снял  корсаж,  робу,
рукава с буфами. пока я не осталась перед ним в  одной  сорочке,  словно
служанка.
   Он умело отыскал шпильки  в  моей  прическе,  волосы  рассыпались  по
плечам.
   - Моя любовь - моя королева, моя владычица!
   Он мягко потянул меня на подушки. Теперь его руки скользили  по  моей
груди, лишь тонкая льняная сорочка отделяла его пальцы от моей  кожи.  Я
сгорала от вожделения, мои соски заострились от его ласк, его  поцелуев.
Он развязал ленту у меня на шее, потянул сорочку вниз,  так  что  я  вся
оказалась у него на виду.
   - О-о-о... - Дыхание с хрипом вырывалось из его  горла.  -  Смотрите,
мадам, смотрите...
   Я  всегда  переживала,  что  у  меня  маленькие   груди,   завидовала
пышнотелым грудастым теткам вроде Эми и Леттис. Но сейчас, видя  Робинов
восторг... Медленно, медленно  ласкал  он  мои  груди,  так  что  я  уже
дрожала, задыхалась, рыдала, но не от горя, не от горя...
   Внезапно  меня  охватил  страх,  я   заметалась   в   его   объятиях,
застонала...
   - Ш-ш-ш, милая, смотри - я разденусь первым, это совсем не страшно.
   Он стянул чулки. Его тело сияло, как мраморное, от его красоты у меня
перехватило дыхание.
   О, мужская краса, жаркая, напряженная, сильная...
   Одну за другой он снял с меня нижние  юбки  и  сорочку,  так  что  мы
оказались на клумбе из благоуханного льна и кружева. Он гладил мое тело,
отзывавшееся на его  ласку,  трепещущее  от  желания.  Закрыв  глаза,  я
чувствовала, как его руки, его губы скользят по моему животу, замирают в
треугольничке золотистых волос...
   Я задыхалась на вершине неведомого прежде блаженства - я и не  знала,
что такое бывает, откуда оно берется...
   И вот его тело, его мужское тело, длинное, гладкое, мускулистое...
   Он раздвинул мне ноги и вошел в меня бесконечно нежно, шепча:
   - Моя королева, моя жена.
   Один раз я вскрикнула от острой боли.
   И сразу словно судорога свела меня, в глазах потемнело, я была как  в
облаке - невыразимом, невообразимом.
   Любовь в облаке...
   Я лежала умиротворенная, окутанная белой дымкой блаженства.
   - Любовь моя?
   Его глаза так близко от моих - словно синие озера блаженства, родники
неисчерпаемой радости. Я поняла - он тоже умиротворен.
   Жребий брошен.
   Я - его женщина, так было всегда, теперь так будет вечно.
   И вот-вот стану его женой.
   Мы медленно подобрали одежду, ласково  помогли  друг  другу  одеться,
словно  сельские  супруги,  а  не  господин  и  госпожа,  в   жизни   не
застегнувшие собственной пуговицы. Наконец мы были одеты. Застегивая  на
нем воротник, я со вздохом  поцеловала  его  в  шею,  а  он  в  ответ  -
поцеловал меня, защелкивая замок жемчужных подвесок.
   - Последнее объятие до свадьбы?
   Он обхватил меня руками.
   Поцелуй был долог, словно вечность...
   Как же долго предстояло этому поцелую утешать меня и поддерживать...

***

   - Королева! Где королева?
   Кричали в большой зале, сразу же поднялся гвалт, слышались испуганные
и раздраженные возгласы.
   Я остолбенела от ужаса.
   - Господи, что стряслось? Опасность? Государство в опасности?
   Робин покачал головой и повлек меня к часовне.
   - Не знаю и не хочу знать, идемте, миледи, идемте!
   Но я не двигалась, только озиралась, как загнанная лань. По одну руку
от меня был парадный зал, где я - королева и ко мне  взывают  подданные,
по другую - маленькая часовня, где я через три  минуты  стану  Робиновой
женой.
   Шум за дверью все нарастал:
   - Королева! Королева! Королева!!!
   - Госпожа... Елизавета! Заклинаю вас, идемте...
   Он с молчаливой мукой простирал ко мне ладонь. Я стояла недвижно.  Он
зарыдал. Но в моем помертвевшем сердце не сыскалось и слезинки. С сухими
глазами я шагнула к двери и распахнула ее настежь.
   - Кто здесь? Что стряслось?
   Хаттон вбежал в комнату, упал к моим ногам.
   - Ваше Величество! Донесение о заговоре против  вашей  жизни!  Герцог
Норфолк заодно с Марией Шотландской  и  ваши  графы  подняли  на  севере
мятеж!

Глава 18

   Зачем я послала Норфолка в Шотландию?

   Вопрос, который я задавала себе всю оставшуюся жизнь. Хотя спрашивать
следовало: Зачем он меня предал?
   Первый  из  моих  пэров,  единственный  в  Англии   великий   герцог,
граф-маршал, могущественнейший вельможа  страны  -  как  этот  дурак  не
видел, что интересы у нас общие, что его власть опирается на мою? Он  же
был мой кровный родич, Говард,  его  дед  и  моя  бабка  были  братом  и
сестрой, более того, в его черных  жилах  текла  кровь  святого  короля,
Эдуарда I, прозванного Исповедником, - он что, об этом не думал?
   А я-то хотела ему помочь! Думала,  поездка  в  Шотландию  в  качестве
вице-короля, переговоры с лэрдами о важнейших делах королевства прогонят
упорную меланхолию, овладевшую им после смерти жены  и  ребенка  -  того
ребенка, что стоил ей жизни.
   Надо было быть умней, надо было опасаться северных графов.
   Его  покойница  жена   была   северянка,   Анна   Дейкрс,   из   рода
Уэстерморлендов. Одна его  сестра  замужем  за  графом  Уэстерморлендом,
другая - за лордом Скропом Карлайлем, который принял у себя Марию,  едва
та пересекла границу... Ах, они все сплелись, словно змеиный клубок!
   Ужели и я, как и "русалка" Мария, ни  рыба  ни  мясо,  одно  сплошное
распутство, женщина, которую  поэты  и  живописцы  превратили  в  этакий
вечный символ, - ужели и я ослепла от страсти?
   Не рассуждала, но влеклась любовью?..
   Пусть так, больше это не повторится.
   Потому что тогда я потеряла Робина.
   Пожертвовала любовью ради Англии - не Робинова невеста, но английская
королева.
   Когда пришло время выбирать, я выбрала ее, не его.
   И мы оба знали: прошлого не воротишь.

***

   Дрожа, я уставилась на Хаттона:
   - Выкладывайте.
   Он запинался от страха:
   - Сообщили.., сообщили о заговоре.., что герцог  собирает  на  севере
армию..,  что  он  объединился  со  всеми  тамошними  графами,   тайными
папистами, чтобы освободить королеву Шотландскую,  посадить  ее  на  ваш
трон и жениться на ней!
   Я стиснула трясущиеся руки.
   - Послать за герцогом, пусть ответит за это!
   - Мадам, уже послали.
   Это сказал Сесил. Он стоял  в  окружении  своих  молодых  помощников,
бледный, как никогда, губы - серая черта.
   - Прежде чем выехать к вам из Лондона, я вашим  именем  приказал  ему
явиться. Он ответил, что не может приехать, потому  что  болен,  приедет
погодя.
   -  Однако  болезнь  не  помешала   ему   немедленно   отправиться   в
Кеннингхолл, откуда он сможет взбунтовать весь Норфолк, - в  Кеннигхолл,
свою наследственную вотчину, где у него десять тысяч  человек,  шестьсот
квадратных миль земли и откуда он получает больше годового  дохода,  чем
Ваше Величество со всего Уэльса!
   Это произнес бледный от ярости  стройный  темноволосый  юноша.  Сесил
утер лоб рукой.
   -  Ваше  Величество  помнит  Фрэнсиса  Уолсингема,  он  был  с  вашим
посольством во Франции, сейчас помогает мне в этом сложнейшем деле.
   Напряженное тело Уолсингема выражало досаду, узкое лицо пылало.
   - Ваши враги действуют, мадам, это дело рук королевы  Шотландской!  -
крикнул он. - Ее уличают ее собственные письма герцогу,  они  у  нас,  и
подстрекательские слова, о которых доносят наши люди из числа  ее  слуг.
"Я - королева Англии, - похвалялась она, и хуже того:
   - Месяца не пройдет, как по всей  этой  стране  снова  будут  служить
мессу!"
   Тошнота скрутила желудок -  если  бы  только  выплюнуть  эту  отраву,
застрявшую в горле...
   Мария! Источник всех измен! Я знала, что так и будет, я предвидела...
   О, вещая моя душа!
   - На кого по-прежнему можно полагаться?
   И кто против нас? - с усилием проговорила я.
   Сесил поклонился:
   - Граф Сассекс извещает,  что  его  люди  наготове,  он  ждет  вашего
приказа. Графы Дерби и Шрусбери держатся в сторонке; в совете  они  были
заодно с герцогом, но воевать на его стороне не собираются. Но ваш  граф
Уэстерморленд, Дейкрс и граф Нортемберленд - все бежали в свои земли  на
севере и, по слухам, выступят, как только герцог подаст им  знак.  Лорды
Арундел и Пембрук по-прежнему в Лондоне, под надзором...
   - Пембрук? И Арундел?
   Нортемберленд - да, ясно, почему против меня папист, один из Марииных
новоиспеченных вельмож. Но Пембрук и Арундел? Честный  вояка,  служивший
моему отцу и  брату,  возводивший  на  трон  сестру  Марию..,  и  бывший
воздыхатель Арундел, который сейчас мог бы быть моим мужем?..
   ...мужем...
   Я не смела взглянуть налево, где тот,  кто  некогда  звался  Робином,
стоял недвижнее статуи, безмолвнее вечности...
   Сесил кивнул:
   - Оба на той неделе замечены в близких отношениях с герцогом...
   Сердце остановилось.
   - Возьмите их под стражу. Потребуйте, чтобы Норфолк вернулся - во имя
вассального долга! Хоть на носилках! Велите графу  Сассексу  вступить  в
Йорк и сколь возможно замирить край.
   Уолсингем подался вперед.
   - А королева Шотландская? -  спросил  он  с  нажимом.  -  Ее  следует
немедленно отправить на юг, где мятежникам до нее не добраться.
   В замке Ковентри есть гарнизон, там, в  верном  вам  Уорвикшире,  она
будет под надежной охраной.
   Верный Уорвикшир - верный Уорвик, верный Кенилворт...
   Довольно.
   - Да! - крикнула я. - И сообщите графу  Шрусбери,  что  он  будет  ее
сторожить! Пусть явит свою верность долгу, докажет,  какой  королеве  он
служит!
   - А Вашему Величеству следует удалиться отсюда.
   Это Робин. Нет  сил  взглянуть  на  него.  Голос  мертвый,  холодный,
безличный, как у герольда или глашатая. Ни одна живая душа  не  поверит,
что всего полчаса назад я жила, любила и стала женщиной  в  кольце  этих
рук.
   О, Робин...
   - В Виндзор, ваша милость.
   Я знала, почему он назвал Виндзор: Виндзор из всех ваших замков легче
всего оборонять...
   - Я прикажу подать лошадей.
   Он с поклоном удалился. А за ним - мое сердце, моя жизнь.

***

   Говорят, бывает, что четвертуемый живет, даже вроде бы говорит, когда
у него уже вырвали сердце. Так было и  со  мной.  Омертвелая  внутри,  я
по-прежнему жила. Загнанная в Виндзор, я сидела, недвижная и безгласная,
на  военном  совете,  где  мои  лорды  силились  сопоставить  полученные
сведения и свои опасения.
   - Герцог попал в сети к шотландской королеве, едва пересек границу, -
докладывал Сесил (при свечах его лицо казалось странной маской). - Когда
он вел переговоры с лэрдами, один из ее присных позвал его на  соколиную
охоту, а там без обиняков предложил от ее имени  ее  руку  и  английский
престол в придачу.
   - Ее руку? - изумился Ноллис. - Паписты поганые! Она  же  замужем  за
графом Босуэллом!
   Надо думать, она собралась отделаться от этого мужа,  как  отделалась
от предыдущего! Она его поманила...
   - Показала ему царства мира и славу их, и он  внял  искусительнице  и
пал, - съязвил Уолсингем.  -  За  этим  предательством  последовали  все
остальные...
   Предательством...
   Я не  смела  взглянуть  туда,  где  сидел  Робин  -  бледный,  тихий,
уставившись в стену. Я принуждала себя слушать, слушать и думать.
   Конечно, мы слышали о происках королевы.
   Где только она не искала себе мужа с  самого  своего  возвращения  из
Франции - она пыталась подлепить даже дона Хуана  Австрийского,  который
всегда воевал! -  по  этому  поводу  я  как-то  неудачно  подшутила  над
Норфолком, посоветовала ему как вдовцу остерегаться той, которая  завела
себе привычку хоронить мужей...
   Он же видел ее "письма из шкатулки",  собственноручные  свидетельства
ее любви к Босуэллу и соучастия в заговоре  против  мужа.  Значит,  этот
трусливый предатель знал, что  представляет  собой  Мария  -  распутная,
преступная шлюха, тоскующая по  французскому  обычаю  оголяться,  словно
публичная девка перед поркой!
   И он собрался на ней жениться!
   А я поверила его пылким заверениям,  что  он  и  думать  об  этом  не
станет!
   Дура!
   Дура!
   Дура!
   Что же теперь?
   Сассекс удерживает Йорк, но кому еще доверять?
   Я оглядела лица сидящих за столом, эти причудливые маски в  мерцающем
сумраке. Сесил и Уолсингем, Ноллис и мой двоюродный дед  Говард,  старый
лорд Полет, Робин...
   Робин...
   Я взяла себя в руки.
   - Объявите рекрутский  набор  -  пусть  кузен  Хансдон,  лорд-адмирал
Клинтон и лорд Уорвик соберут  собственные  войска  -  по  меньшей  мере
десять тысяч человек - и пусть Сассекс введет принудительную вербовку по
законам военного времени, наделите его соответствующими полномочиями.
   Они  откланялись  и  удалились.  Струхнувшая  Парри,  Кэри,  Радклифф
помогли мне раздеться  и  оставили  меня.  Радклифф  легла  в  прихожей,
напротив двери в мою спальню, а не в ногах моей кровати, как обычно, - я
хотела побыть наедине. И наедине со свечой я вглядывалась в зеркало моей
души, и там, среди теней, увидела то, что увидела.

***

   Не девственница - женщина, как другие.
   Но не мужняя жена, как другие,  и  нет  у  меня  благоверного,  чтобы
предложил мне свою любовь, свою силу, свою поддержку и  утешение,  чтобы
встал рядом в час испытания.
   И все же в душе - честная женщина, ибо, отдаваясь Робину, я  убеждала
себя, что должна стать - да и стала, как же иначе, - его женой.
   А вдруг - Боже, помоги мне - мать? Конечно, иные женщины  вроде  моей
сестры Марии оставались бездетными в многолетнем, браке, зато другие,  я
знала, разок полежав с мужчиной, становились матерями.
   О, Господи, нет!
   Возможно ли такое?
   Безумие охватило меня.  Я  слышала  трезвон  по  всей  Европе.  Самая
лакомая новость с тех пор, как моя  мать  забеременела  от  моего  отца!
"Английская королева поиграла в одну игрушку и теперь брюхато  от  лорда
Дадли..."
   И что, придется выйти за него  замуж!  А  он,  отвергнутый  у  самого
алтаря, знающий, что я предпочла ему  Англию,  женится  ли  он  на  мне,
носящей его дитя?
   И этого я хотела? На это рассчитывала?
   О, этак я еще умоюсь слезами!
   Думай! Думай! Когда  у  меня  последний  раз  были  месячные?  Ладони
вспотели, я вцепилась  в  край  стола.  Не  на  прошлой  неделе,  не  на
предыдущей, это точно - ни даже за неделю до этого, почти  наверняка,  -
так что если у меня начнется в ближайшие дни, через неделю, в  крайности
через две - все в порядке.
   Если нет...
   Это будут самые долгие недели в моей жизни.
   Я уже чувствовала себя на год старше женщины, которая  сегодня  утром
вставала, полная надежд. День прошел, всего  день  -  поверишь  ли,  что
столь малый срок разделяет меня тогдашнюю и теперешнюю?
   Я  затыкала  рот  кулаком,  кусала   костяшки   пальцев,   чтобы   не
разреветься.
   А если я потеряю трон, окажусь во власти Марии, что тогда?
   А если мне грозит плаха, не обрадуюсь ли я, что могу,  как  пойманная
воровка, которой грозит повешение, прикрываться брюхом", чтобы  выиграть
несколько  месяцев  жизни?  .

***

   Однако какой жизни? Я бы не поверила, что можно так сильно  страдать.
Словно безрукая и безногая, я проходила сквозь лабиринт боли.
   После утраты Робина мне было  почти  безразлично,  восторжествует  ли
Норфолк, восстанет ли север, утрачу ли я жизнь и с ней все остальное.
   Он наконец приехал, Норфолк, прискакал  в  Лондон,  когда  Сесил  уже
послал против него войско. Великий предатель явился с уверениями, что не
замышлял  ничего  дурного,  что   послал   к   сообщникам-графам   гонца
отговаривать их от восстания...
   Я не пожелала его видеть, а то бы плюнула ему в лицо.  Иуда!  Предать
меня ради кого - ради нее?  Я  бы  его  распяла!  Но  нет,  я  приказала
поместить его в Тауэр,  со  всей  пышностью  и  удобствами,  положенными
великому герцогу, кровному родичу коронованной особы.
   Наступил худой мир,  и  мне  сделалось  совсем  невыносимо.  Не  могу
сказать, что было хуже -  видеть  Робина  или  не  видеть  этой  ледяной
фигуры, скованной и мрачной. Двор словно погрузился в небытие, ни слова,
ни движения. Сентябрь  угасал,  красные  и  золотые  деревья  сбрасывали
листву, природа безмятежно раздевалась ко сну.
   Но страх и печаль не засыпали.
   - Герцога можно не бояться. Но что его шурин Уэстерморленд, что  лорд
Дейкрс? - донимала я Сесила.
   Он качал головой:
   - Ничего.
   День приходит, день проходит. Ничего.
   Наконец я не выдержала.
   - Пошлите к Сассексу, - взмолилась я, - пусть моим именем велит  этим
скрытым предателям ехать ко двору и доказать этим свою верность.
   Уолсингем хмыкнул:
   - Они решат, что Ваше Величество хочет отправить их прямиком в  Тауэр
и поместить  рядом  с  герцогом,  пока  не  сыщется  помещения  поуже  и
поглубже! Они не приедут.
   Сассекс тоже противился.
   "Вы толкнете их на то, чего сами боитесь,  -  на  открытый  мятеж,  -
писал он. - Зная, что Вашему Величеству ведома их измена, что их ожидает
плаха, они рискнут всем!"
   Но я забыла осторожность.
   "Исполняйте приказ! - гневно отвечала я. - Лучше  мы  выгоним  их  из
укрытий, чем позволим закоренеть в измене и накопить силы. Действуйте!"
   Итак, больше военных советов, больше свечей, меньше сна, больше слез.
И вот передо мной гонец, он держит повисшую руку, вывихнутую  в  падении
во время бешеной скачки.
   - Север восстал, предатели выступили в поход! Набат со всех колоколен
зовет людей к оружию. Неверные  графы  привели  войска  к  Кафедральному
собору в Дареме и там служат мессу, английские Библии горят, и мятежники
клянутся распятием  совершить  крестовый  поход,  как  при  вашем  отце,
восстановить старую веру и возвести на ваш трон королеву Шотландскую.
   Говорят, что сильным, жаром заглушают слабый и клином  вышибают  клин
другой .
   Знобящий ужас, страх, от  которого  волосы  встают  дыбом,  страх  за
жизнь, за трон, худший  из  всего,  что  я  вынесла  во  времена  Марии,
чуть-чуть заглушал боль о Робине - хоть иногда...
   Что огонь, что страсть -  они  одинаково  хранят  ростки  неописуемых
страданий.

***

   - Что это, сэр?
   Такая усталость...
   - Свечу, поближе, для Ее Величества.
   Такая усталость.., глаза слипаются над пергаментом.
   Сесил смело выдержал  мой  взгляд.  Палец  с  несмываемым  чернильным
пятном  от  бесконечных  воззваний,  списков,  приказов   указывает   на
узорчатую вязь вверху большого свитка; "Распоряжение о казни..."
   - О казни королевы Шотландской?!
   Он кивнул:
   - Всего лишь  предосторожность.  Ваше  Величество,  на  случай,  если
мятежники прорвутся в Ковентри - они должны знать, что главный козырь  -
королева - им не достанется...
   Так-то вот сестра Мария смотрела на распоряжение о моей казни,  когда
проклятый епископ Гардинер  и  ее  испанские  советники  требовали  моей
головы. Так-то Мария Шотландская схватилась бы за  перо,  окажись  перед
ней подобное распоряжение касательно моей особы...
   У меня вырвался вопль:
   - Уберите это с моих глаз, я не подпишу, прочь, прочь, прочь!
   Я не стала даже читать.
   Но тогда эта мысль впервые вошла в наше сознание, в нашу жизнь.

***

   Однако Сассекс продержался, а графы, двинувшиеся на юг  с  папистским
сбродом и без плана кампании, дрогнули. Дерби и  Шрусбери  вопреки  моим
опасениям хранили верность, и единственную  битву  выдержали  мой  кузен
Хансдон и его сын Джордж - Боже! Ужели этот мальчик дорос до сражений? -
против лорда Дейкрса, который улепетывал с поля боя, будто за ним дьявол
гнался, и примкнул  к  своим  дружкам  по  ту  сторону  границы,  откуда
большинство благополучно переправились в Нидерланды, Францию или Данию.
   Мы победили.
   Если можно сказать "победила" о женщине, которая потеряла все.
   И по-прежнему я не могла спать спокойно.
   Как написал в своей адской гордыне один из  беглых  предателей:  "Это
была только первая кровавая потасовка, и она не последняя".

***

   Поначалу казалось, что  мы  отрубили  змее  голову.  Норфолк  посылал
письма, лебезил, унижался,  вымаливая  жизнь  и  обещая  исправиться,  и
клялся вовсю, что не замышлял измены, которую я усм