тотчас подключился к этому делу, и,
благодаря его вмешательству, Палладий уже через час  после первого обращения
угодил в руки лучших врачей нашего государства.
     Несмотря на все заверения кузена, что худшее осталось позади, ни  о чем
другом, кроме сына, я думать больше не могла. К великому счастью для меня, у
приемной мачты все еще висела правительственная  аэросфера, на которой вчера
рано утром я прибыла из космополиса.
     Всего  через полчаса  после звонка кузена я покинула линкор "Уаджет", и
моя аэросфера, набрав предельную скорость в пятьсот герм в час, понеслась на
юго-восток...

     * * *
     Из "Походных записок" рыцаря Ромуальда
     ...Самое лучшее у  амореев --  это как  они наступают.  Зрелище  не для
слабонервных! Представьте себе аморейского морского пехотинца: на двух ногах
и о  двух  руках,  но весь коричнево-зеленый,  в  круглой каске,  обтекающей
голову, так что она кажется лысой, и  в личине, живописующей поганого спрута
с  бессчетными щупальцами! Словно и не люди вовсе, а какие-то морские твари,
вышедшие на берег.  Стреляешь  в них  --  из лука, из арбалета,  из духового
ружья -- а  им хоть  бы что! Если повезет угодить  стрелой  в глаз, легионер
упадет.  И ничего! Остальные знай себе  идут  на  тебя,  как будто ничего не
случилось. И вдобавок  у тварей за поясом электробластер, у бедра -- кхопеш,
а у офицеров ихних -- еще и огнемет за спиной!
     С ними главное -- не испугаться и не побежать. Унять дрожь в коленках и
припомнить, что это не чудовища, а люди. Если ты  не испугался и не побежал,
ты уже  почти  их победил. Чем ближе они к тебе, тем ты  сильнее.  Лучшие их
бластеры  бьют  с  пятисот мер, но  плохо.  Поэтому им приходится  сокращать
дистанцию. С трехсот мер удачный выстрел из  бластера  может тебя поджарить,
особливо если ты не прикрылся каучуком и не прикрыл коня. А ты не жди, когда
они тебя поджарят -- рви с места и скачи врагу навстречу!
     Тут  нужно знать момент. Если амореи слишком  далеко, скакать рано: они
увидят, как ты скачешь, успеют достать свои огнеметы и накроют тебя пламенем
прежде, чем ты  к ним доскачешь. Тут уж никакой каучук не  поможет. Чересчур
близко подпускать  их тоже не  след:  во-первых, они успеют  поразить многих
наших  из  бластеров,  да  и  из  огнеметов тоже, а  , во-вторых, на близком
расстоянии не всякий конь  тебя  к ним  понесет, потому что воздух округ них
становится как  во время  лютой грозы, это от разрядов электробластеров. Сам
дивлюсь, как  амореи таким воздухом дышать умудряются! Ну так вот, если конь
успеет разогнаться, потом его уж скверным воздухом не остановишь.
     Герцог подпустил легионеров на четыреста мер и дал сигнал к атаке. Наши
легковооруженные конники  сорвались с места  и  что есть силы  помчались  на
врага.  Им  приходилось вилять по  полю, ускользая  от разрядов.  Амореи уже
начали  навострять  свои  огнеметы. К  счастью  для нас,  огнеметы не  могут
стрелять с  руки;  чтобы подготовить такую  пушку к бою, нужно  сперва снять
тяжелый ствол  со спины,  поставить его на  штатив  и подсоединить трубку  к
баллону  с горючей жидкостью,  что остался  за спиной.  На это даже у  самых
проворных уходят драгоценные минуты; дело наших конников успеть добраться до
огнеметов прежде, чем они начнут стрелять.
     Ура! Наши  успели.  Первым  делом наши  конники атаковали огнеметчиков.
Тяжелые пики, каждая длиной в пять мер, взвивались в воздух  и поражали либо
самого огнеметчика, либо его пушку. Разбитый огнемет уже не опасен.
     Ясное дело, враги  не  стали ждать, пока  мы их лишим  самого  грозного
оружия.  Они образовали "черепаху", то есть живой  щит вокруг  огнеметчиков.
Нашим   конникам   приходилось  растрачивать  пики  на  всякую  мелкоту.  Не
забывайте, что в это время  легионеры палили из бластеров. Я  был на холме и
видел это,  я видел, как наши мрут,  точно мухи, один за другим... и  все же
наши добились своего: ни один огнемет не выстрелил пока!
     Освободившись  от пик,  наши конники  атаковали  врага  мечами.  Рубить
обычными  клинками  немейский  доспех  способны  только  настоящие  мужчины.
Наконец наши  полностью  смешались  с амореями,  и  завязался ближний бой. В
ближнем  бою  бластер  --  больше помеха,  нежели  подмога.  Поэтому  амореи
запрятали бластеры и стали драться кхопешами.
     Мы,  галлы, к этим  кривым, как  змеи,  клинкам  испытываем презрение и
отвращение. Иное  дело  меч,  прямой и честный клинок  рыцаря.  А  кхопеш --
оружие хотя и маленькое, и невзрачное на вид, но коварное и подлое, как сами
амореи. Нужно признать, легионеры навострились владеть своим подлым оружием,
как  иной наш рыцарь двуручным мечом  не владеет. Со стороны посмотришь и не
поверишь собственным  глазам:  вот  лишь  блеснуло лезвие, а самого змеиного
клинка  не видно,  так он быстр, и следом твой  товарищ падает  со вспоротым
животом! Либо, как с кавалерией, падает конь, а вместе с ним и всадник; там,
на земле, легионер его и добивает.
     Понятно  дело,  герцог  не  стал  ждать, когда  противник перебьет  иль
перережет всех наших  конников. Только  амореи отвлеклись на  ближний бой, к
ним  устремились тяжеловооруженные рыцари; мой господин  сам возглавлял  их.
Следом за рыцарями побежали пехотинцы.
     И тут враг показал свою  истинную силу.  Оказывается, основные огнеметы
были  спрятаны  в глубине  их атакующих квадратов, а те,  которые мы видели,
были  муляжи  для  отвода  глаз! Противник подпустил  рыцарей на  расстояние
примерно в полсотни мер, затем  строй  легионеров  стремительно распался,  и
почти сразу навстречу герцогу и его рыцарям  ударила струя пламени,  за  ней
другая, третья и четвертая!
     С  холма я  наблюдал,  что сделал  герцог. Он  успел метнуть скакуна  в
сторону и так избежал  убийственного пламени. Не все его соратники оказались
столь же проворны. Это было жуткое  зрелище: люди,  которых я знал и которых
полагал своими друзьями, на моих глазах превращались в живые  факелы, вместе
с конями, метались по полю -- и умирали в страшных муках...
     Но некоторые пали как великие воители. Уже пылая  во вражьем  огне, эти
рыцари  из  последних  сил  стремили  коней  в  гущу  аморейского войска.  К
несчастью,  доспехи  легионеров  не  горели, но  все  равно наши  рыцари  не
напрасно пали: им удалось рассеять верный строй  легионеров, внести смущение
в  ряды врага,  а ведь  дисциплина и порядок  -- это первое,  чем  побеждают
амореи. Но  порядок сохранить  непросто, когда на тебя и  на твоего товарища
несется живой факел!
     А огнеметы знай себе палили наших. Считай, почти три сотни  рыцарей они
вывели из битвы за считанные минуты. Покончив с рыцарями, взялись за пехоту.
На моих  глазах  пылающие струи ложились  на солдат,  и  те,  не  рыцари, но
простые  ополченцы, сыграли трусов:  кто кинулся  обратно,  а кто  припал  к
земле, как будто это против огня сильно  поможет...  Признаюсь, в тот момент
мне показалось, что битву мы продули сразу!
     Вы  можете мне  не  поверить, но я скажу,  что было дальше:  всех  спас
великий герцог, он один. С  уцелевшими рыцарями он сделал обходной  маневр и
вышел в тыл к легионерам.  А огнеметы вмиг не повернешь назад;  я видел сам,
как  это попытался  сделать  один легионер  в погонах турмариона -- и сломал
штатив, и ствол его загремел на землю!
     Амореи заметили отряд и подняли тревогу. В  моего  господина  принялись
палить из бластеров. Пустое дело! Одетый в немейский доспех герцог для врага
неуязвим.  Как сам Донар во плоти, он несется на легионеров. Вот он уже пред
ними,  его  рука бросает  пику,  пика опрокидывает огнеметчика...  Нет,  мой
господин не бросил пику -- она опять в его руках! Он спешит поразить другого
аморея с огнеметом -- и поражает! Его спутники тоже не тратят времени даром.
Их убивают, но и они убивают врагов!
     На  моих  глазах происходит чудо:  герцог  собственноручно приканчивает
троих огнеметчиков  одной-единственной  пикой! Еще  четверых поражают другие
рыцари. Но всему случается конец. Коня под герцогом убивают, но  мой великий
господин не падает наземь вместе со скакуном,  нет, он ловко  выпрыгивает из
седла, успевая захватить с  собой тяжелый двуручный меч.  Вокруг него тотчас
образуется  кольцо из легионеров. Они пытаются  подстрелить его из бластеров
-- он бросается  на них, как  разъяренный вепрь, гигантский меч работает как
жернов, летят конечности,  легионеры падают  -- а  герцог невредим!  Взяв  в
толк, что бластеры тут бесполезны, враги пытаются достать его кхопешами. Это
уже  опасно!  Но  господин  мой  не  ждет,  когда  враги  его  достанут.  Он
принимается вращать мечом, а меч длиной  в две меры: кто ближе подойдет, тот
мертвец!
     Герцог  не  только  защищался.  Решительной  атакой  он  прорвал  строй
легионеров  и устремился туда,  где еще орудовал последний огнемет. Поразить
цель  было важно,  поскольку  огнемет  не позволял  вступить  в бой  пехоте.
Раскидывая  амореев,  герцог  добрался  до  этого  огнемета.  Это  случилось
молниеносно: мой господин  ударил огнеметчика  мечом в спину, через баллон с
горючей  смесью! Герцог  тут  же  отпрянул,  и  вовремя  --  огнеметчик  сам
превратился в факел! Достойная смерть для того, кто привык поджигать других.
     В это мгновение я услышал условный клич герцога: вы не поверите, но  он
еще умудрился не забыть обо мне и моем отряде! Я сорвался с места, и рыцари,
которых  государь  поставил  под  мое  начало,  тоже  устремились  в  битву.
Пехотинцы  увидали нас  и уразумели, что  вражьего огня  больше  не будет. С
радостными  криками  они  бросились  за  нами.  Мы, свежие силы, неслись  на
подмогу  герцогу,  который  один  мужественно  сражался  посреди  вражеского
войска.
     Легионеры тоже увидали нас. Вновь раздались разряды бластеров, но мы уж
были слишком близко!  Наша  сотня обрушилась на  врага, мы взметали  пики  и
каждым  точным  ударом  забирали  жизнь  уставшего  легионера; другой  рукой
действовали мечом, и  этот  тяжелый меч тоже бил наверняка. Несильно спасают
даже  немейские  доспехи, когда со всей силы в тебя вонзается клинок весом в
добрые пять тысяч оболов56!
     Следом подоспели пехотинцы, и началась настоящая сеча. Не подлый бой по
аморейским правилам,  когда  имперские собаки  просто расстреливают  нас  из
своих  чудо-пушек,  а настоящее сражение, где каждый сам  себе солдат. Нужно
признать, и в  таком бою  легионеры выучкой сильнее  нас. На каждый наш удар
приходилось в среднем по два  удара  кхопешем,  и  почти все они оказывались
смертельными.  Пехотинцы били  врагов  копьями  и  мечами,  но  те  проворно
ускользали  от  ударов, возникали сбоку или  за спиной и ловкими  движениями
перерезали шею либо, если это не  удавалось, рубили нашим конечности. Короче
говоря, на  каждого  убитого  легионера  в  той сече  приходилось по  одному
павшему рыцарю и четверым пехотинцам, которые тоже хотели победить...
     Как и предсказывал мой господин, мы покрывали их выучку численностью, а
еще  больше --  верой в  правое  дело. Любой  из  нас  всей душой  ненавидел
проклятых имперских собак, явившихся на нашу землю, чтобы учинять здесь свои
порядки.  Амореи тоже ненавидели нас,  ведь их всю жизнь обучали,  мол,  мы,
варвары-язычники  --  не люди  даже, а  недочеловеки, полуживотные,  которых
можно  убивать  без  всякого греха,  не только  можно,  но  и нужно, во  имя
торжества треклятой веры  аватаров. Но мы их ненавидели стократ сильнее, чем
они нас, поскольку они дрались по приказу, как  безмозглые машины смерти,  а
мы  сражались добровольно, за нашего великого вождя, который нес нам свободу
от ярма врагов.
     И наступил  момент нашей победы.  Это случилось, когда первый  легионер
показал нам  спину.  Увидеть аморея убегающим от варваров -- непростое дело.
Это позор для аморея. Уж если он бежит -- взаправду его дело худо, а твое --
напротив, ладно; считай, ты победил его!
     За первым  легионером последовали и другие: не все, но многие. Я вскоре
понял, почему  они бегут: бежали  с поля  боя  те, у кого заряды в бластерах
закончились, кто был ранен и в битве потерял кхопеш. Позорное бегство врагов
придало нам  новые  силы.  Согласно  с  волей  герцога, мы  не  преследовали
убегавших -- пускай бегут! Зато оставшимся пришлось несладко!
     Уже  все  наши силы участвовали  в  битве, и казалось, что победа не за
горами... И тут как раз из-за горы мне  привиделось чудное явление: одинокий
воин на кауром жеребце мчался к нам со стороны амореев! Выглядел воин грозно
и  странно: грозно -- потому  что весь был  в латах, кольчуге и  панцире,  а
странно -- потому что на  его доспехах не было каучуковых накладок! Ужели он
не боялся бластерных разрядов?
     Как видно, не боялся! Мы приветствовали храброго  рыцаря  восторженными
криками.  А  он  молниеносно  подлетел  к  амореям  сзади...  но  что  это?!
Безымянный рыцарь пронесся мимо врагов и  налетел  на  нас!  Я едва  миновал
сокрушающего  удара  его  полутораручного   меча.  Мой   друг  Рагволд  пал,
пронзенный  в  самое  сердце.  Мы еще  не  успели придти  в себя  от  такого
вероломства, как  этот  свирепый  рыцарь поразил еще двоих. Сотворив это, он
издал какой-то непонятный  клич. Но  я не стал  медлить более. Яснее ясного,
тот рыцарь был наш враг, и надо было поразить его. Я бросился за негодяем.
     Конем владел  он выше всех похвал. Мы  вырвались из битвы: я, он  и еще
трое  моих друзей, которые решили покарать  предателя.  Мы гнали  его,  а он
уходил от нас по кругу; я не улавливал смысла в его тактике. Внезапно черный
рыцарь развернул коня и поднял забрало шлема.
     Сам  удивляюсь, как в тот момент с седла не свалился. Это была женщина,
родная сестра  герцога, Кримхильда! Мы опешили,  а  она,  наслаждаясь  нашим
изумлением, прокричала:
     -- Ну, гнусные ублюдки, кто из вас захочет первым со мной сразиться?!
     Мы не знали, что  предпринять. Сражаться с дамой недостойно рыцаря. Это
понятно всякому. Но была ли эта женщина дамой?! Она предала  нас, связавшись
с амореями. Сверх того, только что она подло убила троих  наших. Уже за  это
последнее стоило забыть, что она дама!
     Мой  друг Аскольд  сообразил скорее,  чем  я.  Он издал  гневный  рык и
бросился на Кримхильду. Она спокойно ждала, когда он приблизится. Подлетев к
ней, рыцарь,  видать,  стушевался...  непросто  нашему брату  поднять меч на
женщину, особливо на  такую красавицу,  как сестра моего господина! Знай она
свое  место, не  было  бы ей цены.  Увы,  коварные  амореи  завладели  душой
Кримхильды...
     Я  увидел, как  мой друг Аскольд  сваливается с коня.  А злодейка  была
совершенно  невредимой!  Он  не упал еще,  а  Кримхильда  пришпорила коня  и
понеслась на нас. И снова глупый стыд сковал наши сердца... она походя убила
мечом молодого рыцаря Фемнира... и понеслась дальше!
     Я вдруг  понял,  что не смогу ее  убить. Как только убью одну  женщину,
сразу  перестану быть рыцарем. Это нельзя: родился  рыцарем -- им и умри. Но
как иначе остановить жестокую валькирию?!
     Она неслась наперерез бегущим  амореям.  И  вот  она  настигла  их.  Не
слышал,  какие слова  она кричала им, зато я видел, как эти трусливые амореи
повернули назад, воевать заново. А Кримхильда,  обгоняя  их, ринулась в гущу
битвы -- туда, где сражался ее брат, герцог.
     Что творилось, не могу  передать.  Она ли  это была, Кримхильда, или  в
самом  деле  свирепая   валькирия   в  нее   вселилась,  как  в  герцога  --
Донар-Воитель?!  Она орудовала мечом не хуже опытного  рыцаря  -- где только
научилась?! Не у амореев же, в самом деле!.. Она рубила  наших воинов, а они
только  успевали от нее отлетать. Так  она  прочищала себе дорогу к брату. И
чем ближе она к нему становилась, тем больше  ненависти и  злобы объявлялось
на ее лице. То было зрелище не для робкого десятка!
     Мой господин тоже ее заметил. Я оказался  с ним рядом и успел приметить
изумление на его лице. Понятно, как не изумляться, когда твоя  сестра играет
рыцаря  и  бьет  твоих людей!  Впрочем,  дивился он  недолго.  На  его устах
взыграла  ухмылка -- а, скажу я вам, к тому моменту  мой  господин,  залитый
вражьей кровью, выглядел как  сущий демон, так  что представьте, какова была
его ухмылка!..
     А дальше странное случилось: герцог бросился бежать, как был пеший, так
и побежал от конной валькирии! Она издала торжествующий  крик и ринулась  за
ним вдогонку.  Могу  поклясться,  вся битва замерла: и мы,  и амореи  во все
глаза  глядели, чем  завершится схватка брата  с  собственной  сестрой.  Она
неслась за ним, вопя, как оглашенная, и размахивая окровавленным мечом. А он
бежал от  нее, и, казалось,  что у герцога вовсе нет оружия; куда  делся его
меч, я не ведал.
     Она его  скоро  настигла. Вот взвился меч для рокового  удара... У меня
замерло сердце: неужели девчонка так запросто убьет великого государя?!
     Внезапно герцог метнулся  в сторону, затем  назад, в  его  руке блеснул
кхопеш  -- он полоснул чужим оружием  по стременам... Кримхильда дернулась в
седле... и не удержалась! На всем скаку лошадь унеслась вперед, а Кримхильда
рухнула  наземь. Нет, не рухнула, а приземлилась, словно  кошка. Ну дает! Но
герцог оказался тут как тут,  он зашел со  спины  и повалил сестру на землю.
Она  трепыхнулась,  попыталась  выскользнуть...  куда  там, разве из объятий
государя кто выскользнет, даже валькирия?!
     Быстрыми движениями он обезоружил  и повязал ее. Вы бы слышали, как она
ругалась! Клянусь,  у  пирата заалели  бы уши, если  б  он ее тогда услышал.
По-моему, не осталось такого проклятия, которое она не обрушила бы на голову
герцога. А он знай себе посмеивался!
     Мой господин рывком поднял пленницу с земли. Наверно, хотел  сказать ей
что-то,  но  это  бешеная волчиха  вдруг извернулась и  впилась в  его кисть
зубами,  словно хотела откусить!  Государь завопил  от боли и неожиданности.
Она  вырвалась и побежала.  Я  видел, как  лицо герцога  перекосила  гневная
гримаса. Он в три прыжка догнал Кримхильду  и снова повалил ее на  землю. Не
могу передать, как бешено она сопротивлялась. И откуда только в женском теле
сыскалась такая сила?! Мы не решались помогать герцогу, боясь оскорбить его.
Ему пришлось несладко, прежде чем она угомонилась в крепких путах и с кляпом
во рту.
     Об  этой битве мой господин любил  потом шутить, что  следов  от укусов
сестриных зубов на его теле осталось больше, чем боевых шрамов.
     Ну а дальше  неожиданностей не случилось. Считай, после  победы герцога
над Кримхильдой битва даже не возобновлялась. Разгром легионеров был полным.
Из пяти сотен остались в живых человек двадцать.
     Государь  проявил  столь   несвойственную  его  возрасту  и  воспитанию
воздержанность, граничащую с мудростью. Никто из пленников убит не  был.  Мы
даже не чинили над ними издевательств,  как поступили бы они с нами, если бы
победили. Государь всего лишь предложил им убираться восвояси.
     -- Я вас сюда не звал, и вы мне здесь  не  нужны, -- спокойно сказал он
легионерам.
     Те  вытаращили на  него глаза.  Понятно,  им  чудно слышать такое:  их,
амореев,  галлы отпускают  просто так! Не обращают  в  рабство  и  не просят
выкуп, а просто отпускают восвояси -- их, тех, у кого на счету не одна жизнь
нашего   воина!  Воистину,  им  нас   было  не  узнать!   Побитые  легионеры
посовещались  и попросили  изволения  остаться с  герцогом.  Это решение,  в
общем, было очевидным: всех их на родине мог ждать трибунал;  как  известно,
Империя не жалует солдат-неудачников. А не будет трибунала  --  так немногим
лучше всю оставшуюся  жизнь ходить с метой человека,  побитого и отпущенного
восвояси "грязным галлом"...
     Мой государь, с трудом сдерживая ликование, ответил согласием. Он давно
говорил  мне,  сколь нужны ему легионеры, еще в бытность принцем. Они научат
наших настоящему воинскому искусству. Только жаль, все эти люди, что в живых
остались,  --  простые  солдаты, плебеи,  многого знать  не  могут;