нного императора в Нарбоннской Галлии.
     Другой  слуга,  не менее  сноровистый  и, наверное, более искусный, чем
первый,  облек  герцога  Круна  в  пурпурную  тогу, обвязав ее прямо  поверх
бархатного упелянда.
     -- Наконец, -- возгласил Тит Юстин, -- вы, ваша светлость, получаете от
Божественного императора вот этот жезл из слоновой кости с вырезанным на нем
вашим   именем;  чистейший   белый  цвет   этого   жезла,  цвет  всемогущего
Творца-Пантократора, символизирует  правосудие  и  справедливость  верховной
власти Божественного императора во вверенной вашему служению провинции.
     С этими  словами первый министр взял жезл из слоновой кости  с третьего
подноса и  протянул его  нарбоннскому герцогу. И  Крун  принял  жезл в  свою
длань. Далее они  -- новый вассал-федерат Империи в изящных багряных сапогах
поверх традиционных  галльских  широких  штанов,  роскошной  пурпурной  тоге
поверх  коричневого  упелянда, с  миниатюрным  жезлом  из слоновой  кости  в
сильных  мозолистых  пальцах,  и  первый министр Империи  в  переливающемся,
подобно  перламутру,  белом  калазирисе  с  белым  клафтом,  с бриллиантовой
двенадцатилучевой  звездой на  шее, символом  консульского  достоинства,  --
вместе, но по-разному, поклонились хрустальному трону.
     Голова  в  маске  Дракона  царственно  кивнула  им,  показывая, что бог
доволен.
     -- Да  здравствует  и  да живет вечно  Виктор  Пятый  Фортунат,  Богами
Избранный Август Аморийцев,  --  разнесся  по чертогу подзабытый уже неживой
голос, и эхом  ему все присутствующие, преклонив голову, повторили эти слова
сокращенного императорского титула.
     -- Да здравствует и да живет вечно...
     --  Будь  ты  проклят...  --  прошептал молодой Варг,  не сводя  глаз с
незнакомого ему человека  в багряных сапогах,  пурпурной тоге и с жезлом  из
слоновой кости.
     Когда головы присутствующих возвратились  в исходное  положение,  стало
ясно, что ни Божественного императора,  ни хрустального  трона больше нет  в
Зале, а там, где они только что пребывали, клубится густой лазоревый туман.
     Сенатор Корнелий  Марцеллин снова оказался подле княгини Софии Юстины и
шепнул ей на ухо,  на этот раз не  по-латыни, а на патрисианском сиа,  языке
нобилей,  изобретенном семнадцать  с  лишним  столетий  тому  назад  дочерью
Фортуната Гермионой:
     -- Вы это видели, дражайшая племянница?
     -- Видела -- что?
     Князь Корнелий едва  заметно стрельнул глазами в сторону  Варга.  София
проследила его взгляд и заметила:
     -- Вы могли бы выразиться яснее, дорогой дядя.
     --  Куда уж яснее, Софи, -- с печалью  в голосе отозвался сенатор. -- Я
хочу сказать, вслед за Горацием Флакком: "Quem tu, Romane, caveto!7".
     Она ничего не ответила ему; то, о чем он ее  предупреждал, София Юстина
видела и понимала  сама.  Внимательный взгляд  огромных  черных глаз покинул
молодого Варга и переместился на его старшую сестру, принцессу Кримхильду.



Глава вторая,
     в   которой  недавние   противники  Империи  обретают   себе   небесных
покровителей и пытаются понять, что творят
     148-й Год Химеры (1785),
     13 октября, Темисия, Пантеон
     
     Следующий  после принесения Круном Нарбоннским  вассальной клятвы  день
знаменовался  для вновь обретенных  почитателей  Учения  Аватаров  событием,
которое аморийцы привыкли называть "вторым рождением  человека": в этот день
герцог Крун и его спутники совершили Выбор.
     Церемония  определения бога-аватара,  который будет покровительствовать
правоверному аватарианину, аколиту, в  течение его оставшейся жизни, прошла,
как  и  положено,  в  Пантеоне  -- общем  для  всех  двенадцати божественных
посланцев Творца-Пантократора святилище.
     Круна поставили перед своеобразным "Колесом Фортуны". Оно было поделено
на   двенадцать  секторов;  каждый   сектор  отмечался  абрисом   одного  из
богов-аватаров.  Иерей, то  есть жрец Священного Содружества,  облаченный  в
синюю ризу и светло-зеленую  головную  повязку, инфулу,  -- такое ритуальное
одеяние свидетельствовало, что этот иерей является столичным викарием Ордена
Химеры, -- так вот, викарий провозгласил начало Выбора для Круна и раскрутил
колесо. Оно  крутилось долго, словно  Младшим Богам требовалось время, чтобы
договориться меж собой,  кому из  них  принять под  покровительство  бывшего
врага  Содружества,  а  ныне  честного  неофита.  Наконец  "Колесо  Фортуны"
остановилось, и  герцог Крун увидел прямо  перед собой  стилизованную фигуру
конечеловека.
     --  Выбор  совершен,  --  монотонным  голосом  сообщил иерей.  --  Твой
небесный покровитель  -- аватар  Кентавр. Твой  характер -- Гармония:  между
силой и  душой.  Твоя сущность  -- Становление. Твой  месяц -- февраль. Твоя
планета --  Селена.  Твой цвет -- серебристый. Твой элемент -- серебро. Твои
качества -- двойственность, сила, страсть, тщеславие, вспыльчивость, апломб,
упорство. Профессии, к  которым  ты наиболее расположен, -- врач,  целитель,
атлет...
     С немалым удивлением Крун  Нарбоннский слушал речь иерея; на самом деле
тот просто  перечислял  явления  и  свойства,  которым,  по  канонам Учения,
покровительствует выпавший Круну бог-аватар.
     -- ...Стало быть, я теперь Кентавр, -- задумчиво проговорил герцог.
     -- Воистину, так, -- кивнул викарий. --  Возрадуйся, неофит: тебе выпал
знак благий и  благородный, сулящий  много  испытаний в жизни, но и  великое
счастье под конец ее!
     Крун медленно кивнул головой, а затем освободил место дочери.
     Принцессе Кримхильде выпал аватар Химера.
     --  ...Твоя  сущность  --  Мираж,  --  говорил  иерей. -- Твой месяц --
октябрь.  Твоя планета  -- Уран.  Твой  цвет  --  зеленый.  Твой элемент  --
кислород.  Твои  качества  -- опасность,  заблуждение,  слабость,  хитрость,
вероломство,  осторожность,  злопамятность,  беспринципность,  вкрадчивость.
Профессии, к которым ты наиболее расположена,-- повар, портной, ювелир...
     -- Подходяще для моей сестрицы, -- шепнул  принц Варг своему наперснику
Ромуальду.
     Молодой принц был бледен и молчалив сегодня. Эта церемония, равно как и
всякий  ритуал амореев,  вызывала  у  него глубокое  отвращение.  Чем больше
рассуждали  гостеприимные  хозяева  о  судьбоносном   значении  Выбора   для
человека, тем  сильнее это отвращение  перерастало в затаенную ненависть. "Я
не позволю какому-то колесу  с рисунками чудовищ решать за меня мою судьбу",
--  думал  Варг.  Для  себя  самого  он  заранее  определил,  что  результат
шутовского церемониала не будет иметь для него ни  малейшего значения. "Отец
дал клятву императору, -- размышлял юноша. -- Я же никакой клятвы амореям не
давал!".
     Но  в  глубине  души,  втайне  от себя,  он не мог не признавать  некий
глубинный смысл этого странного ритуала...
     И вот настал  его черед совершать  Выбор. Внешне спокойный, но с плотно
сжатыми  губами  и  невидящим  взором,  Варг встал  подле  "Колеса Фортуны".
Викарий Ордена Химеры с сомнением посмотрел на него -- и запустил колесо.
     Когда оно  остановилось,  молодой  принц  узрел  перед  собой  чудовище
омерзительное и непонятное. Не то дракон, не то  орел, не то  петух; а может
быть, летучая мышь-вампир; со злобными веждами, крючковатым клювом и цепкими
когтями;  а  на  хвосте -- "мертвая  петля"  и нечто, похожее  на наконечник
боевого копья...
     Иерей замешкался, прежде чем произнести:
     -- Выбор совершен.  Твой небесный покровитель -- аватар Симплициссимус.
Твой характер -- Зло. Твоя сущность -- Смерть. Твой месяц  --  декабрь. Твоя
звезда -- Немезида. Твой цвет -- черный. Твой элемент -- сера. Твои качества
-- воинственность, зависть, бедствие,  суеверие,  безрассудство, жестокость.
Профессии, к которым ты наиболее расположен, -- воин, охотник...
     ...Молодой  Варг  с упоением  вслушивался  в  дрожащие интонации голоса
иерея. Совершенно неожиданно для  самого  себя принц почувствовал значение и
логику Выбора;  это открытие не  огорчило,  а, напротив, восхитило его! "Да,
все верно,  -- думал он, слушая  аморийского  жреца, -- выпавшее мне гнусное
чудовище покровительствует воинам и охотникам. Вот почему амореи так  боятся
этого  знака, когда он выпадает недавним  врагам! Правильно  боятся, клянусь
молотом  Донара! С помощью этого дракона-петуха, либо вопреки  ему,  я стану
воином и охотником --  охотником  на амореев;  я  стану мстителем  за своего
отца!..".
     С такими  мыслями  он покинул место у  "Колеса Фортуны"  и  встал подле
Круна. Следом за Варгом  Выбор совершили рыцарь Ромуальд и  другие прибывшие
вместе с герцогом  нарбоннские галлы.  В частности, Ромуальду  выпал  аватар
Сфинкс, покровительствующий мыслителям и летописцам, и Варг негромко  сказал
своему наперснику:
     -- Ты опишешь предстоящие битвы, Сфинкс.
     С обидой в голосе отозвался Ромуальд:
     -- Но я рыцарь, а не книжник!
     Варг многозначительно посмотрел на друга и с усмешкой заметил:
     -- Мало быть рыцарем -- нужно еще уметь побеждать.
     Однако больше на эту тему принц не  стал говорить, так опасался вызвать
у отца новые подозрения.

     * * *
     148-й Год Химеры (1785),
     13 октября, Темисия, берег Квиринальского озера

     Гостеприимные  хозяева  поселили Круна, его детей и  свиту в прекрасном
античном  павильоне, что  стоял на  берегу  Квиринальского озера. Официально
павильон  считался  частью  огромного   гостиничного  комплекса  "Филемон  и
Бавкида",  самого дорогого не только в аморийской столице, но и, пожалуй, во
всем Обитаемом Мире; в действительности же этот  так называемый "консульский
павильон"  представлял  собой отдельную виллу с собственным  садом, парком и
даже небольшой гаванью, где к услугам гостей была стройная скедия.
     Поздним вечером, когда лучезарный  Гелиос уже отправился в страну снов,
а обязанность дарить  свет великой  аморийской столице приняли у него ночные
аэростаты, покрытые, точно  рыбы, сверкающей серебристой  чешуей, --  в  это
самое  время,  в  пору  буйства светской  жизни, всевозможных  празднеств  и
развлечений,  принц Варг  и  рыцарь Ромуальд в одиночестве стояли  на берегу
Квиринальского озера и глухо, точно заговорщики, обсуждали события последних
дней.
     Накал чувств  молодых  людей  оказался  столь велик,  что  им  изменила
присущая  северным варварам  осторожность;  они не услышали тяжелые шаги  по
мраморной лестнице, ведущей к озеру, и не увидели грузную фигуру, шествующую
к ним.
     -- Так, так, -- прозвучал за их спинами суровый бас герцога.
     Ромуальд  вздрогнул,  резко  обернулся и пробормотал приветствие своему
господину. Варг остался стоять спиной к отцу, лицом к озеру.
     -- Вы говорили слишком громко, -- отметил Крун.
     Варг усмехнулся.
     -- Ты полагаешь, отец, у этой земли и у этой воды есть уши?
     Герцог нахмурился и легким взмахом руки приказал Ромуальду возвращаться
в дом. Молодой рыцарь бросил сочувствующий взгляд на друга, а затем ушел.
     -- Мне нужно поговорить с тобой, сын.
     Принц в молчании скрестил руки на груди, по-прежнему избегая глядеть на
отца. Тогда Крун схватил его обеими руками и силой развернул лицом к себе.
     -- Когда  я  с тобой желаю разговаривать, тебе надлежит  смотреть мне в
глаза! -- проревел герцог.
     Молниеносным  движением Варг  стряхнул с себя  руки отца. Однако взгляд
отводить не стал.
     -- Я слушаю тебя, государь мой герцог.
     --  Я  все  еще  твой  отец,  --  напомнил  Крун,  уязвленный  подобным
обращением.
     -- Ты произвел  меня на свет,  -- уточнил Варг. -- Ты воспитал меня. Ты
дал мне силу и волю. Ты сделал меня воином Донара...
     -- Молчать! -- рявкнул герцог.
     Варг  криво  усмехнулся,  мотнул  головой, словно  надеясь так прогнать
наваждение, и отвернулся.
     -- Мальчишка несмышленый, -- прошептал герцог, изо  всех  сил  стараясь
овладеть собой, -- ты, я погляжу, уже  числишь меня изменщиком! Меня, твоего
отца! А теперь послушай, что я тебе скажу...
     -- Не надо. Я знаю, что ты мне скажешь. Ты уже говорил. Не утруждай...
     Хлесткая  пощечина, которая больше напоминала бойцовский удар, положила
конец хладным словам Варга. Еще немного, и молодой принц свалился бы в воду.
Варг сжал кулаки, но сдержался: это все-таки был отец.
     --  Мальчишка,  щенок,  -- с яростью  отчаяния повторил  герцог,  --  я
полагал, что ты  умнее! А ты -- слепец! Как есть слепец! Разве не  видишь ты
всего этого?!
     Крун   Свирепый   широко  раскинул  руки,  стараясь  охватить  ими  все
пространство чужого горизонта.
     Он показывал  сыну небо:  высоко в небе, не боясь ни дождя,  ни  ветра,
парили  и отражались в спокойной глади Квиринальского озера  воздушные шары,
освещавшие землю мягким  серебристым  светом; на  востоке,  почти  у  самого
горизонта,  куда-то бесшумно уплывала гигантская аэросфера, она уже была так
далеко, что даже Варг с  его ястребиным зрением  видел  лишь сигнальные огни
гондолы...
     Еще    показывал    герцог    сыну   статую    Двенадцатиликого   Бога,
Фортуната-Основателя,   --   высеченная  из  гигантского   монолита  горного
хрусталя,  она  венчала  циклопическую  шестиступенчатую  пирамиду  Большого
Императорского дворца8  и казалась  столь  же далекой,  как и удаляющийся от
города  воздушный  корабль.  Статуя Двенадцатиликого  Бога смотрелась  снизу
факелом  волшебной  свечи, ее окружал  плотный ореол  светящегося воздуха, и
Крун знал,  со  слов  общительных  хозяев, что  хрусталь,  из  которого  она
сотворена,  не простой, а из Хрустальной Горы, той самой,  над которой сияет
чудотворная звезда  Эфира, и что,  соответственно, эта статуя  --  не просто
украшение  столицы,  нет,  это  мощный  передатчик  (София  Юстина  сказала:
ретранслятор) священной энергии, питающей могущество Богохранимой Империи...
     Конечно,  имел  герцог  в  виду и  главное  чудо Темисии  -- Сапфировый
дворец,  резиденцию Дома  Фортунатов, лежащий  на острове  Сафайрос на озере
Феб. Отсюда, правда, не видно его --  громады Пантеона и Палатиума заслоняют
Сапфировый  дворец,  -- однако  сияние сотен  тысяч и  миллионов  самоцветов
заметно из любого места столицы, так что кажется, что где-то  там,  на  юге,
всеми цветами радуги пылает феерический костер...
     Герцог  показывал сыну  и серую гору  Пантеона; как  раз  в этот момент
башенные  часы  его  пробили  полночь.  Пантеон лежал  на площади  в  добрых
двадцать  гектаров  и оттого считался самым большим  рукотворным сооружением
Ойкумены; сотни тысяч человек  возводили его более полувека, и было это семь
с лишним столетий тому назад, когда столица Аморийской империи переезжала из
Элиссы  в Темисию. Но более всего в  Пантеоне Круна  поразили не его внешние
размеры,  а  то,   что,   оказывается,  ежедневно   там   "проживают"  более
восьмидесяти   тысяч  человек,  --   иереев,   монахов,  чиновников,   слуг,
охранников,  -- а  во время  торжественных церемоний численность "населения"
Пантеона возрастает в два-три раза; сами аморийцы называют столичный Пантеон
"городом во дворце"...
     На   фоне   рукотворной   горы   Пантеона  двенадцатигранник   Большого
Квиринальского   дворца,  где  заседало  имперское  правительство,   казался
приземистым.  Это  было  самое близкое  к  павильону  галлов государственное
здание; при желании  можно было заметить, как, точно муравьи, ползут изящные
мобили и богатые экипажи по воздушному виадуку, соединяющему Малый Квиринал,
дворец  первого министра, с Сенатской площадью,  -- это,  видимо,  князь Тит
Юстин  дает  бал  для высшей  знати в  честь  дня рождения дочери, любимой и
единственной "наследной принцессы"...
     Так что много  чудес мог показать герцог  Крун единым широким движением
раскинутых  рук: всего и не опишешь! Не  только  зримые чудеса,  но и прежде
неведомые  варварам  звуки наполняли обычную ночь космополиса. Вот привычный
слуху  цокот конских  копыт  сменяется едва слышным жужжанием мотора мобиля.
Вот  раздается  длинный  низкий гудок --  это,  наверное,  в Пирейском порту
появился тяжелый контейнеровоз из  южных  провинций.  Вот  где-то на  севере
простучали  колеса  по  рельсам   --  это   дромос,  поезд  Трансаморийского
Рельсового Пути, отправился в Рагор или  в Нефтис, а может быть, еще дальше,
в Оркус, "столицу рабов", или в Киферополь, "город магнатов". А вот слышится
и  быстро  нарастает  глухой  рокочущий  звук  -- это,  скорее  всего, шумят
пропеллеры гигантского грузового экраноплана, прибывшего в Темисию по каналу
Эридан с побережья Внутреннего моря...
     -- ...Ты  это  не  видишь?! Ты это не  слышишь?! --  с  болью  в голосе
вопросил сына  герцог Крун. -- И ты предлагаешь мне бросить вызов могуществу
здешних богов?!! Тогда ты глупец, мой сын,  мой наследник; я называю глупцом
всякого, кто алчет ринуться с мечом на солнце!
     -- Прежде  ты так не говорил, отец, --  приглушенно отозвался  Варг. --
Что нам до здешних чудес? Мне  моя родина милей этой злобной сказки! Нет, не
променяю  я наши горы,  наши сады и пастбища, наши леса, где  дичь  живет  с
момента  сотворения  мира, на  все их сверкающие  чудеса!  Дома я  рассветом
сажусь на коня и, прежде чем  затрубит рог к завтраку, успеваю проскакать  с
десяток герм, подстрелить перепелов и фазанов; захочу --  в речке искупаюсь,
захочу -- набью морду медведю, захочу -- с нашими рыцарями подерусь на мечах
иль  на кулаках... А тут что  за  жизнь?! -- Варг с ненавистью посмотрел  на
факел  статуи  Двенадцатиликого Бога,  -- Тут даже чтобы из города  выехать,
надобно  разрешение  властей!  Тут  только  чванливым  патрисам  да  богатым
магнатам  жизнь, да и тем  я,  по правде сказать, не завидую! Они изнеженные
хлюпики -- разве не помнишь ты, отец, как год назад я в  Массильской битве в
одиночку одолел пятерых имперских легионеров?!
     Крун покачал головой и похлопал сына по плечу.
     --  Я  это помню, Варг.  По-моему, я тогда тоже с  десяток легионеров к
аватарам отправил, правда, не всех сразу, а по очереди, -- он рассмеялся.
     Почувствовав,  как ему  показалось,  перемену в настроении отца,  принц
оживился.
     --  Ну так в чем  же  дело,  отец?! Мы  сильнее  их, телом и духом!  Мы
побеждали  их! И  мы  ведь многого от них не хотели! Вспомни, что ты говорил
имперским послам всякий раз, когда они склоняли тебя принять их подданство и
аватарианскую веру. Ты говорил: "Уйдите  прочь с  моей земли,  и не  мешайте
моему народу жить свободно!". Я гордился тобою, отец, когда ты это говорил!
     Герцог  посуровел;  воспоминания, которыми сын рассчитывал пробудить  в
отце былую доблесть, возымели обратный эффект.
     -- У тебя хорошая память, Варг, -- тихо произнес  герцог. --  А что еще
ты помнишь?  Помнишь  ли  ты наши  города, сожженные их эфирными  пушками  и
огнеметами?!  Помнишь  ли  ты  наши  поля,  вытоптанные  конями  и  сапогами
легионеров?! Помнишь ли ты моих друзей, твоих наставников, павших в битвах с
амореями?! Помнишь ли ты других, захваченных в плен -- где-то они теперь?..
     -- Так  надо  мстить! -- вскричал молодой принц, нимало не думая в  это
мгновение, что его могут услышать те, в ком он по-прежнему видел врагов.  --
Надо мстить проклятым амореям!
     -- Я и мстил, -- скорбно молвил герцог. -- Мне  пятьдесят  уже; сколько
себя помню, только и делал, что мстил...
     После  этих  слов  наступила  тишина. Отец и сын молчали. Башенные часы
Пантеона пробили половину первого ночи.
     -- Это  не могло продолжаться  вечно, --  снова заговорил Крун.  --  Ты
прикинь,  сын,  почему  амореи  так живут. Не только потому, что  у них есть
животворящий эфир, а у нас, варваров,  эфира  нет. Амореи  умеют выстраивать
жизнь!  Признай это,  иначе ты не постигнешь истинную причину их могущества.
Вот  так и  я: всю  жизнь бился  с  амореями и никогда  не  понимал их... Ты
погляди на этот город: здесь никогда -- ты слышишь, никогда! -- не случалось
войны! У амореев есть армия, ты  это знаешь,  но в армии у них тольк