действительно  и наивысшим образом; что все остальное рождается  и  умирает,
разрушается  и исчезает и, однако, поскольку существует,  то  создано вечным
Богом посредством  его Истины; что всему этому сообщено разумной  и мыслящей
души ровно настолько, чтобы оно наслаждалось созерцанием Его вечности, чтобы
исполнялось  и украшалось ею и  чтобы могло заслужить  вечную жизнь, но что,
пока  испытывает   чувство   любви  и  скорби  к  предметам,  возникающим  и
преходящим, и предано  привычкам  чувственной  жизни,  оно теряется в пустых
призраках, смеется над теми, кто говорит о существовании чего-то такого, что
созерцается духовным  взором  и мыслится не призрачно, но постигается умом и
мыслящей силой; если  бы, говорю я, убежденный во всем этом своим  учителем,
тот  ученик  спросил  бы  у  него, не  признал ли бы  он достойным  божеских
почестей такого великого мужа (если бы такой существовал), который внушил бы
людям  веру хотя  бы  в  перечисленные  только предметы,  то, думаю,  Платон
ответил бы, что это -- дело для  человека невозможное, разве что для такого,
которого бы сама божественная премудрость и Сила, изъяв из  обычного порядка
вещей и  с  колыбели просветив не умением человеческим, а внутренним светом,
удостоила такою милостью, укрепила такою силой и, наконец, возвеличила таким
достоинством, чтобы он  своей высочайшей любовью и  авторитетом мог обратить
род  человеческий к спасительной вере, презирая все, что желают развращенные
люди, перенося все,  чего  они страшатся, делая то, чему они удивляются. Что
же  касается подобающих ему  почестей, то об этом излишне  и спрашивать, так
как и без того  понятно, какие  почести приличествуют  Мудрости Божией,  под
водительством  и управлением которой он  ради  спасения  человеческого  рода
заслужил нечто в собственном смысле великое.
     И вот все это исполнилось; об этом громко говорят письмена и памятники.
Избранные и посланные апостолы своими подвигами и своею проповедью зажгли во
всем  мире пламя божественной  любви и,  распространив спасительное  учение,
оставили нам уже просвещенную землю. Не говоря о прошлом, которому не всякий
и верит,  теперь среди всех народов раздается: "В начале было Слово, и Слово
было у Бога,  и  Слово было Бог.  Оно было в  начале у  Бога.  Все чрез Него
начало быть, и без Него  ничто не начало  быть,  что начало быть". (Иоан. I,
1--3). Чтобы  душа  была  очищена,  дабы эту проповедь  понять,  полюбить  и
обратить к своей  пользе, и чтобы сила мысли  была  крепче,  дабы  озариться
таким  светом, скупым говорится: "Не собирайте себе  сокровищ на  земле, где
моль и ржа  истребляют и где  воры подкапывают  и крадут; но собирайте  себе
сокровища на  небе,  где  ни  моль, ни  ржа  не  истребляют  и где  воры  не
подкапывают и не  крадут; ибо  где сокровище ваше,  там будет и сердце ваше"
(Мф.  VI, 19--21); расточительным: "Сеющий  в  плоть  свою от  плоти  пожнет
тление; а  сеющий в дух  от духа пожнет  жизнь вечную" (Гал. VI, 8); гордым:
"Всякий возвышающий сам  себя унижен  будет, а  унижающий  себя  возвысится"
(Лук. XIV,  11); гневливым: "Кто ударит тебя  в правую  щеку твою, обрати  к
нему и другую" (Мф.  V, 39);  сварливым: "Любите врагов  ваших"  (Мф.  444);
суеверным:  "Царствие  Божие  внутри  вас"  (Лук.  XVII,   21);  любопытным:
"Смотрите не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временное, а невидимое
вечно"  (2 Кор. IV, 18)  и, наконец,  всем вообще: "Не любите мира, ни того,
что  в  мире... Ибо все,  что в мире:  похоть плоти, похоть очей  и гордость
житейская, не есть от Отца, но от мира сего" (I Иоан. II, 15--16).
     Если   подобные  изречения   охотно   и  с  благоговением  читаются   и
выслушиваются  теперь  народами  по  всему  миру; если, после  такой  крови,
стольких  мученических  костров и крестов, Церковь  возросла еще  с  большей
силой и распространилась даже у варварских народов; если теперь никто уже не
удивляется  целым  тысячам  юношей  и  дев,  воздерживающихся   от  брака  и
проводящих девственную жизнь, а  между  тем, когда это сделал Платон, то  до
такой  степени  устрашился  потом  извращенного мнения своего  времени, что,
говорят, принес жертву  природе, дабы загладить свое  девство, как будто  бы
это был грех; если это принимается теперь так, что, как прежде  странно было
защищать  подобные вещи,  так,  напротив,  теперь  странно оспаривать;  если
такого рода обеты и  обязательства во  всех христианских странах  освящаются
обрядами; если  о подобных предметах ежедневно читается в  церквах  и даются
объяснения священниками;  если бьют себя в  грудь те,  которые стараются все
это выполнить; если на  этот путь вступают столь  многие, что людьми всякого
рода,  отрекающимися от богатства и почестей мира сего и желающими посвятить
свою жизнь всецело единому всевышнему  Богу, наполняются некогда необитаемые
острова  и пустыни; если, наконец, в  столичных и  провинциальных городах, в
замках, селах и даже в деревнях и отдельных мызах проповедуется и становится
вожделенным отречение от всего земного и обращение к единому  истинному Богу
настолько открыто,  что род  человеческий  по  всему лицу  земли единогласно
восклицает ежедневно: "Горе имеем сердца ко Господу", то к чему еще будем мы
открывать  уста  для  похмелья  от  вчерашнего  опьянения  и  у  несмышленых
мертвецов  искать божественных  глаголов, предпочитая, когда дело доходит до
спора,   иметь   уста,  постоянно   повторяющие  имя  Платона,  чем  сердце,
исполненное истины?
     4.  Поэтому  тех,   по  мнению  которых  презирать  чувственный  мир  и
предочищенную добродетелью душу предавать и покорять всевышнему Богу -- дело
напрасное или дурное,  нужно  опровергать иного рода  доводами, если  только
вообще с ними  стоит толковать.  Те же, которые  считают это  делом добрым и
желательным, пусть познают Бога, пусть смирятся перед Богом, которым внушена
всем народам вера в  подобного  рода предметы.  Внушить  такую  веру и  они,
конечно, были бы не прочь, если бы только могли, а если бы не внушили, то не
могли бы, по  крайней мере, удержаться от зависти. Итак, пусть же  смиряться
перед Тем, Кто сделал это; пусть, отбросив  любопытство и пустое  тщеславие,
поймут,  какое  различие  существует между  штатскими  гаданиями немногих  и
очевидным спасением и исправлением народов. Ведь, если бы ожили  те, именами
которых они так величаются, и увидели, что храмы  полны, а  капища опустели,
род же человеческий от временных и преходящих благ призывается и стремится к
упованию на вечную жизнь и к благам духовным и разумным, то они (если только
они были  такими, какими  их представляет воспоминание) по всей  вероятности
сказали  бы:  "Вот то,  в  чем убедить народы мы и  не  мечтали;  мы  скорее
уступали их привычкам, чем обращали в свою веру и подчиняли своей воле".
     Итак,  если бы те  философы  могли снова очутиться  среди  нас, они  бы
поняли, чьим авторитетом люди так легко убеждены, и после небольшой перемены
своих слов и воззрений сделались бы христианами, как поступили весьма многие
платоники недавнего и нашего времени. Если же  они этого не признали бы и не
сделали, оставаясь пребывать в  гордости  и зависти, то я не  знаю, могли ли
они,  преданные такой  нечистоте и удерживаемые такими путами,  стремиться к
тому, что, как  сами же  говорили, должно быть предметом  исканий и желаний.
Ибо не знаю, были  ли заражены такие люди еще и третьим пороком, а именно: с
любопытством расспрашивать  демонов, каковым  более  всего  удерживаются  от
христианского спасения  те,  против которых направлена  настоящая речь, т.е.
язычники, потому что порок этот слишком уж детский.
     5. Но каково бы ни было тщеславие философов, нетрудно понять, что у них
не следует искать религии,  поскольку они вместе  с народом принимали одни и
те  же священные  обряды,  а в своих  школах, в присутствии того  же народа,
громко  высказывали о природе своих  богов и о высочайшем благе различные до
противоположности  мнения.  Если  бы один  только  этот  порок  был устранен
христианской религией,  то  и  в этом случае никто не должен был бы спорить,
что   учение  это  заслуживает   неизреченной   похвалы.  И   действительно,
отступившие   от    нормы    христианства    многочисленные   ереси   служат
свидетельствами,  что мыслящие и других старающиеся учить  о  Боге Отце, Его
мудрости  и  Божественном Даре иначе, чем так, как этого  требует истина, не
допускаются у нас  к общению в таинствах. Мы веруем и учим, что относительно
этой сущности человеческого спасения иной философии, т.е. занятия мудростью,
и иной религии не существует, так  как те  учения, которых мы не одобряем, к
общению с нами в таинствах не допускаются.
     . В  этом  отношении меньше заслуживают  удивления те, которые захотели
отличаться  от  нас  и  в  обряде  своих  таинств,  как,  например, какие-то
серпентины (офиты), манихеи и некоторые другие. Но больше заслуживают нашего
внимания и упоминания те, которые совершая те же самые таинства, но отступая
в   учении,  предпочли  отстаивание  своих   заблуждений  благоразумному  их
исправлению,  и  которые, будучи  отлучены  от  католического общения  и  от
участия в таинствах, получили свои особые названия и составил и  свои особые
не только в словах,  но и в  суевериях  толки;  таковы фотиниане,  ариане  и
многие  другие.  Иное  дело -- те, которые  произвели расколы. Они могли  бы
оставаться на гумне Господнем,  как  мякина, до  дня последнего провеивания,
если  бы, по  крайнему легкомыслию,  не поддались  надмению  гордости  и  не
отделились от  нас добровольно  сами. Что же касается иудеев, то  хотя они и
поклоняются единому  всемогущему  Богу, но ожидая себе от  Него одних только
временных  и видимых благ,  не  захотели в собственных  своих  писаниях,  по
крайней  беспечности,  заметить  возникающих из  уничижения начатков  нового
народа, и, таким образом, остались ветхим человеком. Если все это так, то ни
в запутанных воззрениях язычников,  ни  в плевелах еретиков,  ни  в  вялости
раскольников, ни  в ослеплении иудеев не следует искать религии, а только  у
тех,  которые  называются  христианами  католическими  (кафолическими)   или
православными, т.е. сохраняющими чистое и исповедующими правое учение.
     6. Эта  католическая, широко  распространенная  по  всему миру  Церковь
пользуется всеми заблуждающимися как для собственного своего приращения, так
и для их исправления, если бы  они захотели  пробудиться  от своего сна. Она
пользуется языческими  народами  как  материалом  для  своего  действования,
еретиками   --   для  доказательства  своей   твердости,   иудеями  --   для
сравнительного  указания   своей  красоты.   Одних   она  призывает,  других
исключает,   третьих   оставляет,  четвертых   превосходит,  но   всем  дает
возможность  участвовать  в  Божественной  благодати,  должны  ли  они  быть
образованы,  или преобразованы, или опять  приняты,  или же вновь  допущены.
Плотских же своих, т.е. живущих и мыслящих  по плоти, она терпит как мякину,
под  которой  на  гумне  остаются  в  большей  безопасности  зерна, пока  не
освобождены  бывают  от этого прикрытия. Но  так  как  на гумне  этом каждый
бывает  добровольно  или  мякиной,  или  зерном,  то  грех  или  заблуждение
кого-либо терпится дотоле, пока грех не  встречает обвинителя, а заблуждение
не отстаивается с дерзким упорством.  Будучи же  исключены  из Церкви, такие
люди или возвращаются к  ней  через  покаяние, или под влиянием возвращенной
свободы погрязают в непотребстве, для назидания нас в осмотрительности,  или
производят раскол для упражнения нас в  терпении, или порождают какую-нибудь
ересь  для испытания и обнаружения нашей рассудительности. Такова судьба тех
плотских христиан, которых невозможно бывает исправить или терпеть в церкви.
     Божественный   промысел  часто  попускает   изгонять  из  христианского
общества  даже  людей  добрых,  из-за  некоторых  крайне  бурных  возмущений
плотских людей. Если этот позор свой  или свою обиду  они  будут  переносить
ради  мира  Церкви  вполне терпеливо  и  не  будут  производить  никаких  ни
раскольнических, ни еретических  нововведений,  то будут  служить  для людей
поучительным примером,  с какой  истинной  преданностью и искренней  любовью
должно служить  Богу.  Такие люди или надеются снова возвратиться в Церковь,
когда утихнет буря, или же, если это  оказывается  невозможным вследствие ли
того, что смута еще продолжается,  или  того,  что  с их  возвращением может
вновь возникнуть нечто подобное, они остаются при желании быть полезными для
тех  самых, смуте и настроению которых они уступили, воздерживаясь от всяких
раскольнических скопищ и до смерти защищая ту  веру, которая, как они знают,
проповедуется  в  католической Церкви,  и  представляя  собой живое  за  нее
свидетельство. Таковым в тайне уготовляет венец Отец, видящий тайное. Такого
рода люди редки,  однако и  в примерах нет  недостатка; их даже больше,  чем
можно подумать. Таким образом, Божественный промысел пользуется всякого рода
людьми и примерами для врачевания душ и созидания нового народа.
     7. В виду  этой цели, любезнейший Романиан, высказав несколько лет тому
назад обещание изложить тебе свои мысли об истинной  религии и  полагая, что
теперь пора это  сделать, я, в силу любви, которой с тобой связан, не  могу,
после   таких  с   твоей  стороны   настоятельных  упрашиваний,   оставаться
нерешительным и  откладывать свое обещание на потом.  Итак,  после того, как
опровергнуты и те, которые ни при священных обрядах  своих не философствуют,
ни философствуя не освящаются, и те, которые, надмеваясь или ложным мнением,
или некоторой злобой, отступили  от нормы и  общения католической Церкви, и,
наконец,  те, которые  не  хотят иметь света  священных писаний и  благодати
духовного народа, т.е. того, что называется Новым Заветом; словом -- все те,
о  которых  я  вкратце  упомянул,  мы должны  крепко  держаться христианской
религии  и  общения  с той Церковью, которая  есть церковь  католическая,  и
католической  называется  не  только своими, но  даже  и врагами. Ибо и сами
еретики,  а  также и последователи  расколов,  когда  говорят  не только  со
своими, но и с посторонними, волей-неволей католическую  Церковь называют не
иначе, как католической. Ибо  они  не могут  быть и  поняты, если только  не
будут отличать ее тем именем, каким она называется во всей вселенной.
     Сущность этой  религии, которой мы должны следовать, составляют история
и  пророчество о Божественном домостроительстве спасения человеческого рода,
долженствующего быть преобразованными  и приготовленным к вечной жизни. Коль
скоро  это  будет  предметом  нашего  верования,  образ  жизни, согласный  с
божественными заповедями,  очистит ум наш и сделает его способным к познанию
духовных предметов, которые суть предметы не прошедшие и не будущие, а вечно
и  одинаково пребывающие и  не подверженные  никакой  изменяемости,  т.е.  к
познанию  самого единого Бога Отца,  Сына и  Духа Святого Познав сию Троицу,
насколько  знать  это дано  нам в настоящей жизни,  мы, нимало не колеблясь,
признаем, что  всякая  разумная,  духовная и телесная  тварь,  насколько она
существует, свое  бытие  и  свои вид  имеет  от  этой  творческой  Троицы  и
управляется ею в совершеннейшем  порядке; причем это  нужно понимать не так,
что одну часть творения создал Отец, другую -- Сын, а третью  -- Дух Святой,
а так, что и все вместе,  и каждая природа в отдельности созданы Отцом через
Сына в даре Духа Святого, Ибо всякая вещь, назовем ли мы ее субстанцией, или
сущностью, или природой, или же другим  каким-нибудь  термином, одновременно
имеет в себе и то, и другое,  и третье, так  что представляет собой  и нечто
единое,  и  отличается  от остальных своим видом, и не выступает из  порядка
вещей.
     8. В процессе познавания нам  станет ясно, насколько человеку можно это
постигнуть, и то, как в силу необходимых, неизбежных и справедливых  законов
все подчинено  Богу и Господу своему. Отсюда все, чему мы сначала  уверовали
на основании только авторитета, мы начинаем и понимать, представляя его себе
отчасти как вполне уже несомненное, отчасти же как такое, что может и должно
быть  несомненным,  и  в то же время соболезнуя  о  тех  неверующих, которые
желают лучше осмеивать нас, верующих, чем вместе с нами веровать. Ибо  такие
истины, как святейшее воплощение, рождение Девы, смерть ради нас Сына Божия,
воскресение  из мертвых, вознесение  на небо, сидение одесную Отца, прощение
грехов,  день суда,  воскресение тел, мы и после познания вечности Троицы  и
изменяемости  твари  относим  к милосердию  всевышнего Бога,  оказанному  Им
человеческому  роду, еще только  верой, а  не разумением. Но так  как весьма
верно сказано: "Ибо надлежит  быть и раз-мыслиям между  вами, дабы открылись
между вами искусные" (1  Кор.  XI, 19), то будем пользоваться  и  этого рода
благодеянием  Божественного промысла.  Ибо еретики являются из числа  людей,
которые,  хотя  бы  даже  и находились  в  Церкви,  тем не менее, однако же,
заблуждались  бы.  Когда же  они  делаются  внешними, бывают  весьма для нас
полезными; не потому,  чтобы учили истине,  которой не знают сами, а потому,
что  побуждают  плотских  католиков искать, а  духовным  открывают истину, В
святой  Церкви есть  много мужей,  искусных перед  Богом,  но они не  бывают
явлены  в  нас, пока, услаждаясь  мраком своего  невежества, мы предпочитаем
предаваться сну, а не созерцать свет истины. Поэтому многие пробуждаются ото
сна  благодаря  еретикам,  дабы видеть  день Господен и возрадоваться. Итак,
будем пользоваться и еретиками, не  с тем, чтобы одобрять их заблуждения,  а
чтобы самим  быть  более бодрствующими и  осторожными, защищая  католическое
учение от их козней, хотя бы самих их и не могли мы призвать к спасению.
     9.  Со  своей  стороны  я уверен,  что,  с  помощью  Божией,  настоящее
сочинение  мое для добрых  и благочестивых читателей  может  иметь  значение
ввиду не одного какого-нибудь, а  всех вообще  неправых  и ложных мнений. Но
преимущественно направлено  оно против тех, по мнению которых существуют две
взаимопротивоположные  по своим началам природы или  субстанции. Оскорбляясь
одними предметами  и  услаждаясь  другими, они считают  Бога творцом не  тех
предметов, которыми оскорбляются, а тех, которыми услаждаются, и не будучи в
состоянии изменить  своего образа  мыслей, как люди уже попавшие  в плотские
сети, думают, что в одном теле находятся две души: одна происходит от Бога и
по природе то же, что Он,  другая  -- темного происхождения, которую  Бог ни
родил, ни сотворил,  ни произвел, ни  от Себя отринул, а которая имела  свою
особую  жизнь, свою землю, свои порождения,  своих  животных, наконец,  свое
царство и свое врожденное  начало, но некогда она возмутилась против Бога, и
Бог, не имея возможности сделать ничего другого и не находя средства, как бы
иначе можно было противостать врагу, вынужденный этой необходимостью, послал
сюда добрую душу, некоторую частицу своей сущности, от слияния  и смешения с
которой враг будто бы сделался сдержаннее, и появился мир.
     Теперь  мы не станем  опровергать эти  их мнения, что  отчасти нами уже
сделано,  а  отчасти,  с  помощью Божией,  будет сделано позже; в  настоящем
сочинении  мы, насколько  это  для нас возможно  и при помощи доводов, какие
благоволит внушить нам Господь, покажем, как неуязвима католическая вера для
этих мнений и как бессильно смутить душу то, под влиянием чего люди делаются
сторонниками такого  воззрения. Само  собой понятно,  что  все, что только в
нашем сочинении оказалось бы ошибочного, должно быть  отнесено на  мой счет,
все же, что изложено будет верно и согласно с истиной, должно быть приписано
единому  подателю всех даров, Богу. Так говорю я не ради красного словца или
из показного смирения и желал бы, чтобы думал таким образом прежде всего ты,