кна вагона.
     -- Кого увидите там -- мой привeт и поцeлуй!
     -- Есть, есть!  --  по  морскому  отвeтил боцман. -- Все  разскажу! Вот
ребята довольны будут! "Живого дядю Боба видал!"
     Прозвучал послeднiй звонок, и ему отвeтил протяжный гудок паровоза. 413
     Поeзд медленно тронулся.
     -- Да, да,  дядя  Боб!  Самаго главнаго-то  я вам  и не успeл  сказать!
Помните нашу скалу в Георгiевском монастырe? Гдe мои моряки скаутскiй значек
высeкли?
     -- Помню, помню. А что?
     --  Взорвали комсомольцы. Не  могли  сбить, так подложили  динамиту и с
корнем ахнули. Вот, свооолочи!..

        Чортова служба

     -- На линiю огня -- шагом марш! -- звучит команда. С винтовками в руках
мы идем вперед. Далеко  перед нами, в 100 метрах, на  дворe  артиллерiйскаго
полка стоят шесть мишеней.
     -- Ложись! Прямо по мишеням, десятью патронами... Заряжай!
     Я плотно просовываю лeвую руку в петлю ружейнаго ремня, крeпко стягиваю
ее, выковыриваю локтем ямку  в землe и прилаживаю тяжесть  винтовки на лeвой
ладони. Блестящiе  мeдные патроны один за другим  уходят в  патронник. Рeзко
звякает затвор.
     Лeвая рука в  толстой  перчаткe  подводит винтовку  к  мишени, ружейный
ремень, плотно обвиваясь около  руки, крeпко вжимает приклад в  плечо.  Щека
слилась с холодным лаком приклада. Легкiй вeтерок холодит  правую обнаженную
руку.  Мушка ровно ложится в прорeзи и медленно подводится под черное яблоко
мишени. Ровно... Ровно... Вот между кончиком мушки и яблоком осталась тонкая
бeлая ниточка.  Палец начинает  плавно давить  на  спуск.  Винтовка вросла в
плечо  и не шевелится.  Спокойно,  спокойно... Неожиданный выстрeл оглушает.
Плечо вздрагивает от отдачи... Кажется, хорошо!
     Выстрeлы трещат, не переставая.
     Первым   отстрeлялся   длинный  костлявый   Ильинскiй,  "потомственный,
почетный пролетарiй",  старый слесарь депо. Он осторожно  отложил в  сторону
винтовку и, не поднимаясь, критическим взором оглядeл свою сосeдку.
     Комсомолка  Паша,  обтирщица паровозов,  сосредоточенно  и  старательно
дострeливала послeднiе  патроны, невольно гримасничая и  по дeтски выпячивая
губы. 414
     Послe свистка-отбоя Ильинскiй ласково шлепнул Пашу по спинe.
     -- Ишь,  стрeльчиха-то какая!  -- усмeхнулся он, поднимаясь. -- А вeдь,
поди-ж, вeрно, очков за 60 все-таки выстукала!
     -- А что-ж, дядя? -- расплылась  Паша  в улыбкe, --  поживу с твое -- и
больше ста выбью.
     -- Ишь, ты -- занозистая какая! Поперед батьки в пекло. Ну, ну.  Пойдем
поглядим,  что  ты  там  наплевала  в  мишень-то.  А кстати,  Солоневич,  --
обернулся старик ко мнe, -- чтой-то стрeлков наших нeту?
     "Стрeлками" у  нас, на  желeзкe, называли чинов военизированной охраны,
набиравшейся из демобилизованных красноармейцев и охранявших перроны, склады
и пути.  Постоянных  участников  наших стрeлковых  тренировок,  Закушняка  и
Ямпольскаго, дeйств<и>тельно, не было.
     -- Да чорт их знает. Обeщали быть.
     Ильинскiй,  видимо, сильно  уставшiй  на  работe  и  голодный,  сердито
заворчал:
     -- Снайперы тоже! Этак мы и состязанiе прокакаем. Тута всeм как один --
нужно. Шутка сказать -- "Динамо"! Не сапогом, небось, сморкаются.
     Недовольство его  было понятным.  Сравнительно  недавно мы выиграли два
стрeлковых  состязанiя  по  боевой  винтовкe   у  красноармейцев  и   теперь
готовились  к отвeтственному и  серьезному состязанiю с  Орловским обществом
"Динамо". И отсутствiе постоянных наших стрeлков  на тренировкe  нервировало
старика, фанатика стрeлковаго дeла.
     Мнe нечего было отвeтить Ильинскому, ибо причин отсутствiя охранников я
не знал. К  моему  удивленiю, Паша снимая ремень с  руки и любовно оглаживая
свою кокетливо желтую винтовку, беззаботно отозвалась:
     -- Не дрефь, дядя Ильинскiй. Никакого состязанiя вовсе и не будет.
     -- Это почему такое?
     -- А потому, динамовцам теперь не до состязанiй!
     -- И что это ты  брешешь, Пашка? И откудова тебe знать?  От  горшка два
вершка, а поди, как знает все!
     Паша лукаво усмeхнулась. 415
     -- Да ты не фырчи, Ильинскiй. Значит, знаю, если говорю.
     -- Да ты не тяни кота за хвост, Пашка. Говори толком, коли знаешь.
     Комсомолка искоса опасливо оглянулась на стоявшаго в сторонe иструктора
Осоавiахима, Александрова, типичнаго партiйнаго активиста, и, понизив голос,
отвeтила:
     -- Забастовки помнишь?
     Недавнiя забастовки нeскольких заводов из-за снятiя со снабженiя членов
семей  помнили мы  всe.  Забастовки эти  были  сейчас  же  прекращены самими
рабочими, получившими сейчас же полное удовлетворенiе своих требованiй.
     -- Помню. Ну, так что?
     -- Ну и  ну. Докопыриваются до зачинщиков.  Теперь пойдут  вылавливать,
кого нужно.
     Ильинскiй  нахмурился  и промолчал,  задумчиво  наворачивая  тряпку  на
шомпол.
     -- Ну и что? -- спросил он уже тихим голосом.
     --  Да  ничего. Сам понимаешь, небось. Не  маленькiй! Мобилизацiя  всeх
сил. Теперь им не до стрeльб... Другiя мишени...
     К нам  подходил  Александров.  Всe замолкли, и старик-слесарь со злобой
нажал на неподдававшiйся шомпол.

        ___

     Вечером  я  позвонил в штаб  ВОХР.  Там  пошли  узнать  и через  минуту
дежурный по штабу отвeтил:
     --  Ничего,   товарищ  Солоневич,  нельзя  сдeлать.   Уж  придется  вам
обойтиться  пока  без  наших  стрeлков.  Этые  дни  есть спецiальная  работа
оперативнаго характера.
     О подробностях я, конечно, не спрашивал.

        ___

     В  послeднiя  недeли  от вокзала  по  городу растекались  одиночками  и
группами   оборванный,   худыя,  истощенныя   фигуры   украинских  крестьян,
прieхавших  со своих черноземных полей сюда за хлeбом. Они ходили по улицам,
стучали в окна и просили: "хоть шматочек хлeба". И  эти "шматочки" давали. Я
не видeл случая, чтобы такого 416 крестьянина отогнали от окна. Давали не от
излишков своих: отрывали от своего  полуголоднаго пайка  -- то картошку,  то
луковку,  то горсть крупы,  то  корочку  хлeба. Было  страшно  и трогательно
видeть  худыя участливыя  лица рабочих,  хмуро ра<з>спрашивающих крестьян  о
жизни украинских  сел. И  этот кусок хлeба казался не подаянiем, а  братской
помощью. Члены "четвертаго интернацiонала" (гимн "четвертаго интернацiонала"
звучит так: "Я голодный!") проявляли свою солидарность...
     Тe  из крестьян, у кого уже не было  сил  ходить по  дворам  и  улицам,
пробирались  к мусорным  ящикам  и  оттуда  выгребали  пищевые отбросы.  Эти
обезсилeвшiе люди назывались среди коренного населенiя города полным больной
иронiи  термином -- "санитарная комиссiя". И  обычно члены  этих "санитарных
комиссiй",  добравшись  до далекаго  от изобилiя совeтскаго мусорнаго ящика,
уже не  отходили  от  него  живыми. Отвыкшiе от пищи желудки не  выдерживали
качества совeтских объедков и отбросов.
     И их  тeла-скелеты  обычно по нeсколько дней лежали по  дворам, пока не
являлась подвода  и  не увозила их в братскую яму.  Из  человeческих  костей
строился "фундамент зданiя соцiализма"...
     Постоянно мотаясь по  всему узлу  и городу,  я успeл втихомолку сдeлать
нeсколько  снимков с  этих страшных  картин. Снимки эти были с нами во время
второго побeга.
     Мы не успeли  переправить их во-время за-границу,  и  так как, с  точки
зрeнiя   ГПУ,  такiе  снимки   были  абсолютно  достаточным  матерiалом  для
разстрeла, то во время побeга они были помeщены в самом безопасном мeстe.
     Этим мeстом считался у  нас заднiй карман Юриных трусиков -- не брюк, а
трусиков.
     "Пока-де там что -- меня будут  обыскивать послeдним. На крайнiй случай
я даже  съeм  их", --  увeренно говорил Юра, когда  мы обсуждали возможности
провала. Мы не учли  одного, что послe ареста нас  могут заковать  в  ручные
кандалы. И я видeл  потом, как блeден был Юра, когда наручники связали кисти
его рук, и он не мог добраться до своего кармана...
     Но когда  нас  по  ленинградским улицам везли  на Шпалерную  в ДПЗ,  он
улыбался. 417
     -- Олл райт, -- коротко отвeтил он на тихiй вопрос о снимках.
     Уже потом,  когда мы послe приговора сидeли  в  пересыльной тюрьмe, Юра
сообщил,  как цeной мучительнаго напряженiя и  выворачиванiя рук  он  все же
ухитрился достать эти снимки из кармана и опустить их.....
     -- Куда? В уборную?..
     Похудeвшее,  осунувшееся   лицо   Юры,  такое  странное   без   обычной
взлохмаченной копны черных волос, осклабилось.
     --  В уборную? Ну,  нeт... Какой-нибудь путевой  сторож  найдет,  и что
дальше? Сдаст по начальству. И там долго ли догадаться? Я их засунул за окно
вагона  --  туда,  гдe  будут  опущены  вторыя зимнiя  рамы. Выцарапай-ка их
оттуда!..
     Так, роковой  вагон No. 13  и до сих  пор  eздит  с этими  фотографiями
трупов  украинских мужиков,  нeсколько миллiонов которых  погибло  во  время
очередного совeтскаго голода 1933 года...

        ___

     Немного дней спустя,  когда  выяснилось, что, дeйствительно, состязанiя
откладываются, ибо  ГПУ  занято  арестами "бунтовщиков",  я  был  послан  на
станцiю Куракино для фото-съемки какого-то изобрeтенiя путевого сторожа.
     Скоро   на   станцiю  пришел   товаро-пассажирскiй  поeзд,  тот   самый
"максимка",  с  медлительностью котораго  связано  столько  юм<о>ристических
разсказов и неприличных анекдотов.
     Был  яркiй,  почти  лeтнiй  день.  Поeзд  должен был  стоять 12  минут;
платформа  наполнилась  ободранным  совeтским  людом из  вагонов  4  класса.
Кипятку  не  было,  и станцiонный  кран  был  мигом  облeплен  черной толпой
жаждущих.
     Из зданiя вокзала вышел патруль охраны и зашагал к головному  вагону. В
числe стрeлков патруля я узнал Закушняка и Ямпольскаго.
     -- Куда это ребата? Кого ловите?
     Закушняк,  стройный молодой  парень  из  провинцiальных рабочих, как-то
передернул плечами. 418
     -- Да вот, на облавe...
     -- Ну, я вижу... А на кого?
     -- Да, вот, бeгунков, которые на Москву прутся, вылавливаем.
     Патруль прошел вперед. Незамeтно для них я пошел сзади.
     Дойдя до передняго вагона, стрeлки раздeлились.
     Трое вошло  в  вагон,  а  остальные  размeстились  по  сторонам.  Через
нeсколько минут  из  вагона была  высажена какая-то семья: старуха, крeпкая,
кряжистая, с каким-то восковым пергаментным лицом, молодой крестьянин и двое
ребятишек  7-8  лeт.  Не  обращая  вниманiя  на  их  жалобы  и  мольбы и  на
посыпавшiеся со всeх сторон вопросы, патруль повел задержанных в станцiонный
сарай, гдe один остался на стражe.
     Потом  остальные стрeлки так  же  медленно, молчаливо и мрачно  пошли в
слeдующiй вагон.
     К  моменту  отправленiя поeзда  вагона  три-четыре  было  "очищено"  от
крестьян. Зная, что через полчаса вслeд за "максимкой" идет  скорый, я рeшил
остаться, чтобы посмотрeть, что будет со снятыми с поeзда крестьянами.
     В станцiонном  сараe послe отхода поeзда выловленных оказалось  человeк
двeнадцать.  В  их числe  было двe  женщины  и трое ребятишек.  Изможденные,
оборванные  и молчаливые, они понуро сидeли на цементe и, видимо,  ничто уже
не могло вывести их из отупeнiя.
     Через нeсколько минут подошел уполномоченный ДТОГПУ44.
     Он тоже молча оглядeл крестьян и отрывисто спросил:
     -- Откуда?
     Старуха медленно подняла голову.
     -- С пид Золотоноши, сыночку.
     -- А какого чорта сюда притопали?
     Старуха удивленно подняла голову, с плохо  скрытым недоброжелательством
посмотрeла на откормленное лицо чекиста и тихо отвeтила:

     44 Дорожно-транспортный отдeл ОГПУ.

     -- А куды-ж  податься? Хиба-ж  так  умирати, як 419 скотина? Мабудь вси
вже поумиралы в сели. Мы и пiихалы хлиба шукаты...
     -- От, дура! Да развe-ж здeсь хлeба больше?
     -- А я знаю? -- устало и тихо отвeтила старуха, опять уронив голову. --
Нам вже все ровно.
     Крестьянин  помоложе  обратился  к  уполномоченному,  и  в  его  голосe
прозвучала нотка надежды.
     -- А може нас в турму загонять?
     -- Ну, вот еще! Возиться, да кормить вас! Идите, куда хотите, только на
поeзд не цeпляйтесь.
     -- Так куда-ж нам идти? -- удивленно спросила старуха.
     --  А  мое какое дeло? На всe четыре стороны. Ну, пойдем,  товарищи, --
сказал он стрeлкам, и всe  вышли.  Закушняк задержался и, выходя  послeдним,
сунул старухe два рубля.
     -- Спасибо, сыночек... А може хлиб е?
     -- Уж не знаю, бабушка. Ежели достану -- принесу.
     --  Сыночек,  сыночек, -- с  внезапным  припадком  отчаянiя  вскрикнула
старуха, судорожно схватив его за полу шинели. -- Куды-ж нам податься?
     -- Да вот, идите в деревню. Вот там, версты с двe, деревня есть. Может,
там покормят...
     И  осторожно  высвободив  край  шинели из  костлявых  пальцев  старухи,
стрeлок торопливо вышел из сарая.
     Нeсколько шагов мы шли молча.
     -- Слушай, Закушняк, куда-ж им дeться, в самом дeлe?
     Стрeлок повернул ко мнe свое искаженное мучительной усмeшкой лица
     -- Куда? А я знаю? Тут всe деревни, почитай, переполнены. Самим eсть-то
почти ни хрeна нeт. Куда-ж кормить? Может, что и дадут, только навряд что.
     -- А чего в тюрьму словно просились?
     --  Да  вот, видишь, при  ихней жизни им и  тюрьма вродe  дома кажется.
Послe украинских сел -- все  раем будет. Думают  -- паек им  давать будут...
Развe-ж они знают, что в тюрьмах дeется?  Да потом,  развe-ж тюрем да пайков
хватит на такую голодную  ораву? Эх, да и так всe, почитай, можно считать, в
тюрьмe сидим... А мы вот,  видишь, вродe  как тюремщики.  Чортова служба!...
420
     Он со злобой перекинул винтовку через плечо и исчез в дверях станцiи.
     К  перрону,  блестя  зеркальными  стеклами  вагона-ресторана,  подходил
скорый поeзд.

        На службe Россiи

     По законам административной, ссылки я не имeл права выe<з>жать из Орла.
Но работать на желeзкe и не соблазниться возможностью стрeльнуть в Москву --
было  "сверх сил".  И  изрeдка я  ухитрялся на  сутки  съeздить  в Москву  и
повидать там родных и друзей...
     В один  из  таких,  "украденных у ОГПУ", дней, когда  я направлялся  на
Курскiй  вокзал, меня  вывел из задумчивости  шум тормазов останавливающейся
сбоку  машины.  Привычная  реакцiя  "нелегальнаго" потянула меня  нырнуть  в
калитку. Но  не успeл я  затеряться  в толпe  прохожих, как  сзади  раздался
радостный возглас.
     -- Дядя Боб... Куда это вы?
     Я  обернулся. Из  автомобиля выскочил  какой-то моряк  и  растал<к>ивая
толпу, бросился ко мнe. Через нeсколько секунд я был в объятiях Володи.
     --  Ах,  чорт, -- восклицал он, сiяя. -- Едва успeл!... Ну и повезло же
мнe узнать вас, дядя Боб... Ну, давайте: еще разик обнимемся...
     Володя был в формe командира флота, с тремя нашивками. Он немного вырос
и  окрeп, но по-прежнему был  строен и прям. Его когда-то  розовое юношеское
лицо  теперь  прiобрeло  какую-то  неопредeлимую  на  словах  мужественность
взрослаго человeка.
     -- Да вы, Володя, прямо  как с картинки сорвались...  Красота  и четыре
грацiи...
     Моряк весело ухмыльнулся.
     -- Да вот,  из флота во флот переводят. Новую робу выдали... Да пойдем,
пойдем в машину... Там тоже встрeча готова!
     В машинe меня ждал новый сюрприз -- за рулем сидeл Григ.
     -- Тьфу, дьявольщина! Плюнуть некуда -- вездe друзья. Как это вы вмeстe
очутились? 421
     --  Да  тоже  случайно. Влeз в такси, а там, глянь-ко-сь -- за бубликом
старый друг...
     -- Ну, а вы-то,  Григ,  как здeсь  очутились?.. В  прошлом году я  Боба
видeл -- он говорил, что вы техником гдe-то.
     -- Да похоже на это... Я, вот, так себe пролетарскiй стаж отбываю... Из
комсомола меня вытурили...  Так я  сам себe судьбу строю. Отец-то  у меня --
кусок интеллигента был... Ну, вот я и хочу года два стажа наeздить -- тогда,
может быть, еще и удастся в ВУЗ влeзть.
     --  "Дeти,  будьте осторожны  в  выборe  своих  родителей"! -- хихикнул
Володя... -- Теперь папаши -- это не фунт изюму. У студентов даже поют:

     "Дайте мнe за два с полтиной
     Папу от станка..."

Ну, да ничего, мы с Григом сговорились -- я ему рекомендацiю дам...
     -- Какую рекомендацiю?
     -- Да партiйную.
     Я невольно отодвинулся. Володя замeтил это и весело засмeялся...
     -- Чорту душу  продал?... Так, что  ли?...  Ну, ну... Eдем  пока, Григ.
Крути на окраинныя мeста -- потихоньку, чтобы разговаривать можно было бы...
Я дядe Бобу разскажу кое-что...
     Оказалось, что  Володю из училища штурманов мобилизовали во флот. Потом
он скорострeльно  прошел  курс военно-морского училища, нeсколько лeт плавал
по морям и теперь получил назначенiе командиром небольшого военнаго корабля.
     Очевидно,  на моем  лицe  было написано большое изумленiе, ибо  Володя,
по-прежнему радостно улыбаясь, обнял меня за плечи рукой.
     --  Что?..  Ссучился45,  думаете,  старый   бeлый  юнкер?..  Ни   хрeна
преподобнаго, дядя Боб... Каким был я, таким и остался... А такая уж планида
вышла... Пришлось, видите, даже в  партiю поступить. В  обязательном порядкe
нажали... Ну, и хрeн с ней... Дeло не в бумажках... 422

     45 Измeнил, предал.

     Потом он опять прервал свой разсказ.
     -- Ну, до чего же я все-таки рад, дядя Боб... Как увидeл вас в  этапe в
Питерe -- ну уж, думаю, капут -- не встрeтить больше дядю Боба живьем... Оля
всe глазья себe проплакала...
     -- А гдe она сейчас?
     -- Да в X.46 Мальчишку няньчит.
     -- Погодите, Володя. Все-таки объясните толком, как это вы превратились
в члена партiи и командира флота?.. Карьера для бeлаго юнкера рeдкая...
     -- Э... Такая уж, думаете, рeдкая?.. Думаете -- мало таких вот:

     "Эх, яблочко,
     Сверху красное,
     А что Врангель придет --
     Дeло ясное"...

     Такiе, вот,  как  я, "редисками"  зовутся. Сверху красное,  а  внутри..
Конечно, дядя Боб, можно на все это и как на измeну посмотрeть... Но вы вeдь
сами, небось,  знаете, к а к нужно  здeсь, в совeтской  жизни прилаживаться,
в н e ш н е, по крайней мeрe... Назовите это -- мимикрiей, камуфляжем...  А,
ей Богу,  по  моему это  простая  тактика...  Придет  время  -- мы свое дeло
сдeлаем...  Таких,  как я, -- немало... Лучше  уж  мы будем  командные посты
занимать, чeм  головой в стeнку биться...  Может быть,  цинично это все. Ну,
что-ж дeлать -- большевики научили бороться их же оружiем. С волками жить --
по волчьи выть. Непрiятно, грязно  это  -- а что другое? Теперь,  по крайней
мeрe,  надо  умeть зубы  сжимать  и выкручиваться... А  потом...  --  Володя
засмeялся... -- Потом -- вы за меня поручитесь, что я  не красная сволочь...
Вeдь правда, дядя Боб?..
     Молчаливый Григ повернулся от своего руля.
     --  Эх, Володя...  Смотри -- трудно в грязь  не влипнуть. Знаешь, брат,
коготок увяз...
     Володя сдeлался серьезным.

     46  Исторiя Володи тщательно закамуфлирована, равно как и  всeх  героев
этой книги, которые продолжают вести работу и борьбу в Россiи.

     --  Да, конечно, Григ... Если  н е ч а я н н о  -- коготок 423  увяз. А
если  человeк  сознательно идет  на такую  комбинацiю  --  ему  виднeе,  как
дeйствовать, чтобы  не  увязнуть...  Нeт,  брат,  ты, может быть, думаешь --
шкурник я? Ну, что-ж тебe сказать?.. Другого пути я не  нашел, чтобы ближе к
своему  посту стоять... Конечно,  потом  "полит-каторжане", вот,  вродe дяди
Боба будут дeйствовать. Но и  теперь  в аппаратe  своих  людей тоже, ох, как
имeть не мeшает!.. А насчет парт-билета, -- ей Богу, предразсудок... Ты вeдь
тоже комсомольцем был? Ну и что, убыло тебя, что ли?
     Григ сумрачно отвернулся и помолчал нeсколько секунд.
     -- Да не без того...
     --  Что,  что?  Убыло?  --  с недоумeнiем  переспросил Володя. -- А что
именно?
     -- Душу замарал, -- глухо прозвучал отвeт шоффера...
     --  Ну,  что-ж, -- тряхнул головой моряк. -- Прямых путей нам, брат, не
давно. Погибнуть -- это каждый дурак может... Нeт, ты, вот, сукин сын (я это
не про тебя, Григ) -- ты, вот, сукин сын, говорю, в э т о й жизни выкрути