  стонали  под  тяжестью  поздних  плодов,  и  кабаны,
накапливая жир к зиме, как велит им природа, рыскали вокруг дубов в  поисках
своих любимых желудей. В эти последние теплые октябрьские дни, когда  солнце
еще не затянули осенние тучи, я не могла усидеть дома.
   В тот день - это был вторник - мы прогуливались верхом в парке  и  теперь
возвращались домой, опаздывая к обеду. Мы медленно ехали в  свете  гаснущего
дня к Нэтфилду, видневшемуся красной линией на горизонте, и  тут  я  увидела
всадника, мчавшегося вдоль дороги, а затем повернувшего  к  дому.  Он  летел
напрямик, как стрела, на полном скаку срезая угол по бездорожью.  Земля  там
была неровная, как я уже  имела  случай  убедиться,  с  кочками,  кроличьими
норами и незаметными с первого взгляда глубокими ямами, заполненными  водой,
и надо было быть превосходным наездником, чтобы удержаться в седле, скача во
весь опор по такой опасной местности. К тому же его лошадь едва держалась на
ногах - даже издали было  заметно,  что  бедное  животное  измотано  бешеной
скачкой и вот-вот рухнет.
   - Скачи к  нему  на  помощь,  Ричард,  и  ты,  Джеймс,  -  воскликнула  я
встревоженно, - иначе он расшибется!
   Но едва я это произнесла, он умелым  движением  подбодрил  коня  и  отсек
всякую возможность преследования, доскакав до стены, окружавшей  Хэтфилд,  и
скрылся за ней. Мы помчались за ним.
   От его коня - могучего гнедого жеребца, -  который  стоял  пошатываясь  в
мощенном булыжником дворе, где слуги обтирали его насухо, валил  пар.  Седло
как у лорда. Кто-нибудь из членов совета?
   - Ваш мажордом мастер Вайн просит вас пройти в дом.
   - Спасибо, Эндрю.
   Все вокруг потемнело, или мне только показалось? Идя через двор в Большой
зал, я старалась спрятать свой страх поглубже. Вайн ждал меня, держа в руках
подсвечник.
   - К вам гонец от королевского двора, миледи.
   - Что ему нужно?
   - Он сказал, что сообщит