о  в
пору писать подобные письма. Но если Миле было куда писать (до  сих  пор  не
знаю, откуда ей стал известен наш адрес, хотя, думаю, что первым ей  написал
Вик, эта размазня, слюнтяй; я знала, что он мучается угрызениями  совести  и
никак не может простить себе, что послушался меня  и  сбежал,  по  сути,  от
Милы,  даже  не  попрощавшись  с  ней  и  ничего  не  объяснив),  то  мне  и
обращаться-то за помощью было не к кому. Р., который принял бы  меня  любой,
пусть даже прокаженной в полном смысле этого слова, и который сделал бы  все
возможное и невозможное, чтобы только помочь мне - погиб. Игорь - погиб. Вик
- исчез, а если, не дай бог, женился, то, значит, тоже - погиб. Пол Фермин -
погиб для меня. Оставался Гаэль, но у меня  не  было  возможности  позвонить
ему. Вернее, я боялась звонить по  этому  телефону,  по  телефону  Вика,  за
которым, как мне тогда казалось, еще следили.
   Словом,  я  действительно  почувствовала  себя  в  тот  вечер  больной  и
разбитой. Остатками своего рассудка я понимала, что  навряд  ли  ФСБ  станет
тратиться на прослушивание телефона Вика - у этой  организации  и  без  меня
хватает хлопот. Но почему-то все-таки не позвонила в Лондон. Хотя мне стоило
лишь протянуть руку и набрать вереницу знакомых до боли  цифр...  Значит,  у
меня параллельно с шизофренией развилась паранойя. Гремучая смесь, ничего не
скажешь.
   Я бы, наверно, задохнулась от собственных страхов и поседела в тот вечер,
наполненный шумом дождя, завываньем ветра и голосами призраков, если  бы  не
звонок в дверь, который быстро вернул меня к действительности.
   Я  накинула  на  плечи  длинный  халат  Вика  и,  путаясь  в  его  полах,
направилась к двери.  Сердце  мое  остановилось,  когда  я,  открыв  первую,
железную дверь, решилась заглянуть в ?глазок? второй, ?кожаной?.
   Но лестничная клетка была пуста. Не хватало мне только галлюцинаций."
   Я замерла, прислушиваясь к звукам.
   - Вик, открывай, это  я...  Я  знаю,  что  ты  дома,  поэтому  бесполезно
прятаться. Я только посмотрю на тебя и уйду, обещаю. Не будет никаких  сцен,
ты слышишь меня? И вообще, это глупо... Я же слышала, как ты открыл дверь...
Ты смотришь в ?глазок? и не видишь меня? На, смотри!
   И  я  увидела  возникшую  прямо  перед  моими  глазами  расплывающуюся  в
оптическом фокусе физиономию. Трудно было определить,  красива  ли  женщина,
явившаяся сюда, чтобы увидеть моего бывшего мужа, должно  быть,  поэтому  я,
забыв про свой страх, распахнула дверь.
   - Привет, - сказала опешившая гостья, которая ну никак не ожидала увидеть
вместо Вика бледную, со следами долгой болезни женщину. - Вы кто?
   Ее губы улыбнулись, словно их свело судорогой.
   - Вы Татьяна? - в свою очередь спросила я, разглядывая невесту Вика.
   Она была высокая, стройная, с длинными волосами, покрывавшими ее плечи до
уровня груди. Щеки ее разрумянились от холода и ветра,  глаза  -  большие  и
карие - блестели, а рот, маленький и розовый, как  недоспелая  черешина,  от
удивления был полуоткрыт. Она была чудо как хороша.
   - Да, я Татьяна, но разве мы с вами знакомы? - И  тут  же,  не  дожидаясь
ответа:
   - А где Вик? Вы что, его родственница?
   - Проходите, - я отошла в сторону, приглашая ее  войти.  -  Я  постараюсь
сейчас все объяснить?.
 
*** 
 
   - Он сильно изменился за каких-нибудь полгода... Стал  раздражительным  и
даже.., жестоким, что ли... Я его едва узнавала. Сначала я думала,  что  это
наркотики, но потом поняла, что у него что-то с головой... Или с душой...
   Они уже минут сорок сидели на кухне, пили коньяк и говорили исключительно
о Вике: его бывшая жена и его будущая жена.
   Появление в квартире ее жениха незнакомой женщины вызвало у  импульсивной
Татьяны шок. Она настолько растерялась, что  была  не  в  состоянии  слышать
никого, кроме себя.
   - Я знала, - продолжала она в сильном волнении, -  знала,  что  рано  или
поздно мы встретимся...  И  хотя  Виктор  говорил  мне,  что  вы  навряд  ли
вернетесь в Россию и, уж тем более, в Москву, что вам сюда,  как  говорится,
путь заказан, но я чувствовала, понимаете,  чувствовала...  Только  ответьте
мне сразу: где Вик? Он что, все эти дни был с вами?
   Анна в двух словах объяснила, каким образом она оказалась в  квартире,  и
даже для пущей убедительности упомянула о тайнике для ключей,  но  все  было
бесполезно.
   - Знаете, - продолжала Татьяна громко и раздраженно, - я  во  всем  люблю
ясность... Виктор хоть и успокаивал меня относительно вас,  заверял,  что  у
него к вам не осталось никаких чувств, но я-то знаю, что это  не  так...  Он
любит вас, и вы приехали сюда по его просьбе...  Не  надо,  прошу  вас,  вот
только НЕ НАДО мне ничего говорить!
   Анна поняла, что Татьяна находится в истерическом состоянии и ни  за  что
не поверит в непричастность Вика к приезду в Москву его бывшей жены.  Оно  и
понятно, ведь уже один факт проживания Анны в ЕГО квартире  свидетельствовал
о многом. Но Вик  же  здесь  совершенно  ни  при  чем!  Да  и  Татьяну,  эту
симпатичную молодую женщину, явно влюбленную в него, тоже было жаль...
   - Не кричите на меня. Я ведь тоже могу крикнуть, а то и ударить... - Анна
решила принять другой тон, чтобы немного охладить свою ?соперницу?. - Говорю
же вам, что мы с Виком даже не виделись! И он не знает о том, что я здесь. Я
оказалась  в  этой  квартире  случайно...  Вернее,  я  заехала  сюда,  чтобы
повидаться с ним, а наутро вылететь в Лондон, но Вика не было дома.  У  меня
был жар, мне было плохо,  и  его  соседка  Дора  выхаживала  меня...  Можете
спросить у нее... Но распинаюсь я  перед  вами  вовсе  не  для  того,  чтобы
оправдаться, а чтобы хотя бы немного успокоить вас... Ведь мне очень  хорошо
известны те  чувства,  которые  вы  сейчас  испытываете...  Разумеется,  это
неприятно - застать в квартире жениха  его  бывшую  жену,  да  еще  в  таком
виде... Действительно, у вас могло сложиться  впечатление,  что  я  приехала
именно к нему и с вполне определенной целью... Но это не  так.  Я,  конечно,
по-своему люблю Вика, но у него уже давно своя жизнь, а у меня - своя...
   - Я не верю ни единому вашему слову. Всем известно, что  вы  мошенница  и
авантюристка, каких свет не видывал...  И  я  не  знаю,  что  вы  сделали  с
Виктором... Куда вы его послали? И что это вы меня спаиваете  вашим  дрянным
коньяком?
   - Мы с Дорой звонили в кафе, но там никто не берет трубку...
   - Вот-вот, и я тоже звонила и несколько раз  была  там,  но  кафе  словно
вымерло, там никого нет... Уф... Как же я устала...
   Татьяна вдруг обхватила голову руками и заплакала.
 
*** 
 
   "Я смотрела на нее и чувствовала,  как  постепенно,  словно  вирус,  меня
начинает одолевать ревность... Вик, МОЙ Вик, у которого и  при  мне-то  было
полно любовниц-однодневок, остановил на этот раз свой выбор на действительно
достойной, как говорила Дора,  кандидатуре.  И  даже  ее  нервозность  и  та
истерика, свидетельницей которой я оказалась, не испортили мое представление
о ней, как о необычайно привлекательной и умной  молодой  женщине.  Ей  было
около тридцати, и если бы не взрослое лицо  и  особенно  взгляд,  каким  она
осматривала меня, ей можно было бы дать и гораздо меньше. Высокая,  изящная,
со вкусом одетая, Татьяна, помимо ревности, вызвала во  мне  еще  и  чувство
зависти перед ее свежестью и здоровьем.
   Она плакала, потому что продолжала не верить мне, а плакать  должна  была
я. Она была дома, в своей жизни и в своем времени, а я была насильно вырвана
из своей теплой ниши и словно выставлена напоказ с моей  бледной  измученной
физиономией и усталым от болезни телом перед этой  холеной  и  благополучной
женщиной...
   - Послушайте, Вика надо искать... Он принимает наркотики?
   - Очень редко...
   - Скажите, Татьяна, а  чем  вы  занимаетесь?  И  тут  лицо  ее  сразу  же
изменилось, даже посветлело, словно  в  этот  момент  она  забыла  про  свои
неприятности, связанные  с  Виком,  и  все  подозрения  относительно  нашего
свидания с ним. Похоже, я нашла ее уязвимое место, вернее, неуязвимое место.
Ее конек.
   - Я биолог. И если бы Вик не исчез, я торчала бы сейчас в  лаборатории...
Он, этот мерзавец, вы уж извините, что я о нем так... Так вот, он спутал все
мои планы, у меня  на  сегодня  запланирована  Машка  с  Капитолиной...  Это
мыши... - И она впервые за все это время улыбнулась, да так хорошо и светло,
что мне показалось, будто мы с ней знакомы целую  вечность.  -  Я  занимаюсь
проблемами  регенерации:  прокалываю  уши  мышам  и  делаю  анализы...  Вам,
конечно, это неинтересно, но  ведь  регенерация  сама  по  себе  -  это  так
увлекательно... Вы знаете что, Анна, я, пожалуй,  пойду...  Я  устала.  Вика
здесь нет, а если бы даже и был, Машку на него я  не  променяю...  Извините,
если я позволила себе что-то лишнее, но мы с Виком собираемся  пожениться...
Мне бы не хотелось, чтобы ваш приезд как-то повлиял на наше решение.  Вик  -
не сахар, сами знаете, но я люблю его...
   Я понимала, что ее откровенность  была  скорее  всего  вызвана  коньяком,
потому что такие женщины, как Татьяна, на трезвую голову навряд ли стали  бы
рассказывать о проколотых мышиных ушах  и  о  своих  планах  на  будущее.  Я
поймала себя на том, что  мне  было  приятно  ее  присутствие,  быть  может,
поэтому, когда она ушла, в квартире стало так нестерпимо тихо,  что  у  меня
зазвенело в ушах, и звон этот звучал, будто погребальный колокол...
   Весь следующий день прошел  словно  в  тумане,  я  много  спала,  думала,
вспоминала, и, когда вечером раздался звонок, моя интуиция  подсказала  мне,
что это, конечно же, соседка. Такие, как Дора, не в состоянии  долгое  время
оставаться в неведении относительно интересующего их объекта, которым  в  то
время была для нее я. Наверняка она вчера видела из окна Татьяну  или,  быть
может, слышала наши голоса на лестничной клетке, но, как бы то ни было,  она
почувствовала, что в доверенной ей квартире произошло  что-то  интересное  и
важное, а потому, презрев нашу ссору и сделав вид, что ничего особенного  не
произошло, она спокойно позвонила в мою дверь. МОЮ? А почему бы  и  нет?  Во
всяком случае, эта квартира была больше моей, чем ее...
   Я увидела Дору и улыбнулась своему предположению.
   - Проходите, Дора. - Я решила больше не церемониться с ней.
   - Ну что, видали?! - выкрикнула она истерично-визгливым тоном, пронеслась
мимо меня в глубь  гостиной  и  уверенно  заполнила  собой  огромное  низкое
кресло.
   - О чем это вы? Пришли помыть полы или почистить унитаз?
   - Вы  видали  Татьяну?  Ну  как  она  вам?  Красавица!  Вы,  случаем,  не
подрались?
   Я видела, как радуется она тому, что произошло вчера,  кроме  того,  Дора
явно ожидала моего рассказа о том, как прошла и чем закончилась моя  встреча
с невестой Вика, но я до сих  пор  практически  не  проронила  ни  слова.  Я
смотрела на нее, пытаясь взглядом дать ей понять, что ей лучше уйти...
   - Да у вас язык отнялся?! Ну и  что  же  сказала  вам  Татьяна?  Что  Вик
переехал к ней? Они женятся?
   Я  по-прежнему  молчала,  потому  что  знала:  как  только  кончится  мое
терпение, так сразу же в Дорину бестолковую башку полетит пепельница. И  что
я не промахнусь. Я размозжу ей череп, достану из кармана ее халата ключи  от
ее квартиры, войду туда и заберу то, что осталось от моих пятисот  долларов.
Возможно даже, что прихвачу и Дорины деньги. Думаю, что не все же она держит
в банке. А потом на эти деньги спокойно куплю билет в Лондон и улечу к  себе
на остров...
   - Завтра утром чтобы вашего духу здесь не было, иначе я вызову милицию...
- это, конечно, произнесла Дора.
   - Разумеется, но только и я не буду молчать и скажу, что вы украли у Вика
иконы и холсты, которые висели в гостиной...
   - Какие еще иконы? Вы что, спятили? - Дора покраснела как помидор. -  Там
же все на месте!
   - Я придумаю способ, чтобы на вас повесили кражу... И мне больше поверят,
потому что это я, а не вы, - жена Вика. Пусть даже и бывшая. Так что,  Дора,
вам лучше не портить отношения со мной. Кроме  того,  ко  мне  с  минуты  на
минуту должен прийти человек, - я блефовала, чтобы побольше испугать Дору, -
и уж он-то поможет мне избавиться от вас... К тому  же  недавно  мне  звонил
Вик...
   Дора  онемела  и,  по  всей  видимости,  растерялась.  Слишком  уж  много
информации обрушилось на нее одновременно. Ей не хватало природной гибкости,
чтобы правильно отреагировать на все  услышанное,  а  потому  она  сочла  за
лучшее тихо выйти из квартиры и аккуратно прикрыть за собой дверь.
   Не знаю уж, почему она так повела себя, но скорее всего на нее  произвело
впечатление сообщение о звонке Вика. Она-то знала, что Вик никогда  не  даст
меня в обиду, а если я пожалуюсь ему на нее, то  она  может  лишиться  места
домработницы и уборщицы в кафе или игорном зале...
   Я удивилась только тому, что не  услышала  естественного  в  этом  случае
вопроса: когда звонил Вик - ДО прихода Татьяны или ПОСЛЕ?
   Как бы то ни было, но Дора ушла. Я вернулась  на  кухню  и  выпила  рюмку
коньяку.
   И  в  эту  минуту  раздался  долгожданный   телефонный   звонок!   Почему
долгожданный? Да потому, что звонить мог либо Вик, либо кто-то звонил  Вику,
и этот ?кто-то? мог помочь мне найти его.
   Я подбежала к телефону, но, когда взяла  трубку,  там  уже  шли  короткие
гудки. А ведь прошло всего несколько  секунд...  Словно  звонивший  раздумал
говорить с Виком...
   И вдруг я увидела Вика. Его бледное, мерцающее за стеклами кухонного окна
лицо...
   - Вик! - Я распахнула двери, ведущие на лоджию, и  увидела  голову  Вика,
прислоненную к окну. Он, должно быть, очень устал.
   Я зажмурилась: голова исчезла. Открыла глаза  -  и  снова  увидела  такое
родное лицо и эти роскошные волосы, слегка припорошенные снегом. Лоджия была
открытая, без рам, и первый снег уже кружился в синем октябрьском воздухе.
   Я была неизлечимо больна. И я знала, что стоит мне  сейчас  вернуться  на
кухню, как я увижу там новые призраки... Пусть это будет не Мила, Гаэль  или
Пол Фермин, или Игорь... Хотя почему Гаэль? Ведь он жив!
   - Вик! - еще раз позвала я, потому что мой мозг отказывался  воспринимать
голову Вика отдельно от его туловища, КОТОРОГО НЕ БЫЛО!
   Был лишь высокий стол, стоящий на лоджии. На  нем,  на  уровне  кухонного
окна, возвышалась прислоненная к оконному стеклу голова... Быть может, я  бы
так до конца и думала, что вижу перед собой призрак, привидение, если бы  не
кровавое пятно, образовавшееся на столе вокруг головы. Видимо, Вику отрезали
или отрубили голову, а потом забросили  ее  на  лоджию.  Или  взобрались  на
лоджию и аккуратно положили голову напротив окна, чтобы испугать меня...
   Не чувствуя холода и ветра, я вышла на лоджию и посмотрела вниз. И совсем
не удивилась, увидев внизу приставленную к дому лестницу.
   Если бы я тогда не растерялась и вызвала милицию,  всего,  что  произошло
дальше, можно было бы избежать! Ведь на свежевыпавшем  снегу  оставались  ИХ
следы! Следы убийц!
   Но я поступила как последняя идиотка. Я подумала о Вике и о том, что ему,
должно быть, холодно на морозе...
   Я взяла его голову в руки и занесла в дом. Положила на кухонный стол, и в
горле моем застрял крик... Я не имела права кричать! Стоило мне  на  секунду
потерять контроль над собой, как прибежала бы Дора...
   Телефонный звонок прорезал тишину квартиры и чуть не лишил меня сознания.
Он словно пронзил меня, вызвав боль в голове, как если бы это была острая  и
длинная игла...
   Конечно, я не могла не взять трубку. Но, услышав знакомый  и  ненавистный
мне голос Матвея, поняла что-то для себя важное... Кроме  того,  он  говорил
довольно конкретно, и  трудно  было  не  понять,  кто  стоит  за  всем  этим
ужасом...
   - Мышеловка захлопнулась, Анечка... - хохотнул он в трубку, - узнаешь мой
голос? Ты меня любишь? А мужа своего ты тоже любила?
   - Что тебе от меня нужно? Верни мне сумку с документами и деньгами! Ты же
получил свое...
   - Ты видела своего мужа?
   - Какого еще мужа! О чем ты? Его нигде нет...
   - Его голову ты  только  что  положила  на  блюдо  и  сунула  в  духовку,
предварительно натерев солью и перцем.., не забудь еще полить  вином,  чтобы
он не смердел... Ты чем  отрезала  его  голову:  маникюрными  ножницами  или
садовыми? Он не кричал, когда ты его...
   Я бросила трубку и поняла, что Матвей нарочно тянул время,  чтобы  успеть
прислать на квартиру своих людей  или  милицию.  Кого  угодно,  кто  мог  бы
схватить меня и обвинить во всех смертных грехах...
   Я собралась очень быстро  и  даже  успела  где  только  возможно  стереть
отпечатки моих пальцев - мало ли что - и уже через  несколько  минут  стояла
одетая, с пластиковым пакетом в руках, в который я сунула кое-какую  еду  из
холодильника и початую бутылку коньяку. Денег  у  меня  не  было,  а  потому
соседство Доры (или дуры) теперь было более чем кстати.
   Она открыла мне сразу. И даже успела  криво  улыбнуться,  прежде  чем  я,
протолкнув ее вперед и приставив к ее горлу прихваченный  из  квартиры  Вика
кухонный нож, приказала принести мне всю имеющуюся в доме наличность.
   - Если закричишь, я перережу тебе горло... Я не шучу. А если  узнаю,  что
ты имеешь к этой истории какое-нибудь отношение, ни я, ни Вик тебе этого  не
простим...
   Я продолжала говорить о нем в настоящем или будущем времени  так,  словно
он был еще живой и действительно мог  что-то  сделать  для  меня  или  Доры.
Бедняжка, разве могла она представить, в  каком  виде  сейчас  находится  ее
хозяин и вообще что ее ждет, если она сунет  нос  в  нашу  квартиру?!  Но  я
знала, что, как только я уйду, она первым же делом бросится туда хотя бы для
того, чтобы узнать, не стащила ли я что-нибудь ценное. И  ей  повезет,  если
она попадет туда ПОЗЖЕ милиции, а вот если ДО, ей придется трудновато.  Вряд
ли Дора сумеет объяснить появление в доме  мертвой  головы  хозяина  и  свое
пребывание там...
   Я ходила за ней по пятам и смотрела, как  легко  она  достает  деньги  из
банок  с  крупами,  из  ящиков  письменного  стола,  из  пустого  цветочного
горшка... Нехитрые места. Я поняла, что остальное,  ОСНОВНОЕ  она  хранит  в
более надежном месте, иначе не смогла бы она вот так спокойно  отдавать  мне
эти  жалкие,  свернутые  трубочками  стодолларовые   бумажки.   Нет,   Дора,
безусловно, будет биться до смерти за свои денежки...
   - Где тайник? - спросила я ее, чувствуя, что теряю время, что  вот-вот  в
подъезде появятся люди, пришедшие по мою душу. Мне  просто  необходимо  было
как можно скорее выбраться отсюда...
   Я полоснула Дору ножом по руке, которой она протягивала мне последнюю, по
ее словам, долларовую купюру. Брызнула кровь - мне надо было  лишь  показать
ей, что я не шучу,  и  она  поняла  это...  Не  издав  ни  слова,  а  только
взвизгнув, словно захлебнувшись в своем бессилии и злости,  и  понимая,  что
следующим движением я, быть может, точно так же  полосну  ножом  уже  по  ее
жирненькому горлу, Дора, закатив глаза, судорожно замотала  головой...  Мозг
ее, должно быть, лихорадочно работал, раздумывая над тем, отдать мне  деньги
или нет,  но  сама  она,  подчиняясь  инстинкту  самосохранения,  одному  из
сильнейших инстинктов всех животных, двинулась в сторону кладовой...
   Картонная коробка, набитая долларами, была извлечена из тайника в  стене,
обклеенной плотными обоями. Дора, повернув ко мне голову, смотрела на меня с
непередаваемым ужасом. При всей своей  природной  глупости,  почувствовав  в
этот  миг  смертельную  опасность,  она  попыталась  улыбнуться  мне,  чтобы
смягчить тот приговор, который уже прочитала в МОИХ глазах.
   Но все было бесполезно. Я не могла оставить живого свидетеля...
   Нож был хорошо заточен и, касаясь плоти, входил в нее как в масло...  Вот
только звук - хрипло-булькающий, свистящий и влажный  -  действовал  мне  на
нервы...
   Пустая картонная коробка из-под денег очень быстро напитывалась кровью...
Дор