имею в виду, устроить лабораторию. Мы -- ученые, не забывай, друг.
     --  Не  сердись,  -- улыбнулся  Януарий.  --  Мы  не  собираемся писать
философские трактаты. Мы будем создавать оружие, если тебе так угодно.
     -- Вот именно, -- снова кивнул Марк. -- Оружие, какого не было у галлов
никогда.  А  ты  нам обеспечь  условия и  безопасность. Понятно, благородный
друг?

     * * *
     148-й Год Кракена (1786),
     7 апреля, Галлия, Нарбонна

     Принц вернулся  в город к обеду.  Погода стремительно портилась. Благое
солнце скрылось  за  пеленой  свинцовых туч,  стало ветрено и  сыро. Некогда
шумная  столица  юго-западной Галлии как  будто  спала. Хмурые стражники без
звука пропустили Варга через городские ворота и проводили сонными взглядами.
В самый разгар дня улицы были пустынны.
     В Нарбоннской Галлии царил мир.
     Современная  Нарбонна  стояла в  десяти  гермах  от  древнего  римского
поселения.  Она сформировалась вокруг средневековой крепости, построенной на
холме норвегами,  то есть "северными людьми", в пору завоевания  ими Галлии;
случилось это завоевание примерно тысячу лет тому назад.
     Цитадель  возводили добрые  мастера. Стены творили  из грубо  отесанных
блоков,  но  зато  укладывали  эти  блоки  плотно  друг  к другу. Стены были
отвесными, высокими и толстыми. Их венчал парапет  с прямоугольными зубцами.
В крепость вели единственные  ворота с тяжелой стальной решеткой и подъемным
мостом  над широким рвом с водой.  История минувших веков  запечатлелась  на
крепостных  стенах: вот отметины от снарядов баллист  и катапульт, вот следы
от  пушечных ядер, вот  черные пятна от  пламени огнеметов,  а  вот  древний
камень  словно  плачет  -- это поработали  тепловые излучатели на эфиритовых
кристаллах...  За тысячу  лет  Нарбоннская твердыня лишь  однажды покорилась
имперским легионерам.
     Внутри крепость представляла  собой крохотный город. Посреди возвышался
строгий замок с положенной  башней-донжоном, имелся двор, по периметру двора
стояли дома  для рыцарей,  родичей господина  и его челядинцев.  Разумеется,
были и кузницы, и пекарни, и небольшой сад с огородом на задворках, и всякие
мастерские.  Конечно же, в подвалах  замка  винные  погреба соседствовали  с
тюрьмой   для  особо   опасных  государственных  преступников,  из  которой,
естественно, никому еще не удавалось  бежать. На вершине  донжона  постоянно
дежурили впередсмотрящие.
     Средневековый  Нарбоннский  замок  закономерно  превратился   в  дворец
правящего герцога; нынче цитадель украшали два стяга: алый с белыми лилиями,
флаг Нарбоннской Галлии, и  белый с двенадцатью  черными  звездами, каждая о
двенадцати лучах, -- флаг Аморийской империи.
     Вообще  же имперские стяги  соседствовали с  нарбоннскими  знаменами не
только  во дворце герцога Круна, но и  везде, где признавали  его власть.  А
подле   черно-белых  стягов  обязательно  находилось  место   для  зловещего
аморийского  герба, орла  с  распростертыми  крыльями,  сжимающего в  когтях
земной  шар,  для  изваяний  богов-аватаров,  статуй Фортуната-Основателя  и
нынешнего   августа  Виктора   V,  а  также  прочих  наглядных  свидетельств
покорности   юго-западного   удела   "естественной   власти"   Божественного
императора. Даже  самому  внимательному  взгляду не удалось  бы приметить ни
единого изображения  Донара-Всеотца,  Вотана Мудрого, Прекрасноволосой Фригг
либо других  "языческих идолов"  -- для "ипостасей Хаоса" в Нарбоннии больше
не осталось места...
     Мост был  опущен, и Варг беспрепятственно  въехал  в цитадель. Обширный
двор оказался пуст, лишь в глубине  его на эшафоте за ноги был подвешен труп
казненного; кровь  капала из разрубленной шеи,  а  голова  виднелась  рядом,
насаженная на алебарду. От такого  зрелища принц Варг содрогнулся, со злости
и  обиды  закусил  губу и выругался; он до самого  конца не  верил, что отец
решится казнить своего  лучшего  друга. Бывшего друга. Судить  -- да, но  не
казнить же!..
     Граф  Седвик когда-то  правил в  северной  Британии, на самой границе с
Каледонией. Там, в сумрачных горах, он без малого четверть века отбивался от
других графов,  баронов и  танов, приласканных амореями цепных собак.  Война
закончилась  разрушением графского замка  и  разделом владений Седвика между
покорными  Божественной  власти федератами. Сам  граф  Седвик чудом  избежал
плена. После долгих лет скитаний  он нашел пристанище  в  Нарбонне, где стал
убежденным и преданным  соратником герцога  Круна.  Крун  настолько  доверял
Седвику, что отдал ему на воспитание своего единственного сына. Варг полюбил
старого графа, почти как отца, а в последнее время даже больше, чем отца.
     Кто  кого  предал  в  итоге,  разобраться  нелегко.  Когда  Крун  решил
отправиться в Темисию, Седвик  обвинил его в измене и  попытался свергнуть с
престола. Принц  Варг отказался возглавить мятеж против отца, и  Седвик  был
схвачен.  Пока  Крун отсутствовал  в  Нарбонне,  неугомонному  графу удалось
освободиться  и затеять  новый мятеж. По  возвращении герцога Седвик бежал к
пиратам Эгейского моря, но  и там его достали щупальца вездесущей аморийской
охранки. По приказу из Темисии мятежного графа доставили в Нарбонну, то есть
на  место последнего  преступления: княгиня София Юстина,  имперский министр
колоний,  пожелала, чтобы герцог Крун  собственной властью примерно  покарал
смутьяна.
     И вот сегодня это случилось: графу Седвику отрубили голову.
     Варг  отвел коня в  стойло  и направился к себе.  Неожиданно дорогу ему
преградил   барон  Фальдр,  служивший  у  Круна  начальником  стражи  и,  по
совместительству, командующим нарбоннской армией.
     --  Мой принц, -- сказал Фальдр, -- хорошо,  что вы вернулись. Ваш отец
требует вас к себе.
     Варг измерил  начальника  стражи  хмурым взглядом  и,  отодвинув рукой,
направился дальше.
     -- Мой принц, таков приказ герцога, вашего отца, -- не отставал Фальдр.
-- Вам надлежит немедленно явиться к нему!
     -- Я не ел с ночи, -- пробурчал Варг. -- Пообедаю и приду. Так и доложи
государю.
     Барон Фальдр схватил его за рукав куртки.
     -- Прошу вас, принц! Герцог гневен. Лучше бы вам...
     Варг расхохотался.
     -- Гневен, говоришь?..  А по-моему, у него должен  быть праздник нынче!
Как не праздновать казнь смутьяна Седвика?!
     Начальник стражи насупился и через силу прошептал:
     -- Его  светлость  повелел  мне привести  вас  к  нему,  как только  вы
появитесь. Мне очень жаль, мой принц...
     В этот момент за спиной барона Фальдра возникли еще несколько рыцарей.
     "Придется подчиниться, -- подумалось Варгу. -- Ну не драться же с ними,
в самом деле!".
     -- Мне тоже жаль, барон, что ты превратился в холуя, -- процедил он, --
а ведь  совсем  недавно мы с тобой в одной  палатке  спали, помнишь, в  ночь
перед Массильской битвой?
     Фальдр  побледнел.  Не   дожидаясь  его   ответа,   Варг  направился  в
апартаменты герцога.
     Принц нашел  отца в тронном зале. Правящий герцог Нарбоннский полулежал
на  большом,  с  высокой  спинкой, кресле  из слоновой  кости, служившем ему
троном. Лицо  Круна  покрывала  ставшая уже  привычной бледность. Ворот  был
распахнут, правая рука была где-то под рубахой, наверное, на животе, а левая
покоилась на подлокотнике трона.
     Крун  был  не  один  --  у окна  стояла  и  говорила  что-то  принцесса
Кримхильда.  Когда Варг вошел, она оборвала свою  речь  и резко обернулась к
нему. Ее красивые губы сложились в усмешку, и она сказала:
     -- А-а, явился наконец... охотник!
     Принц пробежал взглядом по  лицу сестры.  За те  месяцы, что  минули со
времени поездки  в  Миклагард,  Кримхильда  изменилась  совершенно.  Куда  и
девалась ее девичья робость! Медленно, но  верно  дочь  герцога  приобретала
повадки госпожи. Сначала она  заставила  считаться с собой челядинцев, затем
взялась за наведение  порядка в  хозяйстве дворца, наконец, стала устраивать
собственные выезды  в город  и за его  пределы. Роскошные  платиновые волосы
свои Кримхильда  больше не  прятала, они складывались  в одну  большую косу,
когда принцесса  была  дома, либо развевались  на ветру,  когда  она мчалась
подле  отца и брата на охоте.  Аморийские  облегающие  одежды  она, впрочем,
носить  избегала,  но  и  прежние  платья-рубахи  игнорировала,  предпочитая
облачаться в мужские куртки и  штаны,  в которых, нужно  признать, выглядела
весьма и весьма элегантно.
     Само  собой  разумеется,  подобное   поведение  принцессы  не  осталось
незамеченным. Однажды ей  сделала  замечание  старая служанка -- больше  эту
служанку во дворце не видели. На принцессу жаловались и отцу, герцогу Круну,
но он только пожимал плечами и  изредка  замечал,  что дочь  его  достаточно
взрослая  и сама знает,  как себя  вести.  При  полном попустительстве  отца
Кримхильда  постепенно прибрала к рукам управление дворцовым  хозяйством,  и
челядинцы почувствовали ее жестокую руку.
     Три месяца  тому  назад,  в  январе,  случилось  и  вовсе  удивительное
событие.  В тронном зале  собрался государственный совет. Присутствовали все
бароны  герцогства. Крун вошел, сопровождаемый сыном,  наследником престола,
и... дочерью! Вошел  -- и объявил  о  начале собрания.  Бароны  молчали: они
ждали,  когда  единственная  женщина  покинет их,  так  как  известно,  дела
правления  -- не  для  женских ушей.  А  она  стояла подле  трона  отца и не
выказывала желания  уходить.  Как ни  в чем  не  бывало  герцог Крун объявил
первый вопрос; баронам предстояло высказаться насчет того, отправлять или не
отправлять сыновей на учебу в Аморию. Барон Старкад не выдержал и вспылил по
поводу присутствия Кримхильды. В ответ  Крун разразился гневной  и страстной
речью, смысл которой заключался в  следующем: дочь моя не  глупее всякого из
вас,  и она будет участвовать в совете, а кому это  не нравится,  тот  пусть
убирается на все  четыре стороны.  Тогда убрались пятеро  из двадцати восьми
баронов, остальные смущенно молчали.
     В тот раз принцесса не выступала.  Не открывала  рта она и на втором, и
на третьем совете, приучая баронов к своему присутствию. Однако на четвертом
совете, месяц тому назад, герцог  сам  обратился к ней, -- то  рассматривали
вопрос  об  устройстве  новой  гавани  на  берегу  Внутреннего  моря,  --  и
Кримхильда ответила:  да, мой  государь,  гавань  нужна,  так как вследствие
заключения  мира  поток  товаров увеличился,  а прежний порт  не в состоянии
принимать большие аморийские корабли.  Затем  она стала давать советы, какая
именно гавань  нужна,  сколько и каких кораблей  разумно принимать в  месяц.
Варг, чрезвычайно  раздосадованный всей  нынешней  политикой отца  вообще  и
неожиданной наглостью сестры в частности, принялся активно возражать... куда
там!  Герцог грубо оборвал сына и с горечью заметил, мол, стыдно брату  быть
глупее сестры.  Бароны  угрюмо  молчали, избегая  смотреть на  эту  странную
троицу...
     Все чаще и чаще Варг заставал  Кримхильду в апартаментах отца.  И добро
бы они беседовали о  погоде, об искусстве,  об  охоте, наконец, --  но  Крун
обсуждал  с  дочерью политические  дела!  Протест и  злость,  помноженные на
ревность,  играли  в  душе  Варга, он пытался вмешиваться в  беседы  отца  и
сестры... это плохо у него получалось, такие  вторжения обычно заканчивались
скандалами, Крун  обзывал сына глупцом, кричал  на него,  а  затем  попросту
выгонял из своих покоев. Варг топил  обиду в воинских тренировках, в охоте и
даже  в  вине, чего за ним  не замечалось раньше. Однажды принц напился так,
что не смог явиться на очередной государственный совет. Это было неделю тому
назад; с  тех пор,  между прочим, герцог фактически отстранил наследника  от
каких-либо  дел. А  позавчера принцесса Кримхильда  от  имени отца принимала
послов тевтонского короля и беседовала с ними...
     Варг  знал,  конечно,  откуда растут уши. Основное  время  свое  сестра
проводила  не у отца и  даже не у мужа,  Виктора  Лонгина, который,  видимо,
боялся  высовываться   из  своих  покоев,  а   в  компании   так  называемых
миссионеров.  Эти  подозрительные  личности вроде бы  занимались устройством
аватарианской  веры,  но  Варг  не  сомневался:  это  шпионы  Софии  Юстины.
Кримхильда не  скрывала, что  постоянно переписывается  со своей  аморийской
"подругой";  и  дня  не проходило без  славословий в  адрес  дочери  первого
министра; княгиня  София, как живое  божество,  постоянно  присутствовала  и
безраздельно царила  в мыслях  принцессы Кримхильды. По мере того, как почва
уходила у  него из-под ног,  принц Варг все более сознавал, насколько  умна,
предусмотрительна и настойчива София Юстина; отец, сестра и все прочие часто
казались ему  не более  чем марионетками,  которых  министр  колоний Империи
умудрялась в нужные моменты дергать за ниточки, даже находясь в тысячах герм
от  Нарбонны... О,  сколь наивной была  его надежда вернуть прежнего отца на
родине! Родина  была  здесь,  в Нарбоннии, а  отец  остался в  Миклагарде, в
цепких объятиях лукавой аморийской змеи...
     -- А-а, явился наконец... охотник! -- сказала принцесса Кримхильда.
     Она смотрела на брата с вызывающим презрением и даже со злорадством. Он
ответил ей полным ненависти взглядом; он ненавидел в ней лазутчицу проклятых
амореев, которая вытеснила прежнюю его сестру.  Не отвечая  Кримхильде, Варг
преклонил голову перед троном и спросил:
     -- Ты звал меня, государь?
     Отцом давно уж герцога не называл он.
     Крун посмотрел на  него невидящим взором. Как будто не на  сына  глядел
герцог, а всматривался куда-то в даль, туда, где ожидал его увидеть... Голос
отца прозвучал хрипло, глухо,  точно из другой комнаты, из другого мира... а
слова его привели Варга в замешательство:
     -- Сын... где прячешь ты Ульпинов?
     Повисла мучительная тишина. Крун молчал, ожидая ответа; стройная фигура
Кримхильды застыла у  окна,  загораживая солнечный свет; молчал и Варг,  так
как знал, что  не  сможет ответить с должным достоинством и хладнокровием. В
сущности,  должного ответа и не было у него, не было никакого: правду врагам
сказать он не мог, а лжи они все равно не поверят.
     Варг  смотрел  на  отца таким же невидящим взором  и размышлял: "Кто-то
выдал меня...  Кто угодно  мог. Никому нынче  верить  нельзя, ни рыцарю,  ни
разбойнику. Разве что Ромуальду можно; этот не предаст. Но кто другой, кроме
него, знал об Ульпинах? Никто не знал! Так откуда же?..".
     Левая рука герцога резко взметнулась, на лету складываясь в кулак; этот
все  еще  железный  кулак грохнул по подлокотнику трона.  Крун выпрямился  и
проревел:
     --  Я  желаю  знать,  куда  ты  упрятал  окаянных колдунов!  Отпираться
бесполезно, мне известно все! Ну, отвечай, злосчастный сын!
     -- Пусть она уйдет, -- Варг мотнул головой в сторону сестры.
     Кримхильда скрестила руки на груди и заметила надменно:
     -- Я не уйду. Мне тоже интересно.
     -- Тогда я не отвечу!
     И вновь повисла тишина. Крун решал, что для него важнее. И он выбрал.
     -- Ты мне ответишь, как велю и когда велю! Ну же, отвечай!
     -- А не  отвечу! -- с тихой злостью произнес Варг. --  Довольно, я тебе
не раб!
     Кримхильда выступила вперед  и встала перед братом.  Она знала,  что  у
него не хватит духу ударить ее.
     --  Нам известно, что ты вновь с  ними связался, -- промолвила она.  --
Еще известно  нам,  что  ты нас ненавидишь,  меня и моего... нашего отца. Но
если хотя  бы  капля  разума в тебе  осталось, ответь  отцу!  Скажи нам, где
Ульпины! Пойми  же, наконец, они отродья дьявола, злодеи лютые!  Они погубят
тебя, младший брат!
     -- И это все? -- усмехнулся он. -- По-моему, твоя хозяйка  в Миклагарде
говорила красивее!
     Гримаса  бешенства  исказила  лицо  Кримхильды,  превратив его  в маску
разгневанной  фурии. Принцесса замахнулась, чтобы влепить брату пощечину, но
он  перехватил  ее  руку и  сильно сжал запястье. Кримхильда прикусила губу,
чтобы не закричать. Он сжал еще  сильнее. Сестра открыла рот, однако не  для
крика. Она прошептала, с достоинством, какого он от нее не ждал:
     --  Ты просто дикий вепрь, ты глуп, ты не силен, ты жалок.  Тебе нас не
сломить, не испугать! А ну-ка, отпусти!
     Он механически разжал руку. Принцесса  встала рядом с отцом  и положила
руку ему на плечо. Принц стоял перед ними, как нашкодивший ребенок...
     --  Спрашиваю  в последний раз,  --  проговорил  Крун,  -- где  колдуны
Ульпины?
     --  Там,  где  тебе  их  не  достать,  --  усмехнулись уста  Варга.  --
По-твоему, я выдам их тебе? Выдам для расправы? Так ты меня, выходит, совсем
не знаешь, ты, который был моим отцом!
     -- Стража!!! -- взревел герцог.
     Явились барон Фальдр и несколько рыцарей.
     Указывая на сына, герцог Крун повелел:
     -- В темницу его! На  самый нижний ярус, в одиночную камеру. Приставить
круглосуточную стражу. Не кормить, давать только воду. Исполняйте!
     Начальник  стражи посерел и не решился сдвинуться с  места. Он понимал,
что герцог совсем не шутит,  и еще барон Фальдр видел  презрительную усмешку
на лице принца Варга...
     -- Исполняй, Хель тебя побери! -- рявкнул герцог.
     Фальдр поклонился  и сделал шаг к принцу.  Варг  вызывающе  осклабился.
Фальдр остановился.
     --  Государь...  я должен  арестовать вашего сына, законного наследника
престола?
     Герцогский кулак снова грохнул по подлокотнику. По лицу Круна пробежала
гримаса. Кримхильда бросила на него обеспокоенный взгляд.  Она-то знала, что
то была гримаса невероятной боли, которую терпел ее мужественный отец... Ему
нельзя было волноваться.
     -- Да,  арестуй принца, -- сипло повторил  Крун, -- немедля арестуй! Я,
что, неясно говорю?
     --  Ты  говоришь по-аморийски,  государь, --  ухмыльнулся Варг, --  вот
почему они тебя не понимают!
     На самом деле герцог Крун говорил, конечно же, по-галльски...
     ...Как  только  Варга увели, Кримхильда  позвала врачей --  тех  самых,
аморийских. Врачи облегчили страдания Круна, и он отослал врачей. Остались в
тронном зале одни они, отец и дочь.
     -- Он это сделал... -- простонал герцог. -- Он сделал это, да...
     -- Он это сделал,  -- кивнула  дочь. -- Он  тебя  предал. Ты  и княгиня
София  спасли  его от смерти  там,  в Темисии,  а он ответил  на благодеяние
изменой.  Он  меч  вонзил в твою спину.  Зловещих  колдунов, еретиков,  слуг
дьявола, он предпочел тебе, отец.
     Крун внимательно  посмотрел  на Кримхильду.  Плотно  сжатые губы, ясные
зеленые глаза,  резкие скулы,  придающие лицу волевое  и  хищное  выражение.
Гордый  и  уверенный  взгляд.  Словно и  не его дочь.  Словно  совсем другая
женщина, -- та, из  Миклагарда, -- вселилась духом в Кримхильду...  А как же
дочь, которая была, -- она исчезла?!
     -- Проклятие!.. Ну почему ты не мужчина?! -- вырвалось у герцога.
     -- Я твоя кровь, -- ответила принцесса. -- Во мне  живешь, отец, и я --
твоя! Тебя я никогда не осужу и не оставлю. Тебя люблю таким, каков ты есть.
Поверь, мне тоже горько, что ты лишился сына, а я лишилась брата.  Но у меня
есть ты, а у тебя есть я, и вместе мы...
     --  Да!.. Я люблю тебя, дочь, очень люблю. Мне страшно... Я  не говорил
тебе... теперь скажу! Мне страшно видеть их... моих баронов... и тебя!
     -- Отец, я не боюсь твоих баронов.
     -- Но я боюсь! Боюсь не их, а за тебя боюсь!.. Прости меня, Кримхильда.
     Принцесса вздохнула, вспомнила наставления Софии Юстины и сказала:
     --  Не  думай о  дурном, отец. Ты  долго будешь жить  еще.  Они ко  мне
привыкнут.



Глава одиннадцатая,
     в которой узник подземной темницы принимает неожиданных посетителей
     148-й Год Кракена (1786),
     13 апреля, Галлия, Нарбонна, тюрьма во дворце герцога
     
     Из дневниковых записей Януария Ульпина
     ...Его камера была узкой  и длинной,  как  кишка. Я  подозреваю, что на
этом месте когда-то были катакомбы,  возможно, во