Надо действовать.
     По дороге,  в  метро,  а потом в троллейбусе,  я пытаюсь составить план
дальнейших действий.  Но мысли прыгают с одного на другое, и я никак не могу
сосредоточиться.  Я  представляю  себе,  какое  впечатление  произведет  моя
новость на Кузьмича,  на Игоря, на всех. И еще меня бьет лихорадка по поводу
того, что я оставил Варвару одну. Мало ли что может случиться за эти полтора
часа. И я невольно начинаю думать, что может случиться с Варварой. Словом, в
голове полнейший сумбур. Не говоря уже о том, что я то и дело смотрю на часы
и считаю потерянные минуты.  Это просто немыслимо,  сколько времени занимает
езда  по  Москве!  Троллейбус тащится как  похоронные дроги,  каждую  минуту
вдобавок замирая перед светофором. А тут еще остановки. Не успеет троллейбус
разогнаться,  как ему уже надо тормозить.  Кроме того,  я начинаю опасаться,
что не  застану на  месте Кузьмича.  И  придется ждать,  потому что без него
ничего не решишь.
     Подгоняемый всеми этими сомнениями и  страхами,  я  бегу  от  остановки
троллейбуса.  Кто-то меня окликает по дороге, но я только отмахиваюсь. Пулей
проскакиваю мимо  дежурной комнаты  и  устремляюсь к  лестнице,  ведущей  на
второй этаж.  Из дежурки мне что-то кричат вдогонку. Запыхавшись, я влетаю к
себе в комнату.  Игоря на месте, конечно, нет. Я сбрасываю пальто на диван и
бегу в конец коридора, где находится кабинет Кузьмича.
     На полпути я сталкиваюсь с Игорем, хватаю его за рукав пиджака.
     - Слушай, - говорю, - ты знаешь, Мушанский в Москве.
     - Знаю, - деловито отвечает Игорь.
     - Знаешь?! Откуда ты знаешь?
     - А ты откуда?
     - Я от Варвары. Она вчера с ним встречалась. А ты?
     - Ого! - Игорь даже присвистнул. - Интересно. И куда ты летишь?
     Я торопливо объясняю ситуацию и под конец спрашиваю:
     - Кузьмич на месте?
     И  уже забываю,  что не  допытался у  Игоря,  откуда у  него сведения о
Мушанском. Вообще это на меня непохоже. Но сейчас я очень тороплюсь.
     - Кузьмич на месте, - отвечает Игорь.
     И идет за мной. Я врываюсь в кабинет первым. Кузьмич недовольно смотрит
на меня поверх очков, потом коротко приказывает, кивнув на стул перед собой:
     - Сядь. И успокойся.
     Мог бы, между прочим, и поинтересоваться, почему я так спешу. Иногда он
своим  спокойствием  возмущает  меня.  Игорь  уже  без  всякого  приглашения
усаживается напротив. Он тоже демонстрирует спокойствие.
     - Ну что у тебя?  -  спрашивает Кузьмич, снимая очки, и откидывается на
спинку кресла, приготавливаясь слушать.
     - Кое-какие новости, - небрежно говорю я.
     - А именно?
     - Появился Мушанский.
     Но  тут  я  вспоминаю  про  Варвару  и  дальнейшее  выпаливаю  уже  без
остановки.  Тем  более что мое сообщение особого впечатления на  Кузьмича не
производит. Под конец я, взглянув на часы, нетерпеливо спрашиваю:
     - Что будем делать,  Федор Кузьмич?  - И тут же спохватываюсь: - Ах да!
Откуда вы знаете о появлении Мушанского?
     И  узнаю  весьма интересную новость.  Оказывается,  этого типа  сегодня
утром  видели в  одной  из  гостиниц,  его  опознала дежурная по  этажу -  с
фотографией Мушанского мы успели уже всех познакомить,  кого надо,  -  и так
разволновалась,  что  тот,  все,  очевидно,  сообразив,  немедленно скрылся.
Дежурная даже не успела ничего предпринять.
     - Впервые он нарушает свое собственное правило - появляться в гостинице
среди дня,  -  говорит Кузьмич.  - Что-то с ним происходит. Это, пожалуй, не
единственное  правило,   которое  он  теперь  нарушит.  Значит,  так,  -  он
придвигает к себе какие-то бумаги и списки. - За квартирой Худыша наблюдение
ведется. Остается Варвара и вокзалы...
     Кузьмич минуту что-то соображает, вертя в руках очки, потом надевает их
и проглядывает лежащие перед ним бумаги. Наконец объявляет:
     - Вот что.  Бери машину -  и к Варваре.  Условься с ней об одном:  если
Мушанский позвонит или, как вчера, передаст записку, она немедленно сообщает
нам. Телефоны у нее есть. И все. Понял?
     - Как "все"?! - не выдерживаю я. - А если он...
     - То возьмем его немедленно,  -  спокойно и веско произносит Кузьмич. -
За ее квартирой и за ней самой наблюдать теперь будем неотступно.  Только ей
об этом знать не обязательно,  имей в виду.  И конечно,  не тебе это делать.
Ты...  -  Он  смотрит поверх очков  на  Игоря и  спрашивает:  -  Все  группы
разъехались?
     - Пять,  -  коротко отвечает Игорь,  взглянув на часы. - Тридцать минут
назад.
     - Так.  Дашь ему группу,  -  Кузьмич кивает в мою сторону.  - И укажешь
вокзал,  -  потом смотрит на меня. - У Варвары долго не задерживайся. Ребята
тебя в машине обождут. Все. Отправляйтесь.
     Через минуту мы  уже мчимся по  улицам города.  Мы -  это Валя Денисов,
Петя Шухмин и я.  Не считая водителя,  конечно.  Я опять за старшего. Просто
головокружительную карьеру  делаю...  Петя  Шухмин  не  перестает надо  мной
подтрунивать по этому поводу.
     Он вообще весельчак и, что называется, рубаха-парень. Всюду ему рады, и
везде у  него друзья-приятели,  в самых неожиданных местах.  Круглое румяное
лицо его всегда улыбается, лукавые глаза просто лучатся приязнью ко всем. На
бычьей его шее не  сходится ни  один воротничок,  поэтому галстук чаще всего
лежит у  него  в  кармане и  повязывается только в  экстренных случаях и  то
кое-как. Кашне он тоже не носит. Ему всегда жарко, даже зимой.
     Сейчас  Петя  развалился на  заднем  сиденье  и,  покуривая,  отпускает
шуточки в мой адрес.  Сидящий рядом с ним Валя Денисов помалкивает. Мне тоже
не до шуток.  Уже первый час,  я опаздываю,  и Варвара может,  чего доброго,
уйти.
     Но вот наконец мы и приехали.  Я указываю водителю знакомую подворотню,
и машина замирает невдалеке от нее, на противоположной стороне улицы.
     Надо сказать,  что с погодой нам сегодня везет. Небо очистилось от туч,
среди  облаков  то   и   дело  проглядывает  солнце,   и   "моя"  подворотня
просвечивается чуть ли не насквозь, даже видна дверь в квартиру Варвары. Это
счастливое  обстоятельство позволяет  мне  заметить  возле  двери  какого-то
человека.  Рука его  протянута к  звонку,  она  к  нему прямо-таки прилипла.
Человек,  видимо, нажимает на звонок безостановочно. В этом человеке я узнаю
Толика.  Он продолжает упрямо звонить. Наверное, увидел Варвару через окно и
требует свидания.
     Толика надо немедленно убрать подальше. Но мне самому встречаться с ним
не с  руки.  Я  оглядываюсь на ребят и  после секундного колебания прошу это
сделать Валю. Тот, кивнув, выскальзывает из машины.
     Валя  Денисов  удивительно мягкий,  вежливый,  на  первый  взгляд  даже
какой-то застенчивый,  с  тихим голосом и задумчивым взглядом больших черных
глаз,  с длинными,  как у девушки,  ресницами. Валя строен, всегда тщательно
одет,  хотя отстает от моды обычно на один сезон.  Галстук, например, он все
еще завязывает малюсеньким узелком,  как я его ни уговариваю, что сейчас это
уже устарело.  И  брюки у него все еще узкие,  хотя пора бы их уже чуть-чуть
расклешить.  Но Валя упрям и советов такого рода не слушает. Зато пунктуален
он удивительно, и положиться на него можно в любом деле. Сейчас, например, я
уверен,  что Толик будет удален незаметно и мгновенно, без лишних разговоров
и объяснений, что наверняка бы случилось, если бы пошел Петя.
     Я  вижу,  как Валя входит в подворотню,  останавливается и манит к себе
Толика.  Тот,  чем-то,  видимо,  заинтересованный,  подходит к нему. Они оба
выходят на улицу и  около угла ближайшего дома прощаются.  Дальше Толик идет
уже  один  и  вскоре исчезает из  виду,  а  Валя как  ни  в  чем  не  бывало
возвращается к нам. Вся операция заняла у него не более пяти минут.
     - Чего ты ему такое сказал, а? - с любопытством спрашивает Петя Шухмин.
- Какое слово?
     Валя,  улыбнувшись,  пожимает плечами.  Дальнейшего их  разговора я  не
слышу, так как тороплюсь к Варваре.
     На   условный   звонок   она   открывает  мгновенно,   взволнованная  и
раскрасневшаяся.
     - Это вы его,  черта,  спровадили?  - спрашивает. - Замучил, проклятый.
Полчаса звонил.
     - Все в порядке, - отвечаю. - Больше звонить не будет.
     Варвара недоверчиво качает головой.
     - Будьте спокойны, - веско говорю я.
     И сообщаю,  как ей следует поступить, если позвонит Мушанский или снова
передаст записку.
     - А если сам явится? - с тревогой спрашивает Варвара.
     - Этого не будет, - отвечаю я.
     И  такая убежденность звучит в  моем голосе,  что  Варвара окончательно
успокаивается.
     - Ну вы и даете, - говорит она, вздыхая, и уже другим тоном спрашивает:
- Чаю хотите?
     Я отказываюсь, и мы прощаемся. Напоследок я говорю:
     - Все будет хорошо,  Варя.  Вот увидите. И все теперь зависит только от
вас. Так что телефон мой не потеряйте.
     Она кивает мне,  и  глаза у  нее сейчас прежние,  живые,  задорные,  и,
кажется,  можно было бы и забыть, что произошло ночью. Но я почему-то забыть
это не могу.
     Когда  я  возвращаюсь к  машине,  то  наметанным  глазом  замечаю,  что
квартира Варвары уже взята под наблюдение.
     А  мы  тем  временем  мчимся  на  вокзал.  По  дороге  уточняем  детали
предстоящей работы.  Суть ее ребятам уже известна. Это обеспечил Игорь. Он и
возглавляет всю операцию "вокзал".
     Наконец наша  машина  выезжает на  обширную,  полную суеты  и  движений
площадь,  огибает  расположенные в  центре  ее  небольшой сквер,  желтый  от
опавшей листвы,  с памятником посередине,  и стоянку такси, где уже толпятся
пассажиры.    Завернув   за   угол   старинного   вокзального   здания,   мы
останавливаемся возле отдела милиции.
     В  комнате дежурного нас  уже  поджидают,  и  дальше мы  отправляемся в
сопровождении одного  из  сотрудников отдела.  Миновав  людные  перроны,  мы
проходим  через  обширный зал  ожидания,  потом  через  круглый  вестибюль с
многочисленными киосками и, лавируй в толпе, пробираемся к боковой лестнице.
     Я  себе  на  минуту представляю,  как  на  всех  вокзалах Москвы сейчас
появляются наши  оперативные группы.  Каждый из  сотрудников в  такой момент
собран,  насторожен и,  конечно же,  взволнован.  И  еще каждый из  нас ждет
удачи,  мечтает о  ней.  А  удача-то  всего одна,  и  кому  она  достанется,
неизвестно. Я вспоминаю, как мы недавно искали водителя такси - Эдика. Тогда
удача досталась Яше Фролову.  Кому же она достанется сегодня? Впрочем, может
быть, и никому. Может быть, версия "вокзал" окажется бесплодной.
     Мы поднимаемся по крутой,  но довольно широкой лестнице. Комнаты отдыха
для  транзитных  пассажиров  находятся  на  третьем  этаже.  Там,  прямо  на
лестничной площадке,  у  окошечка в  стеклянной перегородке сидит  дежурная,
симпатичная пожилая  тетя  в  белом  халате.  Мы  представляемся.  Дежурная,
обеспокоенная и заинтригованная одновременно, поспешно задергивает занавески
на окошечке и впускает нас к себе за перегородку.
     Для  начала  я   прошу  ее  рассказать,   как  она  регистрирует  своих
постояльцев.  Система  оказывается несложной и  весьма  удобной  для  такого
опытного проходимца, как Мушанский. Но одновременно эта же система позволяет
и нам легко его выловить,  если,  конечно, он в известные нам дни ночевал на
этом вокзале.
     - Все понятно,  - говорю я дежурной. - Давайте теперь посмотрим. Вот, к
примеру,   можете  вы  сказать,   кто  остановился  у   вас  ну,   допустим,
восемнадцатого сентября?
     Дежурная поспешно хватается за толстую регистрационную книгу и начинает
листать страницы.  Тут имеются данные о каждом постояльце. Но фамилия, имя и
отчество,  как и год рождения, нас мало интересуют, они взяты из паспорта, и
Мушанский наверняка подсунет чужой,  скорей всего  краденый паспорт.  А  вот
откуда и куда гражданин следует,  а также дата его появления в Москве -  это
другое дело. Это взято из билета, который должен предъявить Мушанский.
     Дежурная наконец обнаруживает нужные записи и  указывает нам страницу с
длинным перечнем фамилий. Женские мы, естественно, пропускаем, а вот мужские
проглядываем   внимательно.    Нас    интересуют   пункты   на    магистрали
Ленинград-Харьков.  Кузьмич полагал,  что это могут быть Орел и Бологое.  Но
нет,  они не значатся в  тетради,  как,  впрочем,  и  Ленинград с Харьковом.
Зато...  мы сразу настораживаемся... Некий гражданин Холодов Сергей Петрович
следовал из Любани в Белгород. Это та самая трасса.
     Мы  незаметно переглядываемся,  и  я  как можно равнодушнее спрашиваю у
дежурной:
     - А вот как определить,  сколько дней прожил у вас ну,  к примеру,  вот
этот гражданин?
     - Этот?  -  переспрашивает  дежурная.  -  Сейчас,  сейчас.  Все  у  нас
отмечено, как положено.
     Она  берется  за  другую  тетрадь,  где  отмечаются продления и  потому
вписываются лишь фамилии постояльцев, дата и номер первоначальной квитанции.
     - Вот,  пожалуйста,  - не скрывая торжества, говорит дежурная и пальцем
проводит под нужной нам строчкой в тетради.
     И  мы  убеждаемся,  что означенный гражданин Холодов прожил здесь ровно
три дня.
     От  этого открытия я  ощущаю легкий озноб,  что-то похожее на охотничий
азарт охватывает меня.  Черт возьми,  неужели...  Я  чувствую,  как за  моей
спиной возбужденно сопит Петя Шухмин. Валя стоит рядом, но на тонком строгом
его лице отражается полнейшее спокойствие.
     - А теперь,  -  продолжаю я,  как мне кажется,  тоже весьма спокойно, -
давайте посмотрим,  кто останавливался у вас ну,  допустим... - и делаю вид,
что называю первое пришедшее мне в голову число,  -  допустим, одиннадцатого
октября.
     Это  начало второй серии краж,  совершенных Мушанским.  Краж  этих тоже
три, следовательно...
     - Пожалуйста.   Вот  они  туг  все  как  есть,  -  говорит  дежурная  и
победоносно смотрит на  нас,  словно мы  хотели,  но  не смогли уличить ее в
чем-то.
     Внимательно изучаем новую страницу регистрационной книги.
     - Вон! - вдруг выпаливает из-за моего плеча Петя Шухмин.
     Мы с  Валей,  однако,  и бровью не ведем,  и устыдившийся Петя смущенно
бормочет:
     - Вон и  с ребенком гражданина пустили.  Да еще на одну кровать.  Разве
это порядок?
     Дежурная начинает пространно и  запальчиво объяснять что-то,  а мы трое
не можем оторвать глаз от одной из строчек в раскрытой перед нами книге. Там
указано,  что  некий гражданин Клячко Олег  Иванович приехал в  этот день из
Белгорода, направляясь в Любань.
     По  второй книге мы  тут  же  выясняем,  что этот самый Клячко провел в
Москве тоже ровно три дня.
     Итак,  сначала Любань-Белгород,  потом Белгород-Любань...  Стоп,  стоп!
Только не нервничать и но спешить.
     Я делаю над собой усилие и, добродушно улыбаясь, говорю дежурной:
     - Здорово у  вас  поставлен учет.  И  вообще все организовано как надо.
Давайте напоследок посмотрим, кто сегодня живет у вас.
     Дежурная явно  польщена высокой оценкой.  Мы  с  ней  как  бы  меняемся
ролями,  теперь уже спокойна она,  а  нервничаем мы.  Еще бы  не нервничать!
Между тем дежурная раскрывает последнюю заполненную страницу в  своей книге.
Мы пробегаем ее глазами и... ничего не находим.
     - Та-ак,  -  разочарованно произносит навалившийся на  меня  сзади Петя
Шухмин.
     Я  молчу и  пытаюсь собраться с  мыслями.  Валя невозмутимо закуривает,
словно задача наша выполнена и  больше нам тут делать нечего,  и  с ленцой в
голосе предлагает:
     - Давайте уж заодно посмотрим, кто вчера здесь остановился.
     О  черт!  Ну  конечно же.  Сегодня Мушанский мог только продлить еще на
сутки. А приехал-то он вчера!
     Дежурная устала от нас,  и новая задержка начинает ее сердить. Она явно
не замечает всех наших переживаний и Петиных срывов.
     - Смотрите, коли желаете, - ворчит она и переворачивает страницу.
     И мы сразу,  почти одновременно,  находим глазами нужную строчку.  Вот!
Уже  знакомый нам  гражданин Холодов  проездом из  Любани  в  Белгород снова
остановился в Москве.
     А  из  второй  книги  выясняется,  что  он  сегодня утром  продлил свое
пребывание здесь еще на одни сутки. У этой самой дежурной, вот что удачно.
     Теперь остается последняя, решающая проверка.
     - Мамаша, - говорю я, - а какой из себя вот этот гражданин, не помните?
- И указываю пальцем на первую попавшуюся фамилию.
     Потом я  называю ей другую фамилию,  третью,  четвертую,  некоторых она
запомнила,  других нет.  Наконец,  я  указываю на  фамилию Холодова.  Теперь
дежурная уже и вовсе не представляет, кем же мы в конце концов интересуемся.
     Холодова она запомнила,  ведь он совсем недавно говорил с  ней.  И  она
дает нам в точности приметы... Мушанского!
     Все. Теперь уже окончательно. Теперь круг замкнулся.
     Мушанский попался.  Позвонит он сегодня Варваре или нет, появится ли на
квартире  Худыша,  теперь  не  имеет  значения.  Ночевать  он  придет  сюда,
непременно придет.  Ведь он только что оплатил эту ночевку.  Тут он и  будет
задержан.  Не нами, конечно. Нам здесь оставаться нельзя, нас знает дежурная
и невзначай может кому-нибудь проговориться.
     Лишь  для  вида  я   и   Петя  Шухмин  обходим  с   ней  комнаты,   где
останавливаются транзитные пассажиры, светлые, чистые комнаты, в большинстве
случаев в  это  время  пустые,  с  аккуратно застеленными кроватями.  Комнат
много,   больше  двадцати,  каждая  на  пять-десять  человек.  Мы  несколько
задерживаемся в той,  где ночует сейчас Мушанский,  и внимательно оглядываем
издали его постель. Но она ничем не отличается от других.
     Валя Денисов ушел звонить.
     Наконец мы кончаем осмотр и  выходим в  круглый уютный зал,  в  который
первоначально попадает каждый пассажир,  проходя с  площадки лестницы,  мимо
дежурной,  в комнату,  где он должен ночевать. В этом зале мы видим за одним
из столиков возле телевизора Игоря и еще одного нашего сотрудника,  играющих
в шахматы.  Возле них стоят чемоданы.  Ни дать ни взять приезжие, ожидающие,
когда освободится место для отдыха. Теперь мы можем уходить.
     Все, гражданин Мушанский, песенка ваша на этот раз спета.

     Я возвращаюсь в отдел, ребята мои тоже.
     Состояние у  меня такое,  что ни  за одно дело я  взяться не могу.  Все
валится из  рук.  Наконец-то  я  увижу этого негодяя,  своими глазами увижу.
Больше месяца я  охочусь за  ним.  Он  совершил шесть краж  и  чуть не  убил
человека. Это по одной только Москве. Шутка ли!
     Под вечер меня вызывает Кузьмич и приказывает отправляться домой.
     - Без тебя управимся.  Отдыхай,  -  ворчливо говорит он. - Долечивайся.
Светлане, кстати, позвони. Небось неделю не звонил.
     - Почему не звонил? - обиженно возражаю я. - Чуть не каждый день звоню.
А уехать я сейчас не могу, Федор Кузьмич, как хотите.
     - Это еще почему?
     - Не могу.  Я  должен увидеть этого типа.  Я  о нашей встрече месяц уже
мечтаю. Во сне ее вижу.
     - Вот и давай в последний раз во сне ее погляди,  - усмехается Кузьмич.
- А завтра наяву увидишь.
     - Не могу я уехать! - в отчаянии восклицаю я. - Убейте, не могу.
     Кузьмич пожимает плечами.  Сам  он,  между  прочим,  тоже,  видимо,  не
собирается уезжать.
     А  я  не  знаю,  куда себя деть.  Даже читать ничего не  могу.  Позорно
проигрываю две партии в шахматы подряд Пете Шухмину, которому ни разу еще не
проигрывал.  Потом я проигрываю Вале Денисову. Ну этот хоть первокатегорник,
ему проиграть не стыдно, хотя в другое время мы бы еще потягались с ним. Два
раза звоню Светке,  отрывая ее от работы. Она готовится к какому-то докладу,
но терпелива со мной как ангел.
     - Ну давай серьезную партию, - предлагает мне Валя.
     Я   только  машу  рукой.   Около  двенадцати  часов  ночи  мы   наконец
разъезжаемся по домам.
     А  утром я узнаю потрясающую новость:  Мушанский ночевать не явился!  И
вообще ни в одном месте,  где его ждали,  он за эти сутки не появился. Ушел,
подлец. Из рук прямо ушел. Вы представляете?