нягиня. -- Я имела в виду
совсем  иное. Крун Слабый Человек скончался  -- остался Крун Правитель, Крун
Господин  Своих Чувств, Великий Крун -- Нарбоннский Фортунат! Вот что хотела
я сказать о Круне, который нынче спасся!
     -- Зачем вы жизнь мне сохранили? Чтоб сына у меня отнять?!
     София пожала плечами.
     -- Свою я клятву повторить готова. Ни волосок не упадет с головы принца
Варга иначе как по воле герцога Нарбоннского, отца его и господина.
     --  О! Так вы  желаете,  чтоб сына поразил я  собственным  клинком?! О,
женщина, достойная страны, где родилась и правит!
     -- А если  сын сам предал вас? А если дьявола пустил он в душу?! А если
принц, ваш сын и подданный, своею собственной рукой вам, отцу и господину, с
коварством Сатаны кинжал вонзил  посред лопаток,  когда того не ждали  вы?!!
Так что же -- вы и теперь рискнете жизнью, чтоб отстоять его?! Похоже, вы не
видите, как дело далеко зашло и как оно серьезно!
     -- Мой сын... У вас ведь тоже сын есть, княгиня, это правда?
     -- Их даже два у меня, Палладий и Платон.
     -- А у меня один! Мой сын, наследник мой, мой Варг! Его я воспитал себе
на смену... Его люблю я больше жизни!
     -- И даже больше любите, чем родину свою?
     Сдавленный хрип, в котором отразились боль, тоска и отчаяние, раздался,
поразив Софию. "Ты ошиблась, Юстина, -- сказала она себе. -- Ты недооценила,
сколь  драгоценен Варг  для  герцога. Если  ты  заставишь его выбирать между
сыном и долгом  великого правителя,  этот выбор может убить несчастного отца
прежде срока. К счастью, у тебя есть третий вариант, который должен устроить
всех".
     --  Простите, герцог, --  молвила  она,  -- я  не  должна была  вам это
говорить. Сейчас я думаю о том, что сделала  б  сама на вашем месте. О да...
Какое благо для меня, что сыновья мои  пока  не  миновали  чудесный  возраст
детства!.. И у  меня есть время их к  взрослой жизни  подготовить,  а  также
воспитать  в них преданность идее, которой я  служу, и мне как матери, как к
старшей, по  возрасту и по уму,  которой им надлежит повиноваться.  Но, -- в
голосе ее зазвучали металлические нотки, столь изумлявшие  Круна, -- но если
б мои  дети  были старше и в  самомнении своем  возвысились  настолько,  что
дерзко и коварно бросили  мне вызов, о, я уверяю  вас, мне сил достало бы им
указать на место! Какие ж будем мы родители, когда позволим неразумным чадам
творить недоброе в расчете нечестивом, что  мы, отцы и  матери, от  кары  их
прикроем?!
     "Ей сил достанет, это точно, -- с содроганием подумал Крун. -- А что же
я? Она  ведь  дело говорит! Негоже сыновьям против отцов сражаться, особливо
из-за спины! Так  что же  я?! Я  ль буду женщины слабее духом? Нет, никогда;
Варг  натворил -- ему и отвечать! Но пусть  она сперва докажет, что  это сын
мой выпустил проклятых колдунов".
     --  Вы показывали мне  отпечатки пальцев и  говорили, будто принадлежат
они моему сыну. Откуда знать вы это можете?!
     -- Достаточно сравнить эти отпечатки с прежними образцами.
     -- Какими прежними? -- удивился герцог.
     -- Поверьте,  ваша светлость, -- усмехнулась княгиня,  --  в  картотеке
имперского правительства имеется информация на каждого федерата и членов его
семьи. Не спрашивайте, как там оказались образцы отпечатков Варга, --  я вам
не  скажу.  Они там есть.  И  ваши  отпечатки,  и  Кримхильды...  Достаточно
сравнить, только и всего.
     -- Дьявол!.. И вы сравнили?
     --  Не я, но по моему приказу.  Увы, мой благородный герцог, это сделал
Варг.
     -- А  вы уверены, что вас  не подставляют? Кто знает,  может, это враги
ваши желают, чтоб вы подумали на сына моего?!
     "Интересная  мысль,  --  отметила  София.  --  Уверена  ли я, что  дядя
Марцеллин не лгал мне? Как можно в  чем-то быть уверенной,  говоря о дяде! И
все же он не лгал. На цепях отпечатки Варга, его друга и злополучного Андрея
Интелика. Как сделать, чтоб поверил герцог? Ага, я знаю, как".
     --  Ваша  светлость,  --  сказала  она,  --  есть  превосходный  способ
разобраться в этом деле раз и навсегда.
     -- Какой же?
     -- Услышать признание самого обвиняемого.
     -- Варга?!
     -- Именно.  Сейчас вы  напишите  ему приказ  явиться в  мой  дворец. Он
явится и нам ответит.
     Герцог нахмурился.
     --  Он  будет отпираться,  -- после  томительной паузы  и  явно  нехотя
проговорил Крун.
     -- Вот как, отпираться? Не скажет правду даже вам, отцу?!
     "Тяжко тебе,  я понимаю, -- подумала София Юстина. --  Тяжко сознавать,
что сын потерян для тебя, что больше никогда с тобой не  будет откровенен он
и что дела свои устраивать он станет за твоей спиной, тебе наперекор! И  все
же ты обязан это сознавать".
     -- Он  будет отпираться, -- почти простонал Крун.  -- И, дьявол  побери
меня, он будет молодец! Мой сын не столь наивен, чтобы признаваться вам!
     -- Итак, вы пишите приказ?
     Поразмыслив некоторое  время,  герцог  Крун  согласился  с предложением
княгини  Софии  и написал  сыну  короткое послание с  требованием немедленно
явиться во дворец Юстинов. София вызвала курьера и наказала ему во что бы то
ни стало и как можно скорее отыскать нарбоннского принца; затем курьер  ушел
с посланием для Варга. Молодая  княгиня и ее гость снова остались в обществе
друг  друга;  София решила,  что состояние  тревожного  ожидания,  в котором
пребывал Крун,  благоприятствует  другому, не менее важному для  нее  и  для
него, разговору. Начав издалека, она незаметно подвела герцога к вопросу:
     -- Вам известно, ваша светлость, отчего у вас удар случился?
     Крун посмотрел на нее пристальным взглядом и ответил:
     -- Я был взбешен из-за сына и не справился с...
     -- Это не  есть истинная причина, -- безжалостно прервала его София. --
Нет смысла укрываться за словами, нет смысла лгать,  особенно бессмысленно и
вредно лгать другу. Вы убедились, я надеюсь, что я вам друг?
     Герцог  медленно  кивнул и, видимо, приняв  для  себя  какое-то  важное
решение, сказал:
     --  Я воин. А воин не боится  смерти. И боли  воин не боится. Меня одно
интересует: сколько мне осталось?
     "Он настоящий мужчина, -- с неподдельным восхищением подумала София. --
Он знает о своей болезни. Конечно,  знает! Он терпит боль.  Он хочет  знать,
когда  боги призовут его к  себе, -- лишь затем, дабы успеть  дела устроить.
Поистине великий человек!".
     -- Вы спрашиваете, сколько вам  осталось... -- ответила она.  -- Это от
вас зависит.
     -- Как это?
     -- У вас язва желудка. Очень запущенная и оттого очень тяжелая.
     Крун   побледнел;   ставшие  бескровными  губы   пробормотали  какое-то
проклятие. Взяв себя в руки, он спросил:
     -- Это вам лекари сказали?
     --  Да, врачи, и  я  им  верю.  Еще  они  сказали мне,  сколь долго  вы
страдаете болезнью и какие муки терпите в надежде превозмочь ее.
     -- А-а, пустое!.. Насчет того, когда умру я, что они сказали?
     Вложив в ответ свой весь  свой незаурядный дар убеждать и покорять, все
страстное желание во что бы то ни стало спасти  этого человека, София Юстина
проговорила:
     -- Они сказали,  что у вас  есть шанс.  Они берутся  вас спасти. Они не
смогут  -- так спасут другие!  Да будет вам известно, герцог, язва лечится у
нас! А если вылечить не удается, то язву удаляют.  Они мне поклялись, что вы
не безнадежны!
     -- Сдается мне, --  невесело усмехнулся герцог, --  что за спасение мое
мне дорогой ценой придется расплатиться! Иначе б голос не дрожал ваш...
     Едва удерживая слезы, княгиня София воскликнула:
     --  Неправда!.. Лечение  вам  ничего не будет  стоить!  Для вас куплю я
лучших врачей; какое вообще значение имеют деньги, когда речь  идет  о вашей
жизни?! Или вы настолько горды, что предпочтете умереть? Ну же, отвечайте!
     -- Я не это имел в виду,  -- сумрачно молвил Крун, словно не замечая ее
вопроса. -- Я давно уж понял: вам денег для друзей не  жалко; у  вас слишком
много первых и слишком  мало вторых. Скажите прямо  мне, что должен я отдать
за жизнь свою? Жизнь сына? Его наследство? Мою корону? Или государство?
     -- Ничего!  -- в волнении прошептала она. -- Я  ровным счетом  ничего с
вас не возьму; достаточно мне вашей жизни!
     -- Я  не понимаю, -- признался Крун. -- Извольте объясниться: зачем вам
моя жизнь?
     -- Да потому что я люблю вас и не желаю потерять!
     -- Что?!!
     -- Поймите меня верно, ваша светлость...
     --  Какого  дьявола!..  По-моему, я стар для вас. Или вы принадлежите к
роду  женщин,  мужским  вниманием   польщенных,  ищущих  острых  ощущений  и
недозволенных ласк?!  Должно  быть, порочное  влечение красавицы  к  старому
больному варвару...
     -- Замолчите... Вы или  глупы, или переигрываете. Мужчина для  утех  не
нужен мне. У меня есть  муж... и есть любовник!  Мне нужен друг, такой,  как
вы. Вам знакомо понятие "платоническая любовь"?
     -- Мы слишком разные, --  качнул головой  Крун, -- чтобы я мог поверить
вам.
     --  Крайности сходятся...  Мне  нужен  друг  с душою  чистой,  как ваша
галльская природа. Мне  нужен друг, который бы дружил со мной  не  ради моих
денег,  моих связей, моего влияния,  а... а  ради  меня самой!.. Разве я  не
человек?! Кого  вы  видите  во мне -- только  красивую женщину, только  дочь
Юстинов, только будущего первого министра Империи?! Горе мне, если  это так!
Я человек, я  женщина, у меня есть душа, а не только ум и тело! О, если б вы
знали, какие мысли  и желания обуревают меня в иные минуты! О,  если б знали
вы, как  я  устала казаться сильной,  как жажду я любви и  дружбы,  простого
уважения к себе... Уважения, а не почтения, преклонения  и восхищения --  вы
чувствуете разницу?!
     Влажные глаза  ее, полные печали и тоски, избегали  смотреть  на Круна;
она  говорила  странные слова,  словно не к нему  обращенные, а он видел  ее
слезы, которые  она тщетно  пыталась сдержать... "Или эта женщина немыслимая
лицедейка,  или...  или она глубоко  несчастна!", -- подумалось  ему.  Он  в
смущении молвил:
     -- А мне казалось, вы...
     Она вонзила в него трепещущий взгляд, и он осекся.
     -- И что же вам казалось? Что я собою наслаждаюсь, да?! Что власть меня
влечет,  и я ничто  без власти?! О, знайте же:  власть -- это наркотик,  это
дурман, это вино; достаточно лишь раз испить из  чаши власти -- и ты хмельна
навечно,  до самой своей смерти! Вот так и я -- испила раз и больше  не могу
остановиться...  Но  бывают мгновения,  минуты, часы,  дни...  дни, когда  я
пробуждаюсь и мечтаю...
     -- Как нынче?
     -- Да. А завтра... завтра или час  спустя... все начинается сначала:  я
пьянею. И нет врачей, чтоб вылечить подобных мне, -- одна лишь смерть кладет
конец страданиям! Смерть -- или дружба, чистая, как снег в ваших горах...
     Крун горестно покачал головой и сказал:
     --  Мне  очень  жаль, княгиня,  если это  так.  Образ, который вы  себе
нарисовали, -- это не я. Я совсем другой. Известно  ль  вам, скольких  ваших
соотечественников я поразил вот  этой рукой? Скольких  повесили и распяли на
деревьях  по  моему  приказу?  Скольких подвергли  лютым  пыткам  всего лишь
потому, что мне, Круну Свирепому, понадобилось вызнать ваши тайны?
     -- Какое  дело мне до  них?.. То была  война,  и вы сражались. Но нынче
мир, и вы...
     -- И  я остался прежним Круном! Я слишком стар, княгиня, чтобы из волка
превращаться  в  агнца. Будем честны друг с  другом:  не потому я поклонился
Темисии, что  ваши боги  просветили  разум мой. Нет,  все гораздо проще:  вы
затравили  старого  волка!  Вы  --  то  есть  Империя.  И старый  волк-вожак
уразумел: лучше  сдаться  и  спасти стаю, чем пасть вместе  со  всеми. Может
быть, когда-нибудь...
     Откровенность  герцога, которую  она неосознанно вызвала, ужаснула  ее.
Внутренне София понимала, что Крун говорит правду -- и она всей  силой своей
души возжелала убежать от этой немилосердной правды:
     --  Никогда, слышите, герцог, никогда  Империя не  оставит вас в покое!
Свобода  от  Империи --  это миф,  это  пустой соблазн, это  козни  дьявола!
Свобода возможна лишь в союзе с нами, и горе всякому, кто этого не понимает!
     -- Вот ваша дружба, -- с горечью вымолвил  Крун. -- "Или дружи со мной,
или я тебя уничтожу!".
     София разрыдалась.
     -- Вы, старый дурак! Ничего-то вы не поняли...
     -- Я понял и хочу, чтобы вы поняли...
     --  Довольно! Замолчите!  Я не желаю  слушать бредни больного  старика!
Довольно! Не разрушайте то немногое, что у нас осталось!
     -- Но вы же сами...
     Внезапно он узрел улыбку на залитом слезами белоснежном  лице княгини и
услышал ее смех; этот смех показался ему нервным и вымученным.
     -- Вы  наивный человек, ваша  светлость,  -- глотая  слезы,  промолвила
София, --  вы  должны были бы сами понять,  что  мною движет! Я желаю  стать
первым  министром Империи.  А так как  я заключила  с вами  мир, и  этот мир
добавил мне авторитета в нашем обществе, то  вы  нужны мне как живой  гарант
этого самого мира! Теперь понятно, зачем мне вас спасать от смерти?
     "Вот оно что! Она права: я должен был  сам догадаться.  Ей не нужна моя
дружба, ей я не нужен -- ей надобен символ: герцог Нарбоннский на  коленях у
трона императора! А, старый дурак, я едва ей не поверил...". Он подумал так,
и  ему вдруг стало горько, больно и одиноко, обида пронзила его сердце, и он
понял,  что не приемлет такую правду; он понял, что лучше  было ей поверить,
принять и пожать протянутую  ею  руку дружбы;  он понял, что сам, как и она,
нарисовал  себе  идеальный образ,  который  нужен  был  ему,  дабы успокоить
совесть... "Зачем  мы говорим все это, -- пронеслось  в его голове, --  кому
это поможет?".
     Он заглянул в ее глаза -- и  увидел там злость и разочарование, которые
смутили  его. Внезапно он представил  себе, чем  могут  обернуться  для него
злость и обида этой женщины -- так он увидел имперские эскадры,  стянутые  к
берегам  его родины; услышал грохот  орудий, бьющих с  этих кораблей  по его
городам;  увидел эти города в огне;  услышал  стоны и  вопли умирающих своих
подданных;  увидел  полчища легионеров, вышагивающих по  его стране; услышал
проклятия  друзей,  веривших  ему;  увидел этих  друзей  в цепях  и  рабских
торквесах; наконец, услышал  он  торжественные  звуки  аморийского  гимна  и
увидел, как взвивается над его дворцом в Нарбонне имперский стяг...
     -- Простите меня, -- прошептал он, опустив глаза, чтобы София Юстина не
смогла увидеть его  страх, -- и будьте снисходительны: я всего  лишь варвар;
высокие материи -- не для меня!
     Но она, конечно, поняла его.
     --  Не надо  лукавить,  -- прошептала  она в  ответ,  -- это  я едва не
утонула в наивных мечтаниях. Как Гектор...
     -- А что Гектор? -- удивился Крун.
     -- Гектор? Я сказала -- "Гектор"?
     -- Да, вы так сказали: "утонула в наивных  мечтаниях, как Гектор". Но я
не думаю, что...
     София прикусила губу.
     --  Неважно,  ваша  светлость. Гектор  пал; так восхотели боги; у  них,
богов, свои резоны были. Ахилл сказал:
     "Нет и не будет меж львов и людей никакого союза;
     Волки и агнцы не могут дружиться согласием сердца;
     Вечно враждебны они и зломышленны друг против друга, --
     Так и меж нас невозможна любовь; никаких договоров
     Быть между нами не может, поколе один, распростертый,
     Кровью своей не насытит свирепого бога Арея!
     -- сказал Пелид богоподобный  и одолел властителя  народов  Приамида. А
вскоре и Пелид отправился к  богам, стрелой  другого  Приамида пораженный...
Простите, герцог, я отвлеклась; не время вспоминать печальные старца слепого
поэмы...  Inter pares  amicitia!39 Нас разделяет  ваш страх,  нас  разделили
боги; свои резоны у богов!
     -- Что вы сделаете теперь? -- с внутренним содроганием вопросил он.
     София пожала плечами.
     -- Ничего.  А разве что-то изменилось?  Вы нужны мне, а я нужна вам. Мы
будем жить и наслаждаться жизнью. Я спасу вас, как обещала. Вы отправитесь в
горы Киферона, на  лучший  в  мире курорт. Там  вас  подлечат  и,  если  это
потребуется, сделают операцию, удалят язву. Все расходы будут оплачены.
     -- Сколько времени уйдет на это?
     -- Не знаю. Я не врач.
     -- А  теперь лукавите вы, -- заметил Крун. -- Вы знаете: много! Сколько
же? Год? Полтора? Два?!
     -- Я не знаю. Но я верю в вас, вы быстро поправитесь.
     Герцог  вздохнул; над решением своим  он  не  размышлял  долго,  скорее
мучился он, как сказать это решение Софии.
     -- Нет. Я поеду в Нарбонну.
     -- Вы умрете там!
     -- Я и хочу умереть там, в своей Нарбонне, а не в вашем  Киферополе, --
со спокойной улыбкой отозвался Крун.
     "Я так и знала, -- с усталой обреченностью подумала София. -- О, старый
и упрямый варвар!".
     -- У  меня  нет времени, --  негромко сказал  он. --  Я  не  имею права
оставлять моих  баронов надолго. Как только минуют празднества по случаю дня
рождения вашего императора, я вернусь в Нарбонну. Дьявол меня побери, вам же
не нужен свергнутый герцог!
     "Бессмысленно,  -- подумала она, -- бессмысленно его уговаривать. Он не
изменит своего решения".
     -- Я  отправлю врачей вместе  с вами, -- проговорила  она. -- На это вы
согласны?
     После минутного раздумья герцог согласился.
     -- Мы не стали друзьями, такими, какими вы видели нас, -- сказал он, --
но все  равно я благодарен  вам. О, если бы не вы, не знаю,  что бы стало со
мной и со страной моей!
     -- Вас ждет еще один подарок, -- улыбнулась София, -- вернее, целых три
подарка.  Во-первых, я  отправлю  вместе  с  вами не  только  врачей,  но  и
геологов.
     -- А их зачем?
     --  Они найдут в Нарбоннии новое месторождение вольфрамовых  руд. Очень
богатое месторождение.
     -- Не могу поверить...
     -- Мы давно знали об  этом месторождении. То, между прочим, была важная
причина для заключения мира. И вот настало время открыть его официально.
     -- Какой-то мне с этого прок?
     -- О! А вы не догадываетесь?!
     -- Империя великодушно  позволит мне взимать с ваших  магнатов арендную
плату?
     --  Берите выше. Мы позволим вам продать концессию по имперской цене, а
не по символическим ценам, установленным для федератов. Если правда все, что
докладывали  прежние  экспедиции  об  этом  месторождении,  вы  получите  за
концессию порядка десяти тысяч империалов.
     Округлившиеся серые глаза Круна  в  самом деле походили  на  сверкающий
платиновый империал.
     -- Немыслимо!.. Я не ослышался? Вы сказали...
     --  Порядка  десяти  тысяч империалов,  --  утвердительно кивнула София
Юстина. -- А может, и все пятнадцать.
     -- Господи...  -- простонал  герцог. -- И что  я  буду  делать  с таким
неслыханным богатством?
     -- Как, вы отказываетесь? --  со смехом спросила она. -- Ну ладно, воля
ваша!
     -- Нет,  нет!  --  воскликнул  он,  точно  ребенок,  которого  поманили
красивой конфеткой. -- Я согласен, конечно же, согласен!
     -- Бедняга, -- сказала София, -- вы не знаете  истинную цену богатствам
своей земли.  Вы  дрожите  над  каждым оболом, в то время как одно лишь  мое
платье стоит раза в два дороже вашего месторождения!
     -- Что?! Ваше платье? Это платье?!
     --  Не  это.  У  меня есть  платье,  сотканное  из  перьев  сирен.  Вы,
разумеется,  знаете,  что  сирены  --  это  загадочные  существа,  обитающие
исключительно во  влажных джунглях  Сиренаики, нашей  самой южной провинции.
Истинный облик сирены  неизвестен, поскольку люди, якобы видевшие сирен,  не
остаются в  живых -- считается, что  сирены сводят  их с  ума  своим пением.
Перья  сирен  -- яркие,  разноцветные, переливающиеся подобно перламутру, --
считаются у нас непревзойденным  украшением, символизируют высшую роскошь  и
знатность.  Одно  перо сирены  стоит  от  ста  до пятисот империалов.  Перья
собирают отважные охотники, готовые рискнуть  жизнью ради прекрасной дамы...
либо ради наживы. Ну так вот, герцог, десятки благородных