вплотную  моими
делами, параллельно устраивать и свои, но его беда заключалась  в  том,  что
ему от всех его способностей и  возможностей  становилось  вдруг  нестерпимо
скучно, и он не раз признавался себе, что мог бы  уже  сейчас  быть  богатым
человеком (правда, по локоть в крови, поскольку внедрение в полукриминальный
мир ночных клубов и казино было просто немыслимо без крови), но ему от одних
этих мыслей уже становилось тошно... Быть может, дело было в  том,  что  ему
вообще мало было нужно от жизни? Он любил вкусно поесть, выпить и совершенно
не мог обходиться без женщины. Но этого было маловато для карьеры. Он не был
честолюбив и никогда, в отличие от меня, не  стремился  к  большим  деньгам.
Скорее всего он был игрок,  который  получал  куда  больше  удовольствия  от
самого процесса игры, сопряженной с риском, чем
от сознания того, что он выиграл и, главное, заработал на этом какие-то деньги. 
   Это  теперь-то  мне  ясно,  почему  он  сошелся   с   Милой,   такой   же
бессребреницей, как он. Они были превосходной парой,  эти  сумасшедшие...  И
если Мила воспринимала Вика как  свое  продолжение,  как  человека,  который
постепенно превратился бы в ее часть, то у меня в отношении него были совсем
другие планы. Я собиралась использовать его. И использовала. СПОЛНА.
   Так вот. Я остановилась на том, что нам необходимо было добыть деньги.  Я
должна  была  выглядеть  более  чем   роскошно   и   произвести   совершенно
неизгладимое впечатление на моего потенциального  работодателя,  которого  я
тогда еще и  представляла  себе  с  трудом.  Это  будет  банкир,  но  банкир
слабенький, сумевший взобраться на банкирское кресло исключительно благодаря
поддержке других, но никак не своим умом. И этого  человека  мне  предстояло
вычислить путем знакомства с людьми, которым я должна была вручить письма...
Р. - для начала я должна была ослепить его.
   Где раздобыть  денег  рано  утром  в  холодной  и  промозглой  ноябрьской
Москве?..
   Вик заботливо поднял  на  мне  воротник  поношенного  старенького  плаща,
поцеловал меня и улыбнулся. Он  был  так  красив,  этот  Вик,  что  прохожие
женщины, я думаю, завидовали мне черной завистью,  когда  видели,  как  этот
великан с копной темных волос, этот породистый мужчина  с  бледным  лицом  и
пронзительно голубыми глазами обнимает меня у всех на глазах и целует нежно,
как ребенка...
   - Не горюй... Я знаю, где мы раздобудем денег... Но только обещай, что не
будет никаких сцен...
   И я не успела толком ничего сообразить, как он вдруг  кинулся  прямо  под
проезжающий мимо нас белый ?Форд?...?
 
Глава 3 
 
   На лестничной площадке уже не было крышки гроба.
   Анна остановилась в нерешительности  перед  дверью  и  долго  смотрела  в
черный зрачок ?глазка?, словно пытаясь  встретиться  взглядом  с  человеком,
поджидающим ее в квартире и стоящим, как ей казалось, на  расстоянии  одного
шага от нее. Их разделяла всего лишь дверь.
   Если это Матвей, рассуждала она, внутренне содрогаясь при  мысли  о  том,
что он снова попытается изнасиловать ее, то он получит сполна...
   Серебряная, довольно острая шпилька была просунута в рукав,  в  подкладку
шерстяного жакета таким образом, чтобы в нужный  момент  Анна  могла  быстро
извлечь ее и сунуть, скажем, в глаз своему насильнику...
   Она позвонила. Дверь открылась не сразу.
   Да,  это  был  Матвей.  Но  он  плохо  выглядел.  Был  бледен  и  казался
расстроенным. Мужчины в таком состоянии обычно не насилуют.
   - Проходи... Что-то ты припозднилась. Самолет-то когда приземлился?
   Он был одет так же, как в прошлый раз. Черная  одежда  лишь  подчеркивала
его резко обозначившуюся худобу и нездоровую белизну лица, которое  казалось
напудренным.
   - Я долго не могла найти такси, - тихо ответила  она,  из  последних  сил
стараясь не расслабляться: она бы не смогла в тот  момент  объяснить,  каким
образом шпилька оказалась уже зажатой в ее правом кулачке.
   - Понятно... А где же твой преданный пес, Фермин?
   - Я пришла одна. Его ЗДЕСЬ нет.
   - Ты уже не можешь без провожатых? - усмехнулся он. - Что  ж,  проходи...
Деньги с тобой?
   - Конечно...
   - Да уж... Я представлял тебя не такой. Ты, похоже, превратилась в дохлую
рыбу,  Анна  Рыженкова...  А  мне  рассказывали  про  тебя   такие   вещи...
Присаживайся, я сегодня не в форме, а потому  не  смогу  доставить  тебе  ту
бездну удовольствий, которые ты получила от  меня  несколько  дней  назад...
Скажи, тебе ведь понравилось то, что я сделал с тобой?  Вам,  женщинам,  это
нравится... Где деньги?
   - А где папка? - судорожно  сглотнув,  пробормотала  она,  чувствуя,  что
теряет самообладание. - Мне нехорошо, у  меня  грипп...  Давайте  сюда  вашу
папку и забирайте деньги...
   - У нее грипп! Похоже, и у меня  тоже  грипп,  но  я  же  не  хнычу...  Я
спрашиваю  тебя,  сука,  где  деньги?  Вытряхивай  их  из  своей  сумки  без
разговоров!
   Она сидела не шелохнувшись. Все ее естество противилось такому обращению.
Она ненавидела этого бледного, омерзительного типа,  от  которого  и  сейчас
пахло так же, как тогда... Табаком, легким перегаром и еще  чем-то  мужским,
тошнотворным... Она ненавидела сейчас мужчин ВООБЩЕ. Как биологический  вид.
Но и боялась страшно. Она и сама не могла понять, почему не  отдает  деньги,
ведь ему достаточно одного удара, чтобы сбить ее со стула и повалить на пол,
чтобы добить ногами... С него станется.
   - Я начинаю подозревать, что ты не Анна Рыженкова. Та баба, о которой мне
рассказывали, не могла бы так попасться, как ты... Привезла денежки, значит?
И думаешь, что действительно существует  папка,  которую  я  собираюсь  тебе
отдать? Да кто ты такая, чтобы тебе  вообще  что-нибудь  давать?  Запомни  -
через неделю ты привезешь сюда еще столько же...
   Сумка уже валялась на полу, а Матвей пересчитывал деньги. Все произошло в
считанные мгновения. Одно движение - и  деньги  перекочевали  в  пластиковый
пакет с изображением голой девицы.
   Она не понимала, что с ней происходит. Неужели это конец?
   Но теперь она ненавидела не только Матвея... Она испытывала ненависть еще
к одному человеку. Именно сейчас, когда вдруг внезапно  прозрела  и  поняла,
как могло такое случиться, что она вообще оказалась  в  этой  Богом  забытой
стране, куда возвращаться  ей  было  столь  же  опасно,  сколь  счастливо  и
безмятежно она жила на ставшем ей родным острове Мэн.
   Мила! Снова это ненавистное ей имя! Сестра, пусть даже  и  мертвая  (хотя
навряд ли такие, как она,  умирают,  они  живут  долго  и  переживают  своих
родных, высасывая из них кровь, как смертоносные клещи, питающиеся за  чужой
счет!),  достала  ее  и  отомстила  за  ту  несчастную   украденную   тысячу
долларов...
   - Моя сестра действительно умерла? - спросила она шепотом,  словно  боясь
нарушить тишину, воцарившуюся  на  какие-то  несколько  минут,  пока  Матвей
прикуривал, прижимая к груди пакет с деньгами.
   - А я почем знаю... Мы только выведали, что у тебя есть  сестра,  которая
живет в С., как видишь, этого оказалось достаточным, чтобы выманить  тебя...
Видать, остатки русской крови еще бродят в тебе, раз ты  могла  купиться  на
такое...
   И тут он застыл, с  тревогой  посмотрев  на  нее,  как  человек,  который
внезапно проговорился и теперь не знает, как понезаметней сделать  вид,  что
ничего особенного не произошло и он не сболтнул ничего лишнего... Но  Матвей
явно проговорился: Анна  поняла,  что  звонок  из  России,  на  который  она
попалась, был результатом усилий тех, кто стоит за Матвеем. И что история  с
похоронами сестры - плод ИХ профессиональной работы. Но десять тысяч фунтов,
которые она привезла сюда, - разве это сумма? Разве  это  вообще  деньги  по
сравнению с тем капиталом, которым она обладает и с помощью которого  делает
в год во много раз больше? И если люди, занимавшиеся ее поисками  в  течение
трех лет, в курсе ее деятельности, то что мешало им запросить сто  тысяч,  а
то и миллион?
   Все это смахивало на какую-то игру, начало  которой  ей  показали,  а  уж
дальнейший ход событий, главной участницей которых ей еще предстояло  стать,
предугадать не смог бы и сам дьявол...
   Чутье на этот раз подвело ее: она так и не смогла ухватить основную  идею
того, что произошло с ней в последнее время. С одной стороны, выходило,  что
шантажисты довольно неплохо осведомлены о  ее  прошлом  и  настоящем,  но  с
другой - слишком уж ничтожной  была  запрашиваемая  ими  сумма,  к  тому  же
непонятны были причины  ее  предполагаемых  частых  вояжей  в  Москву.  Кому
понадобилось заставлять ее летать из Хитроу в Шереметьево  и  обратно,  если
принудить ее полностью откупиться и даже разорить ее  было  бы  куда  проще,
находясь в Англии, где у нее под рукой вся необходимая для переводов  на  ИХ
счета документация?.. Анна столько раз сама прибегала  к  шантажу  и  вообще
занималась самыми непотребными в нравственном плане делами для  вытряхивания
денег из ослабевших компаний, буквально не сходя со своего кресла  в  офисе.
Компьютер и телефон - вот средства, которыми она пользовалась для достижения
желаемых результатов.
   И она задала этот вопрос:
   - Какой смысл мне летать туда-сюда, если требуемая сумма находится ТАМ, и
перевести ее мне было бы куда проще, находясь там... Зачем вам было вызывать
меня в Москву? Вы боитесь, что я  обращусь  в  полицию?  Но  вы  же  и  сами
прекрасно знаете, что я не сделаю этого никогда... Чего вы от  меня  хотите?
Вы убили Пола... Не отказывайтесь, я понимаю, что он показался вам лишним, и
вы просто так, одним нажатием на курок лишили жизни умнейшего человека... Он
лишь СОПРОВОЖДАЛ МЕНЯ, и больше ничего... Что мешает вам поехать  в  Англию,
вытрясти из меня все  оставшиеся  деньги  и  после  этого  прикончить  меня?
Матвей, или как вас там! Кто за всем этим стоит?
   Он открыл было рот, чтобы ей ответить, но в это  время  раздались  гулкие
удары в дверь, от которых задрожали стены.
   - Все, хватит трепаться, и так столько времени потеряли... Это  они!  Они
пришли  за  тобой...  Извини,  детка,  но  мне   что-то   неохота   с   ними
встречаться... Они ребята такие - не любят  сложностей.  Оставайся  здесь  и
постарайся быть с ними поласковей... Это У НИХ папочка с  документами,  а  у
меня теперь - твои денежки... Все мы люди смертные и хотим хорошо жить...
   Она с ужасом смотрела, как он распахивает окно, вскакивает на  подоконник
и исчезает в фиолетовом проеме рамы... Он, человек, который каким-то образом
что-то пронюхал про ИХ дела, про Интерпол и которому удалось  встретиться  с
ней РАНЬШЕ их... Он, который обещал помочь ей оторваться от них и продать ей
папку с документами, добытыми ИМИ, профессионалами из ФСБ, ценой  трехлетних
усилий, попросту подставил ее...
   А  разве  она  сама  не  виновата  в  том,  что  оказалась   в   ловушке,
расставленной ее же слабостью? Иначе как можно назвать желание во что бы  то
ни стало приехать в Москву на похороны сестры, в Москву, вход в  которую  ей
заказан; в Москву, тысячи законопослушных граждан которой, благодаря усилиям
Анны Рыженковой, управляющей банком ?Норд?, остались обобранными до нитки?..
Как же она могла настолько забыться, чтобы потерять  всякую  осторожность  и
угодить в лапы ФСБ?
   Дверь  готова  была  слететь  с  петель,  когда  она,  вскарабкавшись  на
подоконник,  застыла  над  сверкающим  при  свете  фонаря  мокрым  асфальтом
тротуара. Второй этаж. Чтобы  переломать  все  кости  -  достаточно  и  этой
высоты. Но ведь Матвея-то нигде не видно, а это значит, что он не  разбился.
Спрыгнул, отряхнулся и побежал себе...
   Сзади раздался страшный грохот - очевидно, рухнула дверь или что-нибудь в
этом роде..
   Справа от окна росла рябина, ее темно-красные гроздья  напоминали  сейчас
какие-то кровавые  сгустки,  расплывавшиеся-на  глазах...  Ближайшая  к  ней
ветка, за которую Анна зацепилась, пытаясь перелезть на рябину, чтобы уже по
стволу спуститься на землю, треснула под ее тяжестью, и она полетела вниз...
   Ей повезло, под ногами был упругий газон, заросший подмороженной, но  еще
довольно мягкой травой. Если бы она упала на асфальт, она  бы  вряд  ли  уже
поднялась...
   Ладони ее кровоточили - она ободрала их о ветку, когда, скользя  по  ней,
падала, пытаясь удержаться. Она бежала на свет, на освещенную улицу и  почти
ничего не чувствовала, кроме тяжести собственного тела. Сильно болело  горло
и почему-то живот.
   Как ни странно, но никакой погони за собой она не заметила. На улице было
удивительно тихо, и только редкие прохожие, закутанные до бровей в  плащи  и
пальто, спешили домой, к своим домашним, к горячей еде...
   Едва  переводя  дыхание,  она  свернула  в  какой-то  темный  проулок   и
остановилась, чтобы отдышаться. Она неожиданно  разрыдалась,  когда  поняла,
что оставила свою сумку в этой злополучной квартире. А ведь в сумке были  ее
кредитные карточки, немного наличных на текущие расходы и хорошо упакованное
в целлофановый пакетик нижнее белье. Неужели  теперь  ей  придется  ночевать
где-нибудь на вокзале?
   И вдруг колени ее подкосились, и она чуть не лишилась  чувств,  когда  до
нее дошло, что в сумке остался и ее билет в Лондон... Самолет  на  этот  раз
вылетал из Москвы рано  утром.  Они  с  Полом  собирались  провести  ночь  в
гостинице, а оттуда на такси добраться до Шереметьева... Но теперь Полу  уже
безразлично, в каком часу улетает самолет в Лондон...
   Вик!
   Она закрыла глаза и представила себе его лицо  -  небритые  щеки,  плотно
сжатые губы, силящиеся сказать ?нет? разводу, но онемевшие от  предательства
женщины, которую он создал, вылепил и вдохнул в нее жизнь... И, конечно, его
глаза, темно-голубые, яркие, почти синие, с внимательными крупными зрачками,
делавшими его взгляд жестким и одновременно печальным...
 
*** 
 
   "Вик и тогда был красив и немного  диковат,  как  все  провинциалы,  хотя
слегка поправился, и вместо  привычной  гривы  спутанных  волос  голову  его
украшала аккуратная, волосок к  волоску,  стильная  прическа,  делавшая  его
похожим на новорожденного нувориша.
   Но  он  еще  не  умел  толком  держать  себя,  говорить  тоном,   который
позволителен в этом обществе лишь при больших деньгах  или  власти  (хотя  к
тому времени он был уже богат как черт и делал деньги, не  выходя  из  дома,
перепродавая акции через подставных людей, просто-таки молящихся на него  за
получаемые ими проценты от сделок), зато продолжал  пользоваться  неизменным
успехом у женщин,  которых  так  же,  как  я  мужчин,  использовал  в  своих
корыстных целях. Как правило, он был благосклонен лишь к тем женщинам, мужья
которых были ему полезны Еще ему нравились совсем молоденькие девушки, почти
девочки... Быть может, поэтому мы и расстались, и я поехала  на  остров  Мэн
одна? Ведь мне в ту пору было двадцать восемь лет, а девочке,  с  которой  я
застала его в своей же собственной постели, было максимум пятнадцать?.
 
*** 
 
   "На свое счастье, я нашла в кармане пальто несколько стодолларовых  купюр
и поняла, что их положил мне туда заботливый Пол, наверняка понимавший,  что
история, в которую я вляпалась по собственной  вине,  куда  более  опасна  и
сложна, чем можно себе предположить. И если  внешне  он  старался  держаться
спокойно и всячески успокаивал меня, то в душе он,  судя  по  всему,  сильно
переживал за меня. Иначе как можно было объяснить  эти  пятьсот  долларов  -
деньги, которые мне бы и в голову не пришло класть в карман пальто! И он  не
предупредил меня об этом, чтобы не  испугать.  Значит,  он  вполне  допускал
мысль о том, что сумку из моих рук могут запросто вырвать... Что и случилось
на самом деле.
   Деньги придали мне уверенности. Вот только  не  было  жетонов  на  метро,
чтобы добраться до улицы Воровского, где жил Вик. Огромная квартира, которую
он занимал теперь один, была куплена мною спустя год после нашего приезда  в
Москву. Почему мною? Да потому, что  Вика  устраивало  то,  что  мы  жили  в
гостинице, где нас прекрасно кормили и где можно было, не выходя  на  улицу,
найти и бар, и игорный зал, и  симпатичных  молоденьких  горничных,  которые
убирали у нас по три раза  на  день.  Он  понимал,  что,  живя  в  квартире,
лишившись ставших уже привычными удобств, он попросту сойдет с ума от скуки,
и поэтому сильно хандрил, когда мы переехали. Такой это был человек...
   Я сильно рисковала, когда обменивала стодолларовую купюру на  рубли.  Это
происходило в метро, возле обменного пункта, который был уже в  это  позднее
время  закрыт.  Должно  быть,  поэтому  я,  получив  пачку   десятирублевок,
постаралась как можно скорее запрыгнуть  в  электричку,  чтобы  за  мной  не
увязался ?хвост?: мне вдруг показалось, что  парень,  который  разменял  мне
доллары, успел заметить и остальные стодолларовые бумажки,  показавшиеся  из
моего кармана. Я становилась мнительной и шарахалась  от  каждого,  кто,  по
моему мнению, мог походить на моих преследователей,  которых  я  хоть  и  не
видела в лицо, но  которые  представлялись  мне  бритоголовыми  джинсоногими
крепкими парнями с жестким взглядом немигающих глаз - визуальный  стереотип,
полученный в результате чтения российских  газет  и  просмотра  видеокассет,
записанных Гаэлем с российских телеканалов.
   Но мне повезло  -  я  добралась  до  улицы  Воровского  без  приключений,
остановилась перед знакомым мне - до  мурашек  -  домом  и,  задрав  голову,
слезящимися от счастья глазами посмотрела на МОИ окна...
   Неужели сейчас я увижу Вика? Боже, что он скажет, когда увидит меня?  Что
я сильно изменилась?  Постарела  или,  наоборот,  похорошела?  И  тут  же  я
осеклась: похорошела? И это после моего полета из окна  и  тех  переживаний,
которые наложили отпечаток на мое заплаканное, перемазанное тушью и  помадой
лицо? А если к этому облику прибавить еще температуру и все признаки гриппа?
Да Вик, увидев меня на пороге, захлопнет дверь перед моим носом, приняв меня
за бомжиху!
   И это верно. Мою одежду было довольно сложно привести в порядок: пальто -
в подсохшей грязи после падения, брюки - то же самое... Волосы растрепались,
и от утренней укладки не осталось и следа. Так - ворох рыжей соломы...
   А еще у меня сильно болели ладони, они распухли, и на  них  было  страшно
смотреть... Мне срочно требовалась перевязка. И я  уже  знала,  кто  мне  ее
сделает?.
 
*** 
 
   За три года код  общей  металлической  двери  этого  старого,  сталинской
постройки, двухподъездного пятиэтажного дома, конечно, изменился. Но и новый
код она довольно  легко  определила  по  стершимся  кнопкам.  Перебрав  пару
вариантов, Анна на третьем облегченно вздохнула: что-то внутри  щелкнуло,  и
дверь открылась.
   Она поднялась на второй этаж (и здесь второй  этаж!)  и  снова  оказалась
перед дверью. Затрепетала, как там,  на  Солянке.  Эти  тайны  за  закрытыми
дверьми рождали в ней неуверенность и страх. И хотя, конечно, здесь все было
куда более привычным, в эмоциональном плане она испытывала не менее  сильные
чувства, чем перед встречей с Матвеем. Но  если  там  ее  сковывал  животный
страх и рисовались жуткие  картины  изнасилования,  то  здесь  ее  почему-то
охватила тревога и, как ни странно,  позабытое  чувство  ревности...  С  кем
сейчас живет Вик? Как выглядит его очередная  женщина  и  что  она  из  себя
представляет?!
   Это были чисто женские переживания, не более.
   С сильно бьющимся сердцем нажала она на кнопку звонка  и  даже  перестала
дышать... Тишина давила на уши и отзывалась гулким долгим  звоном  где-то  в
затылке... Никто не открывал дверь. Должно быть,  Вик  сидит  в  эту  минуту
где-нибудь в ресторане и попивает коньяк в обществе  молоденькой  свеженькой
любовницы, и разве может ему прийти в голову, что сейчас,  в  столь  поздний
час, в его квартире, вернее, перед дверью его квартиры  стоит  и  дрожит  от
озноба вывалянная в грязи (причем как в переносном, так и прямом смысле) его
бывшая жена Анна. Банкирша, черт ее по