абство. Этот человек понимает,
сколь сильны враги, -- но он хочет бороться! И  пока не знает, как... И есть
другой  человек, который,  я думаю, знает,  как.  Так  почему  бы первому  и
второму не объединиться?!
     --  Суета... -- промолвил отец. -- Мы  отыграли свое. Я больше не желаю
жить  в  мире, где  властвуют чудовища-аватары и  servum  pecus17  их народ.
Благодарю тебя за твои помыслы, благородный галл, однако: invitum qui servat
idem facit occidenti!18  И еще добавлю: exoriare aliquis nostris  ex ossibus
ultor...19
     -- Ради  Всевышнего, отец! -- прошептал я. -- Он  ведь прав на все сто!
Он и есть  наш мститель! Ты только подумай, что мы еще успеем сделать вместе
с ним! Стыдно и глупо не использовать такой шанс для мести!
     Отец на мгновение задумался, затем медленно кивнул и поправил меня:
     --  Не  для мести, Янус. Мы поможем этому  благородному  юноше отстоять
свою свободу.
     -- Я знал, что услышу это, -- ухмыльнулся Варг.
     Он  вернулся  к плебеям  и  своему  другу,  взял  у  того кинжал, потом
привязал плебея-коротышку к дереву, а далее со вторым плебеем и своим другом
возвратился к нам.
     -- Поможешь нам сломать эту цепь, -- сказал Варг плебею.
     Тот запротестовал, насколько это позволял его заплетающийся язык:
     -- Нет... нет... Ни за что! Я не стану участвовать в этом преступлении!
Меня за это сожгут на костре...
     В этот  момент  отцу пришло в голову чуть  пошутить. Он заставил плебея
посмотреть себе в глаза и замогильным голосом прошептал:
     --  Ты  сделаешь, как тебе велят, низкорожденный! Иначе я обращу тебя в
тварь земноводную или в прах, смотря какое заклинание придет на ум первым...
Дьявол, мой истинный Отец и Властелин, дал мне такую силу.
     И он  простер к несчастному растопыренную  пятерню. Плебей затрепетал и
более возражать не осмелился.
     Вот   так  мы  избавились  от  цепей;  оставалось   избавить  от  цепей
аватарианской веры весь остальной Orbis Terrarum20...
     Затем,  когда  дело  было  сделано,   отец  предложил  освободиться  от
свидетелей. Друг принца побледнел, приняв, как  видно, слова отца и на  свой
счет.
     -- Нет, я придумал кое-что получше, --  сказал Варг.  -- Привяжем этого
парня к столбу. Он нам еще пригодится.
     Перспектива оказаться на месте заклятого еретика  доконала несчастного.
Ополоумев от  ужаса, он  завопил, точно  его резали на части,  и  предпринял
попытку сбежать. Эта попытка была пресечена принцем, который уже занес кулак
с целью прогнать из плебея остатки сознания. Отец перехватил руку Варга.
     --  Не  надо, друг  мой. Ты  прав,  этот плебей нам  еще пригодится. Он
скажет властям, кто был истинный виновник нашего побега.
     Отец  положил правую руку на  голову плебея,  а левой рукой прикрыл ему
глаза. Плебей вздрогнул и затих.
     -- Повторяй за мной, -- начал отец, -- "Я шел по улице...
     -- Я шел по улице, -- безучастным голосом произнес плебей.
     -- ...На меня напали. Я ничего не помню. Нет, помню! Их было двое".
     -- Какого дьявола...  --  проговорил Варг,  но я шепнул  ему, чтобы  он
молчал и доверился отцу.
     -- Сколько их было? -- изменившимся голосом вопросил отец.
     -- Их было двое, -- ответил плебей.
     -- Правильно, их было двое. "Они говорили: "Един Бог!"...
     -- Един Бог... -- эхом отозвался плебей.
     -- "Един  Бог!",  --  это  наш  девиз, девиз нашего  дела,  --  шепотом
объяснил  я Варгу. -- "Един  Бог!",  следовательно, есть только Творец, Deus
Majores21, и нет никаких аватаров, Dii Minores22, следовательно, всякий, кто
скажет: "Един Бог!", принадлежит к нашей вере, следовательно, нас освободили
наши сторонники, чудом спасшиеся от властей...
     -- Больше я ничего не помню"... -- продолжал поучать плебея мой отец.
     -- Не помню... Ничего больше не помню.
     -- Молодец. А теперь -- усни!
     Потом мы  привязали спящего плебея к позорному столбу. Варг был бледен,
что-то мучило его, и он наконец спросил отца:
     -- Ты колдун?
     Отец улыбнулся:
     -- Нет, я просто мудрец, который подружился с наукой.
     --  Так я  и думал, -- с  облегчением кивнул Варг.  --  Наши колдуны не
умеют делать того, что сделал ты.
     -- Это  пустяки, --  заметил  я, --  невеликий  труд  загипнотизировать
слабого духом человека.
     -- Ты тоже это умеешь?
     Я кивнул -- но перед тем успел уловить восхищенный взгляд Варга.
     -- Меня зовут Марк, -- представился отец, -- а это мой сын Януарий.
     -- Вы свободны,  -- сказал  Варг.  --  И  я хочу, чтобы вы стали  моими
друзьями.
     -- Мы уже твои друзья, -- заметил я.
     -- Вам еще предстоит  это  доказать, -- с  металлом  в голосе отозвался
Варг, снова давая нам понять, что он не так прост, как может показаться.
     --  Мы докажем, -- отозвался  отец. -- То,  что  ты видел  -- пустяк  в
сравнении с истинной нашей силой.
     -- Сила у меня есть. Или будет скоро. Мне нужны знания.
     -- Я то и имел в виду, друг мой. Знания суть сила.
     -- Хорошо. Что теперь? Вам нужно бежать из этого проклятого города.
     -- Не волнуйся за нас, -- успокоил его отец. -- Мы убежим. Из Темисии и
из Амории. Мы найдем тебя в Галлии. Верь нам, друг.
     Я увидел, как зажглись глаза молодого варвара: мой  отец говорил именно
то, что он жаждал услышать.
     -- Пора прикончить второго плебея, -- сказал я. -- Он не нужен.
     --  Напротив, --  возразил принц,  осмотрев неподвижного  коротышку. --
Пусть  живет. Когда он  придет  в себя,  его  детский лепет  только  спутает
властям картину происшествия.
     -- Ладно, -- пожал плечами я. -- Сегодня твоя ночь, друг.
     На том  мы и расстались  с варварами.  За все  время нашего  знакомства
наперсник  принца не проронил ни  слова, но тем не менее  успел  понравиться
отцу и мне. Уже уходя, я услышал, как Варг сказал ему:
     -- Проткни  меня  кинжалом, Ромуальд,  если с  восходом солнца у  Софии
Юстины не начнутся бо-о-ольшие неприятности!
     Эти слова заставили меня немного  усомниться в Варге, но потом я понял,
что все  складывается как нельзя лучше: наш новый друг был  tabula rasa23 --
нам с отцом предстояло просветить его насчет истинных врагов и научить,  как
правильно бороться с ними.



Глава седьмая,
     из  которой  читатель   видит,  как  устраивают   свои  дела  правители
аморийского государства
     148-й Год Химеры (1785),
     раннее утро 15 октября, Темисия, Княжеский квартал, дворец Марцеллинов
     
     Не успели первые солнечные лучи  осветить  безмятежную гладь озера Феб,
как  в  ворота  фамильного  дворца  князей Марцеллинов  позвонил укутанный в
черное  человек. Был  он мертвенно-бледен;  вид  его, и  в лучшее  время  не
внушавший  особого  доверия   окружающим,  заставил  насторожиться  ретивого
стражника.   Однако   в    ответ    на   пожелание    последнего   убираться
подобру-поздорову  подозрительный бледнолицый  субъект  произнес  магические
слова, а  к ним  присовокупил  ассигнацию достоинством в  один  денарий  для
стражника и записку для его высокого господина.
     Десятью минутами спустя предрассветный посетитель вошел  в личные покои
сенатора Корнелия Марцеллина.  Тот  факт, что сенатор  принимал визитера, не
вылезая из постели, наводил на мысль о давнем и плодотворном знакомстве того
и другого. И все же встретил князь Корнелий своего неожиданного гостя совсем
неласково:
     --   Ты  совершил  большую  ошибку,  юный   друг   народа,  осмелившись
побеспокоить меня в столь ранний час, да притом в моем собственном доме! Или
ты  тешишь  себя  наивной  надеждой,  что  шпионы,  каковых,  без  сомнения,
приставила к  моему скромному  жилищу моя  очаровательная племянница, уже --
или еще? -- спят?!
     -- Посмотрите на меня,  господин,  -- со  скорбью  в  голосе проговорил
Андрей  Интелик, -- и  рассудите сами, стал бы  я беспокоить вашу светлость,
если б дело не было столь срочным и важным!
     Корнелий Марцеллин недоверчиво хмыкнул.
     -- Ну, я вижу, друг мой, что  ты немного пострадал в борьбе за народное
дело. Так что же тебя смущает? Разве мы не предполагали,  что герцог Крун не
станет с тобой церемониться?! Скажи лучше, ты принес фото и негатив?
     -- Они со мной, -- ответил Интелик.  -- Ваша светлость, к дьяволу фото!
Случилось кое-что похуже -- или получше, это уж как вы рассудите!
     И он  со всеми причитающимися подробностями поведал сенатору об имевшем
место незапланированном ночном приключении.
     -- ...Вот почему я сразу же помчался к вам, ваша светлость.
     К тому моменту  князь Корнелий был  уже на ногах, в домашнем халате  и,
заложив руки за спину, сосредоточенно слушал рассказ своего агента.
     -- Неприятно ощущать себя идиотом, -- посетовал сенатор, когда  Интелик
завершил  свой рассказ. -- Мне  не приходило в голову,  что наш юный  друг с
Севера  осмелится  совершить преступление, за  которое  его  запросто  могут
распять или  продать  в  рабство, не посчитавшись ни  с титулом  отца, ни  с
политической целесообразностью!
     --  Да  кто ж поймет, какая дьявольская  каша варится в башке языческой
скотины?! -- затрясся  Андрей  Интелик,  вспоминая, через  что ему  пришлось
пройти минувшей ночью.
     -- И все  же, все же... Клянусь водами Стикса, мы недооценили  варвара.
О, до какой же  степени отчаяния и ненависти  должен  был пасть этот храбрый
юноша! Подумать только: он освободил Ульпинов!  Ульпинов! Ты понимаешь, друг
мой, что это значит?
     -- Ясное  дело, -- кивнул  плебей. --  Варвар  безнадежно  погубил свою
душу.
     -- Душу?! Да кому нужна  его душа? С душами пускай боги разбираются. Он
погубил свое будущее! Он поставил  под сомнение  все мои расчеты, основанные
на нем! Это печально...
     --  Я вам больше скажу,  ваша светлость: варвар договорился с еретиками
встретиться в Галлии. Он хочет учиться у них уму-разуму. Как, то есть, лучше
всего против нас бунтовать.
     Корнелий Марцеллин издал горестный стон.
     -- Недоумок!  Учиться у  них?! О,  они  его научат! Они превратят его в
чудовище.  Все  самое худшее, что есть  в  нем,  они взрастят, а благородные
порывы  задушат... Ужели  не ведает он,  что творит?! "Муж  безрассудный! не
ведает  сын  дерзновенный  Тидеев:  Кто на богов  ополчается,  тот  не живет
долголетен;  Дети  отцом  его,  на  колени садяся, не  кличут,  В  дом  свой
пришедшего  с  подвигов  мужеубийственной  брани..."24. О, будь проклята эта
ночь!
     -- Коли так, ваша светлость, по-моему, надо избавиться от Варга, покуда
еще  не поздно и покуда наличествует подходящий повод. Имея  все  улики,  мы
осудим  его -- и  свалим заодно правительство Юстинов, которое допустило это
страшное преступление, а вы станете первым министром.
     Сенатор покачал головой.
     --  Извини,  но  ты  городишь  чушь,  мой дорогой. О  каких  уликах  ты
толкуешь? Есть лишь свидетельские показания --  твои и этого недоумка Битмы.
Судя по тому,  что мы о  них уже знаем, ни наш безумный Геракл,  ни этот его
Гилас в  содеянном даже под пыткой не признаются.  А если мы,  желая осудить
Варга,  начнем  кивать  на правительство  Юстинов, моя  дражайшая племянница
первая  заявит, мол, ты сводишь  с  ней  личные счеты, а  поскольку  никаких
доказательств у тебя не будет, тебя, друг мой, засадят за клевету на славный
род  Юстинов,  а  твоего друга  Битму,  напротив, выпустят,  в обмен на  его
показания против тебя.
     Андрей    Интелик,   стараясь   унять   нервную    дрожь,   перешел   в
контрнаступление:
     -- Улики есть,  ваша светлость! На цепях можно  найти отпечатки пальцев
обоих варваров!
     -- И твои,  мой  неразумный друг,  -- с  коварной улыбкой заметил князь
Корнелий. -- А  если учесть,  сколь дорожит София отношениями с  Круном, то,
смею  тебя  заверить,  к  началу  процесса  на цепях  останутся  только твои
отпечатки! И ты, Андрей Интелик, предстанешь главным подозреваемым по делу о
пособничестве  государственным  преступникам. Будь  уверен, моя  драгоценная
племянница  не упустит столь удобного  случая расправиться с  тобой, с твоим
отцом  и  всей радикальной  фракцией.  Представь себе  заголовок в  газетах:
"Плебеи-делегаты помогают ересиархам скрыться от правосудия".  Или: "Заговор
еретиков-радикалов". Тут уж, друг мой, тюрьмой не отделаешься: речь пойдет о
костре! Признаюсь, моему утонченному  обонянию не очень хочется ловить запах
твоей паленой плоти.
     Радикальный  плебей едва держался на ногах, а на  сером,  как могильный
прах, лице его объявились красные пятна.
     -- Ваша светлость, -- пролепетал он, -- зачем вы мне все это говорите?
     Сенатор Корнелий  Марцеллин  добродушно  рассмеялся, но Андрею Интелику
показалось, что так может смеяться только сам дьявол.
     -- Да потому, мой юный  друг, что  я  хочу спасти от костра твою шкуру!
По-моему, в тебе что-то есть  -- такое, что со временем  поможет  тебе стать
признанным вождем  народа. Ты  не так глуп,  как  кажется  аристократической
фракции. Ты отличный полемист, хороший оратор и неплохой актер. Чтобы водить
за  нос  мою  замечательную  племянницу,  нужно  стать  поистине  гениальным
актером!  Даже мне это не всегда удается.  У  Софии  наитие Кумской Сивиллы;
иногда  мне чудится,  будто  она заглядывает  мне  через плечо и  читает мои
мысли!  Бьюсь об  заклад, она уже  вычислила, на  кого ты работаешь... Но не
пугайся -- работай, работай; ее я беру на себя. Так вот, друг мой, ты далеко
пойдешь, если  будешь помнить, кто тебя толкает и кто в  любой момент  может
столкнуть в Лету.
     -- Вы, ваша светлость, -- пряча глаза, прошептал Интелик.
     -- То-то же, друг мой.
     -- Они  меня считают  ничтожеством,  быдлом,  --  со злостью  выговорил
Интелик, --  все так считают, от князей до тупоумных варваров!  А я оказался
умнее их всех! Когда дикарь потащил меня к Форуму и после, когда он заставил
меня рвать цепи Ульпинам, я нарочно прикинулся трусом...
     -- Тебе это нетрудно было сделать, -- с ухмылкой вставил сенатор.
     -- ...И тем усыпил бдительность варваров. Они-то надеются, что я до сих
пор валяюсь у позорного столба! У-у, ненавижу, проклятые язычники!
     -- Угомонись, дружок, ты молодец. Одно меня смущает в твоей истории.
     -- Что, ваша светлость?
     -- Ульпины. Варвар-то ладно, но Марк Ульпин, великий ментат, должен был
понять, что ты прикидываешься. Зачем, по-твоему, ему понадобилось устраивать
фарс с твоим усыплением?
     Андрей нахмурил лоб.
     -- Видать, ваша светлость, постановка была для Варга предназначена!
     -- Правильно мыслишь, -- кивнул князь Корнелий. -- А с какой целью?
     -- Не могу знать, ваша светлость.
     --  Думай,  думай! Зачем Ульпинам гипнотизировать  для  виду, когда они
могли тебя зачаровать взаправду?
     -- Может быть, они знали, что я к вам побегу?
     -- И?
     -- И  расскажу вашей светлости правду. А вы сделаете как я, по  дурости
своей, вам вначале предлагал...
     -- Не прибедняйся.
     -- ...И тогда все случится,  как вы мне  описали.  Ну, то есть,  Юстина
настроится против нас и всех засудят. Правильно?
     Сенатор, с интересом слушавший вожака радикалов, благосклонно кивнул.
     --  Принимаю как  версию.  Причем  весьма  лестную  для  меня:  приятно
сознавать, что сами слуги дьявола считают мою светлость опасным противником.
Еще скажу, насчет Варга. Он ведь не заподозрил мошенничества?
     -- Нет, насколько я понял. Кретин варвар был точно зачарован злодеями.
     -- Вот!  Немного же  искусства потребовалось еретикам, дабы одним ходом
поставить под удар всю нашу фракцию и заполучить в свои сети новую проходную
пешку! О, боги,  я  готов  стать  первым сторонником  Софии, пока  она будет
разыскивать беглых ересиархов!
     -- А мне что делать, ваша светлость? Со снимком, я имею в виду.
     -- Покажи мне его, друг мой.
     Андрей  Интелик  протянул своему господину фотографию, и лицо  сенатора
расплылось  в  улыбке. На снимке отчетливо были видны  все действующие  лица
вечерней схватки: свирепый варвар Крун с  налитыми кровью глазами и воздетым
для  нового  удара  кулаком;  бледная  и  растерянная  София Юстина,  тщетно
пытающаяся остановить своего опасного защитника; герой народа Андрей Интелик
с разбитой в кровь губой.
     --  Превосходно!  --  сказал  Корнелий Марцеллин.  --  У тебя  отличный
фотограф. Хорошо заплати ему, он нам еще не раз пригодится.
     -- Он денег не берет. Он работает за идею.
     Сенатор пожал плечами.
     --  Тогда  твой фотограф  дурак. Поищи другого. Да, между прочим, давай
негатив.
     Интелик  замешкался;  он рассчитывал оставить  пленку у  себя, так,  на
всякий случай. Марцеллин прищурил глаза и  измерил его пристальным взглядом,
от которого юному другу сенатора стало не по себе.
     -- Не играй со мной, дружок, -- тихо и ласково произнес князь Корнелий.
-- Тебе известно, что имеет обыкновение случаться с непослушными мальчиками.
     Дрожащими руками Андрей передал сенатору пленку. Народный вожак не знал
точно,  кто  внушает   ему  больший  трепет:  пресловутые  еретики  Ульпины,
необузданный дикарь Варг или этот  утонченный потомок Фортуната  с повадками
воплощенного Сатаны.
     --  Ну вот и славно, -- улыбнулся сенатор, заполучив пленку. -- О  том,
что  было,  пока  забудь.  И  старайся  не попадаться на  глаза  Софии и  ее
варварам.
     -- А как же моя разбитая губа?! -- вдруг взорвался Интелик.
     --  Ах, ну да, губа... Плюс еще  моральный ущерб и  все  такое.  Я тебя
понял. Отвернись-ка на мгновение, друг мой.
     Когда  плебей  отвернулся, князь  Корнелий  открыл  шкатулку и, недолго
поразмыслив, достал  оттуда  большой платиновый кругляш  с изображением  Его
Божественного  Величества  Виктора Пятого в полный рост и  с  империапантом,
"Скипетром Фортуната".
     -- Возьми, дружок. Пусть этот империал поднимет тебе настроение.
     "Скряга, -- мысленно отметил Андрей  Интелик. -- За все, что  я вынес и
рассказал, он  обязан был подарить мне целое состояние! Работай я на Юстину,
она бы не скупилась!".
     -- Конечно, -- сказал Корнелий Марцеллин, словно подслушав мысли своего
агента, -- моя дражайшая племянница дала  тебе бы больше. Много  больше! Да,
наличными я плачу меньше, но, -- он выдержал многозначительную паузу,  -- со
мной  ты и  выиграешь больше.  Я  посодействую  твоему отцу  стать  народным
трибуном  и  членом Высокой Консистории, а  тебя  сведу с  нужными людьми  в
Стимфалии, которые помогут тебе на выборах делегатов от этой провинции.
     -- О,  ваша  светлость,  значит,  уже  через  год  с небольшим  я стану
плебейским делегатом?!
     -- Если будешь умницей, дружок, я тебе это устрою.
     -- Ваша светлость, для меня и моего отца не будет большего счастья, чем
проголосовать  за  вас  как  за  первого министра,  --  в порыве  благостной
откровенности воскликнул Андрей Интелик.  -- Трудовой народ Амории ненавидит
Юстинов,  этих  махровых  реакционеров,  превративших Квиринальский дворец в
свою фамильную вотчину; трудовой народ  мечтает видеть вас во главе державы,
дабы  вы с  присущим вам умением  провели  реформы, ограничили самоуправство
надменных патрисов и позволили трудовому народу...
     --  А вернее, его наиболее достойным представителям, угнетать остальной
трудовой народ,  как  это нынче делают надменные  патрисы,  --  закончил  за
Интелика Марцеллин.  -- Хорошо  сказано,  друг мой Клодий! Запиши  эту речь.
Будь уверен, когда я стану первым министром, тебе, трудовой народ, заживется
неплохо. Ну а  пока  ты  бедствуешь  под  властью Юстинов,  ступай, отдохни,
наберись  сил  для  предстоящих  битв  с  угнетателями... Да, между  прочим,
дружок, поди к моему майордому разменяй империал,  не то, чего доброго, тебе
придется отвечать  на  неудобные вопросы,  откуда  у  бедствующего трудового
народа настоящий империал!
     С этими словами князь Корнелий выпроводил Андрея из своих апартаментов,
а сам засобирался в гости.

     * * *
     148-й Год Химеры (1785),
     утро 15 октября, Те