ь.
   Я прикинула в уме путь туда-назад и ответила:
   - Наверное, около полуночи, но не волнуйтесь, если позже.
   - Ладно, - пробормотал Сережка и потянулся за курткой.
   - А ты куда? - насторожилась я.
   - Знаешь,  Лампадель,  не  могу  же  я  дать  погибнуть  человеку,  столь
изумительно готовящему свинину. Так и быть, поработаю у тебя шофером.
   - Не надо, - испугалась я, - иду на свидание с мужчиной!
   - Хоть с китайским императором, - хмыкнул Сережка, застегивая  куртку,  -
не боись, свечку держать не стану, внизу посижу, в "Форде", милуйся со своим
мужиком сколько душе угодно.
   - Это деловая встреча.
   - Лампадель, ты катастрофически нелогична, - бубнил  Сережка.  -  Сначала
уверяешь, будто свиданка, потом, что дела... От такого несоответствия в моей
голове роятся гадкие подозрения, а желание  не  отпускать  тебя  далеко  без
поводка только крепнет.
   Он вытолкнул  меня  за  дверь.  Во  дворе  "шофер"  принялся  обхлопывать
карманы, потом горестно вздохнул и заорал:
   - Юлька, сбрось ключики! Из форточки вылетела связка и  брякнулась  около
капота.
   - А что, Катя часто попадает в неприятности? - спросила я, когда Сережка,
притормозив у светофора, принялся раскуривать сигарету.
   - Ага, - ответил любящий сын, - прямо из дома  выпустить  нельзя.  Просто
чучело, а не мать. У других, поглядишь, родительницы как  люди  -  сто  кило
весом, сидят дома, щи варят. А наша, - он махнул рукой, - мрак.
   - Она ведь хирургом работает? Аппендицит, грыжа, да?
   - Нет, щитовидную железу оперирует, ювелирная работа, не  всякий  мужчина
такую выполнит, между прочим,  имеет  высшую  категорию,  к  ней  больные  в
очередь толпятся, только... - И он захохотал, выпуская клубы.
   Я вдохнула густой дым и отчего-то не закашлялась, как  всегда.  Наоборот,
запах табака напомнил о папе, сидящем в кресле с  толстой  книжкой.  Вот  он
откладывает большой том и, попыхивая  сигареткой,  ласково  осведомляется  у
меня: "Почему грустный, Рыжик, опять двоек нахватал?"
   Отогнав непрошеные воспоминания, я поинтересовалась:
   - Только что?
   - Прихожу как-то к ней в отделение, она заведующая, да неудачно, как  раз
время обхода. Все несутся по коридору, а мать  впереди  в  голубой  пижамке,
маленькая, с виду ей тридцати не дашь. Ну, влетает эскадрон с шашками наголо
в палату, а там новый больной, только поступил  и  с  ведущим  хирургом  еще
незнаком...  Свита  докладывает:  мол,  Иванов  Иван  Иванович,  готовим   к
операции, анализы, УЗИ...
   Мамулек головой кивает и уже мысленно скальпель  точит...  Вдруг  больной
начинает возмущаться.  Мол,  что  за  дела,  ложился  к  светиле,  кандидату
медицинских наук Романовой, а вы меня какой-то девчонке под нож суете...  Да
ей сколько лет? Да она  институт  закончила?  Врачи  пересмеиваются,  сестры
глазки потупили, а Семен Петрович, другой хирург, важный такой,  толстый,  в
очках, просто картинный профессор, вальяжно сообщает:
   "А это, батенька, и  есть  Романова!"  За  сим  следует  немая  сцена.  И
главное, что подобная ситуация повторялась не раз. Ее кое-кто из больных  за
"судном"  посылал.  И  ничего,  сбегает,   принесет,   а   когда   шоколадку
протягивают, возьмет и мило так прочирикает: "Спасибо". Никакой  солидности,
все бегом, вприпрыжку, а уж в быту...
   - Она плохо готовит?
   - Не знаю, - ухмыльнулся Сережка, - ее никогда нет.
   - Целыми днями на работе?
   - Говорю же, ненормальная, - хмыкнул парень, - ей всех жаль. Сколько  она
народу домой тащит! То старуху родственники забирать не хотят -  пожалуйста,
у нас живет, то бомжиху приволокла, та в подъезде спала,  то.  родственнички
наедут. Это сейчас ноябрь, холодно, вот все по своим городам и сидят, а лишь
весной запахнет, великое переселение народов начинается:  бабушки,  тетушки,
дядюшки, племяннички и племянницы, седьмая вода  на  киселе...  Четыре  раза
замуж выходила и ухитрилась ни с кем  не  поругаться.  Наши  папеньки  с  их
новыми женами, их детки - дорогие гости...  Знаешь,  откуда  у  нас  столько
животных?
   - Откуда?
   - Вторая жена третьего мужа маменьки держит собачий питомник, на  продажу
мопсов выращивает. Мулю и Аду выбраковали как некондиционный товар, на таком
деньги не сделаешь. У первой прикус не  удался,  у  второй  задница  не  так
подвешена. Словом, их хотели усыпить. А тут маменька в гостях случилась,  да
еще с Кирюхой. Вот и забрали, месяц выкармливали. Кошки - с помойки!
   - И белый Клаус! - ахнула я. - Роскошный перс!
   - Это он сейчас роскошный,  -  хихикнул  Сережка,  -  после  пяти  курсов
витаминов и усиленного питания. А когда его Юлька в  мусорном  бачке  нашла,
больше на  облезлую  мышь  походил.  Семирамида  вообще,  думали,  подохнет.
Прикинь, она картофельную  кожуру  жрала!  Зато  сейчас  морду  от  говядины
воротит, подавай телятинку!
   - А Рейчел?
   Сергей приумолк и принялся  с  преувеличенным  вниманием  вглядываться  в
даль.
   - Стаффордшириха как у вас оказалась?
   - Сосед у нас из  третьей  квартиры,  -  неохотно  забормотал  парень,  -
женился, а Рейчел как раз полгода исполнилось. Ну его молодая жена  и  давай
скандалы закатывать: щенок писается, убирать надо, кормить, гулять.  Словом,
или я, или собака! Иду вечером, а Рыжуха около подъезда сидит и воет. Холод,
она, бедняга, околела. Я решил, что потерялась, привел ее к ним домой, а там
эта баба с порога  заявляет:  "Мы  собаку  выгнали,  нечего  назад  тащить!"
Пришлось к себе забирать.
   Я усмехнулась: все вы хороши, кто собак подобрал, кто  кошек,  интересно,
жабу Гертруду где раздобыли?
   - Сколько лет Кате?
   - Тридцать восемь. Я оторопела:
   - А тебе?
   - Двадцать четыре.
   - Она тебя родила в четырнадцать лет?!
   - Нет, - вздохнул Сережка, - просто  мать  (Катя)  первый  раз  выскочила
замуж в восемнадцать, за моего отчима. Вообще история такова.  У  меня  есть
сестра. Она вышла замуж за Филиппа очень рано, ей только-только восемнадцать
стукнуло. Родители наши умерли, вот так и  вышло,  что  я  с  ней  жил  и  с
бабушкой. Мне два года - ей семнадцать.  Ну  а  как  бабуля  умерла,  Светка
быстренько замуж вылетела, да они с Филей всего шесть месяцев прожили, потом
Света слиняла, а я остался с Филиппом. Он мужик неплохой, только с маленьким
ребенком трудно. Тут ему Катерина и подвернулась, тоже  молоденькая  и  тоже
больше полугода с ним не выдержала. Только при разводе она меня  забрала,  в
качестве,  так  сказать,  компенсации  за  неудачный  брак.  Так  несчастный
мальчик-сирота обрел кров и стол.
   И он оглушительно захохотал.
   - А Кирюшка?
   - Он ей на самом деле племянник, - хмыкнул Сергей, -  или  не  знаю,  как
правильно родство назвать. У нее сестра есть, вот она Кирку и родила.
   - И куда делась?
   - В Израиловку  уехала,  за  лучшей  жизнью.  Кирюшке  тогда  два  месяца
стукнуло, обещала скоро забрать, за двенадцать лет две открытки прислала, на
Новый год, без обратного адреса. Так что он подкидыш.
   - Катя еврейка?
   - Ты баркашовка? - спросил Сергей.
   - Просто любопытно.
   - Нет.
   - А как же сестру в Израиль впустили?
   - Катина мать вышла в третий раз замуж за вдовца с  ребенком,  -  пояснил
парень, - вот так  сестричка  и  получилась.  Лев  Яковлевич  умер,  а  Анна
Ивановна потом двоих воспитывала, только генетика - страшная  вещь.  Инна  в
свою покойную мать удалась, та тоже ребенка бросила.
   "Да, - подумала я, - генетика и впрямь интересная штука. Похоже, традиции
Катиной семьи имеют глубокие корни".
   - Анна Ивановна, царство ей небесное, - как ни в чем не бывало  продолжал
Сережка, - тоже без головы  была,  ну  прямо  как  мать.  К  ней  в  дом  по
восемь-десять человек поужинать прибегали, подруги годами  жили,  несчастные
всякие, собаки, кошки, мрак!
   Он покачал головой.
   - Ты, если не секрет, откуда мать знаешь?
   - Она меня на шоссе подобрала, в луже.
   - Ясно, - не удивился Сережка и сообщил:
   - Гляди, приехали.
   Я выглянула в окно. "Форд" замер  возле  большого  блочного  дома,  внизу
сверкал огнями супермаркет "Перекресток".

Глава 13

   Пока жалобно поскрипывающий лифт возносил меня  на  семнадцатый  этаж,  в
голове  толкались  мысли.  Раньше  всегда  казалось,  что  дети  -  сплошные
неприятности, цветы жизни на могиле родителей... А теперь  казалось,  совсем
неплохо иметь сына, такого, как Сережка или Кирюшка, впрочем,  девочка  тоже
бы подошла...
   Лифт лязгнул створками, и я уткнулась носом в запертую  дверь.  Выглядела
она, как  неприступный  бастион:  сплошь  железная,  без  ручек  и  замочных
скважин. Интересно, как ее отпирают?
   Звонка я не услышала, и прошло,  наверное,  минуты  две,  пока  откуда-то
из-под потолка донеслось:
   - Кто?
   - Романова, привезла часы.
   Дверь тяжело подалась, и на пороге  возник  седой  худенький  старичок  в
бархатной куртке и теплых войлочных тапочках.
   - Проходите, ангел любезный.
   Впереди поджидало еще две  двери  -  одна  железная,  другая  деревянная.
Старичок гремел бесчисленными задвижками, запорами и лязгал щеколдами. Потом
весьма энергично пошел, даже побежал по длинному коридору. Удивившись  такой
прыти в преклонном возрасте, я поспешила за ним.
   - Идите, идите, милейшая, - частил старичок, влетая в комнату.
   Я внеслась следом и ахнула. Две стены почти  двадцатиметрового  помещения
забиты полками с книгами. Третья - полностью завешана картинами, четвертая -
занята  огромным  окном,  а  оставшийся   простенок   сверкает   фарфоровыми
фигурками. Впрочем,  в  гостиной  -  было  негде  повернуться.  Два  дивана,
затянутых парчой, пара вельветовых кресел, небольшая  деревянная  стремянка,
торшер в виде  мальчика  с  фонарем,  штук  восемь  пуфиков,  круглый  стол,
накрытый кружевной скатертью, стулья... Места, чтобы  двигаться,  просто  не
оставалось...
   Петр Мокеевич ловко протиснулся к креслу и велел:
   - Садитесь!
   Я вытащила часы и, положив на стол, сказала:
   - У вас прямо музей, впору всю квартиру на хранение сдавать,  а  не  один
брегет.
   Фирсов мелко рассмеялся и довольно потер руки:
   - Апартаменты, между прочим, подключен на милицейский пульт.
   - Зачем же тогда часы Косте сдавали? - изумилась  я.  -  Хотя,  наверное,
"луковица" - самое дорогое, все-таки золото с бриллиантами.
   Петр Мокеевич залился хохотом:
   - Вот, душечка, вы и  попались.  Часики-то  просто  из  металла,  правда,
позолоченные, а камушки - горный хрусталь. Но в одном вы правы  этот  брегет
самое дорогое, что у меня есть . Даже если сюда залезут воры и  унесут  все,
погорюю, конечно, да забуду, а вот часы...
   - Почему?
   - Подарены моему деду и служили настоящим талисманом для мужчины. От него
попали к папеньке, а уж потом ко мне, подлинный раритет  для  семьи,  а  для
постороннего человека не слишком дорогая игрушка. Лучше скажите, как  они  к
вам попали. Я, честно говоря, когда о гибели Костика прочитал...
   - Прочитали?
   - Ну да, газета "Московский комсомолец" сообщила.
   И он сунул мне в руку смятый листок. Я  расправила  страницу  и  побежала
глазами по строчкам: "Вчера в своей квартире был найден мертвым актер театра
"Рампа" Константин Катуков".
   - ...Просто жутко  разволновался,  -  частил  тем  временем  старичок,  -
подумал: все, теперь не выручу брегет, а  тут  вы,  словно  ангел  с  благой
вестью. Как они к вам попали?
   И он снова потер ладошки.
   - Мы работали в паре, после кончины Кости дело перешло ко мне.
   - Чудненько, - вновь обрадовался хозяин, подпрыгивая в кресле, -  значит,
теперь АЭУ ваше, чего же принесли? Мне  улетать  завтра  в  Америку,  вот  и
караульте мое достояние.
   - АЭУ? - удивилась я. - Что это? Петр Мокеевич засмеялся. Надо же,  какой
смешливый старичок.
   - Агентство экстремальных услуг, Костик так свою "фирму" называл, неужели
не слышали?
   - Слышала, - буркнула я, - только сразу не сообразила, а часы пока  взять
не могу, моя квартира не оборудована так, как Костина.
   - Понимаю, - неожиданно серьезно кивнул Фирсов. - Насколько  я  знаю,  он
очень  тщательно  следил  за   безопасностью,   я   ведь,   честно   говоря,
поинтересовался, надежен ли  тайничок,  и  он  заверил,  что  все  в  полном
порядке. Да, дело у него было поставлено  здорово,  имя  имел  доброе,  вам,
деточка, будет без него трудно. Деликатнейшие вещи делал.
   - Какие? Фирсов вздохнул:
   - Вот не знаю, но его матушка, простая душа, иногда жаловалась  мне,  что
Костя иногда ей из дома выходить не разрешал. Мол, сиди, мама, жди звонка от
имярек да скажи то-то и то-то. Безупречной честности и редкой обязательности
дама.
   - У него есть мать?
   - Что вас так удивило? У каждого имеются маменька и папенька...
   - Его родители живы?
   - Отца не имел чести знать, он вроде давно скончался, чуть ли  не  в  год
рождения мальчика.
   - А мать?
   - Была жива, но сейчас не знаю. Видите ли, мы с Анной  Федоровной  вместе
работали, потом она вышла на пенсию, и отношения  прервались.  Хотя  полгода
тому назад, я как раз в Америку улетал,  Костик  попросил:  "Петр  Мокеевич,
оставьте мне ключи от своей машины, мама приболела, а мой  кабриолет  умер".
Мы с ним и  договорились  полюбовно.  Он  "Жигулями"  пользуется,  техосмотр
пройдет и ни копейки с меня за хранение "будильника"  не  возьмет.  Ну  а  в
прошлом месяце я привез Косте часики и спросил: "Как  самочувствие  милейшей
Анечки?" А он ответил: "Спасибо, скрипит помаленьку".
   Ночью я вертелась на  диване,  распихивая  Мулю,  Аду  и  Рейчел.  Собаки
недовольно ворчали, им не  нравилось,  что  я  пытаюсь  вытянуться.  Оставив
бесплодные  попытки,  я  легла  на  бок  и  подтянула  ноги  к   подбородку.
Моментально Муля шлепнулась на уютное местечко между моим лицом и  коленями,
Ада привалилась сзади, пониже спины, а Рейчел,  шумно  вздыхая,  пролезла  к
стенке и зашвырнула на меня тяжеленные лапы. Но отчего-то псы не раздражали,
просто занимали слишком много места. Наверное, летом мне не понравится спать
в собачьей стае, зимой же даже приятно, уютно, тепло... Батареи в квартире -
маленькие "гармошки", и в комнате стоит зверский холод. Сегодня с утра, пока
я прогуливала девочек, одна из соседок пожаловалась, что засовывает  вечером
в кровать пару грелок и все равно чувствует себя как в могиле. Я же ложусь в
теплую норку, нагретую боками мопсих и стаффордширихи...
   Но сон все не шел, в голову лезли всякие мысли. Я попробовала привести их
в  порядок.  Итак,  что  известно.  Некто  убил  Костю   Катукова.   Почему?
Предположим, из-за документов. Хотя, наверное, полно других поводов. Вообще,
чем больше я  узнавала  информации  об  актере,  тем  страннее  он  казался.
Оборудовал дома тайники, брал вещи на хранение и... давал ключи  любовницам!
Причем трем сразу! И при этом  надеялся,  что  бабы  не  столкнутся  друг  с
другом. Он или  полный  идиот,  или  мазохист,  получающий  удовольствие  от
экстремальных ситуаций. Хотя до сих пор ему все сходило с  рук,  и  бабы  не
пересекались,  и  ценности  спокойненько   лежали   в   отведенных   местах.
Неприятности  посыпались  только  сейчас,  если  возможно   назвать   смерть
неприятностью. И почему он отдал мне пустой портфель? Странный  шаг.  Отчего
даже не впустил в квартиру? Высунул руку с золотыми часами...
   Внезапно я так и подскочила на диване. Муля  и  Ада  обвалились  на  пол,
будто спелые груши. Но мне было недосуг слушать их обиженное сопение. Часы!
   У музыкантов, даже таких бесталанных и ленивых, как  я,  отлично  развита
зрительная память, и перед  глазами  моментально  встали  две  картины.  Вот
крепкая, ширококостная рука с запястьем объемом с мою  талию  просовывает  в
узкую дверь черный  портфельчик.  Возле  кисти  сверкают  вульгарно-дорогие,
отвратительные золотые часы.  Просто  кошмар,  а  не  прибор  для  измерения
времени. Циферблат - размером с блюдце, и на нем нарисована русалка с  голой
грудью. Если бы подобную вещь подарили Михаилу, он моментально вышвырнул  бы
ее в окно. Я видела  подобные  изделия  в  ГУМе  и,  честно  говоря,  всегда
искренне удивлялась: ну кто станет покупать подобное дорогостоящее уродство,
когда "Лонжин", элегантный и интеллигентный,  можно  приобрести  за  меньшую
сумму?
   Следом память услужливо подкинула иную картинку. Диван, на  котором  спит
вечным сном Константин. Я тяну его за плечи, тело покорно поддается,  левая,
страшно обрубленная, рука украшена плоскими часами фирмы "Лонжин" на дорогом
ремешке из змеиной кожи. Мой глаз невольно зацепился за эту  вещь,  так  как
буквально на днях я вертела похожие часики в магазине  -  предстояло  купить
подарки к Новому году, и я размышляла, подойдут ли они для супруга...
   Значит, глаз отметил странность, а мозги сообразили только сейчас!  Костя
не высовывал мне портфель  с  документами,  это  сделал  кто-то  другой,  не
желавший, чтобы я вошла в  квартиру,  и  хотевший  побыстрее  избавиться  от
ненужного свидетеля.  Господи,  я  сама  облегчила  этому  человеку  задачу.
Сказала: "3дравствуйте, Костя,  мы  незнакомы,  но  меня  прислала  Катя  за
документами". И чтобы отвязаться, мне сунули кейс, тем  более  что  я,  дура
стоеросовая, сама подсказала, прочирикала мило: "Бумаги лежат  в  черненьком
портфельчике!"
   Вот и получила требуемое. Кто же был этот таинственный мужик? Да  не  кто
иной, как убийца!
   Я почувствовала озноб и, нащупав тапочки, побрела на  кухню.  Терпеть  не
могу людей, которые шарят по ночам  в  холодильнике  в  поисках  еды.  После
полуночи желудок должен отдыхать, иначе неминуема язва! Но руки  сами  собой
отворили дверку и схватили батон "Докторской" колбаски. Два розовых кружочка
аппетитно устроились на черном хлебе. Прихватив еще стаканчик томатного сока
и парочку шоколадок, я прокралась на диванчик, подоткнула поплотней одеяло и
принялась с восторгом поедать вредный бутерброд, состоящий из смеси белков и
углеводов. А между прочим, все пособия по правильному  питанию  предписывают
поглощать данные вещества раздельно. Я  облизнулась  и  обнаружила,  что  не
испытываю ни малейшего укора  совести.  Сандвич  оказался  слишком  вкусным.
Следом в рот отправилась шоколадка. Собаки,  привлеченные  хрустом  бумажки,
сонно прищурились, а потом, сообразив, что я ем сладкое, затрясли хвостами.
   - Нет, девочки, - сказала я, - вам нельзя, шоколадки съест мама.
   Последнее слово вылетело машинально, и я улыбнулась: никогда до  сих  пор
мне не приходило в голову называть так себя. Впрочем, наверное, хорошо,  что
стала матерью  хотя  бы  собакам.  Шоколадка  продолжала  таять  во  рту,  я
ухмылялась. Представляю, что стряслось бы с Михаилом, если бы он увидел свою
жену, абсолютно счастливую, на продавленном диване, в центре собачьей  стаи,
в два часа ночи с куском  колбасы  в  руках!  Скорей  всего,  супруг  наутро
отправил бы меня в клинику неврозов!
   Потом мысли снова  вернулись  к  Косте,  и  я,  словно  включив  обратную
перемотку, стала вспоминать события. Некто похитил Катю и требует документы.
Черт, хоть бы знать, о чем написано в этих  листочках  синего  цвета,  а  то
получается, ищу сама не зная что. Кстати, Катерина назвала монстра по имени.
Саша? Сеня? Сева? Слава! Она еще сказала:
   - Видишь, Слава, она не тот человек.
   Ну насчет меня она, пожалуй, ошиблась, я как раз  самое  подходящее  лицо
для  данной  истории...  А  вот  гориллоподобного   толстяка,   у   которого
жевательная  часть  головы  превалирует  над  мыслительной,   звать   Слава.
Ростислав, Мстислав, Вячеслав... Ладно, не станем придираться, имя есть, уже
хорошо. Катя снесла бумаги Косте, это, наверное, и впрямь ценная  вещь,  раз
она побоялась держать их дома. Но Костю убили,  причем  похоже,  что  убийца
сделал это не из-за бумаг, ведь Слава их так и не получил! Женщина,  которая
явилась с обыском в квартиру Катукова, таинственная незнакомка, звонившая по
телефону, пока я ни жива ни мертва стояла на  подоконнике  за  занавеской...
Она сначала рылась в письменном столе, потом чем-т