-- Аля? Ваш Аля? Что с ним сталось?
     --  Да, вот,  попал  как-то  под дождь,  да еще  ледяной вeтер. Промок,
простудился  и  слег.  Доктора  нашли скоротечную  чахотку.  Мeсяц только  и
промучился бeдняга. 141
     -- Боже мой! Вeдь молодой организм!
     -- Эх, молодой! Знаете, Борис Лукьянович, нынeшняя молодежь слабeе нас,
стариков. Вы  вeдь  помните,  как  ему  приходилось  работать  в  порту.  Из
послeдних сил.  А питанiе-то какое было -- черный  хлeб, да и то не вдоволь.
Семью выручал! Славный мальчик был.
     Старик  помолчал  нeсколько  секунд,  и лицо  его  словно  закаменeло в
гримасe боли.
     --  Что-ж, видно,  силы  были подорваны,  -- словно справившись с самим
собой,  продолжал  он.  --  Доктор  так и говорил:  исчерпаны запасныя  силы
организма. Нечeм бороться с болeзнью. Так и погиб...
     Я молча пожал его руку.
     -- Ну, что-ж,  Божья  воля,  -- тихо  сказал  старик.  --  А о  Николаe
Александровичe, начальникe отряда на Романовкe, вы ничего не слыхали?
     -- В тюрьму новости не доходили. А что с ним?
     -- Едва, едва на тот свeт не попал.
     -- Как это?
     --  Под суд попал...  Ба!  Да вот и Ларочка. Она лучше меня эту исторiю
знает... Это еще без меня было.
     Навстрeчу нам дeйствительно шла помощница Владимiра Иваныча по работe с
дeвочками, студентка Ларисса.
     -- Вы, Борис Лукьяныч? -- радостно воскликнула она. --  На свободe уже?
Трудновато пришлось вам в тюрьмe?
     -- Пустяки! Скауты в огнe не тонут и в водe не горят. Разскажите лучше,
Ларисса, что там с Николаем Александровичем вышло?
     Лицо дeвушки сдeлалось серьезным.
     --  Что  вышло? Да едва не погиб наш друг Багрeев.  Если-б не депутацiя
рабочих со слободки Романовки -- не быть бы ему живым.
     -- А в чем его обвиняли?
     -- В полученiи взяток и вымогательствe.
     --  Не  может  быть?  --  поразился я.  --  Не  похоже  это  на Николая
Александровича. Да и он так скромно жил...
     --  Я тоже не повeрила  бы, да  на  судe Багрeев  сам признался. И даже
открыто, без всякаго давленiя. 142
     -- Сам признал?
     -- Да,  он  так  и сказал. Его  спрашивает  предсeдатель  суда:  "Брали
взятки"? -- "Брал", отвeчает. "Значит, признаете  себя виновным?" А он  этак
спокойно и холодно: "Признаю"... Публика, знаете, так и ахнула. Мы всe так и
замерли...  Господи, думаем,  --  губит себя Николай Александрович. Вeдь под
разстрeл попадет...
     -- А как же это вышло? Зачeм ему это надо было?

        Для других

     -- А он в заключительном словe прямо сказал об  этом.  Ах, как это было
сильно  сказано! -- восторженно воскликнула  дeвушка. --  Когда он  говорил,
так, знаете, зал притих, как...  ну, как во снe... А он, вот, так выпрямился
во весь рост и гордо и спокойно начал:
     "По законам я -- преступник. Но совeсть у меня чиста, и оправдываться я
не  собираюсь.  Через  мои  руки  проходила  вся  продажа  нашего  богатства
за-границу.  Через  наше  агент<с>ттво все шло --  начиная с реквизированных
роялей, кончая хлeбом. И это  в то время, когда народ умирает с  голоду. Так
вот, с этих  иностранных капитанов, которые грузились в тайнe, ночью,  чтобы
никто не видeл, я и брал взятки  за ускоренiе операцiй. Неужели перед  этими
скупщиками награбленнаго я буду  считать себя  морально  виноватым? Куда шли
деньги, спросили вы меня,  товарищ предсeдатель? А это пусть скажет слободка
Романовка, пусть  скажут ребята, которым я помогал.  Они знают,  что всe эти
деньги я отдал голодным и больным...
     -- И вы знаете, -- волнуясь, продолжала Ларисса и глаза ея блестeли, --
так, когда он  замолчал,  вдруг  как грохнули  апплодисменты  --  так всe  и
растерялись. А это в залe много  рабочих  со  слободки было, и спортсменов и
нас,  скаутов -- порядочно. Вeдь вы знаете, как Багрeева всe  любят. Скандал
вышел. Помилуйте  --  преступнику  апплодируют.  Ох,  и злые же рожи  были у
судей!
     А потом,  через нeсколько минут выносят приговор: разстрeл... Всe так и
ахнули...
     -- Так как же все-таки Николай Александрович вывернулся? 143
     -- Эту исторiю уже я подробнeе Ларочки знаю, -- сказал старик. -- Послe
этого приговора на Романовкe волненiе поднялось. Митинг собрался. Мнe  потом
разсказывали рабочiе. Здорово настроенiе накалилось.
     "Что-ж,  кричали, парень наших дeтей  подкармливал...  Сколько лeт  его
знаем!.. Свой человeк! Как хлeб вывозить из голодной  страны -- так можно, а
как дeтишек наших кормить, так -- пуля? А еще пролетарскiй суд  называется."
Словом, страсти разыгрались.  Депутацiю выбрали  и в  Исполком. Там крутили,
крутили,  успокаивали, успокаивали, но все-таки, знаете, неудобно -- рабочая
окраина требует -- нельзя не считаться...
     -- Значит, смягчили?
     -- Смягчили. Десятью годами заключенiя замeнили...
     -- Бeдняга, -- вздохнула дeвуш<к>а. -- 10 лeт... Подумать только!
     --  Ничего, -- сочувственно положил ей на плечо руку  старый начальник.
-- Теперь вeдь жизнь путанная. Не просидит наш  друг 10  лeт. Я  увeрен, что
года через  3  он  будет  уже на  волe.  Вот, дядя Боб только  половину вeдь
отсидeл.  А вeдь его ЧК  судила. Это много хуже, чeм  суд. Ничего, Бог даст,
скоро увидим его... и живого. Это только мертвые не встают, -- тихо закончил
старик, и лицо его выразило мучительную душевную боль.
     Ларочка прижалась лицом к его плечу, и мы замолчали...

        "Обезьянье средство"

     Как-то поздно ночью  я  проснулся  весь в  поту. Голова гудeла и  пульс
бился лихорадочным темпом.
     -- Что за чорт, -- подумал я. -- Неужели я всерьез заболeл?
     К утру стало хуже. Брат мнe поставил термометр, и  когда  я взглянул на
него, мнe показалось, что  я в бреду: столбик ртути стоял выше ста градусов.
Я протер глаза. Что за чепуха?
     -- Ваня, Ваня, -- позвал я.
     Брат подошел к кровати.
     -- Слушай, братик, кто это с ума слeз: я или термометр? 144
     Брат посмотрeл на термометр и засмeялся.
     -- Ты, ты, конечно. Тут,  брат, градусы по  Фаренгейту. Я,  вот, сейчас
переведу на Цельсiя.
     Через минуту он подошел ко мнe с озабоченным лицом.
     -- Н-да... Неважно твое дeло.
     -- А сколько набeжало?
     -- Да за 40...
     -- Пожалуй -- тиф.
     -- Да вeдь ты уже болeл?
     --  Ну так то  -- сыпным  и  брюшным.  А  теперь, значит,  для  полнаго
комплекта и возвратный в меня влeз.
     Мы  шутили,  но,  к  сожалeнiю, штука оказалась правдой. Пришедшiй днем
врач опредeлил, дeйствительно, возвратный тиф.
     Через нeсколько дней, благодаря хлопотам американцев, я был  помeщен  в
городскую больницу.
     Болeзнь шла, не затухая... Тиф  во мнe чувствовал себя,  как дома, и не
поддавался леченiю.
     Как-то вечером ко мнe подсeл старик-профессор.
     -- Крeпкiй вы  человeк,  т. Солоневич, -- вкрадчиво начал  он. --  Вам,
знаете-ли, нужно бы испытать болeе сильные методы  леченiя, а то и  так вы в
недeлю З кило вeсу потеряли...
     -- Да я и не прочь. А развe у вас есть что-либо покрeпче?
     -- Есть-то  есть,  -- как-то  не  очень рeшительно  отвeтил он.  --  Мы
недавно получили, но, вот, без санкцiи пацiента мы не можем...
     -- Если дeло только за этим, профессор, то я вам и руками, и ногами даю
санкцiю. У меня машина крeпкая. Бог даст,  выздоровeю,  даже вопреки  вашему
леченiю.
     -- Так вы согласны?
     -- Совершенно единогласно.
     С большой тщательностью мнe было сдeлано обильное внутривенное вливанiе
какого-то средства, и, к общему  удивленiю  и радости, через нeсколько часов
кривая температуры стала падать и дня  через два я чувствовал себя здоровым,
хотя и очень слабым.
     --  И до чего  это, Иван  Лукьянович,  удивительно  вышло, --  радостно
говорил  этот старый профессор, 145 встрeтив на улицe моего брата. -- Прямо,
как в сказкe!
     -- Как так?
     -- Да, видите ли, мы только что получили из Америки это новое средство.
Ну, а там, знаете, нeт совсeм тифа. Так до сих пор эксперименты там дeлались
только на  обезьянах. А  из людей на вашем братe, собственно, первом  в мiрe
испытали это средство. И представьте себe, -- восторженно закончил старичок,
-- и люди, оказывается, выздоравливают...
     Меня долго потом дразнили "обезьяньим средством"...

        Начало конца

     Грозовыя тучи, давно уже скоплявшiяся над нашими отрядами, разразились,
наконец ударом.
     Всероссiйскiй  съeзд Комсомола  признал  необходимым  закрыть скаутскiя
организацiи,   "как    идеологически   несоотвeтствующiя   коммунистическому
воспитанiю   совeтской  молодежи"   и  создать  свои  отряды  "красных  юных
пiонеров"...
     В   жизни  скаутов   наступал   новый  перiод,  еще   болeе  тяжелый  и
отвeтственный, перiод  борьбы за свое существованiе в атмосферe уже открытой
враждебности и преслeдованiй...
     Мое личное  положенiе послe  этого  постановленiя было  весьма опасным.
Было  ясно, что  при  первых  же  преслeдованiях  скаутов  (а  что  Комсомол
постарается "выкорчевать  гидру  контр-революцiи"  со  всeм  своим погромным
жаром --  было  очевидно)  прежде всего буду "изъят" я, уже  находящiйся  на
учетe в  ЧК, как "явный контр-революцiонер". При этих условiях оставаться  в
Одессe,  недавно пройдя  всe  тюрьмы  города, мнe было  опасно.  Больно было
думать,  каким   непрiятностям   могу  я  подвергнуть   семью  брата,   тоже
сравнительно  недавно, вмeстe с  маленьком сынишкой, проведшей  мeсяца  3  в
Одесской тюрьмe по подозрeнiю в "бeлогвардейском заговорe".
     Нужно было уeхать. Севастополь давно уже звал меня к себe. Старая гроза
там развeялась, старыя исторiи 146  забылись  в бурe и пeнe событiй, и можно
было надeяться, что там будет безопаснeе, чeм в Одессe, под "учетом" ЧК.
     Много, много  друзей  пришло провожать  меня на пристань, и когда между
бортом  парохода  и  берегом  мелькнула  полоска  воды, когда затихли  вдали
сердечные голоса привeта  и благопожеланiй, когда бeлый маяк Одесской гавани
остался   позади   --  сильно  взгрустнулось...  Жаль  было  покидать  чудом
найденнаго  в водоворотe жизни брата, своих друзей и  красавицу-Одессу,  гдe
было пережито так много и тяжелаго, и свeтлаго...
     Но жизнь звала вперед...

        Кому быть разстрeлянному, тот не потонет!

     Раннее  утро.  Сeрая пелена  тумана  еще  стелется  по водe.  Я  стою у
поручней и задумчиво смотрю на катящiеся водяные валы, с шумом разбивающiеся
о  борт.  Вот  на  валу  какой-то  обломок.  Волна  покачивает его и  вдруг,
подхватив на свой пeнистый гребень, перекидывает дальше.
     "Так и моя жизнь, думаю, я волны разбушевавшейся стихiи бросают меня из
стороны в сторону, и вeтры гудят над моей  головой. Разобьет-ли меня о скалы
эта буря или суждено мнe выплыть живым на мирный берег? Бог знает"...
     Внезапно   раздавшiеся  шум   и  крики  вывели   меня  из   философской
задумчивости.
     Я глянул вверх, на капитанскiй  мостик. Там с блeдным лицом, освeщенный
первыми  лучами  восходящаго  солнца,  стоял  вахтенный  и  дрожающей  рукой
показывал на воду.
     Я посмотрeл по этому направленiю, и сердце замерло у меня в груди...
     В нeскольких  метрах  от  борта  скользила  мимо  нас, словно  какое-то
морское чудовище, черная желeзная спина пловучей мины...
     Ея  круглая поверхность чуть  блестeла  в  первых  проблесках зари,  на
страшных  отростках-щупальцах висeли  зеленыя змeи водорослей,  а  свeтлыя и
прозрачныя  147 волны  с  бeлыми гребнями,  как бы шутя и играя, ласкали  ея
стeнки.
     -- Вот она, смерть!..
     В  теченiе нeскольких  секунд никто не мог  шевельнуться  и  вздохнуть.
Сердце, казалось, перестало биться, и вся жизнь сосредоточилась в зрeнiи.
     Задeнем-ли?..  Уйти уже  нельзя:  махину  парохода  не  повернешь,  как
игрушечный   кораблик.  А   заряд  мины   ра<з>считан  для  взрыва  могучаго
броненосца. Что останется от нас?!
     Задeнем ли?..
     Миг...  и мина, так же спокойно и важно  покачиваясь,  медленно  прошла
мимо борта... Вздох облегченiя вырвался из груди всeх.
     Зазвенeли  звонки  машиннаго  телеграфа,  и   пароход   стал   медленно
поворачивать. Держа мину  под неусыпным  наблюденiем полудюжины биноклей, мы
подошли к ней на ра<з>стоянiе 50 метров.
     --  "Пли!"  -- раздалась  команда  на  кормe,  и  прогремeло  нeсколько
винтовочных  выстрeлов.  Оказывается,  на  борту  было  нeсколько  солдат  с
винтовками, и мину рeшено было потопить.
     Выстрeлы гремeли.
     -- Довольно,  довольно! -- отчаянно  кричал  в рупор  капитан.  -- Мина
потонет и так, если хоть одна пуля попала. Подождите, не стрeляйте!
     Но его  совeт опоздал. Грянуло еще нeсколько выстрeлов, и вдруг высокiй
пeнистый  столб   воды   поднялся  вверх.   Страшный  грохот  прокатился  по
поверхности моря, и громадная волна качнула наш пароход.  Туча водяных брызг
залила нашу палубу, и когда она разсeялась, поверхность моря была  пустынна.
Мины уже не было...
     --  Да  это  вeдь  дeло  обычное,  --   радостно  взволнованным  тоном,
жестикулируя,  разсказывал   вахтенный  на   мостикe.  --  Это  все   минныя
загражденiя времен мiровой войны. Буря сорвет  вот этакую сволочь  и  катает
себe по  волнам.  Наткнешься, и аминь. Вeдь  в двух метрах  от борта прошла,
проклятая.
     -- А почему она не сразу взорвалась? -- спросил кто-то снизу. 148
     -- Да видно, не попали сразу в запал. Она бы и так от пробоин затонула,
а то, вот, осколком кого-нибудь по черепу могло садануть... Ну, да развe эти
ребята  выдержат! Они  в  мину, как в медвeдя стрeляли.  На  совeсть...  Ну,
все-таки пронесло и то -- слава Богу!
     И "совeтскiй  красный моряк" снял  фуражку  и  с  глубоким  чувством...
п<е>рекрестился.
     Я посмотрeл на  море,  по  которому спокойно и лeниво шли валы волн, на
вырисовывавшiеся  вдали  в  розовом  туманe утра  скалистые  берега  Крыма и
улыбнулся.
     Судьба! "Кысмет", как говорят турки... 149


Часть <Глава> III

     На борьбу с судьбой
     Иди -- пeсни пой,
     И гляди вперед
     Ясным соколом...


В подпольe

        Взгляд с политических высот

     Гдe-то  в Москвe,  на  многолюдном съeздe  комсомольцев,  поздно ночью,
послe горячих докладов "с мeст" о незатухающей работe скаутов, о рядe неудач
в  "освоенiи"  этой   "чуждой   коммунистической   идеологiи"   организацiи,
взметнулся, наконец, лeс  голосующих рук, и легальное  существованiе скаутов
было прекращено.
     Читателю,   не    вполнe    ясно    представляющему    себe   совeтскую
дeйствительнос<т>ь,  будет, вeроятно, не  вполнe понятно,  почему коммунисты
подвергли  гоненiям  скаутскiе  отряды, далекiе от  политики,  казалось  бы,
цeнные в любом государствe.
     Чтобы помочь читателю  уяснить положенiе скаутской  организацiи  в этот
бурный перiод, я  на  секунду прерву  боевой ритм  моего разсказа  небольшим
политическим обзором.
     Совeтскiй строй,  представляющей собой небывалый в исторiи мiра аппарат
давленiя,   не    разрeшает   существованiя   никаких   организацiй,   кромe
коммунистических или находящихся под их  непосредственным руководством (хотя
бы и  завуалированном).  В СССР  не только матерiальная жизнь человeка сжата
жестокими  тисками  полуголоднаго  существованiя,  но и  интеллектуальная  и
моральная  сторона этой жизни может  развиваться только по путям, одобренным
коммунистической партiей. 150
     Естественно,  что всякое,  хотя  бы  и небольшое, объединенiе  людей на
почвe  интересов,   хотя  бы   и  не  враждебных  власти,  но  стоящее   внe
обще-государственной и партiйной системы, разсматривается,  как  чуждое,  не
"свое". А в СССР, в его внутренней политикe, царит лозунг: "кто не с нами --
тот против нас". И понимается этот лозунг со всей фанатичной безпощадностью.
Или -- или. Аполитичности -- нeт мeста.
     Отсюда понятно, почему скаутская  организацiя так же, как и сокольская,
не   бывшая   коммунистической   ни  по  своей  идеологiи,  ни  по   подбору
руководителей  и  молодежи,  цeликом  вошли  в  разряд  "контр-революцiонных
сообществ".
     Много общественных организацiй прекратило свое существованiе с приходом
власти совeтов. Наиболeе счастливыми из всeх  организацiй молодежи оказались
чисто спортивныя, с их  сравнительно узкими задачами физическаго  развитiя и
спорта.  Онe просто перемeнили  свои  названiя,  использовав  для этого  все
многообразiе   слов:  "пролетарскiй",  "красный",  "трудовой",  "ленинскiй",
"революцiонный", продолжая свою дeятельность, поскольку общiй голод позволял
это.
     Но всe группировки, основанныя, хотя бы и не на враждебных, но "чуждых"
коммунизму  идеях:  "Сокол"  --  с  его  идеей  нравственнаго  и физическаго
воспитанiя славянских народов, "Маккаби" -- с его идеей сiонизма и, наконец,
скауты -- с  их братством молодежи на почвe служенiя Богу, Родинe и  ближним
-- всe эти нацiоналистическiя организацiи стали преслeдоваться.
     В  отношенiи  к  скаутам  у Комсомола  нашлось, кромe  общеполитических
причин  непрiязни, еще и личное,  так  сказать,  соперничество  в  отношенiи
влiянiя на молодежь.
     Это соперничество появилось не сразу.
     В 1921-23 годах Комсомол переживал очередной перiод своих  затрудненiй,
или, как принято красиво выражаться в  Совeтской Россiи, "болeзней роста". В
эпоху гражданских войн политически незрeлая молодежь, которая вeрила в яркiе
лозунги и широкiя  обeщанiя прекрасно поставленной  пропаганды,  питала ряды
Комсомола 151 притоком новых сил. Но когда в первые же мирные  годы контраст
между теоретическими  установками  и  обeщанiями  власти  и  безпросвeтной и
мрачной дeйствительностью сдeлался совсeм  уж очевидным, русская молодежь, с
характеризующей ее  высотой идейных запросов, рeзко отшатнулась от зазыванiй
Комсомола.
     В тe времена аппарат совeтской власти еще не научился  так, как теперь,
заставлять силой экономическаго давленiя принимать  участiе в  своей работe.
Тогда еще званiе комсомольца  не  несло  с собой  громадных  матерiальных  и
карьерных преимуществ.
     В итогe, приток новых сил прекратился, и комсомол стал хирeть.
     В помощь ему выступил организацiонный опыт старшаго поколeнiя. Если для
партiи была успeшно  создана смeна,  в видe КСМ, то  кто, собственно, мeшает
самому  КСМ  создать  себe  по  такой  же схемe  младшую ступеньку? И оттуда
организованным ("нормированным") непрерывным потоком  лилась бы струя "новой
смeны",  изолированной в процессe своей  "проработки"  от всяких  тлетворных
влiянiй   и  воспитанной  на  всe  105  процентов  на  принципах   совeтской
государственности -- "Ура!" "Единогласно!" и "Вгрызайся, куда указывают!"
     Итак, Комсомолу было дано заданiе родить себe дeтище. Так как по своему
мужественному характеру КСМ не мог считать  себя вполнe  подготовленным  для
выполненiя таких, все-таки деликатных, функцiй,  то  вожди  КСМ не без явной
резонности сообразили  -- "давайте,  чeм  самим рожать, сопрем откуда-нибудь
готовенькаго ребенка!"
     Ребеночек на примeтe  был  --  это была скаутская  организацiя,  широко
распространенная по всему  лицу  земли россiйской  и насчитывавшая  в  своих
рядах нeсколько  десятков  тысяч  дeтей  и юношества. Ну, чeм  не  клад  для
боящагося мук материнства Комсомола?
     Широким росчерком  пера скауты мгновенно, как по  мановенiю  волшебнаго
жезла, были превращены в "юков" -- юных коммунистов. Смeна была создана.
     В  тe  сравнительно  гм...  гм...   блаженныя  времена  преклоненiя   и
безусловной  вeры  во   всякiя   марксистскiя  152  утопiи   считалось,  что
коммунистическая  идеологiя   прирождена  человeку,  и   что  только   рамки
"пррроклятаго  буррржуазнаго строя" (с  соотвeтствующими ударенiями на р) не
дают этому  прирожденному  homo  socialisticus'y  вести себя  так,  как  это
полагали "великiе учителя марксизма".  Не даром  вeдь "маленькiй человeчек в
Кремлe", (Ленин), болтая в воздухe не доходящими до пола ногами,  настойчиво
вопрошал удивленнаго Уэльса:  "А когда  же  наступит  в  Англiи пролетарска