Она пожала плечами.
     --  У  отца.  Я с детства любила наблюдать,  как  он  фехтует. Мне, как
женщине, запрещалось носить меч, но я... у меня оказалась хорошая память!
     --  Должна вас поблагодарить,  --  сказала  я.  --  Если б  не вы,  мне
пришлось бы лишить себя жизни.
     --  Благодарить  будете,  когда мы выберемся,  -- ответила  она.  --  А
благодарность  ваша будет  заключаться  в том, что вы  поможете мне подавить
мятеж моих баронов.
     "Моих баронов!". Это она  заявила.  И  в  тот момент я  уяснила,  что с
нынешнего дня и до  конца жизни эта женщина будет считать себя герцогиней. О
боги... я перестаралась!
     ...Мы  спрятались  в  лесу  и  стали  ждать  удобного   момента.  Нашей
единственной надеждой был  линкор "Уаджет"; я поняла,  что мои гонцы до него
так и не добрались.
     Новая  герцогиня  не уставала изумлять  меня. Она  проворно  влезла  на
высокое дерево. Оттуда было  видно многое, что творилось  в городе. Там  шла
жестокая  бойня.  Главным   образом,  нарбоннцы  бились  с   пришельцами  --
тевтонскими  рыцарями,  медиоланцами и  тосканцами.  К  середине  дня  галлы
победили,  а  пришельцы, оставшиеся  в живых, сдались в  плен. В один момент
Кримхильде показалось, будто  она видит ненавистного  брата. Я  не поверила,
что она его видит на таком расстоянии,  но,  с другой  стороны, победоносный
Варг, скорее всего, уже прибыл в Нарбонну.
     Это могло  означать, что скоро беглянок начнут искать  целенаправленно:
узурпатор достаточно умен, чтобы понимать, насколько мы  ценнее многих тысяч
обычных пленников.
     Я мучительно размышляла, как нам добраться до берега моря. В довершении
ко всем нашим бедам моя нога опухла, и я совсем не могла идти.
     Боги вняли  нашим мольбам. Кримхильда сверху увидала повозку дровосека.
Повозка  ехала из  леса. И сам дровосек правил единственной кобылой; судя по
всему,  он и не  подозревал, какие события приключились в столице герцогства
за время его отсутствия.
     Кримхильда  слезла  с  дерева.   Я  дала  ей  золотой  солид  и  велела
договориться с дровосеком. Наверное, идея была глупой, и герцогиня поступила
правильно,  без лишних слов  убив  беднягу. Что  ни  говори,  а  жизнь этого
варвара не стоила наших жизней; мы не имели права рисковать.
     Герцогиня  помогла  мне взобраться  на повозку.  Она взяла вожжи, и  мы
поехали  через  лес.  Ехали  долго  и  неизвестно куда; мне оставалось  лишь
доверять  первобытному  инстинкту   этой  валькирии.  Однажды  нам  пришлось
спрятать повозку, так как мимо проезжал отряд мятежников. К счастью, они нас
не заметили.
     Вот  лес закончился, и показалось море.  В душе моей взыграла  радость,
когда на горизонте  я  увидела  грозные  очертания  линкора "Уаджет".  Но от
корабля нас отделяли  три  гермы, одна  по берегу  и две по  воде. Целых три
гермы, три тысячи мер, и каждая мера могла таить смертельную опасность!
     По берегу сновали воины, и явно не бесцельно. Вероятно, узурпатор успел
отдать  приказ  отрезать нас от воды. Он тоже понимает, что  мы стремимся на
линкор. Выйти  из леса значило для нас немедленно угодить в лапы врагов. Что
же делать?..
     -- У вас найдется зеркало, герцогиня? -- спросила я.
     Зеркала  у  нас  не  нашлось,  но  были  латы,  начищенные  до  блеска.
Кримхильда помогла  мне влезть на  дерево... Это была пытка! Но  я влезла, а
остальное было не столь сложно.
     Воистину,  не знаешь,  какая  наука  пригодится  в  жизни!  В  лицее  я
факультативно  изучала  кодовый  язык. Кто  бы мог  тогда  представить,  что
высокородная  София  Юстина  будет  сидеть  на дереве  в Нарбоннском  лесу и
посылать световые сигналы на имперский военный корабль?!
     Меня, вернее,  мои сигналы, увидели и расшифровали. Я это поняла, когда
линкор пришел  в движение. Еще  я услышала  боевой  сигнал и увидела, как на
палубе выстраивается морская пехота, а шлюпки готовятся к спуску на воду.
     Но они были слишком далеко! А галлы на берегу тоже увидели мои сигналы.
Галлы  были  гораздо  ближе!  И  они  спешили  на  источник сигналов,  чтобы
захватить  нас.  Вот  их  передовой  отряд  в  ста  мерах,  в  девяноста,  в
восьмидесяти... все ближе и ближе враг!
     Жуткий вопль потряс меня.  И обрадовал! Враги горели  заживо, невидимый
луч поджигал их, одного за  другим! Я и не представляла, что линкору удастся
так быстро подготовить эфиритовый излучатель, обычно  на это уходит не менее
получаса. Должно быть, контр-адмирал Септимий Доламин, командующий линкором,
оказался более предусмотрительным человеком, чем я полагала.
     Берег очистился. Однако враги не бежали, они  залегли меж валунов, там,
где  луч не  мог достать  их, и  ждали,  когда мы выйдем.  А я не собиралась
выходить; время играло на меня.
     Линкор подошел к берегу  на минимально допустимое расстояние  и спустил
три шлюпки. Враги  обнаружили  себя  и  стали  забрасывать  наших легионеров
стрелами. Убийственный тепловой луч вновь  заставил  этих червей  вжаться  в
землю; враги были бессильны помешать высадке спасительного десанта.
     Ситуация изменилась, когда легионеры сошли на берег.  Варвары стремглав
выскочили из своих укрытий  и  бросились на них.  В  ближнем  бою  враги  не
боялись теплового луча, так как луч, естественно, не различал своих и чужих,
а Септимий Доламин не помышлял стрелять по своим.
     Бой закончился вничью. Полегли  почти все легионеры, равно как и враги.
Мы  с Кримхильдой  решили прорываться. Враги  того и ждали. Только мы  вышли
из-за  деревьев,  засвистели  стрелы.  Нам  пришлось  вернуться  в  укрытие.
Ситуация казалась патовой.
     С  линкора спустили  еще  одну шлюпку.  Легионеры  сошли на  берег и --
наконец-то! --  прочистили дорогу к  нам. Какое счастье после  всех мытарств
увидеть  пред  собой вооруженного мужчину, который отдает  честь  и называет
"сиятельством" не с издевкой, но с искренним благоговением!
     Я радовалась рано.  Мы уже были в  шлюпке, как  на берегу возник  новый
отряд варваров.  Враги,  недолго  думая, принялись  поливать  нас  стрелами.
Минуту  спустя  им пришлось  ретироваться от теплового луча. Но  этой минуты
хватило,  чтобы  поразить  многих  легионеров,  бывших  с   нами  в  шлюпке.
Оставшиеся  в  живых  гребли что есть мочи.  Меня положили на дно  и накрыли
чьим-то телом.
     И  это  было не самое  страшное. С  другого  конца леса выехал еще один
отряд. А излучатель  на  линкоре был один, и  ствол излучателя не мог быстро
менять  прицел. К счастью для нас, на борту имелись также пушки. Пять орудий
выстрелили одновременно... нужно отдать под  трибунал  бездарных  канониров!
Один  снаряд свалился в воду невдалеке от нашей шлюпки. Волна настигла  нас,
шлюпка перевернулась, и мы очутились в ледяной воде...
     Меня спасла Кримхильда. Сама не выплыла бы, да еще с больной ногой. Как
это все закончилось, помню  плохо.  Вода повсюду... руки  Кримхильды...  она
плывет и  подбадривает  меня,  не  позволяет утонуть... я  снова чувствую ее
руки... кто-то  еще нам помогает... вокруг нас летают вражеские стрелы... но
вот уже корабль... меня поднимают на палубу... я жива, и я среди своих!
     Силы оставляли меня, но, помню, еще смогла сказать Кримхильде:
     --  Признаюсь,  нынче  утром  я  решила  для  себя,  что  вам  не  быть
нарбоннской  герцогиней. Но эти варвары... они позволили себе глумиться надо
мной... над нами... принудили  скрываться...  стреляли  в нас... в  меня,  в
Юстину, желая  смертью поразить! Спустить  такое выше моих сил. Я  отомщу! А
вы... вы взойдете на престол Нарбонны, герцогиня, клянусь...
     Поклясться  кровью  Фортуната не  успела: довольно и того,  что  я  уже
перенесла в тот страшный день.



Глава семнадцатая,
     в которой читатель убеждается, что умные люди имеют обыкновение мыслить
одинаково
     148-й Год Кракена (1786),
     ночь с 30 апреля на 1 мая, Галлия, Нарбонна, подвал во дворце герцога
     
     Последний оставшийся в  живых  врач-амориец висел  на  пыточном колесе.
Несчастному  не довелось умереть, как  его  коллегам, смертью героя  -- боги
назначили  ему  конец  мучительный   и  позорный,  и  конец  этот  неумолимо
приближался.
     Обезьяноподобный мастер  заплечных  дел выплеснул  на страдальца  ведро
воды.  Врач  очнулся  и  издал приглушенный  стон.  Молодой  Варг  попытался
заглянуть в глаза этого  человека. Это  удалось ему, но в  глазах  супостата
победитель не обнаружил осмысленного выражения. Да и как сохранить рассудок,
когда сломаны ребра, вывернуты руки, а стопы напоминают горелые головешки?..
     -- Он так и не признался? -- спросил Варг у палача.
     -- Нет, мой государь, -- хмуро процедил тот и невольно бросил опасливый
взгляд на третьего присутствующего в пыточном подвале.
     Могло  показаться   странным,  почему  верзила-палач  сторонится  этого
тщедушного  человека,  явившегося вместе с новым государем. Спутник Варга  с
ног до головы  был укутан в непроницаемый черный плащ с  капюшоном,  который
оставлял  открытым лишь острый  подбородок.  Лица  этого  человека  палач не
видел, но ему отчего-то казалось,  что  под капюшоном скрывается неизвестный
Ужас...
     Читателю  нетрудно  понять  чувства  варвара: третьим  в  пыточной  был
Януарий Ульпин.
     --  Он  утверждает, что не  убивал герцога,  -- пробурчал Варг.  -- И я
склонен ему поверить: если б было иначе, он бы уже сознался.
     --  А я бы на твоем месте не торопился с выводами. Вы зашли  не  с того
конца, --  тихо сказал Ульпин;  от  звуков  его  голоса  у  палача пробежали
мурашки по коже.
     -- Что ты имеешь в виду?
     --  Для  людей, подобных  этому врачу-лазутчику, клятва  Гиппократа  --
пустые слова в  сравнении с клятвой Гарпократа. Как  ты полагаешь, отправила
бы  их  София во вражеский  лагерь,  не будучи  уверенной  в  их  абсолютной
надежности?!   Этого   человека  перед   отправкой   в   Нарбонну  подвергли
психокодированию. Неудивительно, что он молчит под пыткой.
     -- Зачем ты мне это говоришь? По-твоему, он утаивает правду?
     -- Ты хочешь, чтобы его допросил я?
     Варг  вздрогнул. Подсознательно  он был  рад увериться  в  невиновности
врачей, а значит, и Софии Юстины. Любопытство пересилило. Взяв  себя в руки,
он согласно кивнул.
     Януарий  выпростал  исхудалую руку  из-под плаща  и сделал ею несколько
замысловатых движений  перед лицом  врача. И  хотя рука  не  коснулась тела,
страдалец конвульсивно вздрогнул и застонал, как от боли.
     -- Кто ты? -- негромко спросил Ульпин.
     --  Никандр  Лисма,  плебей  из  Темисии,  врач  Императорской  клиники
внутренних  болезней,  магистр  медицины,  --  срывающимся  голосом  ответил
мученик.
     -- Это мы и так знали, -- буркнул Варг.
     Януарий бросил на  него  сумрачный  взгляд, затем тощая  рука повторила
пассы у лица мученика.
     -- Не надо! --  вдруг отчаянно завопил Никандр Лисма. --  Оставьте  мою
дочь! Она еще совсем ребенок!
     Варг почувствовал, как  на голове начинают шевелиться волосы. Он скосил
глаза в сторону, на палача. Того сотрясала нервная дрожь.
     -- Ответь мне, зачем ты прибыл в Нарбонну? -- спросил Януарий.
     -- Чтобы убить герцога Круна, -- на едином дыхании выпалил несчастный.
     -- Ты сам хотел его смерти?
     -- Нет, мне приказали.
     -- Кто?
     -- Ее сиятельство София Юстина...
     -- О, нет! -- простонал Варг.
     Ульпин бросил на него быстрый взгляд и спросил врача:
     -- Ты сейчас говоришь правду или лжешь?
     -- Клянусь Творцом-Пантократором и всеми аватарами,  я не лгу... Только
не терзайте мою дочь, пожалуйста!
     -- Причем тут его дочь? -- шепнул Варг Януарию.
     -- Ему  кажется, что  его  дочь у нас в  руках, --  ухмыльнулся молодой
Ульпин.
     -- А где она на самом деле?
     -- Почем я знаю? Я просто вызвал из его памяти ее образ и  снабдил этот
образ своими комментариями...
     Варгу  было не  по  себе. Ульпины  могли называть все это  "наукой", но
здесь,  в  этом  мрачном  пыточном   подвале,  варвару  казалось,   что   он
присутствует при  самом  гнусном чародействе...  достойно ли рыцаря узнавать
правду посредством черного колдовства?..
     --  Мы оставим твою  дочь в покое, если ты ответишь на мои  вопросы, --
сказал Януарий.
     -- Да, да! Спрашивайте, я все скажу, все!
     -- Твои коллеги, другие врачи,  которые были  здесь, -- им София Юстина
также приказала убить герцога Круна?
     -- Да.
     -- Каким образом?
     -- Нам надлежало отравить его.
     -- Какие яды вы использовали?
     -- Мышьяк, силициум, висмут и травы.
     -- Назови мне эти травы.
     -- Я их не знаю... Травы готовил другой. Он умер.
     -- Ладно. Тогда  скажи,  была ли у герцога Круна язва  желудка. Ты  это
должен знать как гастропатолог.
     --  Да,  я знаю. Никакой  язвы не было. Еще четыре  месяца  тому  назад
герцог был абсолютно здоров.
     Януарий  и Варг переглянулись. "Ну, что мы тебе говорили!", -- прочитал
Варг в глазах молодого Ульпина.
     -- Итак, вы отравили его, -- сказал Януарий.
     -- Да.
     -- А зачем был сделан надрез на животе?
     -- Герцог слишком долго не умирал...
     -- Нн-неттт! -- взревел Варг.
     Горечь и отчаяние заполонили  его душу,  он более не мог контролировать
себя. Пальцы сложились в железный кулак, он взметнулся и со всей силы ударил
страдальца по  лицу. Никандр  Лисма издал  прощальный хрип  и обмяк.  Ульпин
покачал головой.
     -- Мы еще не все узнали.
     -- Так оживи его, колдун, я думаю, ты это можешь! -- прогремел Варг.
     -- Нет, не могу, -- спокойно  произнес  Януарий. -- И даже мой  отец не
может. Прошу тебя,  не оскорбляй нас. Ты сам хотел добиться  правды.  Я  для
тебя ее добился -- так чем ты недоволен?
     -- Да будь она проклята, эта ваша правда!
     -- Я  полагал,  ты сильный человек, -- усмехнулся еретик. -- Неужели  я
ошибся?
     Варг вонзился в него ненавидящим взглядом. Януарий бесстрастно выдержал
этой взгляд. Варг первый отвернулся и прошептал:
     -- У тебя нет души, Ульпин.
     -- Ты ошибаешься, мой благородный друг. Моя душа свободна, и в этом мое
счастье  и  мое  преимущество  перед тобой. Моя душа не  бегает от  страшной
правды, как твоя.
     --  Будь проклята эта женщина, -- со злостью произнес Варг. -- А  я еще
испытывал к ней уважение! Сколь был наивен я!
     -- Мы тебя предупреждали.
     -- Да...  Благодарю  тебя,  Ульпин...  мой друг! Ты мне  открыл  глаза.
Клянусь  молотом Донара-Всеотца, я больше эту женщину-змею не уважаю... я ее
ненавижу, ее, убийцу моего отца!
     --   Ну   и  напрасно,  --  заметил   молодой   Ульпин.   --  Ненависть
--обоюдоострое чувство. Она хороша  для обычного врага. Ненависть незаменима
в ратном поединке. Но  в поединка умов ненависть  вредоносна.  Она затмевает
рассудок  и заставляет совершать ошибки. Вот тебе последний  пример: если бы
твои бароны не унизили Софию, она, возможно, сегодня была бы  в твоих руках.
Хотя нет, вряд ли она сдалась бы варварам...
     -- Юстина просчиталась, -- процедил  Варг. -- Она рассчитывала посадить
на престол Кримхильду, а герцогом стал я!
     --  Ты глубоко заблуждаешься,  если  мнишь себя победителем.  По-моему,
когда ты  сидел в темнице, твое положение было куда более завидным: тогда ты
еще мог рассчитывать на благосклонность Софии. Нынче -- нет.
     Варг нахмурился.
     -- Я это понимаю. Война объявлена. Юстина не угомонится, да?
     --  Разумеется, -- кивнул Януарий. --  Политика отошла на второй  план.
Речь идет о чувствах. Ты дал ей пощечину --  ей, сиятельной княгине, которая
привыкла добиваться своего. Это смертельное оскорбление она попытается смыть
твоей кровью и кровью твоих подданных.
     -- Мы будем защищать нашу свободу. Юстине не сломить нас.
     -- Не говори за всех. Самообман опасен.
     -- По-твоему, что она предпримет?
     Ульпин ненадолго задумался и сказал:
     -- Я бы на ее месте  попытался немедленно  подавить мятеж и  возвратить
Кримхильду на престол.  Если это  случится, София  представит  твой мятеж не
более  чем беспорядками,  обычными для варварской страны, когда там меняется
власть. Не забывай, на линкоре "Уаджет" еще  остались морские  пехотинцы, не
менее когорты. Плюс бортовые вооружения.
     -- Легионеров не боюсь,  --  уверенно  заявил Варг.  -- Ты говоришь, не
менее когорты? У меня ратников  впятеро больше! Наше численное превосходство
и  наша  вера  в  свободу  покроют  их  перевес  по  качеству. А вот  насчет
вооружений корабля... послушай, друг, а вы с отцом не можете мне подсобить?!
     Януарий наклонил голову в знак согласия.
     -- Мы думали об этом. Прежде всего о том, как нейтрализовать эфиритовую
пушку.
     --  Да, да! Проклятый луч вчера спалил три десятка моих воинов!  Нельзя
ли отключить его?
     -- Боюсь, что нет... Мы попытаемся использовать иной способ.
     Однако в подробности молодой Ульпин вдаваться не стал.
     -- Я поспешу  к отцу, в пещеру, -- сказал  он.  -- Не нужно, чтобы твои
люди увидели нас вместе.
     Тут он вспомнил  о  палаче,  который невольно  стал  свидетелем  сугубо
доверительного  разговора.  На  самом  деле  верзила-палач  даже не  пытался
вдумываться в суть беседы нового герцога и этого, по всему видать,  могучего
колдуна. В тщетной надежде, что  о нем забудут, заплечных дел мастер забился
в угол.
     Януарий  приблизился к  нему и воздел  руку. В руке ничего не  было, но
палач затрепетал от ужаса.
     -- Эй,  погоди! -- вмешался Варг. -- С чего ты взял, что можешь убивать
всех, кого ни попадя?! Меня сперва спроси!
     Молодой Ульпин рассмеялся.
     -- А ты с чего взял, что я его убью? Как будто я не понимаю, сколь тебе
как герцогу полезен человек его профессии!
     Януарий заставил палача посмотреть себе в глаза.
     --  Ты меня не видел. Ты меня не помнишь. Ты меня  не знаешь. Ты никого
сегодня не пытал. Ты ничего не слышал.  И герцога тут не  было. Ты  спал всю
ночь. Ты засыпаешь! С восходом солнца ты проснешься...
     Когда палач уснул, Януарий обернулся к Варгу и сказал:
     --  Прикажи  своим  людям убрать  труп  Лисмы.  Вернее, нет, пускай его
доставят к нам.
     -- Зачем? -- вырвалось у Варга.
     -- Для научных изысканий, -- загадочно улыбнулся молодой Ульпин.

     * * *
     148-й Год Кракена (1786),
     утро 1 мая,  Внутреннее море у берега Нарбоннской Галлии,  борт линкора
"Уаджет"

     Княгиня  София  Юстина полулежала  на  широкой  софе  в большой  каюте,
которую  раньше  занимал  командующий.  В  настоящий  момент   контр-адмирал
Септимий  Доламин,  командующий  линкором, стоял  перед Софией  и докладывал
обстановку.   Помимо   названных   аморийцев,   присутствовала   Кримхильда,
свергнутая  герцогиня нарбоннских галлов,  -- она сидела в кресле подле ложа
Софии.
     --  ...Итак,  ваше сиятельство,  нам следует  признать, что  мятежникам
удалось захватить контроль  над  столицей  герцогства, --  заключил Септимий
Доламин.
     --   Как   вы  считаете,   адмирал,   сколь  значительными  силами  они
располагают?
     -- Судя по наблюдениям с линкора, речь может идти о войске численностью
от  двух  до  четырех  тысяч  человек.  Более точные  данные  получить  пока
невозможно.
     -- Я так и думала, -- проговорила София Юстина. -- Солдаты вашего отца,
герцогиня, присоединились к войску узурпатора.
     "А  это,  в  свою очередь, означает, что нам не удастся  спровоцировать
гражданскую войну, --  еще подумала она. -- Придется тебе, подруга, въезжать
в  Нарбонну  на  наших штыках. И опять мы будем выглядеть интервентами!  Это
печально, но  неизбежно. Я  не могу отступиться  от  тебя сейчас, когда твои
враги жестоко унизили меня, а ты спасла мне жизнь".
     -- Негодяи, -- прошипела Кримхильда. -- Я  их казню, подлых изменщиков,
клянусь богами!
     Аморийцы  сочли  за  лучшее  пропустить  последнюю  фразу  незадачливой
герцогини  мимо ушей и продолжили разговор между собой на патрисианском сиа.
Уяснив ситуацию,