ывеска  не  горела.
На двери висел замок.
   Та же самая картина наблюдалась и со стороны двора: на трех металлических
дверях, ведущих в подсобные помещения и подвалы, тоже  висели  замки  Сергей
пытался войти в какой-нибудь жилой подъезд, чтобы там, внутри, найти  двери,
ведущие в подвалы, но все подъезды были оснащены кодовыми замками  Чтобы  не
тратить время впустую,  он  решил  позвонить  Севостьянову  и  узнать  коды.
Николай или кто-нибудь из его людей обязательно должны знать их Позвонив  из
ближайшего автомата, он услышал голос Николая и хотел было сказать ему,  где
находится и по какому поводу звонит, как почувствовал резкую боль в спине...
Он повернулся, но в эту секунду прозвучал сухой  щелчок,  второй.  И  Сергей
упал...
 
*** 
 
   - Илья, может, нам уехать и все забыть? Илюша, посмотри на меня... Ты  не
сможешь меня больше любить. Никогда. Я умерла. Еще там, в клетке,  вместе  с
Милой. И то, что я двигаюсь, хожу и разговариваю - еще ни о чем, слышишь, ни
о чем не говорит... Мы должны расстаться...
   Она лежала в его объятиях и говорила все это, ничего  не  видя  от  слез,
совершенно бесчувственная,  как  будто  у  нее  вместо  крови  в  жилах  был
новокаин, а сердце остановилось за ненадобностью...  Она  не  видела  смысла
жить дальше. Даже после того, как, собрав последние силы, она расправится  с
этими уродами, в ее жизни мало что изменится. Она никогда,  никогда  уже  не
станет прежней  Бертой  Ромих  -  изнеженным  цветком,  не  знающим  внешних
потрясений. И никогда не сможет подпустить к себе  мужчину,  мужа,  Илью.  И
никакие психиатры здесь не помогут...
   - Сделай мне укол, большую дозу, пусть я умру... Мне все равно...
   А он молчал и лишь еще крепче прижимал ее к себе.  Он  не  находил  слов,
чтобы выразить ей переполнявшее его чувство жалости.  Да,  она,  безусловно,
была права, когда говорила о том, что они должны расстаться. Но не навсегда,
а на время, чтобы каждый разобрался в себе, в своих чувствах и решил, сможет
он жить без другого или нет. А с другой стороны, он не представлял себе, что
после всего, что с ними произошло, он сможет расстаться с  Бертой,  позволит
ей уехать куда-нибудь без него...
   Кроме того, у них уже дважды были  ее  родители,  которые  ни  о  чем  не
догадывались и навещали Берту, считая, что она гриппует. Илья и предположить
не мог, что скажет ему тесть, если только узнает о случившемся. Об этом было
страшно даже подумать.
   - Ты должна перебороть себя, нельзя же все время жить на уколах...  -  Он
поцеловал ее и укрыл плотнее одеялом. - Закрой глаза и постарайся ни  о  чем
не  думать.  Я  понимаю,  конечно,  что  это  трудно,  но,  если  ты  хочешь
выздороветь, тебе придется поработать над собой. Ты права -  тебе  никто  не
поможет, никакие врачи, никакие психиатры, если ты сама не поможешь себе...
   И, на его счастье, она уснула. Неожиданно, словно и  не  она  только  что
произносила эти горькие слова о расставании, о невозможности жить дальше...
   Илья встал, вышел из спальни и запер ее. Затем оделся,  взял  из  кармана
пальто Берты пистолет и, прихватив  измятый  листок  с  записанными  на  нем
адресами и телефонами, вышел из дома.
   Из автомата он позвонил Алиеву. Затем Фрумонову, Дубникову и Белоглазову.
Они все были дома.
   Севостьянов на кухне ел щи и смотрел телевизор. Катя возле  окна  гладила
белье.
   - Щи очень вкусные... Катя, не молчи, мне и без того тошно... Я подключил
всех, мы ищем Наташу... Сережа Малько был у Марка, но он тоже не знает,  где
она... Я понимаю, как тебе тяжело, но Журавлев мертв и уже никогда не сможет
нам ничего рассказать...
   - А если он из страха, что она все расскажет кому-нибудь, убил ее? Скажи,
такое может быть? Может?
   Николай боялся сказать ей, что на  Наташином  белье  эксперты  обнаружили
следы спермы Журавлева; что в записной книжке, найденной в  пустой  квартире
психиатра в ночь, когда он погиб, выбросившись из окна, был телефон и  адрес
квартиры, которую снимала Наташа. Кроме того, нашлись  свидетели,  видевшие,
как Наташа садилась в журавлевский ?Вольво?... Причем это было  ПОСЛЕ  того,
как девушка с расцарапанной спиной появилась в доме сестры. Судя  по  всему,
она встречалась с Журавлевым в ДЕНЬ ЗАЧЕТА. За двое  суток  до  самоубийства
профессора. И Катя была совершенно права, когда  предполагала  именно  такое
завершение  ИХ   отношений   -   студентки   и   извращенца-профессора:   он
действительно мог ее убить. Из страха быть разоблаченным. И если ему до этих
пор все сходило с рук, и студентки, с которыми он развлекался за  зачет  или
положительную оценку на экзамене, молчали  о  том,  что  проделывал  с  ними
Валентин Николаевич Журавлев у себя на даче, то Наташа,  очевидно,  вытерпев
раз его издевательства, решила положить этому конец и открыто пригрозила ему
разоблачением. Подонок испугался и убил ее.
   Николай задействовал своих  людей  в  поисках  журавлевской  дачи,  чтобы
попытаться найти там следы преступления. Он почему-то был уверен в том,  что
Наташа погибла, но не представлял себе, как он скажет об этом жене. Ведь  до
сих пор их супружеская жизнь состояла из двух понятий: работа  и  дом.  Катя
часто слышала от мужа разные страшные истории, но никогда  не  принимала  их
близко к сердцу, потому что все это НЕ КАСАЛОСЬ  НЕПОСРЕДСТВЕННО  ИХ  СЕМЬИ.
Этому ее учил Николай и считал,  что  делает  правильно.  Но  теперь,  когда
Наташа  пропала  и  скорее  всего  погибла,  сказать   это   Кате   казалось
немыслимым...
   По делу о смерти Журавлева шло следствие: хотя раны на теле профессора  и
были нанесены его же руками, многое свидетельствовало  о  том,  что  это  не
самоубийство, что в квартире был еще  один  человек,  который,  возможно,  и
заставил Журавлева совершить эти ?странные? действия, а  потом  и  выйти  на
балкон... Но если для экспертов и прочих  людей,  занимающихся  этим  делом,
расцарапанный  живот  и   грудь   Журавлева   явились   свидетельством   его
психического расстройства, для Севостьянова, который знал  по  словам  жены,
что приблизительно такие же раны были  на  спине  его  свояченицы,  то,  что
произошло с Журавлевым, показалось вполне закономерным. Налицо  была  чья-то
месть.  Кто-то,  хорошо  знавший  о  ?забавах?   профессора   и,   возможно,
испытавший ?ласки? извращенца на своей, что называется,  шкуре,  несомненно,
заставил его испытать то же самое.  Патологоанатом,  который  вскрывал  труп
Журавлева, был потрясен, когда увидел длинные ногти покойного, окровавленные
и забитые кусочками его же кожи... Да и расслабление кишечника эксперт отнес
к высшей степени нервного расстройства, вызванного сильным  волнением.  Сама
же смерть  наступила  вследствие  сильнейшего  удара  о  землю...  До  этого
профессор был еще жив.
   У Севостьянова оставалась маленькая надежда на то, что именно Наташа была
в тот вечер в квартире  Журавлева,  но  ни  одного  следа,  указывающего  на
присутствие в доме женщины, там не  нашли.  Больше  того,  на  паркете  были
обнаружены специально стертые кем-то следы обуви, проще говоря  -  пятна  от
размазанной по полу грязи...
   Перед смертью Журавлев что-то писал в своем блокноте. Эксперты занимались
определением по оттискам на листах блокнота текста, который  наверняка  имел
отношение к смерти профессора, если и вовсе не послужил ее причиной...
   - Катя... - Николай допил чай, встал и подошел к жене. Обнял ее за плечи.
- Я даже не знаю, как тебе сказать...
   Катя отставила в сторону утюг, повернулась к мужу и, прижавшись  к  нему,
расплакалась на его груди:
   - Она погибла? И ты, бедняжка, не знаешь, как сообщить мне об этом?
   - Тела ее еще не нашли, но все, понимаешь, все свидетельствует о том, что
ее уже нет в живых... Ведь это твоя сестра, и ты сама знаешь,  что  если  бы
она могла, то уже давно позвонила бы...
 
*** 
 
   - В Москву, на ближайший рейс. ?СВ?, одно место...  Нет,  два  места,  то
есть - одно купе, где я буду одна...
   Она удивилась, когда ей так быстро выдали билет на поезд,  отправляющийся
через два с лишним часа. За это время ей надо было  не  попасться  на  глаза
милиции, поскольку ее уже могли искать.  Если  домработница  или  кто-нибудь
другой обнаружат труп Ирины, то первое, что они сделают, станут  разыскивать
ее машину. Судя по всему, эта Цветкова -  известная  в  городе  личность,  и
номера ее машины знает любой гаишник. Наверное, поэтому  ее  красный  ?Форд?
никто ни разу не остановил за превышение скорости, а ездить медленно Анна не
умела. Необходимо было как можно скорее покинуть этот город и оторваться  от
всех, кто мог знать о ней. Ей не нужны никакие телохранители - эти  бандиты,
эти глупые охранники, нанятые пусть даже и  Фермином,  эти  непрофессионалы,
которых можно прирезать сонных, как режут поросят... Как был убит  Игорь.  И
вообще, ей что-то фатально не везло с мужчинами, носившими это имя.  Вернее,
наоборот - это им не везло с ней.  Ведь  она  была  ПОКА  ЕЩЕ  ЖИВА,  а  они
погибли...
   Все время, которое у нее оставалось до отправления поезда, Анна просидела
в самом дальнем  углу  зала  ожидания,  вздрагивая  всякий  раз,  когда  там
появлялся человек в милицейской форме Время шло медленно, и, чтобы отвлечься
от мрачных мыслей и хотя бы  немного  снять  напряжение,  которое  с  каждой
минутой становилось все невыносимее,  Анна  решила  купить  иллюстрированный
русско-французский  женский  журнал  ?FIBI?...  Листая  его,  она   мысленно
возвращалась в тот мир, в котором жила  до  того,  как  приехала  в  Москву.
Советы косметологов, роскошные снимки особняков  и  дизайнерских  разработок
гостиных и спален немного отвлекли ее... Яркие, насыщенные цвета  фотографий
создавали иллюзию роскоши. Слишком уж неестественными казались натюрморты  с
цветами и фруктами, а снейдерсовские мотивы изображенной  на  страницах  еды
так и вовсе раздражали. Но она понимала, почему так происходит:  слишком  уж
не вовремя она взяла в руки этот журнал для богатых, журнал для счастливых и
спокойных...
   Один разворот журнала потряс ее свежестью красок и влажным блеском  юного
лица  модели...  Полные  губы,   казалось,   сейчас   улыбнутся,   настолько
изумительно был передан цвет и блеск кожи, а глаза - голубые и прозрачные, с
затаившейся в них бирюзой - напоминали чистые и прохладные горные озера...
   На  плече  девушки-модели  застыла  капля  воды,  в  которой   отразилась
фотовспышка - маленькое белое солнце...
   Анна почувствовала, как  сердце  ее  забилось  сильнее...  Она,  повернув
журнал, прочла имя автора этого снимка, и ей стало  не  по  себе.  ?Фотограф
Людмила Рыженкова?. И дата выхода номера - октябрь 1998 года...
   Продолжая  листать  журнал,  она  нашла  около  десяти  снимков   Людмилы
Рыженковой... Это могло быть и совпадением,  обретшим  реальность  элементом
мистики, без которого уже не проходил ни один день Анны...
   Она расхохоталась в голос, отчего многие, находившиеся в зале,  повернули
головы в ее сторону.
   Покойница и после смерти продолжала фотографировать...
   Анна взглянула на циферблат - еще полтора часа. Нет, за  это  время  она,
пожалуй, ничего не успеет.
   Она вернулась в  кассу  и  обменяла  свой  билет  на  другой,  на  поезд,
следующий в Москву в десять часов вечера. После чего сдала  сумку  в  камеру
хранения, остановила такси и попросила отвезти ее  на  кладбище.  Пусть  она
потеряет еще несколько часов, зато уж наверняка  будет  знать,  что  это  за
чертовщина и почему снимки Милы, которая, если верить словам ее  знакомых  и
друзей, умерла, появились в последнем номере этого известного и  престижного
журнала Нужных ей людей она нашла в кладбищенской  сторожке:  пятеро  бомжей
как раз собирались  выпить  и  закусить.  В  полумраке  тесной  комнатки  на
низеньком столе стояла бутылка какой-то мутноватой жидкости и  пластмассовая
тарелка с нарезанной ломтиками неестественно-розовой докторской или молочной
колбасой. Это был пир. Это был праздник, которому она чуть не помешала...
   - Мне надо срочно разрыть одну могилу. Предупреждаю сразу -  грабить  эту
могилу я не собираюсь, больше того - если найдете в ней что-нибудь ценного -
все ваше... Мне просто нужно удостовериться, что  моя  сестра  действительно
умерла... И не надо смотреть на меня как на сумасшедшую... Я плачу деньги, а
вы достаете  из-под  земли  гроб.  Открываете  его  и  показываете  мне  его
содержимое. Это все. Пятьсот долларов на пятерых - я думаю, что это неплохие
деньги. Тем более что на кладбище почти никого нет, идет  дождь...  Вы  меня
понимаете?
   Один из бомжей, очевидно старший и имеющий авторитет, сначала прокашлялся
(о,  какой  это  был  кашель!  Не  кашель,   а   хрипяще-булькающая   музыка
полуатрофированных бронхов и легких!), после чего, жестом артиста указав  на
стоящую на столе бутылку, произнес - Подожди минуту, ладно?  Вот  выпьем,  а
потом хоть все могилы разроем... Нам не привыкать...
 
*** 
 
   "Эту публику действительно ничем нельзя было удивить.. Да и  вообще,  они
мне страшно понравились, эти странные люди, выбравшие из  всех  зол  и  благ
единственное, что было близко их природе: свободу и алкоголь. Они были одеты
стильно, во все серо-черное, в  невообразимых  головных  уборах,  начиная  с
вязаных, облегающих головы шапочек и  кончая  выеденными  молью  цигейковыми
шапками. Лица - все как на подбор: умные,  ироничные,  испитые,  с  глазами,
выдающими нестерпимую боль и тоску...
   Они выпили, съели по ломтику колбасы и отправились  за  мной  на  могилу.
Руку я на всякий случай держала в кармане, где лежал пистолет. Я не  боялась
ничего. Меня просто-таки раздирали любопытство  и  злость...  Перед  глазами
стояли фотографии Милы - эти  европейские  штучки  с  рассыпавшейся  на  всю
страницу мокрой, в каплях воды земляникой, размером с мою  ладонь...  Снимки
были первоклассными, выполненными на дорогой технике и с  большим  вкусом...
Но это не могла быть Мила, потому что она умерла, а если бы даже и  осталась
жива, то все равно не смогла бы выбиться в люди, потому что... Потому что не
могла, вот и все...  Она  могла  только  щелкать  фотоаппаратом  и  спать  с
мужиками, на большее ее не хватило бы... Да и  то,  умей  она  по-настоящему
ублажать мужчин, навряд ли Вик бросил бы ее...
   Воздух, синий  и  холодный,  пах  гарью  и  хризантемами,  которыми  была
буквально завалена свежая могила, находящаяся неподалеку от могилы Милы.
   Прислонившись к оградке, я молча наблюдала, как  мои  золотые  работнички
орудуют ржавыми лопатами... Меня успокаивало  одно  -  могила  действительно
была  СТАРАЯ,  то  есть  земля  успела  довольно   основательно   осесть   и
спрессоваться... А это  означало,  что  хотя  бы  МОГИЛА  -  настоящая...  Я
понимала,  что  появление  призраков  могло  быть  подстроено   при   помощи
техники... На стену могли направить кинопроектор, голос Милы мог  звучать  с
пленки... Да и девушку, похожую на мою сестру, можно было найти без труда...
Я бы и подумала так и даже попыталась бы  проверить  гостиничные  номера,  в
которых мне приходилось встречать ?покойницу Милу?. Да, я бы сделала это, но
только в одном  случае  -  если  бы  я  могла  понять  причину,  заставившую
какого-нибудь сумасшедшего вытворять все это ради  меня...  Нанимать  людей,
технику, срежиссировать все те визуальные мелочи,  способные  свести  с  ума
кого угодно, но только, конечно, не меня... Я постоянно думала об  этом,  но
причины для такой большой работы Я НЕ НАХОДИЛА. Какое бы зло я в своей жизни
ни причинила, все  это  не  компенсировало  бы  затраты,  которые  нес  этот
безумец, этот мастер спецэффектов, этот гений, мороча мне  голову...  Больше
того, я могла даже предположить, что и убийство Пола было тоже  превосходной
инсценировкой. В  конце-то  концов,  я  просмотрела  слишком  много  фильмов
типа ?Игры? с Майклом Дугласом, чтобы исключить  ИГРУ  из  той  ситуации,  в
которой оказалась сама.
   Именно для того, чтобы развеять свои сомнения и перестать думать  о  том,
что я вот уже почти месяц как стала главной  героиней  некоего  грандиозного
боевика, декорациями которого были и квартиры на  Солянке  и  Воровского,  и
гостиницы с ресторанами, где мне приходилось бывать,  и  даже  ?Сахалин?,  и
дом, где раньше  жила  тетя  Валя  Колоскова,  -  я  и  затеяла  эти  жуткие
кладбищенские раскопки.
   - Попал... - сказал тот, что постарше, лопата которого первой ударилась о
крышку гроба. - А ты с другой стороны иди.., по краю...
   Его приятель, молчаливый хлипкий паренек с лицом старика, кивнул  головой
и, шмыгнув носом, принялся окапывать гроб по периметру...
   Стемнело, когда гроб, черный от  земли,  страшный  и  тяжелый,  в  редких
клочках  полусгнившей  красной   материи   с   черными   воланами   и   едва
просматривающимся крестом на крышке, опустился рядом со мной на землю.
   - Ну все, хозяйка, принимай работу... - говоривший тяжело дышал -  Сейчас
вот откроем... Только не пойму я что-то, от  чего  же  он  такой  тяжелый...
Словно в нем не покойник, а камни...
   Я смотрела, как, поддев ломиком крышку, один из работяг открыл  ее,  и  я
увидела внутри какой-то деревянный чурбан Было темно,  поэтому  я  не  сразу
поняла, что в этом гробу находился еще один гроб, но только поменьше... А  в
нем - другой, еще меньше . Как  матрешки.  Полые  деревянные  гробы.  Четыре
штуки. В последнем целлофановый сверток.
   Люди, окружающие меня, находились в шоке. Они молча смотрели  теперь  уже
на меня, словно ожидая подходящей минуты, чтобы выхватить у меня из рук  это
НЕЧТО, таким оригинальным способом спрятанное в земле...
   Я при них развернула сверток, поскольку и сама не могла больше  ждать,  и
обнаружила там еще три цветных пластиковых пакета, в  последнем  из  которых
находился паспорт на имя...
   Я узнала его и почувствовала, как волосы на моей голове зашевелились...
   Чувствуя, что мне больше нельзя оставаться на  кладбище,  где  стало  уже
совсем темно, да еще и в обществе этих потных и вонючих людей, ожидающих  от
меня баксов за работу, я побежала... Я уже знала, что не заплачу им  пятьсот
долларов. Это слишком большие деньги за работу, которую они выполняют иногда
просто за бутылку...
   Но я не ожидала, что они  побегут  следом.  Словно  собаки,  преследующие
убегающую от них кошку. Они  кричали  мне  вслед  грязные  ругательства,  от
которых у меня только прибавлялось скорости...  Перепрыгивая  через  лужи  и
скользя подошвами кроссовок  по  глинистой  и  неровной  дороге,  ведущей  к
центральным воротам кладбища, я бежала изо всех сил, прижимая к груди  пакет
с паспортом. Этот документ я собиралась сжечь при первом же удобном  случае.
Он не должен был существовать, и уже давно...
   Они настигли меня  на  повороте,  потому  что  хорошо  ориентировались  в
темноте, а двое из них вообще сократили  путь,  свернув  еще  раньше,  чтобы
встретить меня... От первого же удара я упала на спину и почувствовала,  что
двое держат меня за руки, а  другие  -  за  ноги...  Их  руки  скользили  по
шелковистой ткани спортивного костюма,  пытаясь  расстегнуть  ?молнию?...  Я
думала, что они собираются изнасиловать меня среди могил. Во всяком  случае,
меня  уже  столько   насиловали   за   последнее   время,   почему   бы   не
сымпровизировать на эту тему еще раз?! (Я думала о том, что  и  этих  бомжей
мне послал не бог и не дьявол, а тот человек, который вытащил меня с острова
Мэн в Россию,  чтобы  довести  до  сумасшествия.)  Но  нет,  меня  никто  не
собирался насиловать, они искали деньги... И, конечно, нашли.
   И в эту минуту прогремел выстрел. Высвободив  руку,  я  выстрелила  через
штанину, не вынимая из кармана пистолет, прямо в  живот  склонившемуся  надо
мной человеку. Он тут же рухнул на меня, успев произнести столь  любимое  им
слово ?Сука!?... Через минуту вокруг меня уже не было ни души.
   Лежа в грязи в еще недавно белом, а теперь уже ставшем черным костюме,  я
чувствовала, как что-то теплое и влаж