* * *
     -- Кто были эти негодяи? -- спросил герцог Крун, как только те утратили
возможность его слышать.
     -- Это плебеи, -- ответила София Юстина, --  их вожак приходится  сыном
делегату Кимону Интелику.
     --  Проклятие!  --  с  возмущение  в голосе  прогремел  Крун.  --  И вы
позволяете презренным простолюдинам оскорблять вас?! Клянусь всеми богами, я
у себя в Нарбоннии подвешивал мужиков за меньшие грехи!
     Княгиня печально усмехнулась.
     -- Иногда  мне хочется того же самого, герцог. Право, гражданин Интелик
неплохо бы смотрелся вниз головой!
     --  Ну  так  что же  вам мешает?! Пусть негодяя  схватят  и  подвергнут
положенной каре!
     -- Это невозможно,  -- сказал  Эмилий Даласин.  -- Плебеи --  такие  же
подданные Божественного императора, как и мы, патрисы. Мы и они -- аморийцы!
     Крун помотал головой, не понимая логики в словах императорского внука.
     -- Разве у  вас, у патрисов, мало власти, чтобы  внушить  черни должное
почтение?!
     -- Те, кого вы видели, не совсем чернь, -- заметила София Юстина. -- Их
родители  -- влиятельные  политики  либо магнаты.  Если мы  без  достаточных
оснований  начнем преследовать сынков,  нас  упрекнут  в  небрежении правами
трудового народа. Собственно, вы это уже слышали.
     -- Все  равно не  понимаю!  Какое  вам дело до того, что  скажет чернь!
Власть-то у вас, у патрисов!
     -- И мы дорожим ею, поверьте! По-моему, пусть лучше плебеи митингуют на
улицах, выбирают делегатов, путь лучше эти  делегаты делают вид,  что правят
вместе с нами...
     -- Лучше чем что?
     --  Чем  если  бы  они  втайне  озлобились  против  нас,  патрисов.  Не
забывайте, герцог, в Империи патрисов менее восьмисот тысяч, а плебеев почти
тридцать семь миллионов!
     "Умно, --  подумал Варг, внимательно слушавший этот  разговор, -- очень
умно!   Ловкие   аристократы,  подобные  этой  Софии,  повязали  свой  народ
аватарианской верой  и  показным дружелюбием. И  этот раболепный народ ловит
крошки с княжеских столов и еще радуется, что  ему  позволяют избирать своих
никчемных  делегатов!  А  всякий,  кто  восстает   против   такого  порядка,
объявляется еретиком, как Ульпины".
     -- И все равно я не понимаю, -- в  сердцах бросил  Крун, -- может быть,
потому  что я варвар. Будь моя воля, я бы с  наглым сбродом церемониться  не
стал!
     Вскоре они расстались: Крун с сыном отправились в свой павильон, -- это
совсем рядом, стоит лишь пересечь  проспект Фортуната  и  немного  пройти  в
сторону  Квиринальского озера, -- а Эмилий Даласин и  София Юстина в  карете
кесаревича поехали в свои резиденции.
     -- Удивительная страна, --  пробормотал Крун, когда остался  наедине со
своим сыном. -- Здесь все не так, как у нас!
     -- Вот потому-то мы  и  враги, --  сумрачно глядя из-под бровей, молвил
Варг. -- И останемся с ними врагами, кто бы ни желал иного!
     -- Ты глупец, -- устало проговорил герцог; у него в  этот вечер не было
ни сил, ни желания снова вправлять мозги непокорному сыну.
     --  Я не глупец, -- сказал принц.  -- Глупец тот, кто не видит, что все
это было разыграно.
     -- Что?! -- ахнул герцог.
     -- А то, -- с ожесточением отозвался Варг, --  что  все амореи  заодно.
Вернее, все, кто признает аватарианскую веру, -- поправился он,  вспомнив об
Ульпинах. -- Все, что видели мы, было разыграно для тебя.
     -- Для меня?!!
     -- А как  ты думал, отец?! Поставлю молот Донара  против всех их богов,
что  сиятельство с  Высочеством заранее договорились!  А  тем  простолюдинам
хорошо заплатили, чтоб разыграть этот пошлый фарс. А ты и клюнул!
     Такая мысль не приходила Круну в голову.
     -- Дьявол! -- пробормотал он. -- София тоже говорила, мол,  я  поддался
на какую-то провокацию.
     Варг раскатисто рассмеялся.
     --  Во  имя Донара, это мне  нравится! Хоть в чем-то мы сошлись с твоей
Софией, отец!
     -- Этого не может быть. Не может быть, я сказал! София  Юстина искренна
в своем стремлении подружиться с нами. Будь иначе, я бы понял...
     -- Ты сам, отец, учил меня не верить коварным улыбкам амореев. Да что с
тобой? Какая  может быть  дружба  между господами и  их рабами?!  Разве  кто
спорит, что Юстина очень  умна и красива? Тем более она для нас опасна!.. О,
боги, да что сделать, чтобы ты понял, какие демоны нас окружают, отец?!
     "Этого не может быть. Этого не  может быть.  Этого  уже не  может  быть
никогда", -- стучало в висках у Круна, и он не слушал, что говорит ему сын.

     * * *
     -- Как  я устала,  кузен,  -- жаловалась София,  пока карета кесаревича
катилась  ко дворцу Юстинов. -- О,  неужели этот день уже  кончается?! Хвала
великим  богам...  Я  хочу в  постель.  Никакой политики  больше  --  только
постель!..
     -- Вовремя я  появился,  -- сказал Эмилий. -- Хотел бы я  знать,  какая
муха укусила Кимонова сына! С чего это он так распоясался?
     -- Ставлю тысячу империалов, кузен, муху зовут Корнелий Марцеллин.
     -- Твой дядя?! -- изумился кесаревич.
     -- А что тебя удивляет?  Мой дядя  не гнушается водить  дела с подобным
сбродом. Недаром он вождь фракции популяров в Сенате.
     -- По-моему, ты заблуждаешься, Софи. Я не вижу логики.
     Превозмогая усталость и боль в ступнях, София  принялась объяснять  ему
то, что для нее казалось самоочевидным.
     -- Мой дядя Марцеллин мечтает о кресле первого министра, так? Я -- тоже
мечтаю. У меня больше  шансов.  Однако  если дяде  удастся скомпрометировать
меня... Ну, ты понял.
     --  Не могу  поверить,  Софи. Твоя репутация  безупречна  --  что может
изменить  какой-то  фотоснимок?!  Все  поймут,  что  это  подстроено  твоими
недругами. Да и в чем твой грех на этом снимке?..
     София Юстина не смогла сдержать улыбку.
     --  Твое счастье, кузен,  что ты  Фортунат. В политике ты наивен, точно
дитя... К тому же я не настолько святая, как тебе кажется.
     Тут она рассказала ему историю с дневной погоней на озере Феб.
     --  ...Никто не сможет ничего доказать, --  сказала она,  --  но  с тех
гидромобилей, что гнались за мной, наверняка видели знак Юстинов на  дверцах
и символ Пегаса на носу моего корабля. Если начнется расследование или, того
хуже, узнает дядя...
     -- Я постараюсь  помочь, --  задумчиво  молвил Эмилий  Даласин.  --  Ты
права, я Фортунат, я  могу сказать  то, что не позволено политику -- в самом
деле,  какие интересы  в суетной политике  могут  быть у отпрыска  священной
династии?!
     София рассмеялась и поцеловала кузена в щеку.
     -- Ты настоящий друг, Эмиль.
     -- И все же больше так не попадайся, -- пробормотал кесаревич.
     -- Ну что ты!  Я чту наши законы не меньше, чем твое доброе имя, кузен.
Кстати,  напрасно ты вмешался. Я справилась бы с плебеями и без Круна, и без
тебя.
     Они подъехали  ко  дворцу Юстинов;  София вышла и направилась в  личные
свои апартаменты, а карета кесаревича покатила в сторону Палатинского моста,
который связывал континентальную Темисию с резиденцией Фортунатов на острове
Сафайрос.
     --  В  постель,  только  в  постель,  -- отвечала  София  на все прочие
предложения слуг, а сама думала при этом: "Интересно, он пришел сегодня? Ах,
если б он пришел!".
     Тот, кого она имела  в  виду, встретил ее у  дверей  спальни,  и  она в
радостном  изнеможении  свалилась ему в руки.  Это был атлетически сложенный
красавец с восхитительными вьющимися волосами цвета смоли,  ниспадавшими  на
могучие  плечи; пропорции его тела  были настолько мужественны и безупречны,
что этого молодого человека часто  называли  Марсом,  срезая  две  последние
буквы его имени. Его лицо казалось хищным и грозным, даже когда он улыбался,
а широкий орлиный нос  был носом настоящего римлянина.  Читатель,  несколько
смущенный  обликом Юния  Лонгина,  законного  супруга  Софии  Юстины,  может
расслабиться:  теперь  он  знает имя  человека,  которому дарила  любовь эта
замечательная женщина.
     -- О, Марсий... -- прошептала она. -- Какое счастье, что ты со мной!
     Князь  Марсий   Милиссин,  единым  восхищенным  взглядом  оценив  наряд
возлюбленной,   отбросил   прочь   передник,   свою   последнюю   одежду,  и
приветствовал ее, как подобает  столь красивому мужчине приветствовать столь
роскошную женщину.
     --  Мы заждались тебя,  --  жарко  прошептал он ей на  ухо, -- я и  мой
настойчивый друг. Ты прекрасна, моя прелесть! Мне одно лишь жаль: скудоумным
северным варварам не понять, сколь ты великолепна в этом волнующем наряде!
     -- О, ты  неправ, -- говорила она,  пока  он освобождал  ее  от одежд и
укладывал  на  богатое  ложе, --  ты  неправ, мой  бог: я сумела  произвести
впечатление!
     -- Варвары не стоят твоих трудов, бесценная моя.
     -- Они нужны  мне, любимый: если я посажу женщину на варварский престол
и помогу ей удержаться хотя бы до выборов нового первого министра...
     -- Ты станешь героиней нашей истории, моя богиня!
     --  Да... О, Марсий!  Этот фамильный  дворец слишком мал  для меня! Как
вытерпеть три года, что отделяют меня от Квиринала?!
     -- Я помогу тебе скоротать этот срок... А что, герцог Крун в самом деле
смертельно болен?
     -- Увы, это так... У него язва или даже рак желудка.
     -- Ты не знаешь точно?
     -- Я знаю слишком много, Марс, и то случайно.  Вокруг Круна  верные мне
люди...  Я восхищаюсь этим  человеком, любимый! Он мудр и мужествен. Судя по
докладам  моих врачей, он испытывает нечеловеческие страдания  --  а ведь не
скажешь по виду его! Ах, если бы я чем могла ему помочь!
     -- Но постой, прелесть моя, ведь язва лечится, а рак...
     -- Герцог не знает  о своей болезни. Во всяком случае, мне кажется, что
он не знает,  какая болезнь мучает его  плоть. А если  бы знал,  это вряд ли
что-нибудь изменило: Крун воин до мозга  костей, он будет терпеть боль, пока
она не сведет его в могилу... Он не  может оставить Нарбоннию даже  на время
-- его бароны и его собственный сын... Ты меня понял. Вот почему я так спешу
устроить наследство Кримхильды.
     --  Все  у тебя  получится, моя  звездоокая  богиня,  ибо  нет  женщины
прекраснее тебя и умнее...
     -- ...И нет мужчины достойнее тебя, мой воинственный бог...
     Больше они не говорили в эту ночь, ибо  истинная любовь не  нуждается в
словах.
     Но  если   бы  София  Юстина   предполагала,   каким  событиям  суждено
развернуться еще до восхода солнца, она, вне всякого сомнения, предпочла  бы
вовсе не ложиться в постель...



Глава шестая,
     в которой наследник нарбоннского престола совершает поступок, способный
придти в голову только сыну варварского вождя
     148-й Год Химеры (1785),
     ночь с 14 на 15 октября, Темисия
     
     -- Эй, наперсник, просыпайся, ну, живо!.. Буду я тут тебя расталкивать,
разомлел на аморейских харчах, а еще рыцарем называешься...
     Ромуальд открыл глаза и увидел лицо Варга.  Принц довольно ухмылялся, а
в  синих, цвета неба,  глазах  его играли  хорошо знакомые  молодому  рыцарю
озорные  искорки. Глаза  Варга, впрочем,  в этот момент не  напоминали  цвет
неба, потому что небо было черным.
     -- Ночь  на дворе... --  начал было  Ромуальд, но  Варг шепотом перебил
его:
     -- Вставай, живо! Дело есть. Завтра будет поздно.
     Ромуальд поднялся  с ложа, зная, что  друг объяснит ему, какое дело  не
терпит до утра.
     -- Одевайся, -- приказал принц, -- и прихвати кинжал.
     Сам Варг был в полном облачении, точно и  не ложился спать, но оружие у
него отсутствовало.
     -- А ты? -- спросил молодой рыцарь.
     --  Вот  мои  кинжалы,  мечи, палицы и  остальное, -- усмехнулся принц,
показывая свои руки,  где под одеждой перекатывались канаты  мускулов. -- На
случай, если  нас  задержат,  я буду  чист.  А ты  --  мой оруженосец,  тебе
положено носить кинжал.
     -- Кто нас может задержать?
     -- Мало ли... Я хочу слегка подпортить амореям их торжество.
     Он имел в виду предстоящее празднование дня рождения августа Виктора V.
     Когда Ромуальд собрался, оба  юноши,  отважные,  как  северные  волки и
гибкие,  как  пантеры,  бесшумно выскользнули  из  павильона.  Закутавшись в
черные  плащи,  они  незаметно проследовали  мимо  других  павильонов,  мимо
основного  комплекса  гостиницы  "Филемон и  Бавкида"  и  вышли  на проспект
Фортуната.
     Была глубокая ночь. На их счастье, центральная улица аморийской столицы
оказалась пустой. Варг усмехнулся и,  не  удержавшись от  соблазна, погрозил
кулаком пылающей  в  ночи  хрустальной  статуе  Двенадцатиликого  Бога,  что
возвышалась над городом.
     -- Гляди, кто-то идет, -- прошептал Ромуальд.
     Они спрятались в  тени ближайшего здания. Вскоре мимо них прошествовали
двое  мужчин, рослый и коротышка. Мужчины шли от Филипповских терм в сторону
Пантеона и оживленно переговаривались,  не  замечая  ничего  вокруг.  Варг и
Ромуальд услышали обрывок фразы высокого:
     -- ...А когда я покажу его светлости этот снимок...
     --  Нам везет, -- шепнул принц своему другу, -- это как раз те, кто нам
нужен. Слушай, что надо делать...
     Минуту  спустя  Андрей  Интелик  и  Роман  Битма  почувствовали себя  в
объятиях, из которых им не дано было вырваться. Варг и Ромуальд затащили  их
в темный проулок, предварительно заткнув рты какими-то тряпками.
     Первым  делом нарбоннский  принц продемонстрировал Интелику свой кулак,
добавив при этом:
     -- Сейчас я избавлю тебя от кляпа. Но если ты окажешься настолько глуп,
что начнешь кричать и дергаться, я награжу тебя таким ударом,  в сравнении с
которым давешний  удар  моего  отца  покажется  тебе ласковым прикосновением
твоей мамочки. Ты меня хорошо понял, плебей?
     Андрей Интелик, чьи глаза были наполнены ужасом, отчаянно закивал.
     -- Ну и отлично, -- кивнул Варг и освободил речевой орган пленника.
     --   Ч-что  т-тебе  н-надо,  в-вар-р-вар?  --  вот  были  первые  слова
плебейского заводилы.
     -- Не дрожи,  как девка, -- сказал принц. --  Я тебе ничего не  сделаю,
если будешь хорошо себя вести. А если нет -- сам знаешь, что тогда случится.
     --  Ей это даром не пройдет,  -- прошипел Интелик. -- Слыханное ли дело
-- натравливать варваров на своего политического противника!
     Варг беззвучно расхохотался.
     -- Так ты думаешь, мешок жира, что мы действуем по указке Софии Юстины?
     -- А  разве  это не так?!  --  с  дерзостью  прирожденного  авантюриста
спросил  Интелик.  -- Вам  ведь нужен снимок, не правда ли? Вот  он, берите,
только отпустите нас.
     "Навряд  ли  Юстина  предупредила своих  горилл  насчет  негатива",  --
пронеслось  в  мозгу  Интелика.  Он  рассчитывал  дешево отделаться, обманув
тупоумного варвара.
     -- Нам не нужен  твой  снимок, плебей, --  сказал принц.  --  Вот  тебе
встречное предложение: как насчет того чтобы сообща свалить Юстину?
     Сын народного делегата Кимона к этому предложению отнесся с недоверием.
     --  Народу   Богохранимой  Амории   не  нужна  помощь  варваров,  --  с
высокомерием стрекозы, парящей надо львом, заметил он. -- Мы справимся сами,
когда захотим! И не тебе...
     Мощный  пинок  в  живот  прервал  словоизвержение   будущего  народного
избранника.  "Эти  низкорожденные  ублюдки ничем  не лучше  своих князей, а,
скорее,  хуже, -- подумалось Варгу.  --  Те хотя  бы знают, чего хотят и что
могут!".
     --  А вот мне ваша помощь пригодится!  -- с тихой яростью, от которой у
Андрея и у его спутника екнуло  в груди,  проговорил принц.  --  Мы кой-куда
вместе  сходим,  а затем  я  вас отпущу.  Я думаю,  вы к  тому  времени сами
смекнете, что вам дальше делать.
     Окончательно запугав пленных такими словами, Варг двинулся к Форуму. За
руку он держал Интелика,  а Ромуальд --  Битму.  Последний, между  прочим, в
какой-то момент замычал под кляпом, и рыцарь  спросил, как с ним  поступить.
Принц, оценив состояние  молодого друга Андрея  Интелика как полуобморочное,
хмыкнул:
     -- Пусть  идет  с кляпом. Говорить  ему необязательно, он  будет  немым
свидетелем.
     -- Свидетелем чего? -- в ужасе вопросил Интелик.
     -- Страшного  преступления, -- в тон ему отозвался Варг, но уточнять не
стал, дабы пленники не свалились в обморок прямо здесь и прямо сейчас.
     Они  добрались  до  Форума  и, петляя  меж  аллей, площадей и  скверов,
продвигались к цели предприятия.
     -- Послушай, отпусти нас, а,  -- вдруг попросил Интелик. --  Я расскажу
тебе, как можно справиться с Юстиной. Мы тоже  ее не любим.  Они, знаешь ли,
нам вот все где, эти самые Юстины. Мы будем только рады, если ты ее...
     -- Заткнись, -- оборвал его  Варг, -- или завтра улетишь в Стимфалию, в
"Обитель Обреченных".
     Андрей Интелик  благоразумно послушался совета и  все  оставшееся в его
распоряжении  время  мучительно  размышлял,  с  какой  стати ему  лететь  по
указанному варваром адресу; Варг не знал, что в "Обитель Обреченных" ссылают
только  провинившихся патрисов, а с  плебеями в  подобных случаях  поступают
гораздо проще...

     * * *
     Из дневниковых записей Януария Ульпина
     ...В первый момент мне почудилось, что я грежу.
     К  нам продвигалась странная компания из двух северных варваров и  двух
плебеев,  причем последние шли  явно не  по своей воле, а когда увидели нас,
то, могу поклясться, волосы зашевелились на их головах.
     Здоровенный галл оставил своего пленника на попечении второго варвара и
бестрепетно подошел к нам. Не говоря ни слова, он осмотрел и потрогал руками
наши цепи.  Мы  с  интересом  наблюдали за ним. В  то время, каюсь, нам и  в
голову  не приходило,  что  он задумал, и  нам этот нежданный  ночной  визит
казался хоть каким-то развлечением накануне последней ссылки...
     -- Стало быть, вы слуги дьявола, -- сказал нам варвар на своем наречии,
справедливо  полагая, что плебеи галльского  языка  не знают, а такие ученые
еретики, как мы, должны знать множество всяких языков.
     Мы молчали, ожидая, что он скажет дальше. Он представился:
     -- Варг, наследник нарбоннского престола.
     -- Мы догадались, -- ответил по-галльски мой отец.
     Варг  кивнул и взялся  за  цепь, которая  опоясывала шею отца.  В  этот
момент  затрещал  звонок  на  его  "позорной  шляпе";  принц  оставил  цепь,
осторожно снял с  отца "позорную  шляпу", отнес ее  в  сторону  и положил на
землю, затем проделал то же самое с моей "позорной шляпой".
     -- Что ты делаешь? -- не выдержал отец.
     Принц предпочел ответить вопросом на вопрос:
     -- Хотите ли вы жить, еретики?
     --  Для нас это  уже не имеет значения, -- с достоинством ответил отец.
-- Мы сделали свое дело. Чудовищам не удалось сломить нас!
     -- Ну и?! -- усмехнулся Варг. -- И что дальше? "Обитель Обреченных"?!
     До меня наконец дошло! Стараясь не выдать своего волнения, я спросил:
     -- У тебя есть другие варианты, принц?
     Варг измерил меня долгим изучающим взглядом, а затем  решительно взялся
за цепь отца.
     И  произошло  невероятное. Его  пальцы  обхватили  стальную цепь,  руки
напряглись,  на  лице  появилось  выражение  сосредоточенности   --  и  пару
мгновений спустя цепь лопнула!
     Показывая мне сломанное звено, Варг сказал:
     -- Вот путы, которыми вас сковали аватары. Я их ломаю!
     Дальше у меня случился  непростой разговор с  отцом, который,  мысленно
примирившись со своей участью и даже находя в ней свою героическую прелесть,
отказывался  признавать преимущества предложенного нам варианта. Мы говорили
по-латыни,  но  вскоре перешли на галльский,  чтобы Варг понял,  в чем  суть
проблемы.
     Тем временем ему удалось освободить  отца от  мелких цепей. Он совершал
свой  подвиг, равно  мифический титан, и, что  самое  удивительное, в полном
молчании, не испрашивая согласия отца. Лишь однажды он заметил:
     --  Представь  себе,  еретик, такую  вещь:  существует человек, который
ненавидит Империю и аватаров. Он нутром чует, что это враги его свободы, что
их дружба  лжива, а их покровительство есть  р