княгиня сказала:
     --  Следует немедля высадить десант  морской пехоты и дать  решительный
отпор мятежникам, пока они приходят в себя после так называемой победы.
     --  У  меня  от когорты осталось не более  пятисот человек,  -- ответил
командующий.
     -- Этого вполне достаточно, адмирал. Или вы сомневаетесь в победе наших
доблестных легионеров над зарвавшимися петухами53?!
     Септимий Доламин нахмурился и с выражением заметил:
     --  Эти, как  вы  выражаетесь,  зарвавшиеся петухи уже уничтожили более
полутора сотен моих солдат!
     -- По-вашему, ваши солдаты пали напрасно?
     -- Никак нет, ваше сиятельство. Они спасали вашу  жизнь. Однако если бы
вы послушали  меня вчера, вашей жизни ничего бы не угрожало,  а мои  солдаты
сохранили бы свои жизни...
     -- Ne  sutor supra crepidam54, -- ледяным тоном  промолвила София. -- Я
сделала то, что обязана была сделать, и не вам судить мою политику.
     -- Так точно,  ваше  сиятельство.  Я  воин.  И  мне  дороги  жизни моих
подчиненных, таких же солдат императора, как я. Поэтому я не позволю бросать
их в огонь брани, точно дрова в печку!
     Теперь нахмурилась София. Она устремила на командующего суровый  взгляд
и отчеканила:
     -- От вас не требуется принимать решения, контр-адмирал.  Вам  надлежит
выполнять  то, что я  приказываю. У  вас  есть час  для подготовки операции.
Можете быть свободны.
     Сказав так, она прикрыла глаза.
     -- Я этого не сделаю, -- процедил Септимий Доламин.
     София Юстина открыла глаза -- в них было удивление.
     -- Это что, бунт? Вы забываете, кто я?!
     -- Никак нет, ваше сиятельство. Это вы забываете, что я не ваш слуга!
     Княгиня рассмеялась; новая ситуация огорчала бы ее, если бы не казалась
столь забавной.
     --  Я  министр имперского правительства, меня назначил сам Божественный
Виктор -- а вы кто такой, сударь?!
     Командующий призвал все свое мужество и ответил:
     -- Вы не мой министр, ваше  сиятельство.  Я  исполняю приказы  военного
министра, а не министра колоний!
     Она улыбнулась.
     -- Похоже, я переоценила вашу сообразительность, контр-адмирал. Сколько
вам лет?
     -- Сорок пять, ваше сиятельство.
     -- Рада  это  слышать.  Выходит, у вас еще  десять лет  до  отставки по
возрасту. Так вот,  милейший, я вам  устрою перевод по службе.  Не пройдет и
суток, как  вы  получите приказ военного министра. Куда бы  вас назначить на
эти  десять  лет?!  Как  вы  смотрите  на должность  помощника  капитана  на
сторожевике где-нибудь в районе Экваториальной Африки?
     Септимий Доламин побледнел.
     -- Вы мне угрожаете, ваше сиятельство?
     -- Я требую от вас повиновения!
     -- Мне нужно связаться с моим командованием в Темисии...
     --  Нет!  Я  запрещаю!  Иначе  вы  пойдете  под трибунал  за  нарушение
секретности операции.
     -- Подпишите письменный приказ. Без приказа...
     София Юстина не стала сдерживать смех:
     -- О каком-таком приказе вы толкуете, сударь? Разве не вы только сейчас
сказали, что я не ваш министр?! Как я могу писать для вас приказы?
     "Она просто издевается, -- с  горечью подумал командующий. -- Если я не
послушаюсь ее, она меня уничтожит, а если послушаюсь, вся ответственность за
ее затею все равно ляжет на меня! Что же остается?.. Vincere aut mori?55".
     -- Но это явное превышение полномочий, госпожа министр!
     "Недоумок, -- отметила  для себя София, --  где тебе знать,  каковы мои
полномочия?".
     --  Вы утомили  меня, капитан,  -- сказала она, намеренно  понижая ранг
командующего.  --  У  меня  вывихнута  нога,  и врачи  назначили мне  покой.
Ступайте, и  если  я  пойму, что вы  саботируете мои  распоряжения,  военный
министр отдаст  вас под трибунал по  статье за содействие врагам Империи. На
вашем месте я сделала бы все, чтобы к исходу дня мятежники были разгромлены.
Когда  десант  будет  снаряжен,  пришлите  ко  мне  командира когорты. И  не
забудьте подготовить излучатель. У вас есть еще ко мне вопросы?
     -- Никак нет, ваше сиятельство!
     Контр-адмирал  Септимий Доламин отдал министру  честь и  покинул каюту.
Княгиня  София  Юстина  устало  улыбнулась  и  сказала герцогине  Кримхильде
по-галльски:
     -- Не беспокойтесь, дорогая: он лишь в политике слабак, а в ратном деле
знает толк; Империя не держит бесталанных адмиралов.



Глава восемнадцатая,
     из которой читатель узнает, каким  образом  аморийцы  и  варвары иногда
воюют друг с другом
     148-й Год Кракена (1786),
     1 мая, Галлия, окрестности Нарбонны
     
     Галлы  не препятствовали  высадке имперского  десанта.  Предупрежденный
насчет  возможных  намерений  Софии  Юстины,  Варг  поджидал  противника  на
северной  стороне поля  Регинлейв. Поле лежало немного в стороне от  дороги,
связывающей порт  и город, в  ложбине; вид с моря  на Регинлейв загораживала
холмистая  гряда,  так что мятежники могли чувствовать  себя в относительной
безопасности от лучей  эфиритовой пушки  линкора. В  относительной -- ибо, в
отличие от поля, дорога в город простреливалась на всем протяжении. В случае
разгрома  отступающие  в свою  столицу  варвары могли быть  добиты  огнем  с
корабля,  а  в  случае  победы  эта победа  могла быть попросту отнята. Варг
полагался на третий  вариант, в  котором он одерживает победу  над людьми, а
его друзья Ульпины -- над машиной.
     Генеральное  сражение представлялось  ему неизбежным.  Кто  бы ни вышел
победителем, он  или  сестра,  победитель получал  всю  власть в Нарбоннской
Галлии.  Кримхильда, а  вернее,  ее  хозяйка,  не  может  сдаться,  даже  не
попытавшись подавить  мятеж. Но  и он, Варг,  не может просто  так  уйти  из
Нарбонны: как объяснить отступление тысячам преданных воинов, которых он сам
привел  к  победе? Нынче  им  предстояло закрепить  эту  первую и во  многом
случайную победу.
     Три сотни тяжеловооруженных рыцарей он  поставил в  центре. Еще  сотня,
самые лучшие и надежные воины, была в резерве; ею командовал Ромуальд. Перед
рыцарями  располагались  легковооруженные  конники  с  мечами и  пиками.  По
правому и левому флангу стояли лучники с большими луками; стрелы таких луков
могли накрыть  все  пространство поля  Регинлейв. За  лучниками  на  флангах
расположилась пехота; ее вооружение составляли короткие копья и мечи.
     В  качестве  артиллерии  Варг располагал  восемью катапультами и  тремя
баллистами, причем  одна из  баллист была  трофейной; когда-то ее захватил у
аморийцев сам герцог Крун,  а вот как она  сохранилась  во время мира, никто
сказать  не  мог.  Эта  пружинная  баллиста  пребывала  в идеальном  рабочем
состоянии; едва взглянув  на  нее, Януарий  Ульпин заявил Варгу,  что  с  ее
помощью можно  бросать ядра на расстояние до двух герм, и показал, как лучше
всего перезаряжать  эту баллисту. Вследствие  такой неожиданной консультации
пиетет  Варга  к молодому  Ульпину еще более возрос, и вождь  повстанцев уже
задавал себе вопрос, существует ли какая-нибудь область, в которой спасенные
им еретики могли бы дать слабину.
     В полдень  на  южной оконечности поля  Регинлейв  показались  имперские
легионеры.  Первый день  мая  выдался ясным, было светло и жарко; в то время
как  галльские  рыцари парились  в броне своих  тяжелых  доспехов, легионеры
чувствовали  себя  вполне  комфортно  в  замечательных  мундирах   из   шкур
немейского льва.
     О  последних  следует  сказать  особо.   Немейский   лев,  или  сехмут,
принадлежал  к породе  кабиров, то есть животных-мутантов, ставших  таковыми
под  воздействием излучения Эфира. От обыкновенного повелителя зверей сехмут
отличался большими размерами и необычайной свирепостью; достаточно заметить,
что  он был убежденный антропофаг  и без человеческого мяса быстро утрачивал
интерес к жизни.
     Немейские львы  обитают преимущественно в так  называемом  "Заповеднике
мутантов" --  ареале радиусом пятьсот-шестьсот герм, считая от места слияния
новых рек Маат и  Шу.  Этот район, в отличие от окрестностей Мемнона, родины
всяческих мутаций, богат пищей, водой, имеет удачный, особенно для  подобных
существ,   климат.  Обычной   пищей  немейским  львам  служат  представители
чернокожего  населения  федеративного государства  Батуту, мауры;  четвертая
часть территории  этого  зависимого от Аморийской империи  государства лежит
как раз в  "Заповеднике мутантов".  Экзотическая охота на сехмутов  является
одним из самым опасных видов развлечения  патрисианской  знати. Они являются
также наиболее примечательными животными зоопарков крупных городов Империи.
     Однако  основную  ценность  представляет шкура  сехмута.  Она  славится
необыкновенной прочностью, поэтому из нее, в частности, делают разнообразное
военное  снаряжение.  Мундир,  сшитый из немейской  шкуры, подобен  броне. В
отличие  от  доспеха  из  стали, немейский мундир легок, как обычная одежда.
Такой мундир  считается исключительной  принадлежностью  аморийского  воина;
варварам,   даже   дружественным    Империи,   его   носить   не   положено.
Распространение  немейских   мундиров  находится   всецело   под   контролем
государства.  Несмотря на это, процветает  контрабанда. При  большом желании
такой  мундир  можно  купить  у  пиратов  Эгейского  моря;  помимо  желания,
потребуется еще  не  менее  империала за  самый  дешевый  воинский наряд.  И
покупатели  отыскиваются: тренированный  воин в доспехе из шкуры  немейского
льва становится поистине непобедимым!
     На битву с аморийцами Варг вышел именно в таком контрабандном немейском
доспехе.
     Еще  интересно,  что немейские мундиры доспехи подобны  скоропортящимся
продуктам: во-первых, они изготавливаются аморийцами  по  особой технологии,
которая  держится  в секрете  от варварского мира, а во-вторых, раз  в месяц
немейский доспех полагается облучать эфиром с помощью  сложного  устройства;
вековечная  мечта  варваров заполучить  это  легендарное  устройство  так  и
остается мечтой,  но без облучения замечательный мундир расползается по швам
и превращается в обычную мешковину...
     Легионеры  двигались навстречу противнику сплошной  коричневато-зеленой
волной.  Согласно  аморийской  традиции,  сухопутные  войска  носили  черные
мундиры, по цвету покровительствующего ратному делу аватара Симплициссимуса;
внутренние  войска,  или  милисы, имели мундиры  коричневого цвета, то  есть
цвета аватара Цербера; морские пехотинцы носили мундиры коричневато-зеленые,
хаки, соответствующие  покровителю мореходов аватару Кракену. Были, конечно,
и подразделения  других  цветов, например, медицинские  части, относящиеся к
аватару Кентавру, носили серебристую форму, пожарные, "воины Саламандры", --
оранжевую,  строительные  -- желтую,  по цвету  Феникса,  а  вот отряды  так
называемой  "священной милисии", то есть секретных служб, одевались в белое,
цвет самого Творца-Пантократора.
     Немейский доспех Варга был черным -- внимательный читатель помнит,  что
в  результате Выбора сыну  герцога Круна выпал небесным покровителем грозный
аватар   Симплициссимус.   Изображение   причудливого   существа,   похожего
одновременно  на  петуха,  дракона  и  летучую  мышь, красовалось на лицевой
стороне кителя. Доспех,  между прочим, был  дорогостоящим -- Варгу  пришлось
отдать за него три империала; совершена эта покупка была в глубокой тайне от
Круна, незадолго до  роковой встречи принца с Ульпинами в  Нарбоннском лесу.
На рукавах  еще  сохранились преторские нашивки с абрисом грозного аватара и
тремя черными звездами о двенадцати лучах каждая.
     Помимо кителя,  в состав форменного немейского облачения входили  маска
Симплициссимуса на лицо, колготы, каска и сапоги. От каски и форменной обуви
Варгу пришлось отказаться, так как  они  были малы, да  и  в китель он  влез
едва-едва. Сапоги  на  нем были  тяжелые,  с  "галльскими  шпорами", то есть
шипами на каблуке. Вместо немейской каски Варг надел стальной рыцарский шлем
конической формы, с  пышным султаном конских  волос. С наружной стороны шлем
укрывала  накладка  из  каучука  --  она  защищала  от  разрядов  аморийских
электробластеров.  Точно  какие же каучуковые накладки предохраняли стальные
доспехи других рыцарей.
     Что же касается немейской  маски  Симплициссимуса, предназначенной  для
защиты  лица,  Варг  решил  ее  не  надевать:  негоже,  рассудил  он,  вождю
свободного народа прятаться за личиной вражеского идола!
     Как только все легионеры вышли на поле битвы, Варг приказал атаковать.

     * * *
     Из воспоминаний Софии Юстины
     ...В этот день все не ладилось с самого начала, словно небесные  силы и
люди нарочно объединились против меня.
     Утро еще было ясным, однако днем над морем сгустился туман. Странно, не
правда  ли? Обычно туман бывает  на рассвете, а днем рассеивается. Еще более
странным было то,  что  белесое марево как будто тянулось к  нашему кораблю;
над берегом тумана не было вовсе, а с носа  линкора уже к  одиннадцати часам
дня не  было видно ни зги. Туман затруднял  высадку нашего десанта. И все же
я,  по неопытности своей, не  замечала  в  этом тумане  значительной для нас
проблемы  -- пока Септимий Доламин не объяснил  мне,  что  туман,  наряду  с
дождем и снегом, это, пожалуй, единственная серьезная помеха для эфиритового
излучателя.
     Меня  уложили  в кресло-каталку  (сама  передвигаться  еще  не могла) и
отвезли  на  палубу,  с  тем  чтобы   я  убедилась   в  справедливости  слов
командующего своими глазами. При мне включили луч, направив его к берегу. На
берегу ничего не изменилось; насыщенный водной взвесью воздух вблизи корабля
превращался в горячий  пар.  Капитан-инженер  корабля  объяснил мне,  что  в
густом тумане тепловой  луч растрачивает  энергию на испарение частиц воды в
воздухе  и до цели  если  и  добирается,  то  уже  изрядно  обессиленным, не
способным  эту цель  поразить.  Мне  нелегко было смириться с поражением.  Я
приказала  увеличить   мощность  луча.   Из  башни  излучателя   выдвинулась
энергетическая  рамка. Она сориентировалась на Эфир. Поскольку расстояние от
Нарбонны до Мемнона составляло почти  две тысячи герм,  излучатель не  сразу
набрал максимальную мощность.
     Военные   оказались  совершенно   правы.  Тепловой   луч  сжигал  воду.
Раскаленные потоки пара  уносились  в  небо  и, остывая,  оседали на  палубе
корабля.  Чтобы миновать ожогов, нам пришлось укрыться в башне излучателя. А
на  нарбоннском  берегу вспыхивал сухой кустарник, только и  всего... Врагам
наш  грозный  излучатель в таком густом мареве  был не  опаснее  "солнечного
зайчика".
     Командующий  предложил мне  перенести  операцию  хотя бы  на один день.
Природные аномалии каждый день не повторяются, говорил он и, исходя из опыта
своего, заверял: завтра тумана не будет.
     В  отличие от командующего, я прекрасно понимала, что нынешний туман --
никакая  не  природная  аномалия;  если  нужно,  он  появится  и  завтра,  и
послезавтра;  он будет  появляться  и  окутывать  наш корабль  столько  раз,
сколько  будет  полезно  Варгу  и  насколько  хватит  сил  его  поддерживать
Ульпинам...
     Вот  так, еще перед началом  игры,  мятежники  отобрали у нас важнейший
козырь.
     Однако  я  не  стала  отменять операцию.  Несмотря на  коварную  уловку
Ульпинов и численное превосходство бунтовщиков, мы  по-прежнему превосходили
их  боевой выучкой и экипировкой; как известно, в  немейских  мундирах  наши
легионеры практически неуязвимы  для оружия северных  варваров. Кроме  того,
уловка Ульпинов  фактически  означала, что они заранее выдали  свои карты и,
занятые нейтрализацией эфиритового излучателя,  не  смогут  преподнести  нам
другие сюрпризы.
     Что  касается  моей  подруги  герцогини  Кримхильды,  она нисколько  не
сомневалась  в  нашей  победе.  Ее  голова  была занята  составлением планов
жестокой  мести  бунтовщикам  и  собственному  брату  -- в  первую  очередь;
Кримхильда мечтала предать Варга  позорной казни через повешение,  поскольку
он сам  отказался от  чести умереть  как  рыцарь. Я  не  смогла  удержать на
корабле эту неистовую валькирию,  и она высадилась на берег  вместе с нашими
легионерами.  Герцогиня  требовала  подчинить  легионеров  ей,  как законной
государыне нарбоннских  галлов,  но я,  разумеется, этого сделать не  могла.
Майору,  командиру   когорты  морских   пехотинцев,   я  наказала  оберегать
Кримхильду  --  как-никак,  другой законной креатуры на герцогский престол у
нас после смерти Круна не было. Еще  я пообещала командиру когорты серьезное
повышение по  службе  в случае  успеха  операции  и разжалование  в  простые
солдаты в случае ее неудачи.
     Битва началась  около  часа  пополудни. Нам -- мне, командующему и  его
старшему  помощнику  --  докладывали о ходе операции по видиконовой связи; у
майора имелось  портативное зеркало.  Изображение  и  звук шли  с  помехами;
возможно,  эти  помехи создавала  холмистая  гряда, отделявшая  нас от  поля
Регинлейв, но не исключено, что и тут постарались гнусные Ульпины. Во всяком
случае,  мы  имели  возможность  судить  о  том,  как  складывается  военная
ситуация.
     Мятежники атаковали  первыми. Залпом их катапульт и баллист убило троих
легионеров и пятерых ранило. Это  внушало нам надежды на скорую победу: если
варвары настолько "эффективно" используют свою метательную  артиллерию,  что
уж говорить о мечах и стрелах!
     Мы не ответили на их первый залп. Оставшиеся от когорты четыре центурии
надвигались на варваров обычным  боевым порядком,  четырьмя прямоугольниками
по  двенадцать  легионеров в  каждой шеренге; таким  образом ширина  шеренги
составляла десять рядов.
     Варвары  выстрелили  снова,  на  этот  раз  из  дальнобойных   луков  и
арбалетов. Майор  докладывал  нам,  что  туча стрел  на мгновение  заслонила
солнце. По его оценке, атака лучников и арбалетчиков унесла не более десятка
жизней.
     Наши воины  шли вперед, не обращая  ни малейшего  внимания на комариные
укусы  мятежников.   В   смятении  враг  открыл  беспорядочную  стрельбу  из
метательных машин, луков и арбалетов. Легионеры не обращали на нее внимания.
Живые  перешагивали  через  мертвых  и  неостановимо двигались вперед.  Лишь
однажды  варварам удалось  удивить  нас,  когда  прямо  в  центр  одного  из
прямоугольников  упала разрывная бомба. Взрыв унес жизни пятнадцати человек.
Контр-адмирал   Септимий  Доламин  заявил,   что  выстрел,  безусловно,  был
произведен из трофейной  баллисты. За одно это я решила  для себя отдать под
суд  наших  инспекторов,  полгода  тому  назад проверявших, согласно мирному
договору, арсеналы герцога Круна. Неужели  мой мужественный друг сознательно
утаил от инспекторов этот давний трофей?.. Не верю!
     Легионеры  приблизились к мятежникам на расстояние в пятьсот мер, взяли
в руки бластеры и по команде майора дали  разряд. Лазоревые молнии прорезали
воздух  и  поразили намеченные цели. Майор доложил,  что  наша  первая атака
взяла  жизни  как  минимум  сотни  варваров.  Дикари  снова  оросили  воздух
стрелами. Легионеры двинулись дальше.
     В этот  момент раздался  сигнал с  пульта правительственной  связи. Нам
пришлось  отключиться  от полевого  канала.  На  экране зеркала  в командном
пункте  возникло лицо  кесаревича  Эмилия  Даласина. Я ожидала  увидеть кого
угодно, только  не его. Лицо моего кузена было  бледным и  встревоженным. Он
попросил  военных ненадолго  удалиться и,  когда они исполнили  его просьбу,
сообщил мне новость: мой  старший сын Палладий в тяжелом состоянии доставлен
в  Центральную  клинику  Фортунатов. Третьего  дня мой сын, как предполагают
врачи, слишком много  купался в озере Феб и застудил ухо;  развился  отит, а
поскольку  ни  сам  Палладий, ни его отец, мой  муж Юний Лонгин не  обратили
должного  внимания  на боль в ухе,  воспаление передалось  на мозг.  Мой муж
забил  тревогу  только  тогда,  когда  у  Палладия начались  спазмы и  резко
поднялась температура.  Кесаревич Эмилий