йные бедра...
   У Михаила перехватило дыхание. Он никак не мог  сосредоточиться  на  том,
что она пыталась  ему  внушить.  Мысли  его  скакали,  а  тело  предательски
выдавало себя...
   " - Объясняю тебе все на пальцах... -  хохотнула  она,  слегка  раздвигая
ноги и прищелкивая языком, играя с ним и явно провоцируя его на  решительный
поступок. - Мы отремонтируем твою квартирку, и я буду приводить сюда мужчин.
Самое большее - на два часа. А ты в это время будешь либо  сидеть  в  другой
комнате, либо уйдешь куда-нибудь погулять... За это ты будешь  сыт,  одет  и
вполне доволен своей жизнью...
   Да, приблизительно этого  он  и  ждал,  но  только  не  предполагал,  что
разговор примет настолько откровенный характер.
   - А спать-то ты со мной будешь?
   - Ночью, дружок, ночью мы с тобой будем отдыхать. Ведь днем тебе придется
ходить на рынок, по магазинам  и  готовить,  а  я  буду  заниматься  другими
вещами... Понимаешь, так живут многие... Снимать квартиру дорого, к тому  же
придется нанимать прислугу. А так мы сможем  сэкономить  довольно  приличные
деньги... Ну, как тебе мое предложение?
   - Но зачем тебе это? Зачем тебе я? Ведь ты же сама  только  что  сказала,
что я - НИКТО...  Ты  же  можешь  найти  себе  мужчину  более  достойного  и
красивого...
   - Дурачок, да разве ТАКОЙ позволит  МНЕ  заниматься  проституцией?  Какой
приличный мужик согласится, чтобы его  любовница  спала  с  другими?  Ты  уж
извини, что я так с тобой.., откровенно. Но ведь  ты  же  безработный,  а  я
предлагаю тебе довольно приличное  существование.  Я,  женщина!  А  ведь  по
логике вещей это ты должен был предложить мне содержание в обмен  на  любовь
или секс... Постарайся взглянуть  на  вещи  реально...  У  меня  раньше  был
сутенер, но в гробу я видала таких сутенеров! Я сбежала  от  него  и  решила
напиться. Пошла в бар, а там встретила тебя. У тебя  такие  добрые  глаза...
Миша,  подумай  хорошенько...  Доверься  мне,  и  все   будет   хорошо.   Мы
отремонтируем твою квартирку, приведем ее  в  божеский  вид,  купим  хорошую
мебель, холодильник, набьем его продуктами и будем потихоньку жить... Ведь у
тебя же сейчас шаром покати!
   Он слушал ее и никак не мог понять, радоваться  ли,  что  ему  предлагают
другую, более комфортную и сытую жизнь, или оскорбляться по поводу того, что
его принимают за кретина, у которого, кроме квартиры, ничего  нет.  Особенно
ума и достоинства.
   Но ведь она права, эта шлюха. Ну что  такого  он  из  себя  представляет?
Поварские курсы, работа в забегаловке-пельменной, стакан вина перед  сном  и
короткий сон, обрываемый звонком будильника, зовущего  на  работу,  в  серые
беспросветные будни...
   А ведь он еще молод, он еще почти не жил! Но и жить-то, оказывается,  еще
нужно уметь. А он не умеет. Ничего не умеет. Разве что жаловаться на неудачи
и глушить вином или водкой тоску, причину  которой  он  и  сам  не  в  силах
понять. И то, когда есть деньги.
   И он согласился. На время ремонта, который  затеяла  энергичная  Людмила,
они переехали во вьетнамское общежитие, где сняли  за  гроши  угол  с  двумя
узкими кроватями. И хотя они спали порознь, его новая подруга все же  успела
проявить свои способности и  доказать,  что  их  устная  договоренность  уже
вступила в силу и что ночи принадлежат только им двоим.  И  Михаил,  который
никогда еще в жизни не имел  женщину  ?досыта?,  впервые  почувствовал  себя
по-настоящему счастливым.
 
*** 
 
   На допросе у следователя ему было довольно сложно  отвечать  на  вопросы,
связанные с исчезновением Людмилы. Как он мог объяснить этому очкарику,  что
его подруга вела довольно свободный образ жизни и  встречалась  с  десятками
мужчин, которые платили ей за то, что она проводила с ними время. И  если  в
начале их совместной жизни она старалась ночевать ?дома?, то позже случалось
всякое... Она могла уехать в Питер с постоянным клиентом и жить там с ним  в
гостинице, пока тот не  закончит  свои  дела;  иногда  такие  ?командировки?
длились неделю, а то и больше. Бывало и такое, что Людмилу приглашали пожить
в  загородном  доме  клиента  несколько  дней  или  погостить  в  московской
квартире, обслуживая приехавших издалека партнеров по бизнесу. Как  правило,
после  таких  долгих  отлучек   Людмила   возвращалась   похудевшая,   долго
отсыпалась, приходя в себя, и была не в силах даже разговаривать с Михаилом.
В такие дни он жалел ее и уговаривал бросить свое тяжелое  ремесло,  на  что
получал один и тот же ответ: я больше ни на что не пригодна, это все, что  я
умею делать в этой жизни. А  дальше,  как  правило,  следовало  какое-нибудь
грубое слово, характеризующее ее жизнь в целом...
   Его влечение к ней как к женщине  начало  постепенно  ослабевать,  и  уже
спустя пару месяцев они стали спать порознь. То, что  она  не  испытывала  к
нему никаких чувств, он понимал с самого начала, так же как  понимал  и  то,
что его просто используют. Но вот  почему  он  сам  не  мог  воспользоваться
данным ему правом обладания хотя бы ее телом -  на  этот  вопрос  ответа  не
было.
   Людмила же, обнаружив, что Михаил охладел к ней настолько,  что  перестал
встречать ее поздно вечером у подъезда, как это бывало поначалу, и  взял  за
правило засыпать в гостиной на диване, не дождавшись ее  возвращения  домой,
даже обрадовалась. Во всяком случае, она не  задавала  тех  вопросов,  какие
задают в подобной ситуации другие женщины, и вела себя так, словно ничего не
произошло. Очевидно, случилось то, что и  должно  было  случиться:  сознание
того, что эта женщина продает  свое  тело  и  принадлежит  многим  мужчинам,
оттолкнуло ее от Михаила, у  которого  к  тому  времени  уже  ничего,  кроме
чувства  презрения  и,  одновременно,  жалости  к  ней,  не  осталось.   Она
воспринимала его всего лишь как  обязательного  и  последнего  в  этот  день
КЛИЕНТА. А ему хотелось большего...
   За неделю до того, как Людмила пропала, в их квартире  появился  высокий,
худощавый, хорошо одетый мужчина. Он спросил Милу и,  услышав,  что  ее  нет
дома, пожал плечами.
   - Когда она придет,  скажите  ей,  чтобы  она  позвонила  своему  лучшему
другу... - процедил он, не вынимая изо рта трубки. - Меня зовут...
   Миша потом долго не мог вспомнить, как же зовут этого ?друга?.
   От мужчины пахло дорогим одеколоном и еще чем-то  изысканным,  сложным  и
приятным... Он заявился в их маленький  публичный  дом  из  ДРУГОЙ  ЖИЗНИ  и
нисколько не был похож на остальных мужчин, которых Мила иногда приводила  в
квартиру Михаила. Ее любовники (или клиенты, так было  бы  правильнее)  были
где-то порядка на два ниже этого ?лучшего друга?, они и одевались похуже,  и
не было ни в одном из них того лоска, как в этом господине.
   Когда Мила вернулась вечером и Михаил рассказал ей о  визите  незнакомца,
она даже изменилась в лице:
   - Он меня нашел, Миша... Плохи мои дела...
   - Я не запомнил его имени... Такое.., необычное, короткое...
   - Зато я ОЧЕНЬ хорошо знаю его имя... - И она назвала его. Да только Миша
опять не запомнил.
   Следователь, которому он потом  слово  в  слово  передал  ее  реакцию  на
появление ?друга?, тут же повез Михаила составлять фоторобот этого  мужчины.
Но, как ни бился художник, подыскивая нужные губы  и  глаза,  нос  и  брови,
рисунок на экране так и не совпал с тем образом, который четко  запечатлелся
в Мишиной памяти.
   Наутро Людмила уехала за покупками. Она  сказала,  что  у  нее  кончились
шампунь и краска для волос, но Михаил ей не поверил.
   Ее нервозность просто-таки бросалась в глаза, она и ходила-то по квартире
как-то странно, то и  дело  останавливалась,  словно  что-то  припоминая,  а
взгляд у нее при этом был испуганный и вместе с тем грустный, как  бывает  у
обреченных на смерть раненых животных... В то утро  она  выглядела  особенно
соблазнительно: черное белье,  яркий  макияж,  облако  уложенных  в  высокую
прическу золотистых волос... Вот только из  рук  у  нее  все  валилось:  она
рассыпала в ванной  комнате  розовую  пудру,  уронила  и  разбила  на  кухне
хрустальный стакан и разлила  в  спальне  на  туалетном  столике  кофе,  без
которого не обходилось ни одно утро...
   А еще она много курила, но, не докуривая  до  конца  сигарету,  ломала  и
крошила их одну за другой в пепельницах, расставленных по всей квартире.
   - Проветри после меня,  -  сказала  она,  и  от  этой  фразы,  еще  долго
звучавшей в голове Михаила, особенно после того, как он  узнал,  ЧТО  с  ней
случилось, его бросало в дрожь.
   Да, в то утро он проветривал квартиру от дыма;  распахнул  окна,  перемыл
все пепельницы, чашки, пропылесосил ковры, заправил постели... Он делал  это
каждое  утро,  как  по  расписанию.  Затем  отправился   за   продуктами   в
расположенный на соседней улице  гастроном,  вернулся  и  принялся  готовить
жаркое.
   "Проветри после меня..."
   Он вспомнил эту фразу в  морге,  где  увидел  то,  что  осталось  от  его
подруги... Что же такого она сделала, за что ее можно было убить?  Если  тот
господин с трубкой - ее сутенер, о котором она упоминала в самом  начале  их
знакомства, то утром она пошла на встречу именно к нему,  иначе  бы  так  не
нервничала... Она явно боялась его и сбежала из-под его ?опеки? не случайно.
Возможно, он бил ее или забирал все деньги, а может, заставлял ее делать то,
что она не  хотела  или  не  могла...  Так  или  иначе,  но,  оставшись  без
покровителя, обеспечивавшего ее квартирой, клиентурой и охраной, к  тому  же
находясь в бегах, Людмила  наверняка  собиралась  использовать  свои  старые
связи, но ?работать? уже без посредников и на ?своей?,  необлагаемой  данью,
территории. Ей просто повезло, что она встретила  Мишу,  который  был  готов
служить ей уже только за то, что она привела его квартиру в порядок, ласкала
и кормила его.
   "Проветри после меня...? Да, это были последние слова, которые он от  нее
услышал. И теперь, после ее смерти, он еще долго  будет  приходить  в  себя,
?проветривая? свою жизнь и, главное, - свои мозги...
 
*** 
 
   Смерть, как сказал ему следователь, наступила приблизительно девятого или
десятого октября, вследствие сердечного приступа, вызванного  сильной  дозой
наркотика. До этого над девушкой издевались, подвергая ее жестоким пыткам  и
постоянно накачивая наркотиками, после чего, уже  с  мертвой,  содрали  кожу
лица...
   Вернувшись из морга, Михаил заперся и до самого вечера пил все, что нашел
в ЕЕ баре, где хранилось спиртное, которым она  угощала  своих  клиентов.  В
спальне, которая со временем превратилась в ЕЕ КОМНАТУ, в комоде под стопкой
белья, он нашел пакет с долларами, шкатулку с золотыми украшениями, пистолет
(!) и металлическую коробку, заполненную до краев  одноразовыми  шприцами  и
крошечными пакетиками с белым  порошком.  Михаил  знал,  ЧТО  это  такое,  и
неприятная и навязчивая мысль о том, СКОЛЬКО ЭТО может стоить, наполняла его
мерзостным чувством собственника... Да, это Людмила научила его этому новому
для него чувству - радости обладания, которого он прежде был лишен  начисто.
После смерти матери - единственного близкого ему  человека,  поскольку  отца
своего он не знал, - Миша остался один в двухкомнатной квартире, но  оценить
эту чисто материальную благость ему  помогла  именно  Мила...  ?Ты  хотя  бы
представляешь, сколько сейчас может стоить твоя квартира? Ты же - миллионер,
ты - собственник, и эти две комнаты с кухней - твоя  крепость,  как  говорят
англичане... Ты должен любить ее, холить и лелеять, следить  за  чистотой  и
при всяком удобном случае прикупать новую мебель, картины, ковры... Все  это
создает уют и хорошее настроение. Ты и вещи свои должен любить, но стараться
покупать  не  дешевку,  которая  развалится  на  следующий  день,  а  что-то
качественное, приличное... Тогда и люди будут по-другому относиться к  тебе,
да и сам ты начнешь уважать себя... Ты можешь меня спросить,  где  же  взять
деньги для того, чтобы жить по-другому?  Правильный  вопрос.  Отвечаю  -  ты
должен их заработать. Для начала уясни себе, что на хорошую  работу  никогда
не берут ?с улицы?. Хозяину нужны СВОИ люди, то  есть  проверенные,  которым
можно доверять. Так было, есть и будет всегда... Ты не смотри, что я выбрала
себе ТАКУЮ работу, все это до поры до времени... Вот накоплю немного  денег,
уеду куда-нибудь, где меня никто не знает, и начну там свое дело...  Открою,
к примеру, кафе или магазинчик. А  в  Москве  мне  уже  делать  нечего,  как
только.., сам понимаешь, чем за ниматься. Так вот, есть у меня один человек,
я ему расскажу о тебе, и он возьмет тебя  к  себе  в  офис,  будешь  сначала
готовить им обед (ты ведь учился на курсах поваров!),  а  потом  он  поможет
тебе открыть небольшую пельменную или котлетную в хорошем месте...  Вот  так
потихоньку и начнешь продвигаться вперед... Связи - это  большое  дело,  без
них трудно даже на панели..."
   Он замотал головой, потому что голос Людмилы звучал так явственно, словно
она находилась рядом с ним в комнате, а не лежала на столе в морге.
   И вдруг его словно ударило током: он подумал о том, что  ее  могли  убить
из-за наркотиков, находящихся сейчас  в  металлическом  ящичке,  который  он
только что тщательнейшим образом упрятал обратно в комод вместе с  долларами
и шкатулкой с драгоценностями. Он медленно обвел  глазами  спальню,  которая
усилиями Людмилы сильно  преобразилась  за  последние  несколько  месяцев  -
появилась большая итальянская кровать светлого дерева, комод  с  зеркалом  в
полстены, постельные принадлежности красивого, бежевого оттенка, - и подумал
о том, что  его  подружка  параллельно  со  своим  основным  ремеслом  могла
заниматься еще и перепродажей ?дури?, как называла Людмила наркотики. И  что
если сейчас к нему никто не пришел за  ними,  то  только  лишь  потому,  что
выжидают время...
   Очередная порция коньяка сделала его тело тяжелым, зато в  голове  как-то
сразу прояснилось, и картина убийства Людмилы предстала перед  ним  во  всех
ужасающих подробностях... Он словно видел, как ее пытают, требуя, чтобы  она
рассказала, где прячет металлическую коробочку с белыми пакетиками...
   Миша закрыл лицо руками и весь сжался, словно пытали не  Людмилу,  а  его
самого... И в это время, словно в подтверждение его страхов  и  опасений  за
свою жизнь, раздался настойчивый звонок в дверь... Так еще к  нему  никто  и
никогда не звонил. Звонок отдавался в затылке и приносил боль.
   Он вскочил, подбежал к комоду  и,  вытряхнув  часть  содержимого,  достал
металлическую коробочку и сунул в карман  халата.  В  другую  руку  он  взял
пистолет. Вот теперь он был готов встретить кого угодно и отдать эту  дрянь,
только чтобы его оставили в покое...
   На ослабевших от страха ногах он подошел к двери и, боясь даже  заглянуть
в ?глазок?, спросил, чувствуя, как дрожит все его тело:
   - Кто там?
   - Мила. Открой, это я, Мила...
   Он оглянулся, словно боясь, что за ним стоит кто-то, кто может посмеяться
над его галлюцинациями. Но за спиной никого не было.  Он  теперь  снова  жил
один, а Людмила погибла... Тогда кто же стоит за дверью и просит,  чтобы  ей
открыли?
   Он все же заглянул в ?глазок? и сразу же отшатнулся. Это была она. Только
живая. И с лицом.
   Руки его сами нащупали замок и открыли его. Дверь  распахнулась,  впуская
продрогшую, полураздетую девушку с длинными, мокрыми от  дождя  и  пахнущими
собачьей  шерстью  волосами...  Огромные  глаза  ее   смотрели   куда-то   в
пространство, словно она была слепая.
   - Михаил?.. - спросила она, заикаясь и закатывая глаза...
   - Мила! Ты?!
   Он успел подхватить ее хрупкое озябшее тело, ставшее почти  невесомым,  и
отнести в спальню.
   На ней были мужские черные брюки и серый вельветовый пиджак.
   - Господи.., жива!
 
Глава 5 
 
   "Дора старательно помогала мне  во  время  моего  выздоровления,  хотя  и
раздражала меня не  меньше.  Но  только  с  ее  помощью  я  немного  окрепла
физически. На деньги, которые я нашла в кармане  своего  пальто,  мы  купили
мяса и овощей и сварили борщ. А ведь я уже стала  забывать  его  вкус...  Не
помню, что я говорила Доре о причине, по которой оказалась в Москве в  столь
плачевном  состоянии,  но,  очевидно,  мои  объяснения  оказались   довольно
убедительными, потому что она  оставила  меня  в  покое  и  теперь  изводила
разговорами о своей личной  жизни,  о  каком-то  соседе-полковнике,  который
якобы оказывает ей знаки внимания...  Мне  приходилось  делать  вид,  что  я
внимательно слушаю ее. Из вежливости. Из осторожности. Чтобы, не дай бог, не
настроить ее против себя. Промолчала  я  и  тогда,  когда  поняла,  что  она
потихоньку ?зажала? все мои деньги.
   Она заходила ко мне по несколько  раз  на  день,  но  строго  в  половине
седьмого вечера уходила к себе - по телевизору шел  бразильский  телесериал,
просмотр которого составлял часть ее жизни и,  по  ее  словам,  открывал  ей
глаза на мир. Если уж быть до конца откровенной, я завидовала  этой  простой
женщине и тем маленьким радостям, которые скрашивали ее, в сущности, серую и
беспросветную жизнь. Но она не замечала этой серости вокруг, считая, что и в
том бедламе, в котором она жила, можно всегда  создать  для  себя  крошечный
мирок, замкнутый стенами с обоями в  розовый  цветочек,  освещенный  большим
уютным шелковым абажуром и напоенный ароматами готовящейся еды... А  если  в
этом мирке есть еще и цветной японский  телевизор,  а  сосед  по  лестничной
клетке предлагает немного секса перед сном,  так  отчего  же  не  радоваться
жизни?
   В часы, когда я оставалась одна и у меня пробуждался аппетит, я  вставала
с постели и шла на кухню, где, наслаждаясь тишиной и покоем,  но  главное  -
отсутствием шумной и суетливой Доры, накладывала себе полную тарелку  еды  и
спокойно  ужинала,  прислушиваясь  к  завыванью  ветра  за  окном.  А  потом
возвращалась в спальню и занималась тем, что переключала телевизор с  одного
канала на другой, стараясь не думать о  том,  что  пора  уже  давно  быть  в
Лондоне, что Гаэль, наверно, сходит там с ума, волнуясь по поводу того,  что
ни от меня, ни от Пола Фермина нет никаких вестей...  Вся  надежда  была  на
возвращение Вика. Я верила, что он мне  поможет  как  можно  скорее  улететь
домой. А уж я найду способ, как его отблагодарить.
   Но с наступлением темноты со мной начинало твориться что-то  страшное.  В
голову лезли мысли об убийцах Пола, которые теперь, наверно,  разыскивают  и
меня, причем цели у них могут быть разные: содрать с меня  деньги,  посадить
за решетку или просто убить за то, что я ограбила кого-нибудь из их близких.
Я так и не поверила в то, что мною всерьез занимаются ФСБ и Интерпол. Здесь,
в  Москве,  в  тихой  квартирке,  у  меня  было  достаточно  времени,  чтобы
проанализировать детально все, что произошло со мной, начиная  с  четвертого
октября - дня, когда я приехала на похороны Милы, - вплоть до  сегодняшнего.
Четвертое, одиннадцатое - даты моего прибытия  в  Москву...  Боже,  я  и  не
заметила, что прошло так много дней... Зато я отлично запомнила дату,  когда
впервые наткнулась на коробку, полную  писем  от  моей  сестры...  Это  было
четырнадцатое октября тысяча девятьсот девяносто восьмого года.
   Но перед тем, как наткнуться на эту  злосчастную  коробку,  перевернувшую
всю мою жизнь, я весь вечер предавалась воспоминаниям о Вике.
   Да, я все еще ждала его, рисуя в своем  воображении  те  счастливые  дни,
которые он, если судить по рассказам Доры, проводил с ?положительной во всех
отношениях? женщиной по имени Татьяна.  Я  даже  пыталась  представить  себе
ее... Но мысли все равно почему-то возвращались к нашему с  Виком  прошлому,
когда он чувствовал себя счастливым со мной.
   В то холодное утро, когда мы впервые вышли  на  московские  улицы,  чтобы
окунуться в этот  огромный  и  жестокий  мегаполис,  называемый  Москвой,  в
котором одинаково быстро и без проблем можно было как распрощаться со  своей
честью и жизнью, так и