расположились  двое:  старший  банщик,
круглолицый толстяк средних лет, и кудрявый молодой человек,  примостившийся
у него на коленях.
   - Отставить! - громовым голосом рявкнул Вирхов, покосившись  через  плечо
на запыхавшегося Аркашу.
   Кудрявый блондин, держащий в руке кружку с пивом, вполоборота  глянул  на
Вирхова, жеманно повел плечом и, поджав яркие губы, неохотно встал  рядом  с
хозяином. Тот отер ладонью пунцовую лысину и поднялся, буркнув  сквозь  зубы
дружку: "Кыш,  кыш,  тебе  говорю".  Кудрявый  красавец  хмыкнул  и,  вихляя
бедрами, обмотанными полотенцем, не спеша вышел из кабинета.
   - Вот что, дружище, -  начал  Вирхов,  -  вижу,  ты  здесь  пробавляешься
малолетками.
   - Никак нет, господин следователь, - заторопился развратный служитель,  -
мы закона не преступаем, ну а баловство - оно и есть баловство.  Все  лучше,
чем крыс в баню водить.
   - Крыс? - переспросил Вирхов, у  которого  крысы  теперь  ассоциировались
только с пиляевским Фунтиком.
   - Да пытался сегодня проникнуть в  наше  заведение  один  такой  чудак  с
крысой. Не пустили. Куда только полиция смотрит?
   - Черт с тобой и с крысой, - махнул рукой Вирхов,  озадаченный  тем,  что
возле бань крутился сегодня, по всей видимости, и Пиляев. - Не до  тебя  мне
сейчас. Но смотри у меня - поймаю, не спущу.
   - Не извольте сомневаться,  господин  следователь.  -  Пришедший  в  себя
банщик увидел, что гроза миновала. - Весь в вашем распоряжении.
   - Тут у вас трое субчиков гуляют. Сам пока я на глаза им показываться  не
хочу. По парильням и бассейнам лазить не буду - они меня  сразу  же  узнают.
Затаюсь здесь, за шторкой. А вот помощник мой по бане прогуляется. Может,  и
твой порок послужит на пользу обществу. Не возражаешь?
   - Никак нет, господин следователь, почту за честь. Но не знаю как.
   - Надо будет, скажу, - усмехнулся следователь. - А пока помоги помощничку
моему разоблачиться.
   Но Аркаше помощь не понадобилась. Он сам скрылся за  ширму  у  каминчика,
разделся, принял поверх ширмы протянутую ему  простынку  и  вскоре  предстал
пред взыскательными очами Карла Ивановича  задрапированным  в  белую  ткань,
наподобие древнего римлянина. Правда, с точки зрения Вирхова, для  римлянина
Аркаша выглядел слишком тщедушным: из-под складок покрывала торчали тощие, в
веснушках  руки,  тонкие  кривоватые  ноги,  поросшие   редкими   рыжеватыми
волосиками, большие корявые ступни.
   Услужливый банщик сунул тайному агенту следователя невесть откуда  взятые
войлочную шапочку и веник,  и  Аркаша,  получив  последние  указания  своего
наставника, сообщенные  ему  тихим  шепотом  на  ухо,  отправился  выполнять
ответственное задание.
   Обследовал парильню с изразцовой каменкой, с удовольствием вдыхая горячий
воздух, напоенный мягким, нежным духом, источаемым  липовыми  полками.  Свои
поиски он продолжил в зале со сводчатыми потолками, с зеркалом в  центре:  в
нем отражался мраморный бассейн и окружающие его кадки с пальмами. И наконец
банный следопыт углядел бритую голову  актера,  а  вместе  с  ней  и  пышную
шевелюру Золлоева: они, окутанные простынями, стояли у края бассейна и  явно
собирались покинуть мраморный чертог...
   Довольный Аркаша вернулся в заветный кабинетик к Вирхову.
   - Теперь, дружище, твоя работа, - выслушав краткий отчет  своего  агента,
подмигнул Вирхов банному содомиту. - Как выйдут в зал для отдыха,  дам  тебе
знак. Как расслабятся, тут и карты тебе в руки. Учти, люди  достойные,  веди
себя прилично.
   - Что я должен сделать?
   Следователь из-за портьеры указал  ему  на  появившиеся  в  зале  объекты
наблюдения и шепнул:
   - Ничего особенного. Поиграй с ними, чары свои попробуй на каждом. Да так
легонечко, ручкой, простыночку-то на правом бедре приподыми...
   - Зачем? - подозрительно спросил служитель порока.
   - А чтоб Аркаша Рыбин, который поблизости будет, убедился,  что  нет  там
клейма антихриста... - захохотал Вирхов и хлопнул по плечу собеседника.
   Шлегер, И л лионский и Золлоев, освежившиеся в бассейне, пребывали явно в
хорошем расположении духа. В свой номер они не пошли, а, кутаясь в простыни,
устроились отдыхать на одном из мягких диванов, стоящих в центре  просторной
залы. Они кликнули проходящего мимо банщика и велели подать кроновского пива
и закуску.
   Вместе с  принесенным  пивом  появился  и  старший  банщик  с  бархатными
ковриками в руках.  За  его  широкой  спиной  проскочил  незаметный  Аркаша,
снабженный подносиком с кружкой пива и тарелкой с воблой: занять на соседнем
диванчике выгодную для слежки диспозицию.
   - Рад приветствовать вас здесь, прекрасные  господа,  -  заговорил  лысый
толстяк, елейно заглядывая в глаза  притомленным  посетителям.  -  Позвольте
чуток  побеспокоить  вас,  чтобы  времяпре-провожденьице   ваше   было   еще
приятственнее. Для дорогих гостей... - Он потряс ковриком и  взял  за  плечо
Иллионского. - Извольте на секундочку привстать, красавчик вы наш.
   Иллионский с блуждающей улыбкой приподнялся и проследил,  как  услужливый
банщик расстилает на диване коврик. Актер сразу понял, с кем он имеет  дело,
впрочем, такого рода приключения он не отвергал. И в подтверждение актерской
догадки служитель обвил рукой талию гостя и потеребил простынку на его  боку
- так он предлагал бритоголовому красавцу  занять  свое  место  на  коврике.
Иллионский улыбнулся и, повернувшись,  тронул  указательным  пальцем  жирный
порочный подбородок.
   Аркаша Рыбин чуть не подавился воблой. Он закашлялся,  согнулся  и  почти
вывернулся набок - чтобы  только  углядеть,  нет  ли  на  бедре  Иллионского
темного рисунка, о  котором  говорил  ему  по  дороге  следователь.  Рисунок
отсутствовал.
   Ту же процедуру банщик произвел и в отношении Раймонда Шлегера,  который,
кажется, хоть и понимал устремления служителя, но принимал их неохотно -  он
лениво сбросил руку нахала со своей талии. Но и тут Аркаша Рыбин на  чреслах
объекта ничего не заметил.
   Оставался еще один объект исследования -  ротмистр  Золлоев.  Он  смотрел
злобным взором на приближающегося банного служителя, нетерпеливо  переступал
волосатыми ногами, под его кожей, густо поросшей черной шерстью на плечах  и
груди, играли бугристые мышцы.  Человек  с  ковриком  подступал  к  грозному
посетителю с опаской.
   "Действительно, дело  рискованное,  правильно  говорил  Карл  Иваныч.  Не
держит ли кавказец под  простыней  кинжал?"  -  пронеслось  в  мозгу  Аркаши
Рыбина, не спускавшего взгляда  с  рельефных  чресл  человека,  похожего  на
горного орла.
   В следующую секунду Аркаша увидел,  как  трясущийся  банщик  обвил  рукой
талию воинственного посетителя, и  его  толстые  пальцы  судорожно  схватили
простыню.
   Нет! Не было темного рисунка  на  бедре  ротмистра  Золлоева,  который  в
мгновение ока повернулся вокруг своей оси и с размаху врезал кулаком  в  лоб
услужливого наглеца.
   - Да как ты смеешь, собака вонючая! - взревел ротмистр. - Да  я  тебя  на
шашлык пущу!
   Но отброшенная богатырским ударом собака уже ничего не слышала - пролетев
метра два в ту сторону, где таился  Карл  Иванович,  несчастный  врезался  в
молодого мужчину, который только  что  появился  из  парной.  От  удара  оба
рухнули прямо к ногам выбежавшего следователя  Вирхова.  Ошеломленный  таким
развитием событий, Карл Иванович  хотел  броситься  на  помощь  поверженному
банщику и невинно пострадавшему человеку.
   Но тут пострадавший с исказившимся от бешенства лицом  начал  подниматься
сам. И от первого же его  движения  простыня,  в  которую  он  был  обернут,
размоталась, и прямо перед глазами следователя Вирхова  явилось  белоснежное
бедро. И это бедро украшала татуировка - кинжал со змеей!

Глава 30

   Мария Николаевна Муромцева, которая, казалось, еще  недавно  чувствовала,
что совершенно измотана всеми  перипетиями  сегодняшнего  бесконечного  дня,
неожиданно ощутила новый прилив сил. А во всем  был  виноват  Карл  Иванович
Вирхов. Он никак не хотел верить, что  ее  рассказ  об  Аристотеле  -  сущая
правда. И поэтому покойный Глеб Тугарин не мог ограбить  Успенский  собор  в
Кремле. И конечно же, не он пытался убить Татьяну Зонберг. Мужчина,  который
дарит женщине редкие драгоценности, не способен пойти на  преступление  ради
пошлых сережек с рубинами... Не мог быть Тугарин вором и убийцей Рафиком!
   Мария Николаевна Муромцева села в коляску и выслушала  наказ  следователя
Вирхова, данный ей и извозчику, - ехать без промедления на Васильевский.
   Но Мура, у которой после беседы со следователем открылось второе дыхание,
уже не очень хотела ехать домой. Нельзя ли упросить извозчика отправиться  в
Публичную  библиотеку?  Она  огляделась  по  сторонам   -   припозднившиеся,
немногочисленные прохожие пересекали мостовую, отдельные тени мелькали и  на
тротуарах. Верно, полночь близится.. Да и закрыта  Публичная  библиотека.  А
как было бы хорошо поговорить с библиотекарем Кайдаловым!  Вероятно,  теперь
он наследует потрясающей научной ценности  имущество,  принадлежавшее  Глебу
Тугарину! Подумать только, если Глеб унаследовал библиотеку  Аристотеля,  то
где-то же она находится?! Надо ее извлечь на свет Божий, поместить в  музей,
беречь как зеницу ока. Все ищут библиотеку Ивана Грозного, а ею  может  быть
библиотека Аристотеля! Да за такое научное открытие Нобелевской премии мало!
Впрочем, Нобель обошел в своем завещании историков и математиков... Как  это
несправедливо!
   Мура испытывала некоторый стыд  перед  Карлом  Ивановичем  Вирховым.  Она
догадалась еще кое о чем - и умолчала. А ведь это помогло бы  расследованию.
Но зато навеки погубило бы надежду разыскать библиотеку Аристотеля
   Девушка вздохнула и крикнула извозчику, чтобы он ехал медленнее, а то  от
тряски у нее разболелась голова. Извозчик повиновался.
   Ночной  город  казался  чудесным:  трепещущий  лиловатыи   свет   фонарей
высвечивал то легкую рябь Мойки, вдоль которой они ехали, то темные  контуры
уснувших лодок и яликов, то свинцово-черные булыжники мостовой, то полосатые
будки сонных городовых. Изредка  глаза  ей  слепили  огни  редких  встречных
экипажей.  В  окошках  полуночников,  которых  почти  не  было  в   доходных
невзрачных домах, но которые обнаруживались во множестве в особняках  персон
состоятельных, мерцали разноцветные огоньки: желтоватые, ослепительно белые,
приглушенные красные и синие. Пахло дождем.
   Прошло всего несколько дней с того вечера, когда Мура увидела - первый  и
единственный раз - Глеба Тугарина. Как переживет Брунгильда известие  о  его
смерти? Она еще ничего не знает! Острое чувство вины перед  любимой  сестрой
нарастало - да разве  та  простит  когда-нибудь  ей,  Муре,  что  она  из-за
какой-то никому не нужной библиотеки Аристотеля не помогла  Карлу  Ивановичу
поймать преступника, убийцу, лишившего ее счастья? А вдруг Брунгильда больше
никогда и никого  не  полюбит,  так  и  будет  бобыльничать  всю  оставшуюся
жизнь... Без семьи, без детишек... В  романах  пишут,  что  такое  случается
сплошь и рядом. Любовь с первого взгляда - и на всю жизнь, даже  к  мертвому
возлюбленному!
   Слезы раскаяния подступили к глазам младшей дочери профессора Муромцева.
   - Стой! Стой! - закричала истошно она и  даже  приподнялась  на  сиденье.
Извозчик остановил лошадку и обернулся. - Гони к Воронинским баням,  дружок,
и срочно. Во весь опор.
   - Не ведено, барышня, - лениво протянул извозчик, оглядывая  через  плечо
беспокойную пассажирку, - сказано - только на Васильевский.
   - Да как же ты не понимаешь! - с  жаром  возразила  Мура.  -  Мы  туда  и
поедем. Только я забыла сообщить Карлу Иванычу одну важную вещь. Она поможет
ему в поимке опасного преступника. Рафика. Откладывать нельзя.
   - Рафика? - Извозчик передернул плечами. - Слыхал  о  таком.  Бес,  а  не
человек. Но вы-то откуда его знаете?
   - Говорю тебе, езжай быстрее, не тяни. Может  быть,  еще  успеем.  Только
дождемся выхода Карла Иваныча из бани - и сразу на Васильевский. Я  даже  из
коляски вылезать не стану.
   Извозчик отвернулся и задумался. А что, если барышня  дело  говорит,  что
если ему потом по ее жалобе нагоняй от Карла Иваныча последует?
   Извозчик тронул кнутом лошадь, прикрикнул на нее и свернул  налево.  Мура
поняла, что они держат путь к Воронинским баням.
   Счет времени младшая дочь профессора Муромцева потеряла - дорога  длилась
не больше десяти-пятнадцати минут, но и этого  ей  хватило,  чтобы  оплакать
погибшую библиотеку Аристотеля и погибшую надежду  внести  свой  грандиозный
вклад в развитие исторической науки.
   Извозчик выбрал удобное для стоянки место - чуть  наискосок  от  входа  в
бани, на противоположной стороне Фонарного переулка. Барышня сидела смирно и
ждала следователя Вирхова. Рядом с ним стояло еще несколько пролеток.
   Ждать пришлось не долго.
   Из  внезапно  распахнувшихся  дверей  выскочил   обнаженный   мужчина   -
размахивая простыней, голый человек в  два  прыжка  скатился  с  крылечка  и
помчался по  тротуару,  следом  за  ним  бежал  еще  один  голый  человек  -
небольшого роста, с темной тряпкой в руках.
   Неожиданное явление парализовало и Муру, и  извозчика.  "Неужели  в  бани
пускают сумасшедших?" - подумала она и испугалась  еще  больше,  потому  что
обнаженный  безумец  мчался  к  их  коляске.  За  ним  по  пятам  бежал  его
преследователь. Мура похолодела.
   "Что же делать? Сейчас он вскочит в коляску и увезет меня в не  известном
направлении! А мама и папа даже не будут знать, где я! Неужели и я  исчезну,
как Брунгильда? Бедные родители"!
   Неожиданно для самой себя она высунулась из-за своего укрытия и  завопила
в лицо сумасшедшего:
   - Стой! Стрелять буду! Стой!
   От внезапного окрика голый незнакомец резко притормозил,  неведомая  сила
повела его назад,  он  замахал  обеими  руками,  запутался  ногами  в  своей
простыне и еще немного - рухнул бы на спину. Но в  этот  момент  его  настиг
обнаженный преследователь.  Он  ловко  накинул  темную  тряпку,  оказавшуюся
пиджаком, на грудь беглеца, быстрым узлом связал сзади пиджачные  рукава  и,
ловко подхватив концы простыни, стреножил свою добычу,  полностью  лишив  ее
возможности брыкаться.
   Пойманный мужчина с ненавистью смотрел на Муру, а она, она  узнала  этого
человека!
   Впрочем,  сцена  длилась  недолго.  Бдительный  Аркаша  Рыбин,  обнаружив
непорядок в общественном месте, повернул свой трофей спиной к Муре, чтобы ее
не смущал вид обнаженного тела. Перебирая босыми ступнями,  примерзающими  к
холодным булыжникам улицы, Аркаша переводил  глаза  с  пленника  на  входные
двери, откуда к обнаженной парочке шествовал Карл Иванович Вирхов.
   Муре хорошо было видно, как следователь высокомерно  оглядел  связанного,
потом похлопал по голому плечу усмирителя сумасшедшего.
   - Молодец, Аркаша, хвалю, - сказал он,  -  цены  тебе  нет.  Может  быть,
медаль схлопочешь.
   - Рад служить, ваше благородие, - стуча зубами, ответил  уже  замерзающий
мужичок.
   С двух сторон  по  Фонарному  к  живописной  группе  бежали  городовые  и
дворники, привлеченные заливистым свистком банного сторожа.
   - А это что такое? - Взгляд Вирхова обнаружил известного ему извозчика  и
подозрительно знакомую лошадь. - Ну-ка, ну-ка...
   Он обошел стоящих на его пути Аркашу и незнакомца и направился к коляске.
   - Так-так... вроде бы только что расстались, - бормотал он,  подходя  все
ближе. - А кто ж у нас там прячется?
   - Это я, - сказала виновато, показываясь из-за своего укрытия, Мура, -  я
только на минутку к вам заехала...
   - Что  такое?  -  Следователь  обратил  свирепый  взор  на  обернувшегося
извозчика. - Почему ослушался?
   - Да барышня мне грозила: не вернемся, так повредим вашему следствию... -
оправдывался извозчик. - Важные сведения везла...
   - Важные? - Карл Иванович прожег Муру взглядом. - И какие же?
   - Думаю, что-нибудь про Платончика  достославнейшего  или  Аристотельчика
святоприимненького, - послышалось из-за плеча следователя.
   Вирхов оглянулся:
   - А вы что здесь делаете, любезнейший? - Следователь покосился на  карман
пальто Пиляева. - Фунтика попарить пришли?
   - Никак нет, уважаемый Карл Иваныч. Веду наблюденьице по своему методу. А
Фунтика не ругайте, он и пользу приносит.  Зашли  мы  здесь  с  ним  в  одну
квартирку, небезынтереснейшую для вас,  доложу  вам  по  секрету.  Проникли,
можно сказать, с отмычечкой... Полюбопытствовать...  Так  Фунтик  мои  очень
одним  подоконничком  заинтересовался,   все   пытался   туда   свой   носик
просунуть...
   - Потом расскажешь... - хмуро прервал  Вирхов  и  покосился  на  Муру.  -
Ничего не желаю слушать про беззаконные действия.
   - А вы не слушайте, не слушайте, - согласился  Пиляев,  -  лишь  на  усик
мотайте - вдруг да сгодится... А я спешу  откланяться  и  поздравить  вас  с
победушкой... Барышню же не браните - если б пойманный вами негодяй увез ее,
я бы уж проследил, будьте уверены... Засим остаюсь ваш покорнейший слуга...
   Пиляев чопорно поклонился и в мгновение ока скрылся из виду. Вирхов вновь
обратился к непокорной дочери профессора Муромцева:
   - Так о каких сведениях вы забыли мне сообщить?
   - Карл  Иваныч,  я  нечаянно  утаила  от  вас  самое  важное,  забыла  от
волнения... Помните, когда мы говорили об Аристотеле...
   - Да  на  кой  черт  мне  сдался  Аристотель!  -  буркнул  Вирхов  и  уже
решительнее и громче добавил:
   - Извольте сию же минуту отправляться домой.
   - Но книги из библиотеки Аристотеля...
   - Ничего не хочу знать!  Мне  некогда!  Мое  почтение  вашему  батюшке  и
матушке,  Полине  Тихоновне  и  Климу  Кирилловичу.  -  Вирхов  обернулся  к
извозчику:
   - Езжай, чего стоишь, оглох, что ли?
   - Не браните его, Карл Иваныч, он добрый. Просто испугался.
   - Пугливые все стали,  -  ворчал,  удаляясь,  Вирхов,  -  и  чего  только
пугаются.
   - Как чего, господин Вирхов? - услышал он  девичий  крик  из  отъезжающей
коляски. - Этого голого сумасшедшего, убийцы Глеба Тугарина!

Глава 31

   Как  интересно  устроено  время  -  оно  неоднородно  и  живет  по  своим
собственным законам. Иногда выпадает день, равный вечности, когда в двадцать
четыре часа умещается столько событий, что их хватило бы не на один  год.  А
бывает, что и не случается ничего, и ни одно дело до  конца  не  доведешь  -
время тянется еле-еле, а потом этот день как бы проваливается в памяти,  как
будто его и не существовало...
   И сегодня так же, как и неделю назад, летят на землю пожелтевшие  листья,
так же раздаются  крики  торговцев,  предлагающих  дешево  купить  яблоки  и
арбузы, капусту и грибы, бруснику и клюкву, так  же  по  утрам  выбегают  на
улицы  города  вычищенные,  с  расчесанными  гривами  и   хвостами   лошади,
впряженные в чисто вымытые, еще не измызганные в начале дня экипажи, так  же
пахнет конским навозом на улицах и жареным кофейным зерном во  дворах  и  на
лестницах... Но небо затянуто тучами, и с утра моросит редкий дождик... И не
надо  никуда  мчаться,  не  надо  добывать  деньги,  искать  Брунгильду,  ее
обидчиков,  Вирхова...  Скучно,  уныло,  чувствуется   приближение   зимы...
Сентябрь кончается...
   Так думала Мария Николаевна Муромцева, подперев ладонью щеку  и  глядя  в
высокое окно читального зала Публичной библиотеки.
   Читать совершенно не хотелось. Уже целую неделю  Мура  приходила  сюда  в
надежде  увидеть  библиотекаря  Анемподиста  Кайдалова   -   ей   непременно
требовалось с ним поговорить. Но она не знала, поправился ли он  после  всех
свалившихся на него несчастий.
   После того как его  племянник,  юный  Глеб  Тугарин,  был  зверски  убит,
потрясенный Кайдалов бродил по  городу,  забыв  о  пище  и  еде.  Сослуживцы
сбились с ног, разыскивая пропавшего работника. А к вечеру  второго  дня  он
пожаловал сам и принес даже баул с аппетитными яблочками - угостит?  коллег.
Сразу же ринулся заниматься накопившимися делами, разбирать книги, приводить
в порядок стеллажи И, конечн