ли, а это  самое
важное. А если голова  сидит на плечах,  так развe в  карманах  когда-нибудь
бывает пусто?
     Сухое лицо возвращавшаяся  шоффера  оживилось  одобрительно-насмeшливой
улыбкой...
     -- Ну, господа, вот  кого  нам нужно благодарить!  --  воскликнул я. --
Если бы не его смекалка, лежать бы нам всем теперь у скалы.
     -- Да, вот,  вы тоже  молодцом, -- дружелюбно усмeхнулся шоффер, крeпко
пожимая  мнe  руку. --  Здорово  это  вы  и  языком,  и кулаком  дeйствуете.
Убeди-и-и-тельно это у вас вышло!
     -- Ну и ладно! Все  хорошо,  что хорошо  кончается!  Но вы все-таки, ей
Богу, герой! Откуда только вы им спирт выкопали?
     --  Спирт?  Какой   спирт?  --   разсeянно   спросил   наш   спаситель,
прислушиваясь к шуму мотора и берясь за рычаги.
     -- Да тот, в банках!
     -- Эва! Откуда там спирт?  Там простой бензин был!  -- спокойно отвeтил
он, и его невозмутимое лицо озарилось лукавой усмeшкой.


В родной семьe

     Дом наш там, гдe  живут  тe,  кого мы любим.  Все  равно замок это  или
деревня, хижина  или дворец, крeпость или тeнь кустарника.  Все равно -- это
останется нашим домом, пока мы встрeчаем там близких сердцу людей, дружеское
рукопожатiе которых готово встрeтить нас в любое время...
          Э .  С е т о н - Т о м с о н

        Гибель брата

     Полгода тому назад, эвакуированный,  как раненый, из Туапсе в  Крым,  я
очутился  в  Севастополe с тоскливым  сознанiем  полнаго одиночества.  Слeды
старика отца  32 были потеряны  в  волнах гражданской войны, пронесшихся  на
Кубани.  Оба  старших брата  были гдe-то  на  Украинe,  через  которую  тоже
перекатывались тяжелые валы грозных событiй.
     И я, 20-лeтнiй юноша, чувствовал себя песчинкой в бушующем самумe.
     Через нeсколько дней послe моего прибытiя в Севастополь кто-то окликнул
меня на улицe.
     -- Солоневич, вы ли это?
     Под  матросской  безкозыркой весело улыбалось лицо  кiевлянина  Лушева,
когда-то вмeстe с моими братьями тренировавшагося в "Соколe".
     Мы сердечно расцeловались.
     -- А Всеволода уже видeли? -- спросил моряк.
     Средняго брата Всеволода я видeл в послeднiй раз больше года тому назад
в Кiевe, куда  я на  недeлю с винтовкой в руках прорвался с Кубани.  При его
имени мое сердце дрогнуло.
     -- Да развe он здeсь?
     -- Ну как же!.. Комендором на "Алексeевe"!..
     Через  нeсколько  минут  я был на Графской пристани и  скоро на большом
военном  катерe  подходил  к высокому  сeрому  борту громаднаго  броненосца.
Сознанiе того, что я сейчас увижу своего  любимаго  брата, с которым мы были
спаяны долгими годами совмeстной жизни, окрыляло и дeлало счастливым.
     Бeгом взбeжал я по трапу к вахтенному офицеру.
     Высокiй серьезный мичман на секунду задумался.
     --  Всеволод?.. Как  же  помню...  В очках? Да... да... Нам только  что
сообщили, что он умер в Морском госпиталe...
     Так  же весело  плескались волны  под бортом  катера,  так  же тепло  и
ласково грeло весеннее солнце, так же привeтливо пестрили склоны живописнаго
городка... Но для  меня  все  было покрыто  сeрым  туманом  перваго  в жизни
большого горя. И синее прозрачное небо уже не радовало душу, а давило на нее
мрачной тяжестью...
     Я опоздал  на  нeсколько  часов... Гдe-то  в  сeрой больничной  палатe,
окруженный равнодушными чужими лицами, безконечно одиноким ушел из жизни мой
брат. 33
     И  первый  раз  в  моей  молодой  жизни  гдe-то  далеко  внутри  словно
оборвалось, и там показалась кровь душевной раны...
     А через недeлю я и сам лежал в сыпном тифe в той же палатe, гдe недавно
умирал  мой брат. И  в  полубреду  я  слыхал, как  подходили  ко мнe  сестры
милосердiя и шепотом спрашивали:
     -- Солоневич?
     -- Да... Только другой...
     -- Ну, совсeм как тот!.. Ну, Бог даст, хоть этого выходим!..
     И  вот,  послe выздоровленiя, худой и блeдный,  еще шатаясь  на  слабых
ногах, с  чувством пустоты и боли в душe, одинокiй болeе, чeм  когда-либо, я
пошел к скаутам. Их веселая, жизнерадостная семья приняла меня, как родного.
И в  теплe их дружбы немного залeчились первыя раны, которыя так болeзненны,
когда человeку только что исполнилось 20 лeт, а судьба бросила его на острые
камни суровой жизни...
     "Дом наш там, гдe живут тe, кого мы любим!"... Я любил своих  маленьких
друзей и сейчас в дни  тревог и опасностей стремился в их семью, которая для
меня была родной.

        Дома

     Дальнeйшiй  наш  путь  прошел  благополучно.   Через   нeсколько  часов
показался Севастополь с мрачной пустыней своих бухт. Еще нeсколько дней тому
назад бухты эти были переполнены пароходами и  военными кораблями, лайбами и
фелюгами,  катерами  и шлюпками. Сейчас вездe  было пусто и безжизненно.  На
другой сторонe бухты медленно догорало громадное зданiе мельницы, гдe раньше
помeщался  склад  Американскаго  Краснаго Креста, да  глухiе звуки выстрeлов
изрeдка разрывали настороженную тишину. Старые мертвые  броненосцы, стоявшiе
в Южной бухтe, казались еще болeе печальными и заброшенными. 34
     Один  из  них,  нeкогда  могучiй  "Iоанн  Златоуст",  все  лeто  служил
"резиденцiей" для  меня и отряда морских скаутов.  В полумракe сeраго утра я
теперь  тщетно  звал   кого-нибудь   с   корабля,  чтобы  подать   для  меня
плотик-переправу. Никто не отзывался. Очевидно, никого  из ребят уже не было
в нашем пловучем домe.
     Дeлать было нечего. Нужно было искать какого-нибудь другого пристанища.
     Тут же,  невдалекe от  порта жила семья одной из наших герль-скаутов. Я
направился туда.
     Заспанное  лицо  Тани  выглянуло  в   дверь  и  внезапно  преобразилось
удивленiем и радостью.
     -- Это вы, дядя Боба? Как это  вы прieхали? А мы  всe думали, что  вы в
Константинополe  остались! Вот  хорошо-то! Заходите, заходите.  Сейчас  мама
встанет.
     -- Я уже был на "Златоустe". Гдe же наши ребята, Таня?
     -- Да всe по домам. В такое время  жутко на  кораблe одним.  А многiе к
вам в Константинополь поeхали.
     -- Эх, опоздал я... А всe мои вещи, вeрно, тоже с ними поeхали?
     -- Навeрно, что так. Ну, это ничего, Борис  Лукьянович. Это все ничего.
Вот, так ребята рады будут!.. А никто еще не знает, что вы здeсь?
     --  Никто,  Танечка. Я покричал, покричал у броненосца и  к тебe  прямо
пришел.
     -- Ну, и хорошо. А вот и мама...
     Сердечное тепло встрeчи охватило мои напряженные нервы.
     Пока я -- дома. А там -- там увидим...

        Ребята

     Новость --  "дядя Боб  вернулся" -- мгновенно  разнеслась по  скаутским
рядам... Через нeсколько часов в маленькой комнаткe  Тани, за столом с уютно
шумящим самоваром собрались всe наши старшiе скауты.
     Многих уже не оказалось в городe. Они вмeстe со своими семьями покинули
родную страну  и  ушли в эмиграцiю.  Что-то ждет их  на чужбинe? И что сулит
нам, оставшимся, туманное будущее? 35
     Старушка -- мать Тани -- суетится и хлопочет, стараясь разсадить всeх и
снабдить стаканами.
     --  Пусти, мама. Я сама все сдeлаю! -- пытается дeвушка принять "бразды
хозяйственнаго правленiя". Глаза ея радостно сiяют. Сегодня --  ея  день, ея
праздник!  Сегодня  в  стeнах своей маленькой  комнатки  она  принимает всeх
старших друзей и начальников...
     -- Сколько веселых лиц кругом! сколько молодой энергiи и задора!
     Оля с  мягким  юмором  разсказывает  наши  приключенiя.  Сыплется дождь
вопросов,  шуток,  замeчанiй.  Хорошо  сейчас  в  теплe  и  уютe  вспоминать
пережитое!..
     Как славно и задушевно звучат знакомыя  слова милых наших пeсен!  Пусть
хромает  на  всe 4 лапы  наша музыкальность! Пусть энтузiазма в  этих пeснях
много больше, чeм мелодичности.  Ну, так что-ж? Развe это так важно? Мы поем
для себя, в своей семьe, гдe всe участники и всe слушатели...
     И смeх и бодрость постепенно замeщают в душe тревогу и безпокойство.
     А с улыбкой на лицe все в мiрe переносится безконечно легче...

        Душа юноши

     Поздно вечером шел я с  начальницей герль-скаутов, княжной Кут<ые>ьивой
и Володей  в  нашу штаб-квартиру,  гдe я пока  рeшил  ночевать.  Улицы  были
пустынны и тихи. Электро-станцiя  не работала. Над городом  нависла какая-то
печальная, настороженная тишина.
     Молчали и мы.  Тревога за будущее -- нeт-нeт --  и вспыхивала в глубинe
души.
     Обычно бодрая и прямая фигура юнкера как-то сжалась и согнулась, словно
груз тяжелых мыслей налег на его плечи.
     -- Скажите, Володя, -- спросил я у юноши, -- вы что -- отстали от Армiи
или сами рeшили остаться в Россiи?
     Положенiе   Володи   было   очень   своеобразным.   Извeстный   донской
скаутмастор,  он  попал  в  Севастополь  36 вмeстe с  Бeлой  Армiей и  часто
прieзжал с  фронта в наш веселый городок.  Он давно уже стал своим, родным в
нашей скаутской семьe, но я  был увeрен, что он предпочтет уeхать из Россiи,
но не оставаться на милость побeдителей.
     Юноша отвeтил не сразу.
     -- Сам, -- наконец, глубоко и коротко прозвучал его голос.
     Княжна Лидiя, пожилая учительница, "скаут-мама" наших отрядов, дружески
взяла его под руку и тихо спросила:
     -- А почему?
     Юноша тряхнул головой.
     --  Что-то не  привык  я, знаете,  "драпать", Лидiя  Константиновна, --
криво усмeхнулся он. -- Раз проиграл -- признайся в этом честно и откровенно
и протяни руку противнику.
     -- А противник развe ждет этого?
     -- А как же! Развe вы не слыхали, что ВЦИК амнистiю всeм бeлым объявил?
Да,  правда,  вы   в  это   время  в   Константинополe  были.  А  вы,  Лидiя
Константиновна, вeдь читали?
     -- Да, да.  Так и объявлено было -- "гарантируется безопасность и право
на свободный труд всeм, оставшимся в странe Совeтов".
     --  Ну, вот  видите, Борис Лукьянович, -- возбужденно воскликнул юноша.
-- Значит, протягивают руку. Вот и  я -- боролся за Родину,  как  мог  и как
понимал свой долг. Хоть мы и побeждены, но я не раскаиваюсь в своем прошлом.
Если бы все вернуть назад, -- ей Богу, пошел бы таким же путем...
     Голос  Володи  дрожал.  Он  словно  спeшил излить  перед  друзьями свои
мучительныя думы.
     -- Тяжело, знаете,  Россiю  покинуть... Так все  ничего,  ничего, а как
увидал  я нагруженные пароходы,  да подумал  -- вот  еще день, два и  прощай
Россiя -- так сердце и дрогнуло...
     Юноша криво усмeхнулся:
     --  Эх, глупое сердце. Не уйти вот от чувства любви к Родинe. Не  тянет
на чужбину, хоть не думаю я, что и здeсь сладко будет.., 37
     -- А мести большевиков вы не боитесь? -- попрежнему тихо спросила Лидiя
Константиновна.
     --  Нeт, почему  же?  Вeдь  амнистiя-то  была? Да  потом,  не опасности
волнуют меня. Слава  Богу, не впервой! Видали  виды...  Мучительна, вот, эта
неувeренность: что,  то будет впереди, как новая жизнь развернется, будет ли
нам мeсто в этой новой жизни?..
     -- А вы вeрите в эту новую жизнь?
     -- Да  как  вам  сказать, Лидiя  Константиновна?  Хочется  вeрить,  что
все-таки не зря же столько крови пролито... Может  быть, что-нибудь новое из
всего этого и выйдет... Уйти --  это  не  трудно. Или еще -- пустить  пулю в
лоб. Нeт, надо в э т о й жизни найти свой путь на пользу Родины...
     -- Поэтому то вы и остались в Россiи?
     --  Ну  да,  -- просто отвeтил юноша.  -- Да вeдь не я  один -- многiе,
многiе  остались. И  офицеры, и солдаты. Врангель вeдь честно сказал -- я не
ручаюсь  за будущее.  А  тут  --  амнистiя.  Ну,  сердце и  заныло... Тысячи
остались. Эх, сказано вeдь:

     "Смерть в краю родном
     Милeй, чeм слава на чужбинe..."

     Может, это политически  и невeрно, дядя Боб... Знаю... Но я не политик.
Я простой солдат. Сердце говорило мнe -- борись за Россiю. Я сдeлал все, что
мог. А теперь хочу, вот, остаться на Родинe, помочь ей. А  как  --  ей Богу,
еще не знаю. Увидим там... Но вот и вы, дядя Боб. Вернулись вeдь? Неужто так
уж мы ничего и не сдeлаем?
     В голосe Володи что-то дрогнуло. В тишинe и мракe настороженнаго вечера
на грани какой-то новой жизни мы обмeнялись крeпким рукопожатiем.


По дорогe на тот свeт

          "Выход всегда есть, и мужественное сердце всегда найдет его."
           Э. Сэтон-Томпсон

     Эвакуацiя была уже закончена. Обычно веселый и оживленный город был как
бы придавлен тяжестью 38 надвигавшихся событiй и ожиданiем новых "хозяев", о
которых шли самые мрачные слухи и разсказы.
     Когда, послe ряда безуспeшных атак Перекопскаго  вала,  нeсколько тысяч
красной  конницы, использовав  рeдкое  сочетанiе событiй, прорвалось в  Крым
через  болота  Сиваша,  и  Русская  Армiя  рeшила  эвакуироваться,  -- послe
отступленiя Бeлой и до прихода Красной Армiи  прошло не менeе 2 суток. Нужно
ли говорить,  как тревожно были пережиты эти двое суток безвластiя?.. Гдe-то
с  сeвера  на нас катилась  грозная красная  лавина.  Что-то  принесет она с
собой?
     Первыми в город вошли конныя части  армiи  "батьки  Махно", украинскаго
авантюриста, сражавшагося на сторонe тeх, гдe ему казалось болeе выгодным.
     Головорeзы  Махно  полностью   использовали  свое  положенiе  передовых
частей, и по городу прокатилась волна грабежей и убiйств. Пьяные, разгульные
и увeренные  в своей безнаказанности махновцы группами  eздили  по улицам  и
вели себя так, как будто город был отдан им на разграбленiе.
     Пришлось, увы, и мнe "коротко" познакомиться с ними.
     Вообще,   этот  перiод   моей  жизни   изобиловал  самыми  неожиданными
опасностями. Как вышел я  живым из под каскада этих приключенiй  -- право не
смогу даже объяснить... "Кисмет", как говорят турки. Судьба...

        Жизнь -- копeйка

     На второй день послe появленiя  махновцев я вышел на улицу поглядeть на
новых  "хозяев". На  мнe, как  обычно,  был  американскiй френч с  узенькими
полосками-погонами. Волею судеб, эти полоски едва не стоили мнe жизни...
     Когда  по  мостовой  зацокали   копыта  проeзжавшей  группы  махновцев,
гуляющiе  остановились и  с  безпокойством  стали наблюдать  за  горланящей,
шумной и пьяной ватагой.
     Проeзжая мимо  нас, один из всадников случайно обернулся в мою сторону,
потом внезапно выхватил 39  привычным и  быстрым  движенiем шашку из ножен и
рванул коня в толпу, крича во все горло:
     -- Ага, хлопцы, вот еще один проклятый офицер попался!
     Всe шарахнулись  в стороны, и  я  торжественно был выведен  на середину
улицы, окруженный возбужденными свирeпыми лицами махновцев.
     -- Руби его, стерву! -- кричали одни.
     -- Ахфицер, так его так... Летчик... Попался, сукин сын...
     Если бы их было меньше,  то, вeроятно,  мнe  бы не  уйти живым с  этого
мeста.  Но  махновцев  было  много,  они  мeшали  друг  другу   и  старались
перекричать один другого. Конскiя морды, возбужденныя поводьями, фыркали мнe
в лицо, а сверху  сверкали шашки, которыми жестикулировали мои "побeдители".
Для многих из них, вeроятно, взмах шашки замeнял собой цeлую фразу...
     -- Да  бросьте  вы, ребята, дурака валять, -- отругивался я. --  Какого
чорта вы ко мнe прицeпились? Гдe у вас глаза? Развe-ж это офицерскiе погоны?
Это мнe американскiй френч дали. Видно, у них такая и форма...
     -- Врешь ты, сукин сын. Ты офицер-летчик...
     -- Как же! Как же!.. Был  бы я офицер, так остался бы тут, держи карман
шире. Да еще по улицe в формe ходил бы. Дурака тоже нашли! Я бы  уже давно в
Константинополe был. Брось, ребята!
     -- Разсказывай тут. А ну-ка, Чуб, сбрей ему покеда погоны по-нашински.
     Махновцы довольно загоготали.
     -- А ну, Чуб! Покажь свою точность. Шоб на корню дeло было сдeлано.
     Чуб, вихрастый крeпкiй казак  с тупым рябоватым лицом, польщенный общим
довeрiем, потянул меня к тротуару. Там, поставив меня боком  к  телеграфному
столбу и отстегнув край  погона,  он  одной рукой придержал его  у дерева, а
другой занес шашку.
     -- Голову нагни, бeлопогонник проклятый, а то срублю,  -- хриплым басом
предупредил он.
     Не  могу  сказать, чтобы свист  шашки над ухом и  40 звук  удара  ею по
столбу  был  прiятным музыкальным аккордом...  И когда  второй удар вмeстe с
погоном срeзал  часть  сукна на плечe, но  оставил меня цeлым, я  вздохнул с
облегченiем.
     Махновцы опять загоготали.
     -- Здорово, Чуб! Подходяще сработано!
     -- Ну, теперь пойдем, ваше благородiе.
     -- Куда?
     -- А твое дeло шашнадцатое. Иди, пока жив...
     Дeлать было  нечего.  -- "Eхать, так eхать, как сказал зеленый попугай,
когда сeрая кошка тащила его  за хвост из  клeтки", -- почему-то мелькнула в
мыслях шутка.  --  Тьфу,  дьявольщина, отплюнулся я. И какая,  однако, дикая
чушь лeзет в голову в самые неподходящiе моменты!..
     Меня пустили вперед, и за мной вплотную двинулись с обнаженными шашками
махновцы.
     Положенiе  и без  того  было  трагическим,  но судьбe  было  угодно еще
осложнить его.  Когда я торжественно  шествовал по серединe улицы  со  своим
конвоем, из-за угла неожиданно вынырнул патруль наших маленьких скаутов.
     Увидeв начальника, они, не  поняв всей  необычности  картины,  радостно
вытянулись  в положенiе  "смирно"  и привeтс<т>вовали меня полным  скаутским
салютом:
     "O, sancta simplicitas!"1

     1 "О, святая простота!" -- восклицанiе возведеннаго на костер Яна Гуса,
чешскаго религiознаго реформатора, когда он увидeл,  что  какая-то старушка,
искренно вeря,  что  он  дeйствительно грeшник,  принесла  в костер  и  свою
вязанку дров.

     "Ну, это уж конец!" подумал я, усмeхнулся и отвeтил им на салют.
     --  Ну, что-ж это  ты  врал,  сукин сын, что ты не  офицер? -- раздался
сверху сердитый хриплый бас. -- Вот, глянь, -- тебe даже честь отдают...
     Положенiе явственно ухудшалось... Если-б хоть  толпа на улицах  была --
тогда  можно  было бы  рвануться, проскочить  в  какой-нибудь двор и  оттуда
удрать... Но как раз прохожих было мало,  да  и тe  испуганно сторонились 41
при  видe  нашей процессiи. В этих условiях  рвануться в сторону и пробeжать
10-12 метров я никак  не успeю.  За  моей спиной -- опытные рубаки.  Рвануть
коня  и взмахнуть шашкой -- для них легче,  чeм  прочесть строчку книги. А я
видывал, как казаки перерубают человeка наискось... Нeт уж.  Лучше не давать
им   случая   показать   свое   искусство.  Поищем  лучше   других  способов
выкрутиться!..
     Через нeсколько минут  меня  привели  на  большой  двор, гдe размeщался
взвод кавалеристов.
     -- Эй, ребята, глянь-ка: офицера поймали, -- закричали мои конвоиры.
     --  Ого-го! Давай его сюда. О це здорово. Молодцы, хлопцы, -- раздались
восклицанiя со всeх сторон, и взлохмаченныя дикiя головы окружили меня.
     --  Погоны-то мы  вже срубалы, -- довольным тоном  объяснил Чуб. -- Вин
офицер-летчик. Ему вси честь отдавалы...
     -- Ну, так что-ж?  Дeло ясное.  Чего-ж  тут ждать? --  сказал низенькiй
коренастый взводный заплетающимся языком. -- А ну, хуч  ты, Панас, ты, Осип,
да ты, Петро`,  поставьте его к тому вон сараю,  да и пошлите его на  луну к
чортовой матери. Что это с бeлогвардейцами цацкаться. Попили нашей кровушки.
Будя!..
     На продолженiи  трех суток  это был уже  второй  молнiеносный  смертный
приговор. Фронтовая привычка  к быстротe дeйствiй и безнаказанности упрощала
"судебный церемонiал".
     Несмотря  на все мое "краснорeчiе",  меня потащили к сараю.  Трое дюжих
"хлопцив", дожевывая что-то, лeниво взяли свои винтовки...
     Просто совершались такiя привычныя операцiи в тe блаженныя для бандитов
времена...  Интерес  к  моей  особe, возбужденный при  моем появленiи, упал.
Казаки разбрелись по двору,  часть пошла к лошадям,  часть --  в дом. Только
нeсколько махновцев  с  лeнивым любопытством слeдили за происходящим, словно
во всем этом не было ничего, выходящаго за рамки обыденнаго.
     Когда меня повели к сараю, одному из  них пришла в голову хозяйственная
мысль. 42
     -- Хлопцы, да вы хоть с него френч снимите. Сукно-то, видать, хорошее.
     --  Вeрно,  Трофим, -- поддержал его другой.  -- Френч подходящiй. Чего
ему пропадать?
     Не могу сказат