Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
ами Елизавета
Викентьевна. - Опомнись! Как же такое может получиться?
- Но Клим Кириллович и в самом деле рассказал мне про встречу с попом,
показал Псалтырь, и я ее взяла...
- Час от часу не легче! - вскричал окончательно разгневанный профессор. -
Если ты взяла ее, то немедленно неси ее сюда! Возможно, ее и искали те, кто
арестовал Клима Кирилловича? Может быть, она и спасет его? Что в ней?
Мура не двинулась с места. Она подняла глаза и перевела их на Глашу:
горничная стояла как изваяние, прижав к лицу обеими руками белый фартук -
над ним недвижно горели ужасом два круглых карих глаза.
- Ее нет. - Мура выдержала паузу. - Она исчезла...
- Как - исчезла?! Как в доме может что-то исчезнуть? - Страшное
подозрение закралось в душу крупного химика, уважаемого в Петербургском
университете профессора, друга Дмитрия Ивановича Менделеева. - Вы что, здесь
спиритизмом опять занимались?
Профессор чувствовал, что начинает задыхаться от возмущения: чем дальше
продвигалось его расследование, тем больше алогичного и дикого приходилось
ему узнавать.
- Я еще не сказала, папочка, о том, что на Псалтыри была надпись, -
виновато продолжила Мура. - Там было написано: "ТСД. Саркофаг Гомера".
- Ну и что? - вскинул левую бровь профессор. - Какой смысл в этих
дурацких словах?
- Из-за саркофага Гомера граф Сантамери вызвал на дуэль доктора, к
счастью, недоразумение разрешилось, - пояснила Елизавета Викентьевна.
- А какое отношение к этой истории имеет Сантамери, он чгго - французский
шпион? Вы что, тут подводные лодки взрываете? - взревел профессор.
- Сантамери ни при чем. Его интересует только саркофаг, - поспешила
включиться Брунгильда, - старая гробница, которую граф хочет купить. Они с
Климом Кирилловичем из-за возраста камня повздорили.
- Да-да, Климушка мне рассказывал, - подхватила Полина Тихоновна, - там
еще наш Пузик вытащил какую-то палку.
- Наш! Пузик! Неужели он уже наш? - вздохнул профессор. - Продолжайте,
прошу вас. Я вижу, у вас здесь немало интересного произошло в мое
отсутствие. Итак, князь застрелился, невеста без места, граф Сантамери,
вероятно, погиб-таки на дуэли, поскольку я его не вижу, Псалтырь исчезла,
зато Пузик вытащил какую-то палку.
Женщины растерянно переглядывались, как бы не решаясь сказать что-то
важное.
- Я смотрю на вещи просто, - заявил профессор, - никакой мистики. Если
Псалтырь и пропала, то значит, кто-то ее украл. Кто?
Женщины молчали.
- Я надеюсь, господин профессор, вы меня не подозреваете? - С
оскорбленным видом Ипполит Прынцаев встал со стула и уперся ладонями в стол.
- Я здесь единственный посторонний... И я, конечно, не граф Сантамери - он
ведь вне подозрений, ясно.
- Ах, голубчик, не морочьте мне голову, - с досадой отмахнулся профессор,
- я просто думаю. И никто не хочет мне помочь.
- Господин профессор! - раздался откуда-то со стороны сдавленный голос. -
Господин профессор!
Николай Николаевич Муромцев встрепенулся и увидел, что голос исходит от
окна, возле которого стоит горничная Глаша, терзающая обеими руками белый
фартук.
Профессор поднялся со стула и подошел к ней. Он положил ей руку на плечо
и сказал как можно мягче:
- А про вас-то я и забыл совсем, что непростительно. Вы - девушка
серьезная, без всяких глупостей в голове. Вы должны что-нибудь важное знать,
помогите старику разобраться. - Он подвел Глашу к столу и усадил на свое
место. Она не поднимала глаз, и Николай Николаевич заметил, что его
домочадцы с каким-то странным жалостливым выражением лиц наблюдают за
горничной.
- Ничего не бойтесь, Глафира, успокойтесь. Скажите, что вы думаете обо
всем том, что здесь говорилось. - Голос профессора приобрел необычайную
ласковость и вкрадчивость.
- Я думаю, - начала робко Глаша, - что Псалтырь украл Петя Родосский.
- Так-так. - Потирая руки, удовлетворенный профессор стал расхаживать за
спиной горничной. - Продолжайте, милая. Почему вы так думаете?
- Он расспрашивал меня о ней и просил ее показать. И потом, он сказал,
что Гомер - нехристь.
- Отлично, превосходно, что-то такое я припоминаю, - ободрил девушку
Муромцев, - насчет Гомера он прав, хотя я никогда об этом не думал. Значит,
Псалтырь была у вас?
- Да, Мария Николаевна мне ее подарила, и я рассказала о ней господину
Родосскому.
- Значит, он знал, где она лежала, - заключил профессор. - А его чем
интересовал саркофаг Гомера? Может быть, и он хотел его купить?
Глаша повернулась к профессору и захлопала глазами.
- А ведь я думаю, что в предположении Глаши что-то есть, - сказала
Брунгильда. - Помнишь, Машенька, там, у саркофага, сторож нам рассказывал о
студентах, которые пытались проникнуть к раритету, и, по его описанию, их
предводитель напоминал Петю.
- Нет, невероятно, - с решительным видом заявила Полина Тихоновна, - Петя
там быть не мог. И вообще, он очень скромный и стеснительный молодой
человек.
- Правда, немного склонный к терроризму, - добавил профессор. - И что -
вы думаете, он хотел взорвать саркофаг?
- Петя любит взрывные механизмы, они его интересуют больше, чем
велосипеды, - испуганно вскочил Прынцаев. - Но я не думал, что он с кем-то
связан.
- Да, может быть, он и интересуется взрывными механизмами, - включилась в
обсуждение Брунгильда, глаза ее окончательно просохли, - но напасть на Глашу
он не мог.
- Та-а-ак, - протянул профессор, - кажется, мне скоро потребуются
валерьяновые капли. - В моем доме происходит черт знает что, а я сижу, как
дурак, в своей лаборатории. Значит, Петя Родосский интересовался Псалтырью,
в которой что-то написано про саркофаг, и ее похитил. Зачем-то ходил вокруг
саркофага и что-то замышлял. Потом напал на Глашу. Где и когда?
- Во время велопробега, - пояснил Прынцаев, - когда мы вернулись, то
нашли Глашу связанной в погребе.
- А из дома исчезли собака и граммофон, - подхватила Елизавета
Викентьевна.
- А Мура еще боялась, что в доме заложен динамит, - вспомнила Брунгильда,
- не разрешала нам к дому подойти.
- От такого дурака, как этот студент, - сказал профессор со злобой, - и
ожидать ничего хорошего не приходится. Граммофон и собака! Для подростка
вполне привлекательная добыча. Теперь о главном. Мура, доченька, объясни же
наконец, с чего ты решила, что под нашу дачу была подложена бомба?
- Я думала.., то есть я предполагала... - начала Мура, - ну в общем, я
решила сначала, что слова на Псалтыри "ТСД. Саркофаг Гомера" означают -
Тайный Склад Динамита в Саркофаге Гомера.
- Допустим, - согласился профессор, - сначала ты решила так. А потом?
- А потом я соединила это с рассказом сторожа: он рассказывал, что около
саркофага крутились студенты. И главное, я прочитала записку, которая выпала
из Петиного кармана на старте велопробега.
- Но она, надеюсь, не исчезла? - спросил с уверенностью Муромцев.
- Нет, она здесь, - обрадовалась Мура.
Она смущенно достала из лифа сложенный небольшой белый квадратик и
протянула его отцу. Профессор развернул бумагу и прочитал вслух:
- "Товар получен. Вес - 1 фунт. Химический состав проверен. При
транспортировке безопасен. Инструкция прилагается. Срок - 3 дня. Теодор
Сигизмунд Дюпре".
- И почему ты не показала ее мне, доченька? - спросила укоризненно
Елизавета Викентьевна.
- Я не хотела тебя огорчать, мамочка, - потупилась Мура. Вторую записку,
извлеченную из контейнера, она решила не отдавать. Без нее ей не спасти
Пузика.
- Позвольте, позвольте, - перебил их профессор, - я ничего не понимаю.
Кто такой Теодор Сигизмунд Дюпре?
- Не знаю, - призналась Мура, - наверное, какой-нибудь псевдоним,
социалисты часто ими пользуются. Но сам текст записки, мне показалось,
говорит о какой-то тайной операции - может быть, о получении взрывчатки. Или
ее компонентов. К тому же там какие-то инструкции...
- Все, довольно, с ней разберутся без нас. - Профессор сложил бумажку и
спрятал ее в карман. - Еще успею на последний поезд! Бумажка может спасти
Клима Кирилловича.
- Действительно, - засмеялся Ипполит Прынцаев, - то-то я и смотрю, что
колосс Родосский больше у вас не появляется... А может быть, он тоже
арестован?
- Как связаны князь Салтыков и студент, а может, и Сантамери - этим пусть
занимаются специалисты из военно-морской контрразведки. Наше дело - спасти
Клима Кирилловича, он здесь ни при чем, я уверен. А студента пусть
арестовывают, если еще не арестовали. Я еду в Петербург!
Профессор решительно поднялся с места и направился было к дверям, но
неожиданно остановился, как вкопанный, - он и не заметил, как неслышно
Полина Тихоновна подошла к дверям раньше него. Теперь она стояла, загородив
собой дверь и раскинув в стороны обе руки.
- Пп-по-л-л-ина Тихоновна, дорогая, - начал он растерянно, - зачем вы
здесь?
Полина Тихоновна смотрела на профессора Муромцева и, кажется, подыскивала
слова, чтобы сказать ему что-то важное. Наконец она тряхнула головой, как бы
сгоняя наваждение.
- Николай Николаевич! - запинаясь и пряча глаза, произнесла она. - Если
вы поедете сейчас в Петербург, вы навеки погубите мое доброе имя!
Глава 25
Это был последний день графа Сантамери в Петербурге: он выполнил
завещание отца и теперь мог со спокойной душой возвращаться во Францию.
Саркофаг Гомера он купил - за цену, не показавшуюся графу слишком высокой,
хотя бывшие владелицы дивного раритета придерживались, похоже, другого
мнения. Они делали вид, что с сожалением расстаются с мраморной гробницей,
хотя вряд ли заметили бы момент, когда бы хрупкое сокровище превратилась под
дождями и снегами в груду никому не нужных обломков. Рене старался, может
быть чуть-чуть преувеличенно, высказать свою благодарность и просил выразить
признательность за содействие княгине Татищевой, если он не сумеет
засвидетельствовать его лично. Но по некотором раздумьи, уже вывезя саркофаг
в порт и со всеми предосторожностями погрузив его на палубу корабля "Glore",
сам наведался в особняк на Караванной.
Княгиня приняла его в своем кабинете любезно, но довольно холодно. Она
выдержала значительную паузу, разглядывая гостя как нечто заслуживающее
пристального изучения. Граф терпеливо дожидался, усевшись в указанное
кожаное кресло, когда хозяйка заговорит. И когда она заговорила, он был
несказанно удивлен.
- Милостивый государь, - старая княгиня повернулась к посетителю таким
образом, чтобы он видел ее медальонный профиль, - я хорошо изучила коллекцию
древностей своего покойного мужа и его архив. Надеюсь, вас не удивит моя
осведомленность в некоторых вопросах.
- Мадам, я слишком многим вам обязан, и моя почтительность к вам
безгранична.
Княгиня Татищева иронически улыбнулась, посмотрела ястребиным взором на
гостя и продолжила, тщательно подбирая слова:
- Я знаю, граф, что вы принадлежите к древнейшему роду, с которым связано
много тайн. Мне также известно, что в вашей фамильной коллекции есть
уникальные раритеты. Не прошу вас открывать мне семейные тайны.
Она остановилась, и граф почувствовал, что она заметила охватившее его
волнение. По меловой бледности, разлившейся на лбу и щеках гостя, княгиня
поняла, что находится на верном пути.
- Милый граф, - продолжила она более мягко и тихо, - есть некоторые
знания, недоступные профанам, а посвященные говорят о них и без слов. Я
оказала вам дружескую услугу, употребив свое влияние на то, чтобы вы могли
получить саркофаг Гомера - так его принято называть в России. Могу ли я
рассчитывать на ответную услугу?
Почти неподвижными пересохшими губами гость вымолвил:
- Разумеется, княгиня, в пределах моих возможностей.
Госпожа Татищева внимательно посмотрела на графа, как бы размышляя, стоит
ли продолжать далее разговор.
- Я знаю, что ваш далекий предок - его звали Николай - был великим
полководцем и славным воином-рыцарем. Но я знаю также, что его перу
принадлежит пергаменная рукопись блестящей поэмы.
Гость ждал продолжения, по его непроницаемому лицу было непонятно -
подтверждает ли он слова княгини или нет.
Она вздохнула и опустила глаза:
- Где хранится рукопись, мне не известно. Но может быть, это знаете вы.
Точное название мне также не известно. Мой покойный муж указал два
предположительных - "Песня о Троянском бегстве" и "Плач Посейдоновых стен".
Гость молчал, сцепив пальцы рук.
- Я бы заплатила за все хлопоты, связанные с изготовлением фотоснимка
первой страницы рукописи. - Княгиня теперь смотрела ему прямо в глаза. -
Буду вам, граф, весьма признательна, если вы посодействуете этому.
Сантамери встал и поклонился хозяйке.
- Простите, что задержала вас. - Княгиня протянула гостю маленькую
изящную ручку, обтянутую сухой, но гладкой кожей. - У молодых всегда столько
забот и развлечений! Не то что у нас, стариков. Рада была принять вас.
- Мадам, если я вас правильно понял, то мне теперь в России никогда не
будет одиноко.
Граф поцеловал ручку улыбающейся хозяйки, поклонился и вышел в
сопровождении лакея, вызванного в кабинет с помощью электрического звонка.
Рене чувствовал себя потрясенным, но старался отогнать от себя страшные
подозрения. Откуда, откуда княгиня могла узнать тайну, которая так
тщательно, с такими предосторожностями хранилось в их семье на протяжении
нескольких столетий? Она сказала, что из бумаг своего покойного мужа, но
откуда же об этом узнал он, князь Татищев? Невероятно! Многовековое
молчание, окружавшее хранимую в фамильном замке старинную рукопись,
объяснялось не прихотями коллекционеров - это только в последние годы их
развелось превеликое множество! Молчание было вызвано смертельной опасностью
- опасность грозила и самой рукописи, которую непременно бы уничтожили, и
жизни всех представителей рода Сантамери по мужской линии! Сколько раз
судьба рода висела на волоске! Сколько раз трагический рок преследовал его
предков, чудом избежавших окончательной погибели рода и нашедших свое
продолжение в детях!
Жаль, что не ему суждено дожить до времени, когда мрачные тучи над родом
Сантамери окончательно развеются. По семейному преданию, святой Георгий
Византиец в свои последние дни говорил, что проклятье над родом Сантамери
будет в силе лишь до конца тысячелетия. Еще сто лет! Правда, покойный отец
графа, Николас Сантамери, считал, что несчастий станет гораздо меньше, как
только в семейную собственность вернется саркофаг Гомера.
Граф плавно перешел от мыслей о семейной тайне к более прагматичным
раздумьям - как перенесет древний камень путешествие? Не случится ли
чего-нибудь непредвиденного в дороге?
Но до отъезда еще оставалось немало времени, и граф подумал о том, как же
его провести. Что он еще не сделал?
И наконец решил поехать во французское посольство, чтобы проститься с
господином де Монтебелло, если он уже вернулся, и поблагодарить его за
содействие. Там же он собирался узнать адрес своей бывшей подопечной - он же
обещал возместить ей потерю, купив новый граммофон! Общество певицы
оказалось для него не слишком тягостным, да и благодаря ях совместному
дачному времяпрепровождению он познакомился с приятными людьми, живущими на
соседней даче. Барышни Муромцевы казались ему вполне привлекательными, но он
старался не вселять в их души излишних надежд: он, граф Сантамери, не
принадлежит своим желаниям и симпатиям, он принадлежит незыблемым законам
своего рода. Да и доктор Коровкин вполне милый человек, чье знакомство с
княгиней Татищевой и своевременно изложенная просьба сыграли решающую роль в
деле с саркофагом, - не извиниться ли ему лично перед ним за вспышку ярости
и вызов на дуэль?
Господин де Монтебелло встретил графа Сантамери любезно, но явно
нервничая. Чуть быстрее обычного он подходил к телефонному аппарату, если
раздавался звонок. Поддерживая светскую беседу с соотечественником, посол
все-таки не мог скрыть какой-то подспудной озабоченности. Адреса Зинаиды
Львовны Коромысловой, известной под сценическим псевдонимом Зизи Алмазова,
посол не знал. Но он со всей возможной любезностью разъяснил графу, что ее,
вероятно, можно найти в Сестрорецке, в ресторане "Парадиз" или на даче
господина Гарденина. В любом случае там ему укажут, где находится
заинтересовавшая графа барышня.
- Не думал, милый граф, что русские женщины так вас впечатлят, - игриво
подмигнул на прощание посол. - И как она успела пленить ваше сердце всего за
несколько дней?
- Господин посол, должен вам признаться, что подумываю о своих делах в
России. Возможно, мадемуазель пригодится мне для рекламы и продвижения моих
товаров на российских рынках.
- Шутник вы, граф, - засмеялся посол, - но вам виднее, у меня
коммерческих талантов нет.
Граф Сантамери ехал в экипаже в Сестрорецк. Даже хорошо, что его
автомобиль находится в порту, готовый к отправке на родину. Удивительно, как
он не развалился на варварских русских дорогах. Впрочем, в экипаже
достаточно удобно, сиденье мягко пружинило, навстречу летел легкий ветерок,
наполненный летним изнурительным благоуханием.
В Сестрорецке Рене отпустил извозчика и решил прогуляться - времени
оставалось вполне достаточно. Сам городок, конечно, пыльный и грязный, с
покосившимися деревянными домиками. Но приморская часть, где селятся
состоятельные люди, очень хороша. И дома здесь не только деревянные, но и
каменные, с витражами, с украшениями из цветных камней.
На афишных тумбах красовались объявления о сегодняшнем концерте
Брунгильды Муромцевой. Граф смотрел на них с грустью: сколько разговоров,
сколько ожиданий, как волновалась девушка, используя каждую минуту для
работы за инструментом! Жаль, что ему не удастся побывать на концерте! Но у
него есть более важные дела: подготовка к отъезду, проверка сохранности
саркофага. Кроме того, надо еще купить граммофон для Зизи. Придется все
равно возвращаться в Петербург!
Граф вошел на территорию Курорта в прохладный тенистый парк. Справа от
центральной аллеи пряталось длинное двухэтажное деревянное здание, с галерей
на втором этаже, с резными балясинами, перильцами, карнизами - пансионат.
Аллея привела графа к желтому трехэтажному зданию лечебницы, обогнув
которое, он очутился перед стеклянной галерей, преграждавшей выход к морю.
Гарденина граф нашел в бильярдной комнате курзала на берегу моря, и
довольно быстро. Лощеный брюнет ему не понравился, но зато сообщил гостю
петербургский адрес Зинаиды Львовны, добавив, что сегодня она, кажется,
собиралась ехать в Териокки в сопровождении молодого мецената Ильи
Михайловича Холомкова
Граф не проявил никакого интереса к новому другу прелестной Зизи, но
тщательно записал адрес певицы, чтобы перед отплытием из России купить
граммофон и оставить адрес для доставки по назначению.
Из курзала Рене вышел на террасу, оттуда открывался широкий морской
простор. Вдоль прибрежной полосы белесовагого песка, резко контрастирующей с
темной зеленью соснового леса, тянулась длинная эспланада, украшенная
бронзовой статуей русского царя Петра. Берег показался ему слишком
многолюдным, а небольшие закрытые экипажи-будки, в которые были впряжены
маленькие лошадки, просто забавными - в этих экипажах русских везли по
м