Дай  бог,  чтобы  потеря  одного  человека  не
оказалась дурным предзнаменованием. В ближайшие полчаса могло  произойти
все, что угодно, и выход из строя хотя бы еще одного  бойца  или  утрата
невосполнимого снаряжения могли привести к критическим последствиям.
   Попутный ветер мягко нес  параплан,  почти  не  докучая  висящему  на
стропах человеку своим ледяным дыханием. Клири посмотрел вперед и  вниз,
с удовлетворением отметив, что ступенчатый строй  достаточно  плотен,  а
парашюты новой модели по  управляемости  и  устойчивости  превзошли  все
ожидания. Планом предусматривалось зависнуть над точкой  приземления  на
высоте пятьсот футов, свернуть крылья и дальше опускаться вертикально.
   Комбинат  приближался.  Уже  можно  было  разглядеть  сквозь  разрывы
облачности детали зданий. Высота  сократилась  до  восьми  тысяч  футов.
Операция вступила в самую опасную фазу: группа вошла в зону  визуального
наблюдения и оказалась  -  вплоть  до  посадки  -  в  наиболее  уязвимом
положении.
   На высоте семь тысяч футов Клири  почувствовал  что-то  неладное.  Он
терял  скорость.  Купол  вдруг  заполоскало   порывом   невесть   откуда
налетевшего встречного  ветра,  параплан  вздыбился  и  стал  вырываться
из-под контроля, как норовистый жеребец. Майор  интуитивно  потянулся  к
регулирующим клапанам на задней стороне управляющих  строп,  выполняющим
роль триммеров купола и увеличивающим угол  атаки  крыла  при  противном
ветре.
   - Волшебник, говорит Лев. У нас тут жуткий встречный ветер.
   - Понял  вас,  Лев.  На  моей  высоте  то  же  самое.  Всем  группам,
отрегулировать купола триммерами и держать направление. Кровь  из  носу,
но держать!
   Клири поглядел  вниз.  Торосы  и  трещины  на  заснеженных  просторах
по-прежнему уносились назад, но уже намного  медленнее.  На  высоте  две
тысячи футов снова задул попутный ветер, а встречный стих. На территории
комбината  майор  не  заметил  ни  людей,  ни  каких-либо  признаков  их
присутствия. И только клубы белого пара обозначали трубы и отдушины  для
выхода  теплого  воздуха  и  дыма  из  строений.  Обстановка   выглядела
обманчиво безобидной.
   И вот наконец в наушниках Клири зазвучали слова, которых он  с  таким
нетерпением ждал:
   - Волшебник, говорит Лев. Миновал периметр  охраны  и  приближаюсь  к
заданной зоне приземления. Можно сказать, уже дома.
   - Понял вас, Лев, - с облегчением ответил майор. - Продолжайте в  том
же духе.
   Он завороженно следил, как переднее звено цепочки "дельтовцев" начало
смещаться вправо. Парашютисты готовились к последнему этапу - развороту,
заходу в наветренную зону  и  приземлению.  Лесенка  куполов  перед  ним
повторила тот же маневр, слаженно свернув направо  в  той  же  невидимой
точке неба, где только что выполнял маневр Шарпсберг.
   - Волшебник! - вызвал Лев, не удосужившись назвать свои  позывные.  -
Пятьсот футов, захожу на посадку.
   Клири не ответил, да этого и не требовалось.  На  его  глазах  первый
купол приземлился в заданной зоне и  был  моментально  погашен,  за  ним
второй, третий...  Касаясь  ногами  твердой  поверхности,  люди  тут  же
сбрасывали все лишнее снаряжение,  рассыпались  по  периметру  и  спешно
занимали оборонительные позиции.
   Зависнув  на  высоте  пятьсот  футов,  майор  полюбовался  синхронным
приземлением команды "котиков" и ювелирной  работой  Гарнета  со  своими
морскими пехотинцами, совершившими посадку  чуть  в  стороне,  чтобы  не
мешать опередившим их группам  рассредоточиться.  Теперь  пришла  и  его
очередь: Клири достиг той самой воображаемой  точки  и  начал  заход  на
посадку. Потянув  левый  ведущий  строп,  он  развернулся  на  девяносто
градусов, опустившись примерно на триста футов, затем повторил маневр  и
оказался лицом к ветру. Встречный поток воздуха встретил его тело мягким
толчком, замедлив горизонтальное движение купола. Вернув оба  стропа,  в
нейтральное положение, майор устремил взгляд вниз, на замерзшее  ледяное
поле, не забывая одновременно сверяться с альтиметром на запястье.
   Последние  двести  футов.  Земля  стремительно   неслась   навстречу.
Пролетая отметку сто футов, Клири отпустил стропы и  перевел  парашют  в
свободное падение, но перед самой землей рискованный маневр, оправданный
в данном случае лишь знанием и опытом  заслуженного  ветерана,  -  снова
потянул  их  на  себя.  Крыло  послушно  развернулось,  и  он   коснулся
антарктического льда так мягко, будто сошел с тротуара на мостовую.
   Погасив купол и одним движением отстегнув крепления лямок, он сбросил
на  лед  рюкзак  и  парашют,  доставивший  его  на  место  в  целости  и
сохранности. Затем без паузы опустился на одно колено  и  занялся  своим
"Спартаком Q-99", заряжая все три его ствола извлеченными из  набрюшного
подсумка боеприпасами.
   Гарнет, Шарпсберг и Джейкобс оказались рядом с командиром не  позднее
чем через тридцать секунд. Они быстро посовещались, уточнили  позицию  и
провели последние приготовления к штурму.  Проинструктировав  напоследок
Шарпсберга, к  которому  переходило  командование  штурмовой  группой  в
случае гибели или тяжелого ранения  Клири,  майор  внимательно  осмотрел
подходы  к  комплексу   через   полевой   бинокль.   Никаких   признаков
приготовлений к отражению атаки не наблюдалось, и  майор  отдал  группам
приказ начать движение по заранее намеченным направлениям. Сам же  занял
стратегическую позицию в середине фронта наступления, чтобы  было  легче
координировать действия всей команды.
 
41 
 
   Не желая умирать, ветер цеплялся за жизнь, хотя сил  у  него  уже  не
оставалось. Потом он исчез, улетучился, будто его и не  было,  и  солнце
превратило взметенные им кристаллы  льда  в  сверкающую  алмазную  пыль.
Серые сумерки вновь сменились небесной синевой, а "корабль  снегов"  все
так  же  упрямо  полз  по  леднику.  Мощная  машина  оказалась  отличным
товарищем. Двигатели работали безупречно, колеса с легкостью  вгрызались
в снег и лед, и ни разу за все время вьюги "корабль снегов" не застрял и
не забуксовал. Бескрайняя  ледяная  пустыня,  окутанная  мертвенно-белым
безмолвием, нарушаемым лишь приглушенным выхлопом  двигателей,  казалась
преддверием небытия.
   Как следует отогревшись между радиаторными решетками. Питт ожил  и  -
снова обрел способность без  страха  смотреть  в  глаза  реальности.  Он
принял штурвал у Джиордино. а итальянец, найдя  в  жилом  отсеке  веник,
принялся счищать с  ветровых  стекол  намерзший  лед.  Освобожденные  из
снежного плена дворники очистили их полностью.  Горы  Рокфеллера  как-то
вдруг сразу приблизились и с каждой пройденной милей все выше вздымались
над горизонтом. Питт обратил внимание напарника на скопление чуть  слева
по ходу грязно-серых мазков на залитой солнцем палитре ледяной равнины.
   - Вот это и есть обогатительный комплекс "Дестини Энтерпрайзес".
   - А неплохо мы с тобой выступили,  -  заметил  Джиордино.  -  Хоть  и
завязли в метели, но отклонились от курса разве что на милю.
   - Еще минут двадцать - и мы на месте.
   - Хочешь вломиться на вечеринку без приглашения?
   - Невежливо и неразумно навязывать свое общество хозяевам - тем более
когда буфет с закусками и выпивкой стережет целая  армия  охранников,  -
нравоучительным тоном ответил Питт. - Видишь вон ту низенькую  грядочку,
торчащую изо льда у подножия гор?
   - Вижу.
   - Мы с тобой сейчас за ней спрячемся и последние пару миль  проползем
под ее прикрытием. Усек?
   - Можем проскочить, - согласился Джиордино,  -  если  только  нас  не
засекут по выхлопу.
   - Сплюнь, не то сглазишь, - посоветовал Питт, напряженно улыбнувшись.
   Оставив позади равнины ледника Росса, они  ехали  теперь  по  твердой
земле, хотя и скрытой под толстым слоем льда.  Путь  их  пролегал  вдоль
невысокой  гряды,  длинным  корявым  языком  протянувшейся  от  северной
оконечности горного хребта. Время от времени гряда понижалась  почти  до
уровня поверхности, и Питт старался  поскорее  проскочить  такие  места,
чтобы не заметили наблюдатели с охраняемого периметра. По правому  борту
"корабля снегов" высились отвесные серые скалы, изборожденные  провалами
и трещинами, в которых, подобно  замерзшим  водопадам,  застыли  ледяные
потоки, пылая на солнце синевой и зеленью. Структура  ледового  покрытия
на  избранном  ими  пути  заметно  отличалась  от  сравнительно   ровной
поверхности ледника Росса. Здесь лед лежал волнами  с  довольно  большой
амплитудой,  отчего  иногда  появлялось  ощущение,  будто  катишься   по
американским горкам.
   Питт переключился на  вторую  передачу,  чтобы  преодолеть  очередную
полосу препятствий, состоящую из невысоких холмов и  неглубоких  впадин,
сменяющих друг друга с такой частотой,  что  на  всем  протяжении  этого
сложного участка "корабль снегов" и двух  минут  не  пребывал  в  строго
горизонтальном положении. И все же мощная машина неутомимо  катила  даже
по этой разухабистой дороге, не спотыкаясь и  не  сбиваясь  с  темпа,  а
огромные колеса без усилий справлялись с нагрузкой. Питт в  десятый  раз
за последние десять минут бросил взгляд на  приборную  доску.  Показания
температурных датчиков подтвердили его догадку, что  малая  скорость  на
больших оборотах ведет к перегреву двигателей. Хорошо еще  на  этот  раз
можно спокойно открыть дверь, не опасаясь снежной бури
   Проезжая мимо устья узкого каньона, Питт внезапно остановил машину.
   - Эй, что стряслось? - в недоумении уставился на  него  Джиордино.  -
Что ты там увидал? Черта?
   Питт ткнул пальцем в ветровое стекло
   - Видишь борозды на снегу, ведущие в  каньон?  Такой  след  оставляют
только гусеницы "снежного кота".
   - Ну ты прямо Соколиный Глаз. Я бы ни черта не заметил, да  и  сейчас
не очень уверен.
   - Их должно было замести вьюгой, - произнес Питт, рассуждая вслух.  -
Их и замело, но замело частично, раз они все еще видны. Отсюда  следует,
что оставивший их "снежный кот" прошел здесь как раз в тот момент, когда
буря уже утихла, но еще не кончилась.
   - Тогда возникает резонный вопрос, - подхватил итальянец, - зачем это
ему понадобилось переться в тупиковый каньон?
   - Потайной вход в обогатительный комплекс?
   - Очень может быть.
   - Проверим?
   Джиордино расплылся в широкой, до ушей, ухмылке:
   - Я прямо сгораю от любопытства!
   Питт вывернул руль до отказа и направил "корабль  снегов"  в  каньон.
Стены зловеще дыбились над узкой прорезью в толще горы, и чем  дальше  в
ущелье углублялась машина, тем бледнее и тусклее казался солнечный диск.
К счастью, несмотря на все  свои  извивы  и  повороты,  каньон  оказался
вполне проходимым, а дно его достаточно  пологим,  чтобы  такой  опытный
водитель, как Питт, провел по нему вездеход-великан без единой Царапины.
Он  больше  беспокоился,  что  в  конце  пути  они  не   найдут   ничего
интересного, кроме каменной стены, и тогда придется выезжать из  теснины
задним ходом, потому как развернуться здесь нечего было и мечтать. Через
четверть мили Питт остановил машину перед сплошной стеной льда.
   Это был тупик.
   Питт и  Джиордино  вышли  и  уставились  на  вертикальный  ледосброс.
Всматриваясь в следы, обрывающиеся у самого основания, Питт заметил:
   - Интрига начинает закручиваться всерьез, "снежный кот"  мог  выехать
отсюда только задним ходом...
   - ...и  оставить  еще  одну  пару  следов  от  гусениц,  -  продолжил
рассуждения напарника итальянец. - Но их  почему-то  не  видно.  Слушай,
может, эту снежную киску унес  горный  орел?  Здоровый  такой,  как  наш
драндулет.
   Питт придвинулся ближе, глядя на лед с расстояния нескольких дюймов и
прикрыв козырьками ладоней глаза, чтобы  меньше  отсвечивало.  Он  долго
всматривался в ледяной барьер, потом обернулся к Джиордино.
   - Толком не разберу, что именно, но что-то там  определенно  есть,  -
сказал он.
   Джиордино тоже пригляделся и согласно кивнул:
   - Точно! Маячит за стеночкой что-то чужеродное. В таких "местах вроде
бы положено говорить: "Сезам, откройся"?
   - Боюсь, тот  пароль  давно  устарел,  -  рассеянно  отозвался  Питт,
погрузившись в размышления.
   - Лед не толще трех футов, - заметил итальянец, прервав  затянувшуюся
паузу.
   - Похоже, мы с тобой  мыслим  в  одном  направлении,  -  одобрительно
кивнул Питт.
   - Тогда ты садись за баранку, - предложил Джиордино, - а я  постою  в
сторонке с "бушмейстером" и прикрою тебя в случае чего.
   Питт забрался по трапу в кабину "корабля снегов", дал  задний  ход  и
отвел машину футов на пятьдесят от стены, стараясь попадать  колесами  в
накатанные "снежным котом" колеи,  чтобы  обеспечить  как  можно  лучшее
сцепление с грунтом. Он собрался,  сжал  штурвал  двумя  руками,  нагнул
голову и вжался в сиденье - на тот случай, если при столкновении  выбьет
ветровое стекло. Включив первую передачу, Питт вдавил акселератор в пол.
Взревев выхлопными трубами, механический голиаф рванулся вперед,  набрал
скорость  и  вонзился  исполинским  тараном  в  самую  середину  ледяной
преграды. Удар был настолько  силен,  что  Джиордино  почувствовал,  как
дрогнула у него под ногами земля.
   Лед взорвался грандиозным всплеском мириадов сверкающих обломков. Они
осыпали "корабль снегов" подобно осколкам хрусталя  из  упавшей  люстры.
Звуковой эффект от тарана можно  было  сравнить  разве  что  с  зубовным
скрежетом   разъяренного   горного   великана.    Джиордино    вообще-то
предполагал, что машине придется несколько раз биться  лбом  об  стенку,
прежде чем пробить в ней  дыру,  поэтому  он  чуть  было  не  отстал  от
"корабля снегов", когда тот проломил себе  дорогу  с  первой  попытки  и
исчез внутри открывшейся полости. С автоматом наперевес, как  пехотинец,
идущий в атаку под  прикрытием  танка,  итальянец  со  всех  ног  рванул
следом.
   Въехав внутрь, Питт остановил машину и смахнул стеклянное  крошево  с
лица и груди. Как он и  опасался,  лобовое  стекло  пробило  здоровенной
ледяной глыбой. Она чуть не задела Питта и торчала сейчас между сиденьем
и полом. Из нескольких порезов на лбу и щеках струилась кровь. Они  были
не такими уж глубокими и опасными, чтобы накладывать  швы,  но  обильное
кровотечение создавало впечатление, что эти поверхностные раны  чуть  ли
не смертельны. Питт вытер  рукавом  заливающую  глаза  алую  жидкость  и
выглянул в окно, пытаясь понять, куда же его занесло.
   Машина находилась внутри проложенного во льду широкого туннеля, почти
вплотную прижимаясь к стене, противоположной пролому. Туннель тянулся  в
обе стороны и казался пустым и заброшенным. Не заметив никаких признаков
присутствия противника, Джиордино забросил автомат за спину, подбежал  к
машине и вскарабкался в кабину  водителя,  где  был  встречен  белозубой
улыбкой напарника, выглядевшей совершенно нелепо на фоне кровавой маски.
   - Ну и видок у  тебя!  -  восхитился  Джиордино,  безуспешно  пытаясь
помочь Питту выбраться из  кресла  водителя.  -  Лихо  тебя  угораздило.
Ничего, сейчас вызовем "скорую", и тебя быстренько заштопают.
   Питт мягко отвел его руки:
   - Это только выглядит жутковато, а на самом деле  ничего  серьезного.
Вызывать никого не надо, в больницу ехать тоже некогда, так что мотай за
аптечкой в жилой отсек и займись обработкой моих геройских ран. А я  тем
временем вношу предложение обследовать левую  сторону  туннеля.  Если  я
правильно угадал, он приведет нас прямиком в логово зверя.
   Джиордино знал по опыту, что спорить бесполезно. Он спустился в жилой
отсек и вытащил аптечку, которую не открывали  с  1940  года.  Аккуратно
смыв ваткой, смоченной в перекиси, водорода,  запекшуюся  кровь  с  лица
Питта, он обильно полил порезы йодом, основным антисептиком  той  эпохи.
Спиртовой раствор популярного и в наши  дни  галогена  обжигал  с  таким
зверским садизмом, что пациент на протяжении всей процедуры лил  горючие
слезы и ругался самыми  черными  словами,  которым  маленький  итальянец
внимал  с  наслаждением  истинного  ценителя,  хотя  и  делал  вид,  что
пропускает мимо ушей. Закончив обработку, он  перевязал  раны  марлевыми
бинтами, употребив на это  львиную  долю  имевшегося  в  аптечке  запаса
перевязочного материала.
   - Умелые руки знаменитого полярного хирурга Альберта Джиордино спасли
еще одну жизнь! - гордо провозгласил он, отступив на  шаг  и  откровенно
любуясь делом своих "умелых рук".
   Питт посмотрелся в зеркальце и чуть не свалился с сиденья. Самозваный
хирург наворотил  столько  бинтов,  что  их  с  лихвой  хватило  бы  для
перевязки после пересадки мозга.
   - Ты что сотворил, Франкенштейн недорезанный? - мрачно спросил  Питт.
- У меня вид как у мумии.
   Джиордино тут же принял позу оскорбленного в лучших чувствах:
   - Да, эстетика не самая сильная моя сторона, но жизнь я тебе все-таки
спас! И что я слышу вместо благодарности? Грязные инсинуации!
   -  И  медицина  тоже!  -  сердито  буркнул  Питт,  не  желая   больше
препираться с этим клоуном, тем более йода тот  тоже  не  жалел,  и  под
повязками до сих пор ощутимо жгло.
   Снова взявшись за штурвал, он дал  газ  и  принялся  маневрировать  в
узком пространстве туннеля, то пятясь назад, то подавая вперед, пока  не
развернул машину в нужном направлении. Впервые за все время  путешествия
он опустил боковое стекло и оценил взглядом ширину туннеля. Зазор  между
бортами и боковыми стенками составлял не более  восемнадцати  дюймов,  а
между крышей и сводом и того меньше. Питт обратил  внимание  на  большую
круглую трубу, протянутую вдоль  основания  внутренней  дуги  свода,  от
которой отходили в лед трубки поменьше.
   - Что это за чертовщина, как ты думаешь? - спросил  он,  указывая  на
трубу.
   Джиордино выбрался из кабины, протиснулся между колесом  и  трубой  и
взялся за нее рукой.
   - На муфту электрокабеля не похоже, - сказал он. - У нее должно  быть
какое-то другое назначение.
   - Если это то, о чем я думаю... - Питт  понизил  голос  до  зловещего
шепота и многозначительно посмотрел на напарника.
   - ... мы имеем дело с неким элементом  механизма  отрыва  ледника  от
береговой линии, -  сформулировал  Джиордино  до  конца  не  высказанную
мысль.
   Питт высунул голову в окно и поглядел назад. Жерло туннеля,  казалось
уходящего в бесконечность, постепенно сужалось, обращаясь в  перспективе
в точку.
   - Думается мне, - сказал он, - эта сквозная дыра  тянется  на  тысячу
четыреста миль - от обогатительного комплекса до  противоположного  края
ледника.
   - Тогда это  самый  потрясающий  инженерный  шедевр  за  всю  историю
человечества.  Подумать  только,  туннель  длиной  от  Сан-Франциско  до
Финикса!
   - Как бы то ни было, а Вольфы его построили. И не  забывай,  что  лед
бурить куда проще, чем камень.
   - Как ты считаешь, если мы перережем  эту  линию,  процесс  отделения
ледника остановится? - спросил итальянец. - Может, попробуем?
   - А вдруг механизм  наоборот  сработает  преждевременно?  -  возразил
Питт. -  Рисковать  мы  не  можем,  разве  что  другой  альтернативы  не
останется. Тогда и будем резать.
   Туннель походил на огромную зияющую пасть ночного чудовища.  Кроме  с
трудом пробивающихся сквозь толстый слой льда солнечных  лучей,  другого
источника освещения не  было.  Под  сводом,  правда,  тянулся  кабель  с
подсоединенными к нему через каждые двадцать футов галогенными трубками,
но ни одна не горела - видимо, питание отключили на главном  рубильнике.
Питт врубил малые фары, установленные в нижней  части  корпуса,  включил
передачу и тронул с места, постепенно разогнавшись до двадцати пяти миль
в час. Хотя столько же может без труда развить даже велосипедист, здесь,
в  узком  туннеле  казалось,  что  машина  бешено   мчится   вперед   на
головокружительной скорости.
   Пока Питт боролся с громоздкой махиной "корабля снегов", стараясь  не
слишком обдирать его бока  о  бесчувственный  лед,  Джиордино  сидел  на
пассажирском месте, держа автомат между колен и напряженно  всматриваясь
в пограничную зону