- Да зачем?
     Ребекка смущенно проговорила:
     - Понимаете, я ничего не знала об этой тайне, вплоть до
дня  смерти  папы, и никто о ней не знал, кроме Анжелики.  У
нее  было два ключа, вернее, существовала связка, лежащая  у
папы дома, в письменном столе. Три ключика от подвала и  три
от  двери,  за  которой открывался ход. По одному  ключу  от
каждого замка папа дал Лике, оставшиеся висели на брелочке.
      - Ничего не понимаю. К чему жене пробираться тайком  к
мужу?
     Ребекка хихикнула:
     - Ну игра у них такая была, сексуальная. Папа отправлял
Леночку,  потом  прокрадывалась Лика, и они устраивались  на
узеньком   диванчике,  словно  случайные   любовники.   Лика
говорила,  что  ее  это здорово заводило, каждый  раз  будто
впервые.  Иногда  кто-то стучал в дверь, и  они  замирали  в
восторге.  Ну фенька такая, чтобы разнообразить  супружеский
секс.  Кто-то  покупает кожаные ошейники  и  плетки,  кто-то
тащится  от свечей и музыки, ну а этим требовалась  тайна  и
ощущение того, что их сейчас застанут, понимаете?
     - Вроде.
      -  Лика  говорит, что папа иногда шутил:  ты,  Ликуся,
приглядывай  за оставшимися ключиками, как увидишь,  что  их
нет, беги ко мне и бей соперницу.
      Шутка  шуткой,  но  Анжелика все же  иногда  проверяла
связку, правда, не специально. Полезет за чем-нибудь в  стол
и бросит взгляд на ключи.
     За неделю до смерти Славина Лика потеряла свою сумочку.
Решила  сделать  дубликат ключей, открыла ящик  и  обомлела.
Связки не было.
      Анжелика  промучилась сутки, но потом Славин  позвонил
домой и шепнул в трубку:
     - Ну, ты где? Лика пробормотала:
     - Ключи потеряла.
     - Возьми запасные.
      Славина хотела было сказать про исчезнувшую связку, но
машинально  выдвинула ящик и увидела..,  знакомый  брелок  в
виде буквы А.
      Ничего  не  понимая, она поехала  в  академию,  но  на
следующий  день на всякий случай положила связку в  домашний
сейф.
     - Так вот как убийца попал в кабинет! - воскликнула я.
      -  Именно, - подтвердила Ребекка, - взял ключи, сделал
дубликат  -  и  готово, причем милиция сломает  голову,  как
преступник проник в комнату!
      -  Но тогда получается, что про подземный ход знал еще
кто-то!
      -  Да,  -  кивнула  Ребекка, -  и  это  свой  человек,
домашний.
     - А может, какой преподаватель из академии...
     - Нет, у нас в доме бывали только очень близкие люди, и
потом..,  в  папину  спальню, а она  расположена  на  втором
этаже,  в  самом  конце коридора, вообще  никто  не  входил,
посторонние  -  совершенно точно.  У  нас  гостей  принимают
внизу.  Там гостиная, столовая, ванная, туалет, людям просто
нет  необходимости идти на второй этаж. Для тех,  кто  решил
остаться ночевать, существуют две спальни в пристройке. Вход
в нее из коридора, который ведет в гостиную.
      Славин,  несмотря  на хлебосольство  и  веселый  нрав,
тщательно  оберегал  покой  свой и  Лики.  Комнаты  супругов
находились на втором этаже, в левом крыле, там же помещались
кабинет и библиотека. На лестничную площадку вела дверь,  и,
если  она  была  закрыта,  все знали  -  ломиться  не  надо.
Вячеслав  Сергеевич  отдыхает  или,  наоборот,  работает.  У
академика  был  странный распорядок дня,  дикий,  по  мнению
всех.  Ложился  спать он в четыре утра,  вставал  в  восемь,
потом  днем  еще  прихватывал часок-другой,  около  полуночи
садился за письменный стол...
     - Значит, никто из посторонних взять ключи не мог?
      - Нет, только свой, тот, кто точно знал, что папы дома
нет и он не хватится связки.
     - А кто из родственников бывал в доме? Ребека постучала
пальцами по столу:
      -  Да  все, кроме самой первой жены, Оли, она  давным-
давно  живет  в Америке, и Жени, та поселилась  во  Франции.
Остальные  живут  постоянно: Нора, Андрей, Николай,  Сергей,
Тамара,  Светочка и даже Аня. Правда, ее не  слишком  любят,
она вечно скандалы устраивает! У всех тут есть комнаты. Нора
живет  на  втором  этаже, в левом крыле, Андрей,  Николай  и
Сергей  тоже, а Тамара, Света и Аня обустроились в мансарде,
там три вполне приличные комнаты.
     - И что, так вместе и жили?
      -  Иногда уезжали на городские квартиры, но в основном
да. Папа всем помогал, кому деньгами, кому советом.
     - Где работают ваши братья?
     - Николай, он старший, защитил докторскую диссертацию и
является  папиным заместителем, Андрей пока  кандидат  наук,
тоже работал у папы, Сережа - журналист, он в газете служит.
     - А мать?
      - Нора? Но она никогда не работала, в этом нет никакой
необходимости, она обеспечена.
     - Тамара со Светой?
      -  Светка  учится у папы в академии, собирается  стать
психологом, она на третьем курсе. Тамара вот уже десять  лет
пишет книгу об истории Москвы.
     - А вы, Ребекка? Вы чем занимаетесь?
     - Я - актриса, - спокойно пояснила девушка, - работаю в
театре  "Золотая  рампа", снимаюсь в кино.  Случайно  сериал
"Выстрел  в  спину"  не  видели?  Я  играла  в  нем  главную
преступницу.
      - Надо же, - ахнула я, - Надя Кротова, ловкая воровка,
но вы там на цыганку похожи.
     - Грим, - пожала плечами Ребекка, - обычное дело.
     - Где вы живете?
     - Здесь, в доме, - ответила девушка.
      -  Значит, получается, что никому из домашних не  было
никакой выгоды устранять Славина?
     - Выходит, так, - вздохнула Ребекка, - совсем никому!
      Однако  кто-то  нанял сумасшедшего  киллера,  убившего
бедного академика столь невероятным образом, кто-то дал  ему
дубликат  ключей  и кто-то передал в конверте  фотографии  и
деньги.  Правда,  послание так и не попало  в  руки  убийцы,
снимки  и  доллары  спрятаны сейчас у  меня  в  спальне.  Но
заказчик оказался упорным и не трусливым, он не испугался, а
предпринял еще одну попытку. Так кто же из милого  семейства
захотел избавиться от Славина? Кто? Бывшие жены или дети?  И
почему?

                           Глава 6

      Около  четырех  часов  дня я  ехала  в  электричке  по
направлению   к   Москве.   Отправляться   из   Алябьева   в
загазованную столицу не очень хотелось, но в шесть меня ждет
инструктор  в  машине,  а уж заодно я пробегусь  по  лоткам,
авось милые дамы успели накропать еще по детективчику,  всем
нравятся   бойкие   женщины,  ваяющие  всякие   криминальные
истории, жаль только, что пишут они очень медленно.
      "Станцию Солнечная поезд проследует без остановки",  -
объявил машинист.
      Мимо  окна  проплыла  платформа,  мелькнули  роскошные
особняки,  настоящие замки. Солнцевская  братва  старательно
возводила  "домики" для жен, детей и родителей. Я хихикнула:
мало кто помнит, только тот, кто много лет ездит с Киевского
вокзала  в  сторону  Калуги, что  столь  поэтическим  словом
"Солнцево" район стал называться то ли в конце шестидесятых,
то  ли  в  начале  семидесятых годов, а до  этого  он  носил
малопривлекательное название "Суково".  Так  и  объявляли  в
электричках:   "Станция   Суково,  следующая   -   платформа
Переделкино".
      Меня  в детстве это страшно веселило. Электричка бодро
пронеслась  мимо  Солнечной к столице.  Внезапно  электровоз
издал  резкий гудок, непрекращающийся, воющий,  потом  поезд
мгновенно  остановился. От резкого толчка  с  полки  слетела
сумка, набитая свежими огурчиками, и пребольно стукнула меня
по голове.
      -  Итить твою налево, - пробормотала женщина, сидевшая
напротив, - простите, бога ради.
      -  Ничего, - пробормотала я, глядя, как она  подбирает
упавшие  зеленые  огурцы, похожие на гигантских  гусениц,  -
бывает.
      -  Тормозит,  словно  не людей везет,  а  картошку,  -
вздохнул  дедок в панамке, - вона, там баба аж  со  скамейки
сковырнулась.
      Женщина,  ругаясь, продолжала собирать огурцы,  другие
люди  тоже  поднимали  упавшие сумки и успокаивали  плачущих
детей. Внезапно ожило радио:
     "Граждане пассажиры, в связи с техническими неполадками
/.%'$   временно   дальше  не  пойдет.   Просьба   сохранять
спокойствие и оставаться на местах".
     - Ну е-мое, - обозлилась тетка с огурцами, - ну вечно у
них  хренотень выходит, то электрички поменяют, то кассу  на
платформе закроют, а теперь сиди тут на жаре, парься!
      Остальные тоже шумно выражали недовольство, кое-кто из
младенцев  продолжал  плакать, а у мужика,  сидевшего  через
сиденье  от  меня, душераздирающе орала спрятанная  в  сумку
кошка.
      Я  прислонилась  лбом  к стеклу  и  тупо  разглядывала
суетящиеся  за  окном фигуры. Всегда сажусь в первый  вагон,
тогда, приехав в Москву, не надо пилить через весь вокзал  к
метро.
      Несколько  железнодорожников в синих  рубашках  нервно
сновали  туда-сюда, потом послышался вой сирены.  Я  подняла
глаза  чуть  вверх  и  увидела, что на  косогоре,  там,  где
проходит  шоссе, остановилась "Скорая помощь". Спуститься  к
железнодорожному полотну она не могла, поэтому медики просто
вытащили  носилки и пошли к электричке пешком.  Минут  через
пять они вновь возникли перед моими глазами. На этот раз  на
носилках  лежало  нечто, прикрытое серым пледом.  С  видимым
трудом врачи полезли вверх.
       -   Во,   видели   идиота!  -  в  сердцах   вскричала
"огуречница". - Нажрался и под поезд угодил! А людям  теперь
сидеть на солнцепеке.
     - Обычное дело, - подхватила до сих пор молчавшая тетка
в  ярко-красном  костюме, - нашим мужикам  только  бы  зенки
залить, а там им море по колено. Эх, жаль, мой около железки
не ходит, вот повезло же кому-то, избавилась от алкаша.
     - Ох, и злые вы, бабы, - вздохнул дедок, - потому мужья
у вас и пьют! И не мужик вовсе под поезд угодил, а женщина.
      -  Это  ты  с чего решил? - поинтересовалась  тетка  с
огурцами.
      -  А  вот, глянь, вещички несут. Я опять посмотрела  в
окно и увидела, что один из мужиков в синей рубашке держит в
руках  элегантную ярко-зеленую летнюю сумочку  и  такого  же
цвета босоножки.
      - Бросилась, - уточнил парень на соседней скамейке,  -
от несчастной любви.
      - Ну и дура, - вспылила баба, наконец-то собравшая все
огурцы, - дура распоследняя. Хочешь с собой покончить, сигай
себе  из  окошка  дома  или  повесься  в  ванной,  ну  чего,
спрашивается, другим-то мешать? Меня вон внук  на  платформе
ждет, извелся небось весь из-за дуры!
      - У тебя, поди, камни в желчном пузыре и язва желудка,
- парировал дед.
     - Это почему?
     - Злая очень.
      -  Ах  ты, старый пень! - взвизгнула бабища. Я закрыла
глаза  и  постаралась  отключиться,  чтобы  не  слушать   их
перебранку. Внезапно поезд дернулся и покатил вперед.
      Поход по лоткам пришлось отложить на вечер. Инструктор
уже  ждал меня. Довольно ловко тронувшись с места,  я  бойко
порулила по площадке.
      -  Ну,  видала,  - довольно сказал учитель,  -  теперь
выезжай на улицу.
      -  Как! Там же полно автомобилей! Парень посмотрел  на
меня, потом хмыкнул:
      -  Ясное  дело,  поток идет, а ты что, думаешь  ездить
только, когда никого не будет? Тогда кататься тебе по двору,
сейчас движение даже ночью не прекращается!
     - Страшно!
     - Давай, давай, - велел учитель.
      Вцепившись  в  руль, я выехала на магистраль  и  мигом
покрылась липким потом. Повсюду тут и там неслись "Жигули" и
иномарки. Машины проскакивали буквально в сантиметре от той,
где сидела я. Ноги начали предательски подрагивать.
      - Не бойсь, у меня тоже педали, - хихикнул инструктор,
- вперед и с песней.
      Навалившись  на руль, я выползла из-за троллейбуса,  и
тут загорелся красный свет.
     - Делать-то чего?
     - Ясное дело, останавливаться.
       Я   лихорадочно  вглядывалась  в  светофор,  вспыхнул
зеленый, ноги машинально выполнили действия: сцепление, газ,
рука ухватилась за рычаг скоростей, "жигуленок" подпрыгнул и
встал.
      - Давай еще раз, не тушуйся, спокойненько. Я задвигала
ногами, опять облом. Сзади загудели. Инструктор высунулся  и
заорал:
      -  Ну  чего визжишь? Не видишь знак - ученик за рулем,
объезжай!
      Река  машин  начала обтекать несчастный,  не  желавший
двигаться  с  места "жигуль". Я почувствовала,  как  в  душе
поднимает  голову комплекс неполноценности. На  водительских
местах  бойко  проносившихся машин сидели мужчины,  женщины,
старики,  старухи, подростки, чуть старше по виду  Кирюши  и
Лизы...  Они  все  научились прекрасно ездить,  и  только  я
потной, липкой рукой никак не могла воткнуть на нужное место
ручку  переключателя скоростей. Из глаз хлынули слезы. Вдруг
непослушный конь плавно поехал вперед.
      -  Нечего  сопли распускать, - приказал инструктор,  -
спускайся на набережную да не забудь включить сигнал...
     Спустя два часа я попыталась вылезти из-за руля. Не тут-
то  было.  Ноги  не хотели слушаться, спину ломило,  а  руки
словно судорога свела.
     Увидев мои мученья, инструктор вздохнул:
     - Нечего так переживать, никто с первого раза Шумахером
не стал, все, когда на дорогу впервые выезжали, балдели.
     - И вы?
      -  А  то,  -  засмеялся парень, -  чуть  не  умер,  не
расстраивайся. Еще лучше всех поедешь.
      Слегка  ободренная его словами, я выпала  на  тротуар,
доковыляла  до  метро  и стала разглядывать  лотки,  хозяева
которых уже складывали товар.
      До  Алябьева я добралась около десяти и побежала через
лес,  тихо радуясь, что июнь - месяц самых длинных,  светлых
ночей.
     - Лампа! - завопил Кирюшка. - Тебе тетка обзвонилась!
      -  Какая? - отдуваясь, спросила я, ставя на стол почти
неподъемную сумку.
      -  Имя  такое  смешное, - влезла Лиза, - Ребекка.  Раз
десять  спрашивала:  "А  где ваша  мама?  Ну  когда  же  она
придет?"
      -  Разбирайте пакеты, - велела я, - только  аккуратно,
там фрукты.
     Пока дети рылись в торбе, я набрала номер Славиных.
      - Немедленно идите сюда, - тихо сказала Ребекка, - все
собрались.
     - Что случилось?
     Но девушка уже отсоединилась.
      -  Лампуша,  чего делать с клубникой?  -  донеслось  с
террасы.
       -   Съесть,  -  ответила  я,  быстро  меняя  насквозь
пропотевшую футболку на свежую.
     - Она помялась.
     - Отдайте мопсам.
     - Да тут много.
     - Сами придумайте!
     - Нет уж, иди сюда.
      Я  помедлила  секунду и вылезла в окно. Если  я  пойду
через  террасу,  дети  мигом привяжутся:  куда,  зачем,  мой
клубнику.   Вообще-то,   я   их  понимаю,   никому   неохота
отковыривать от сочных ягод зеленую плодоножку.
      У  гаража я взяла Лизин велосипед и бодро покатила  по
узенькой тропинке: на колесах быстрей, чем на ногах.
      Славинский  особняк  походил  на  гигантский  корабль,
роскошный теплоход, сияющий огнями. Я прошла сквозь  холл  и
оказалась  в  большой  комнате с накрытым  столом.  Ребекка,
стоявшая у буфета, радостно воскликнула:
     - Ну, дорогая, как хорошо, что ты все-таки зашла!
      Очевидно,  она  была  отличной  актрисой,  потому  что
дальнейший ее монолог звучал искренне и не фальшиво.
      -  Представь, Нора... - повернулась девушка к женщине,
сидящей в кресле.
      Я  сразу узнала тетку, устроившую скандал на похоронах
из-за  венка.  Только  на этот раз вместо  строгого  черного
костюма  на  ней было ярко-желтое летнее платье  с  глубоким
вырезом,  открывающим аппетитную, высокую  грудь  с  круглой
коричневой родинкой. Несмотря на четырех более чем  взрослых
детей,  Нора  сохранила  идеальные  формы,  тонкую  талию  и
девическую шею. Лицо ее, подозрительно гладкое для  женщины,
отметившей  пятидесятилетие, покрывал ровный слой косметики,
выразительные  карие  глаза,  широко  распахнутые,  излучали
дружелюбие.   Волосы   золотисто-каштанового    тона    были
пострижены самым модным образом - сзади спускались на шею, а
по бокам и на макушке топорщились неровными прядками.
      - Представь, Нора, - продолжала Ребекка, - иду на днях
в наш магазин и вижу Лампу. Нора подняла брови.
       -   Тут   теперь  торгуют  электроприборами?  Ребекка
засмеялась:
      - О нет, знакомься, Евлампия, дочь академика Романова,
,c'k* -b, арфистка, мы ее Лампой зовем.
      -  Здравствуйте, - прочирикала Нора  и  протянула  мне
тонкую руку с узкой ладонью, - очень приятно. Ваше лицо  мне
знакомо, наверное, видела вас по телевизору.
      - Ну подумай, как интересно, - неслась дальше Ребекка,
- мы не встречались со студенческих лет, я и не знала, что у
Лампы тут дача. Словом, захожу за сигаретами, ба, Романова!
     - И где ваш дом расположен? - поинтересовалась Нора.
     - В старом поселке, на Фруктовой улице.
     - Там огромные участки, - вздохнула Нора.
     - Гигантские, - подтвердила я.
     - Земля теперь капитал, - донеслось из угла.
       -  Знакомься,  -  продолжала  Ребекка,  -  Аня,  наша
приятельница.
      -  Скорее родственница, - хмыкнула женщина,  -  причем
близкая.
.  Я  внимательно  посмотрела на бывшую  любовницу  Славина.
Худенькая,  высокая, светловолосая, но  с  темными  глазами,
скорей всего, шевелюра просто крашеная. Академика, очевидно,
тянуло  на  стройных  дам,  он не был  любителем  гигантских
задниц и объемистых бедер.
     В ту же секунду со двора донесся гудок.
     - Это Николя, - обрадовалась Нора.
     - Брат приехал, - пояснила Ребекка, - помнишь его?
     Я старательно подыграла:
      -  Видела  пару  раз, ужасно давно, у тебя  вроде  три
брата?
     - Точно, - улыбнулась Ребекка.
     В комнату вошел полный мужчина. Я видела Славина только
на  фото,  но  сразу поняла, что старший сын похож  на  отца
чрезвычайно:  то  же  круглое лицо, рот  с  опущенными  вниз
уголками, идеальной формы нос и довольно обширная лысина.  К
шестидесяти годам Николай, или, как зовет его Нора,  Николя,
потеряет остатки волос.
     - Где ужин? Всем привет, - сказал вошедший.
      -  В  такую  погоду неохота думать о жратве,  -  резко
парировала Аня.
     - Ну это вам, хрупким дамам, - ухмыльнулся Николай, - а
мне подавай мясо, желательно побольше, с жареной картошкой.
     - Фу, - отозвалась Аня, - меня тошнит при одной мысли о
говядине!
      -  Так  тебя  никто и не заставляет есть, -  веселился
Николай.
     - Знакомься, Коленька, - прощебетала Ребекка, - одна из
моих лучших подруг, Лампа.
      - Очень приятно, Николай, - сказал мужчина и пожал мою
руку.
      Минут десять все говорили о жаре, потом перебрались на
здоровье...
      - Где Лика? - спросила неожиданно Нора. - Право, могла
и спуститься, просто неприлично.
      -  Ей было с утра плохо, - тихо сказала Ребекка, - она
после  завтрака опять легла. Впрочем, я уходила на несколько
часов   и   не  видела,  когда  она  вернулась.  Она   очень
/%`%&(" %b!
     - Наша чувствительная, - фыркнула Аня, - посмотрим, как
скоро Лика вновь выскочит замуж, попомните мое слово, и года
не  пройдет.  Не похожа она на безутешную вдову,  совсем  не
похожа!
     - Как тебе не стыдно, Нюша, - раздался тихий, но четкий
голос  из  самого  дальнего угла, где угадывались  очертания
кресла.
     В гостиной горели только два торшера и бра над диваном,
лицо и фигура женщины, укорявшей Аню, тонули в темноте.
      -  Ой,  Тамара, не строй из себя святую, - отмахнулась
Аня, - сразу было понятно, что наша Ликочка из зубастеньких.
Глаза в пол; губки бантиком, а Славой вертела так, как нам и
не снилось. Я-то ее давно раскусила.
     - Прекрати, - продолжала Тамара, - противно слушать.
      -  Ничего,  ничего,  небось  в  последний  раз  вместе
собрались, - сказала Аня.
     - Почему в последний? - удивилась Нора.
      -  Потому  что веселая вдова через полгода  вступит  в
права наследства и продаст этот дом, - припечатала Аня, -  и
вообще,   она   нас   всех  терпеть  не  может,   изображала
гостеприимство  только  ради Славы. Вот,  смотрите,  сегодня
даже  не спустилась в гостиную, наверное, решила, что хватит
ломать комедию.
      - Лике плохо, - ледяным голосом заявила Ребекка, - она
плакала   всю   ночь,  утром  давление  за  сто   шестьдесят
подскочило.
      - Ну и что? -