тута как-нибудь  получше...  Ежели  что  нужно будет  --
позови кого из наших... Для такого случа`я...
     Он запнулся и, просовывая мою  руку  под руку  старика,  сурово, как бы
стыдясь мягких ноток голоса, добавил:
     -- Ну, держи, чего там...
     Я удивленно взял протянутую  руку, и старик тяжело оперся на нее. Опять
звякнул  замок камеры,  и мы  остались одни с новым товарищем  по несчастью.
Затeм старик  медленно повернул голову ко  мнe, и только тогда я увидeл, что
он слeп...
     По неувeренным  движенiям  старика  и,  вeроятно, по  направленiю моего
взгляда  и выраженiю лица  и  всe  остальные  заключенные  замeтили  это,  и
гудeвшая тихими  разговорами камера как-то сразу смолкла, волна вeтра задула
всякiй шум...
     Нeсколько секунд всe молчали. Потом старик медленно поклонился в пояс и
тихо, но внятно сказал:
     -- Мир дому сему...
     Это  старинное полуцерковное привeтствiе,  обращенное  к нам,  узникам,
оторванным  от настоящаго  дома и семьи, показалось  настолько странным, что
никто не нашелся сразу, что отвeтить. Всeм нам казалось, что появленiе этого
старика -- какой-то сон.
     Что-то  непередаваемо  благостное  было  в  выраженiи  его  спокойнаго,
обрамленнаго  сeдой  бородой лица,  и мнe  в первыя секунды  показалось, что
передо мной какой-то угодник  Божiй, каких когда-то, еще мальчиком, я  видeл
на  старинных иконах. И теперь казалось, что этот угодник чудом перенесен  в
нашу камеру,  и что наша тоскливая  370  тюремная  жизнь прорeзана  каким-то
лучом сказочной легенды...
     Но эти  нeсколько  секунд  растерянности  прошли.  Живой  старик тяжело
опирался на мою руку и молчал. Жизнь требовала своего...
     -- Спасибо,  дeдушка, -- нeсколько опомнившись, невпопад отвeчал я.  --
Пойдемте, я вас как-нибудь устрою на ночь.
     Осторожно проведя  старика между лежавшими людьми,  я привел его в свой
угол. Там,  рядом со мной  лежал и  теперь  сладко спал Петька-Шкет, молодой
вор, паренек,  никогда не  знавшiй дома и семьи,  отчаянная  башка, драчун и
хулиган, в вечернiе часы разсказывавшiй мнe всякiе случаи своей безпризорной
жизни.
     -- Слушай, Петька, потeснись-ка малость! -- толкнул я парнишку. -- Тут,
вот, старика привели. Нужно мeсто дать...
     Заспанное  лицо  Петьки  недовольно поморщилось.  Не открывая  глаз, он
раздраженно заворчал:
     -- К чортовой матери... Пущай под парашей ложится... Я не обязан...
     Сосeд сердито толкнул его кулаком в бок :
     -- Да ты посмотри, хрeн собачiй, кого привели-то!
     Петька приподнялся с  явным намeренiем испустить поток  ругательств, но
слова замерли у  него на языкe.  Он увидeл  перед  собой  высокую, величавую
фигуру старика, и  остатки  сна мигом слетeли с него. Он удивленно вытаращил
глаза и выразительно свистнул.
     -- Ого-го-го!.. Вот это -- да!..
     И,  не прибавив  больше  ни  слова,  паренек молча  свернул свой рваный
пиджак  и уступил мeсто  "товарищу".  Я помог  старику  опуститься на  щит и
положить под  голову маленькую котомку.  Устроившись немного  поудобнeе, мой
новый сосeд перекрестился и неторопливо сказал:
     -- Ну вот, Бог даст, и  отдохну нeсколько  деньков...  А то два мeсяца,
как все везут и везут...
     --  А  откуда  вас,  дeдушка,  везут-то? -- несмeло спросил  кто-то  из
лежавших.
     -- Да издалека, сынок,  издалека.  С  Афона...  С Новаго Афона, святого
монастыря Божьяго... 371
     -- А за что это вас?
     -- Не знаю, сынок.  По правдe сказать, сам не знаю, -- спокойно и мягко
отвeтил старик. -- Мнe не  сказали. Прямо со  скита взяли. Я там  схимником,
монахом в горах жил.  Монастырь-то самый давно  уже забрали,  но  меня, вот,
пока не трогали... Развe-ж я кому мeшаю?..
     Старик  говорил медленно, и к  мягкому  звуку  его  голоса  с затаенным
дыханiем прислушивалась вся камера.  Каким-то миром  вeяло от слов  старика,
хотя  эти простыя  слова были полны трагическаго  смысла.  Но  в  его голосe
чувствовалась какая-то примиренность  с жизнью, какое-то  глубокое  душевное
спокойствiе,   умиротворяюще   дeйствовавшее  на  всeх  нас,  напряженных  и
озлобленных.
     --  А  гдe  это  вы,  батюшка,  глаза-то  свои  потеряли?  --  с  живым
сочувствiем спросил какой-то маленькiй крестьянин.
     -- Эх, давно, сынок, давно  дeло  было... Послe  войны. Годочков этак с
десять тому назад. Когда голод-то первый  был, наказанiе за грeхи наши... Да
и то сказать, глаза-то у меня, вeрно, уж некрeпкiе были. Много лeт на Божьем
свeтe прожил. Уж  и  забыл точно... Кажись, как-бы 108  или 109 годов  живу.
Теперь  Божьему  свeту  уж  только по  памяти  радуюсь.  Ночь  вeчная  перед
глазами...
     На  блeдном  лицe  монаха  под  сeдыми  усами  появилась едва  замeтная
грустная улыбка.  Но глаза его  смотрeли по-прежнему в одну точку немигающим
мутным взглядом.
     --  Господи Боже!  -- не  выдержал  кто-то. -- Да  за  что-ж  вас  сюда
послали?
     -- Да я  уж говорил, сынок, что не знаю. Какой с меня вред? А  вот, все
возят по тюрьмам разным. Три годочка какого-то лагеря назначили...
     -- Соловки, вeрно?
     --  Не знаю,  сынок, и этого не знаю... Дал бы то  Господь, чтобы  туда
послали. В  молодые годы  был  я в этом святом  мeстe. Видал все  благолeпiе
монастыря-то Соловецкаго.  У нас, на Новом-то Афонe,  скалы дикiя, юг,  море
синее... А там, на Соловках, тихо все, бeдно. А монаху-то суровое, да бeдное
-- для души-то легче. Да...  Думал я еще раз съeздить туда перед смертью, да
вот 372 не привел Господь...  А  теперь, вот, за рeшетками везут. Как звeря,
али убiйцу лютаго! Ну, что-ж! На все Божiя воля! Без Его святой воли и волос
с головы не упадет... Не вeдают бо, что творят.
     На нeсколько секунд  воцарилась мертвая  тишина. Для всeх нас,  столько
слышавших про ужасы  Соловецкаго концлагеря, было ясно, что старику не выйти
оттуда  живым. Не  даром  Соловки,  превращенные  в самый  суровый  застeнок
краснаго террора,  называли "островом  пыток и смерти".  Я сам,  только  что
вырвавшись оттуда и направляясь в  Сибирскую ссылку, знал  лучше многих, что
для старика заключенiе в Соловки -- замаскированная смертная казнь...
     Видимо, монах понял наше молчанiе.
     -- Да...  В Соловки, значит, -- медленно повторил он. --  Ну,  что-ж...
Там и умереть легче будет. Благодать-то Божья незримо витает в святом мeстe.
И злым людям  не очернить  святыни. Только бы,  вот, доeхать живым  туда,  а
там...  Это  вам,  молодым,  смерть  страшна. А  нам,  старикам,  служителям
Божьим... Мы как с  трудной дороги  домой возвращаемся, когда  час послeднiй
пробьет. С чистой совeстью, да с именем Божьим вездe смерть легка...
     Слова старика, сказанныя с невыразимой простотой, произвели необычайное
впечат<л>eнiе на всeх нас, измученных, голодных, оторванных от дома и семьи,
у кого они  были,  видящих впереди тернистый путь  совeтскаго  заключенiя --
безконечныя тюрьмы, каторжный труд и ссылки... Каждый из нас чувствовал себя
невинным или незаслуживающим такого суроваго наказанiя. И всeх нас,  людей с
надломленной, озлобленной  душой, как-то смягчила и  одновременно пристыдила
картина  этой величественной скорби  и  смиренiя... И  фигура старика-монаха
словно опять выросла в дверях тюрьмы и мягко сказала всeм нам:
     -- Мир дому сему...
     И, дeйствительно,  какой-то мир, какая-то  свeтлая мягкая грусть  стали
замeнять в душe озлобленность и боль.
     И всe мы не могли  оторвать глаз  от  лица слeпого старика, и когда он,
съeв кусок чернаго  хлeба и  запив его  водой,  тяжело повернулся  и стал на
колeни, в камерe настала такая тишина, что казалось -- никто не дышит. 373
     В этом мертвенном молчанiи обреченный на смерть старик стал молиться...
И всe мы почувствовали, что не только между ним и Божьим мiром нeт преград в
видe каменных стeн и толстых желeзных рeшеток, но что эта молитва величаваго
страдальца приближает и нас к Престолу Всевышняго и облегчает у Его ног наше
горе и нашу боль...
     Я оглянулся... Десятки напряженных лиц с широко  раскрытыми глазами, не
отрываясь, смотрeли на поднятую вверх голову старика с невидящими глазами, и
всeм  чудилось, что  он,  этот  слeпой  монах,  видит  там, вверху, то,  что
недоступно нам, жалким песчинкам мiрового хаоса...
     И  в необычайной тишинe  тюремной  клeтки простыя,  безхитростныя слова
молитвы  старика  четко разносились  по всeм  углам  и,  как  мнe  казалось,
вливались в раскрытое сердце каждаго из нас...
     Тусклая лампочка оставляла в полумракe  ободранныя стeны нашей  камеры,
через окно на фонe темнаго переплета рeшеток виднeлось синее  лeтнее небо, и
слабые  лучи  луннаго   свeта  мягко  серебрили  голову  колeнопреклоненнаго
монаха...
     Петька-Шкет, лихой  жулик и безшабашный вор, стоял у стeны, опершись на
одно колeно,  не  замeчая, что  одна  рука его так и  осталась  протянутой в
воздухe, и с напряженным, замершим лицом слушал слова молитвы старика.
     И на его глазах, глазах юноши, выросшаго без ласки матери и уюта  дома,
видeвшаго в жизни только  брань, побои,  тюрьмы  и голод, затравленнаго, как
дикiй волченок, -- на его глазах стояли слезы, скатываясь по щекам... Но  он
не замeчал этого.
     Для  него, как и  для  остальных  безпризорников,  дeтей,  раздавленных
безжалостной колесницей соцiализма, это  была первая  молитва,  которую  они
услышали в своей исковерканной жизни...

        Перевернулась еще одна страница моей исторiи

     -- Солоневич здeсь?
     Я отозвался.
     -- Прочтите и распишитесь, -- надзиратель протянул мнe бумажку. 374
     "Выписка из протокола засeданiя Коллегiи ОГПУ"... Сердце у меня екнуло.
Как-то рeшилась моя судьба?
     ...  "Постановили:  замeнить   гр.  Солоневичу,  Б.  Л.  заключенiе   в
концлагерe ссылкой в Сибирь..."
     Фу... Слава Тебe, Господи!
     В памяти  почему-то,  как мгновенное  видeнiе пронеслась величественная
картина  Соловецкаго  монастыря  и  одновременно  почувствовалось  громадное
облегченiе -- возвращаться не придется. Соловки твердо ушли в прошлое.
     Впереди  --  Сибирь,  суровая  страна  ссылки.  Ну,  что-ж!  Посмотрим,
какова-то она будет мнe, эта Сибирь.
     -- А когда отправят?
     -- Вот, цeльный этап  наберут --  тогда и отправят, --  устало  буркнул
тюремщик, принимая бумажку.
     -- А скоро?
     -- В свое время. Ни раньше, ни позже...


"Черви-козырь"

          Борьба без вздоха,
          а не вздох без борьбы.

        Методы организацiи

     В далекiя мирныя времена какой-то  купец сибиряк построил  невдалекe от
Томска, у рeки Томь громадную паровую мельницу. Потом по этим  мeстам прошли
валы гражданских  войны, Ленинскiй лозунг -- "экспропрiируй экспропрiаторов"
дал свои ядовитые плоды, и в результатe громадное зданiе было полуразрушено.
Окна,  рамы,  двери  были  сломаны, все имущество  было  растащено, и только
многотонныя чугунныя станины  от  больших  машин  в нижнем  этажe  до  конца
противились разгрому.
     В  1924-28  годах  "ликвидацiю безпризорников" взяло на себя ОГПУ, и во
главe этой ликвидацiи стал сам Дзержинскiй со своими "желeзными мeрами".
     Этими  "мeрами"  --  разстрeлами, раскулачиванiем,  тюрьмами,  лагерями
создавались кадры безпризорников....  Эти же  мeры,  по мнeнiю  иницiаторов,
должны были прекратить  это  больное явленiе.  Одной  рукой  ОГПУ  создавало
безпризорность, другой -- ликвидировало ее...
     "У попа была собака"... 375
     Были созданы Болшевская, Люберецкая,35 Орловская Трудкоммуны  ОГПУ, гдe
начата  была  "перековка  малолeтних  правонарушителей".  Перековка  шла  по
штампам  ОГПУ,  и  для  того, кто не подходил к  этим штампам, с  чекистской
гостепрiимностью разступалась мать сыра-земля...
     В  1928  году Московскому  ОГПУ пришло в голову  создать  Коммуну  и  в
далекой  Томской губернiи, и  зданiе старой  мельницы было  намeчено под это
новое "воспитательное учрежденiе".
     Организацiя  была  до  крайности  проста.  Из Москвы прибыло  нeсколько
эшелонов с безпризорниками. Больше тысячи "живых песчинок" было выброшено из
этапных вагонов и направлено под конвоем на мельницу.
     Была холодная сибирская  осень. Сотни полураздeтых ребят в  возрастe от
12 до  20 лeт были предоставлены самим себe. Им были даны в помощь нeсколько
воспитателей из числа ссыльных, пилы, топоры, кое-какiе матерiалы и сказано:
     -- Вот вам дом -- устраивайтесь, как знаете...
     Дороги,  ведущiя  от  мельницы  к  городу  и  деревням,  были  оцeплены
патрулями  ОГПУ, и "Томская  Трудкоммуна  ОГПУ" на  бумагe  стала  числиться
существующей.
     Лeтом  1929  года, когда я  был из  Томска  переброшен  в  Коммуну, как
"спецiалист  по пенитенцiарiи", старые знакомцы по моим вольным  и невольным
путешествiям по  Россiи  разсказывали мнe, к а к пришлось им пережить первую
зиму существованiя Коммуны. С ними поступили по большевицки: или -- или. Или
дeлайте так, как приказывают, или погибайте...

     35  Исторiя возникновенiя Люберецкой Коммуны послужила  (в передeланном
на большевицкiй  лад тонe)  темой для нашумeвшаго  по всему мiру  фильма  --
"Путевка в жизнь". Я жил в этой Коммунe, знаю ея героев и когда-нибудь опишу
эту исторiю в значительно менeе идиллистических тонах.

     Много недeль прошло, пока ребята смогли своими руками, без  сил, умeнья
и руководства,  отремонтировать  себe  под  общежитiе  один  этаж  громадной
мельницы.  И  суровой  сибирской  зимой,  когда   ртуть  сползала  ниже  50,
оборванныя, голодныя дeти  проводили  свои  ночи на  полу 376  громадных зал
мельницы, грeясь у разведенных на цементном полу костров...
     Многiе пытались бeжать. Из них большинство было поймано или пристроено.
Нeсколько  старших ребят разсказывали  мнe,  что  из  тысячи брошенных в это
гиблое  мeсто  "коммунаров"  в первую же зиму умерло  не менeе  300. Судя по
тому, что я сам видeл и знаю о  жизни таких Трудкоммун,  я считаю  эту цифру
близкой к дeйствительности.
     Но кто когда-нибудь сможет точно узнать правду о страшных цифрах отсeва
ГПУ'ской "перековки"?..

        Радостныя воспоминанiя

     Осматривая  Коммуну,  я  встрeтил  там нeскольких  старых  знакомых  по
тюрьмам,  этапам и  лагерям. Как-то утром я посeтил и темный пожарный сарай,
гдe стояла бочка с водой, небольшая моторная помпа и нeсколько багров.
     Длинный костлявый парень  сидeл,  согнувшись,  у входа и  чинил  рваный
пожарный рукав. Разглядeв меня, он удивленно свистнул:
     --  Вот это  да!..  Товарищ  Солоневич!.. Гора  с  горой не сходится, а
соловчане или на этом, или на том свeтe обязательно встрeтятся...
     Очевидно,  на моем лицe было написано тщетное старанiе вспомнить, гдe я
встрeчал этого пожарника, ибо послeднiй укоризненно добавил:
     -- Эх, товарищ Солоневич! Стыдно так  старых друзей забывать...  А я-то
так хорошо нацeливался вам финку под седьмое ребро сунуть...
     -- Ну и рекомендацiя!..
     Парень осклабился.
     -- Да уж не хуже других каких... А, признаться, мы здорово повздорили с
вами. Развe-ж тюремный двор в Питерe забыли? Да драку насчет попа?
     -- И вы там были?
     --  Ну,  как же!  Я  аккурат  сбоку заходил,  что-б  под ваш  кулак  не
попасться!
     На  лицe  пожарника  было  написано  столько  неподдeльной  радости  от
встрeчи, и исторiю с финкой и моим ребром он разсказал так  беззлобно, что я
разсмeялся и пожал протянутую руку. 377
     -- Да мы  потом и  еще встрeчались... На  Соловках... Оно, конечно, я с
морды малость с тeх пор попорченный. (Он  указал на свой переломленный нос.)
Это прикладом меня  в этапe саданули...  Однако, вы,  вeрно,  вспомните: я в
музыкантской командe был. В тромбон бухал. Меня "Черви-Козырь" звать...
     Теперь  я  вспомнил  "Черви-Козыря"  --  профессора карманнаго  дeла  и
страстнаго картежника, не без шулерских талантов
     -- Ну,  как видно, вспомнил?.. А оно и вeрно -- подался я  сильно. Оно,
конечно, -- годы какiе!  Это все равно, как  в Севастопольской оборонe...  Я
читал -- год за десять считался... Так и у нас...
     -- А как вы здeсь очутились?
     Черви-Козырь  осклабился  опять.  В  это время в сарай вошел низенькiй,
согнутый человeк в кожанной тужуркe.
     --  Что, опять разговорчики завел? -- с какой-то свистящей  ядовитостью
спросил он. Черви-Козырь приподнялся, и благодушное выраженiе его лица разом
смeнила плохо скрытая мрачность и враждебность.

        Чекист

     На  фуражкe вошедшаго  была звeзда, а на боку висeл  наган. Он мягкими,
словно кошачьими, шагами обошел сарай и сдeлал нeсколько замeчанiй. Пожарник
угрюмо шел за ним.
     Когда  они снова подошли к выходу,  я разглядeл чекиста болeе ясно. Это
был еще молодой еврей  со впалыми щеками и лихорадочно блестeвшими  глазами.
Эти черные, глубоко впавшiе глаза постоянно бeгали с мeста на мeсто, и он не
смотрeл в глаза  собесeднику. Блeдныя  губы постоянно  кривились в  какой-то
злорадной  усмeшечкe. Голова  и щека часто подергивались каким-то  странными
судорожным движенiем.
     Чекист оглянул непривeтливым взором и меня и сдeлал пожарнику нeсколько
замeчанiй о сараe.
     --   Этак  придется  тебe,  Черви-Козырь,   опять,  пожалуй,  комариков
подкормить, -- закончил он свои выговоры. 378
     --  Дак  за  что  же,  товарищ комендант?  --  с  безпокойством спросил
пожарник.
     --  А  за  то,  что-б  ты  поласковeй  рожу   дeлал,  когда  начальство
встрeчаешь! -- хмыкнул чекист. -- А вам, т. Солоневич, -- вeдь вы Солоневич?
     Я кивнул головой.
     -- Ну да,  я вас по Томску  знал... Так  вам я бы не  совeтовал с такой
сволочью знаться!
     -- Да мы еще по Соловкам прiятели!...
     --  Ну, ну,  здeсь выискивайте  себe прiятелей  поосмотрительнeй. А  то
неравно в грязное дeло вляпаетесь. Я по хорошему говорю... пока. -- В голосe
чекиста слышались и предостереженiе, и угроза.
     Когда он  вышел  из сарая, я с удивленiем  увидeл,  как  исказилось  от
ненависти  лицо  Черви-Козыря.  Он  оскалил   зубы,  как  непокорный  щенок,
припертый в угол сильным противником, но не желающiй сдаться.
     -- Что это у вас на него зуб такой?
     Пожарник не сразу отвeтил. Взор его еще нeсколько секунд был прикован к
двери, за которой скрылся комендант. Потом он встряхнул головой.
     -- У-у-уу, сволочь, гад ползучiй!... -- пробормотал он... -- Да развe-ж
вы не знаете?
     -- Я вчера только прибыл.
     -- Это  наш комендант, Геллер. Он и на Соловках был. Сколько он там душ
загубил!.. И не счесть. И как его только земля держит?
     -- А здeсь он тоже звeрствует?
     -- Тут разстрeливать ему мало  ходу. Раньше  он в Болшевe был.  Там ему
раздолья больше было...
     -- Но это вeдь образцовая коммуна... Иностранцев возят...
     -- Во... во... Иностранцев! -- презрительно искривил рот  Черви-Козырь.
-- Им что в глотку  не положь -- все  проглотят. Им, может, и кажется,  что,
там лафа, а не жизнь... А развe-ж кто видит, как там пружины закручены? Вeдь
там  как чуть что  -- так  шлЈпка. Не только побeг, а даже отлучка  больше 3
дней -- и каюк... Поэтому и держится все...
     Ну, так вот там Геллер и отличался. Только потом  его выставили, потому
невозможно  иностранцам показывать 379 --  рожа больно противная --  веревки
просит. У  них  у  всeх, палачей  этих,  вродe  как слeды намордe  остаются.
Помните Новикова в Соловках?.. Аж  собаки убeгали... Уж если человeк в крови
выкупается  --  так словно слeд какой-то на лицe... Бог гада мeтит!  А вы не
слыхали, что он тут со мной зимой сдeлал?
     -- Нeт...

        "Исправительные методы"

     -- А дeло такое  было.  Вам,  вeрно,  разсказывали,  как  мы  тут зимой
жили?..  Скот  в  хлeвах,  вeрно,  лучше... Мерли,  как  мухи.  Работать  --
струмента  не  хватало, матерiалов.  Тоска... Ребята,  прямо сказать, совсeм
опупeли. Бeжать --  никакая сила.  А  тут -- голод, да холод...  Двое просто
повeсились от такой  жизни. Ну, а остальные  с горя в карты рeзались... Оно,
конечно, вам,  может, интеллигентным, можно  чeм и  другим заняться.  А