м  уж  необычный  клиент  попался  молоденькой  и
хорошенькой маникюрше... - У одной моей знакомой, которую зовут  Женя  Зима,
есть приятельница по имени Лариса. Обе девушки работают маникюршами в салоне
красоты. И вот, представь, у одной из этих девушек,  Ларисы,  появляется  не
так давно необыкновенный клиент. Зовут его Валентином, ему за пятьдесят...
   - И что же в этом необыкновенного? Думаешь, мужики не делают маникюр?
   - Сегодня утром я уже слышал эту фразу... Дело в том, что раньше я как-то
не задумывался над этим, но после того, как мне рассказали об этом  клиенте,
я подумал, что это даже правильно...
   - Что ты хочешь этим сказать?  -  Видно  было,  что  Севостьянов  не  был
заинтересован в  продолжении  разговора:  он  сидел  как  на  иголках  из-за
ожидаемого приезда Шеффера, который  одним  своим  видом  наводил  страх  на
рядовых оперов и даже следователей прокуратуры. Все знали о дружбе Шеффера с
Райским - человеком, к мнению которого прислушивались кремлевские чиновники.
   - А то, что у этого господина длинные ногти.
   - Ну и что? - Севостьянов не улавливал основного.
   - А то,  что  у  него  ОЧЕНЬ  ДЛИННЫЕ  НОГТИ.  Их  полируют  и  покрывают
бесцветным лаком. Вот скажи, ты видел когда-нибудь мужчину с очень  длинными
ногтями?
   - Да я вообще никогда не замечаю ногти на мужских руках.
   - Правильно. А почему? Да потому, что тебе и в голову не придет  смотреть
на них. Но если у человека длинные ногти, значит, это  позволяет  его  образ
жизни. То есть он не занимается  физическим  трудом,  он  вообще  редко  что
делает руками... Стало быть, это  человек  умственного  труда.  Интеллигент,
пижон, эстет...
   - Извращенец!
   - Правильно! - Малько даже подскочил и поднял вверх указательный палец. -
Вот и я об этом же подумал... Но все дело в том, что вчера девушка по  имени
Лариса на работу не вышла, и обслуживать этого странного клиента, а  точнее,
обрабатывать ему ногти пришлось моей знакомой по имени...
   - ..Зима, это я запомнил.
   - Совершенно верно. Так вот: когда она вычищала грязь из-под его  ногтей,
там была.., запекшаяся кровь! И кусочки кожи. Это она мне так сказала.
   - Ну и что дальше-то?
   - А то, что твою свояченицу кто-то поцарапал, так? Ты же сам рассказывал,
что ей разодрали всю спину... Вот я и подумал: а что, если  это  сделал  как
раз этот Валентин? Может, у него хобби такое: царапать нежную девичью кожу?
   - Так давай выясним, кто  он  и  откуда.  А  что,  если  он  преподает  в
академии, где учится Наташа? Романы между студентками и преподавателями - не
редкость. Вдруг ты окажешься прав и моя свояченица попала в руки к  садисту?
Сергей, что это ты побледнел?
   Малько смотрел на него и не мог произнести и слова. - Он вдруг  понял,  о
ком идет речь. Он даже  знал  фамилию  этого  человека.  Валентин.  Валентин
Николаевич Журавлев! Профессор!
   - Да так, просто представил себе, каково это - испытать на себе  все  эти
штучки...
   - Короче, тебе надо заняться этим профессором...
   - Как ты сказал?
   - Да это я просто так, для удобства назвал его  профессором...  Ты  поищи
его через свою  Зиму  и  съезди,  пожалуйста,  к  Марку,  парню,  с  которым
встречалась Наташа, вот его адрес и телефоны, - Севостьянов протянул листок.
- А я тебе за это сделаю все, что хочешь.
   - Тогда сооруди мне ордер на арест Храмова  и  на  обыск  его  ресторана,
причем датированный задним числом...
   - Храмова? Да ведь ему же отрезали голову, может, ты забыл?
   - Нет, не забыл, но уж больно мне хочется забраться в это осиное гнездо и
надеть наручники на любого, кто там окажется... Я ведь могу сделать вид, что
не знаю о смерти Храмова... Ты меня понимаешь?
   - Договорились. Подъезжай ближе к вечеру, а заодно и расскажешь о Марке и
этом профессоре.
   В это время раздался телефонный звонок. Севостьянов взял трубку.
   - Да, слушаю. Где? Понятно. Захаров в курсе? Ясно.
   Когда он положил трубку, Малько уже знал: нашли труп. Неужели Берта снова
вышла на тропу войны?
 
*** 
 
   Журавлев жил на проспекте Вернадского. - Я постараюсь быстро... А ты  жди
меня здесь, внизу... - сказала Берта, решительно направляясь к лифту. -  Все
будет хорошо...
   И Ромих ждал ее. Он нервничал, как только может нервничать мужчина,  жена
которого с минуты на минуту намерена пристрелить человека, и, стоя в  темном
подъезде, Илья в который уже раз задавал себе  вопрос,  а  правильно  ли  он
поступил, отпустив ее одну?
   Пистолет с глушителем находится в кармане ее пальто,  и  в  случае,  если
этот Профессор вдруг вздумает причинить ей  очередную  боль,  она  выстрелит
незамедлительно.
   Их счастье, что Журавлев живет один и свидетелей их разговора не будет. А
результатом этой  ночной  беседы  Берты  и  Журавлева  должен  стать  список
остальных четверых садистов с фамилиями, именами и всеми их координатами.
   В это время Берта звонила в дверь. Она  никогда  в  жизни  не  испытывала
такого прилива сил и совершенно поработивших ее  чувств,  которые  буквально
перекрывали дыхание и заставляли так сильно колотиться  сердце...  Она  была
почти счастлива, когда дверь наконец открылась и она увидела вмиг побелевшее
лицо Профессора.
   Он не сразу узнал ее, но что-то в ее лице показалось ему знакомым, отчего
его моментально прошиб пот. Словно он увидел призрак.
   Перед ним стояла красивая молодая женщина в  черном  бархатном  пальто  и
черной,   с   густой   прозрачной   вуалью,   шляпкой.    От    нее    пахло
горьковато-изысканными духами, словно от осеннего цветка.
   - Я к вам. Может быть, разрешите войти? Она с трудом превозмогала желание
вцепиться в него, повалить на пол, подмяв под себя, как сделала  она  это  с
Орангутангом, причинить ему боль, страшную боль...
   - Пожалуйста, проходите...
   - Он сказал это так, как сказал бы, приди к нему  внезапно  одна  из  его
студенток. А студентки приходили к нему, хотя и редко, потому что он боялся.
Но и они боялись его преследований,  поэтому  некоторые  приходили  даже  по
несколько раз, особенно  перед  экзаменом.  Они  были  нужны  друг  другу  -
профессор и студентки. У профессора была власть, у студенток - нежное  тело,
испуганные глаза и особый запах, источаемый их кожей в тот момент, когда  он
приказывал им раздеться...
   Это делал его отец, и это же стал делать  сын,  Валя.  Еще  мальчиком  он
подсматривал за тем, что  вытворял  на  даче  его  отец  со  студентками,  и
тринадцатилетний подросток уже тогда начал  испытывать  чрезмерные  для  его
возраста чувства и  желания.  И  кто  виноват  в  том,  что  он  пронес  эту
наклонность причинять другим боль и добиваться крови через всю  свою  жизнь?
Кто виноват, что он избивал свою жену, пока наконец не убил ее и закопал  на
Собачьем кладбище, неподалеку от их дачи?.. Кого винить в  том,  что  судьба
подарила ему встречу  с  Фрумоновым,  Алиевым,  Дубниковым  и  Белоглазовым,
людьми, в высшей степени интеллигентными и большими умницами, с которыми  он
сумел так быстро найти общий язык в ?храмовском клубе??.. Разве это не чудо,
что он оказался НЕ ОДИН и нашел себе подобных, перед которыми ему  не  нужно
было оправдываться за совершенные преступления? А кто виноват в том,  что  и
их судьбы сложились  таким  образом,  что  параллельная  жизнь,  которую  до
знакомства друг с другом они вели каждый по отдельности, была им  в  тягость
именно по причине своей НЕНОРМАЛЬНОСТИ?..  Но  теперь  все  это  осталось  в
прошлом. Они нормальны, они здоровы и полны сил, они -  высокоорганизованные
существа, у которых  просто  проявились  желания  на  порядок  выше,  чем  у
остальной толпы, рожденной лишь для того,  чтобы  удовлетворять  их.  Это  -
предназначение толпы, и это и есть настоящая жизнь и та реальность,  которая
существует. Ведь если  есть  садизм,  значит,  так  угодно  природе,  а  кто
осмелится пойти против ее законов? К тому же до конца не  изучена  подоплека
мазохизма, и кто знает, возможно, эти испуганные глаза молоденьких женщин  -
только игра, которая доставляет удовольствие и им самим?
   Валентин Николаевич платил  Храмову  не  деньгами.  Он  оказывал  хозяину
услугу другого рода. Под его руками трепетала уже мертвая, но еще казавшаяся
живой кожа жертв, которая  не  хотела  расставаться  с  лицом...  Скальпель,
перчатки и тонкая, ювелирная работа...
   Но,  как  бы  ни  успокаивал  он  себя  рассуждениями  о   естественности
пристрастий  к  особому  роду  наслаждений,  которые  он  получал,   истязая
заточенных в клетки женщин, он не мог, конечно, не осознавать всю  опасность
их групповых оргий, настолько  участившихся  последний  год,  что  человека,
занимавшегося уничтожением трупов, тоже пришлось убрать. От греха  подальше.
И тогда Вик предложил не растворять трупы, отвозя их за город, где  в  земле
были зарыты большие емкости с кислотой, а поступать проще  -  обезображивать
лица трупов и оставлять на  видном  месте,  как  если  бы  это  были  жертвы
какого-нибудь ОДНОГО сексуального маньяка. Более  того,  ими  -  Журавлевым,
Алиевым, Белоглазовым, Фрумоновым и  Дубниковым  вместе  с  Храмовым  -  был
разработан план, по которому за все преступления должен был ответить  Немой,
девушки называли его Орангутангом. План ?поимки? Немого, который, ни  о  чем
не подозревая, в течение последнего года убирал  клетки  и  кормил  ?собак?,
вскоре должен был лечь на прокурорский стол... Операция, подсказанная снизу,
могла отлично сработать наверху. Но они не  успели  осуществить  задуманное,
протянули время, и кто-то убил Храмова. Но кто? За  что?  Никто  из  них  не
знал.
   Когда несколько дней назад все пятеро пришли в ?храмовский  клуб?,  чтобы
сначала поиграть в карты, а потом уже спуститься  в  подвал,  клуб  оказался
запертым, а сторож объяснил им, что хозяина убили, что здесь  была  милиция,
которая все перевернула вверх  дном,  и  что  сыщики  хотели  было  зайти  в
соседний подъезд, чтобы найти там не то  подземный  ход,  не  то  подвал,  в
котором томились девушки, но СВОЙ человек, оказавшийся  среди  них,  сказал,
что там ничего нет...
   Сторож привел их в подвал, в который  можно  было  попасть  только  через
другой подъезд, где тоже все было куплено Храмовым, и, открыв  дверь,  зажал
нос пальцами... Другой рукой включил  свет  и,  пропустив  Журавлева  и  его
приятелей в бункер, тотчас запер его за собой.
   - Я знал, что она умрет... - пробормотал  Алиев,  медленно  спускаясь  по
лестнице вниз, где  лежали  уже  разлагавшиеся  трупы  Милы  и  Орангутанга,
которого они называли Немым. - Валя, тебе предстоит поработать... А  что  же
случилось с Немым? Штаны полуспущены, лицо в крови... А запах,  до  чего  же
мерзкий!
   - Да вы что, не видите, что вторая девушка сбежала? - подал голос сторож.
- Она ему глаза выколола и сбежала... Давно... Я  хотел  вам  позвонить,  но
записная книжка Вика была заперта в сейфе... В пору было самому выносить  их
на себе...
   - Она убила Немого, взяла его ключи, открыла дверь и ушла... А ты-то  как
сюда вошел?
   - У меня свои ключи есть... - сказал сторож, пожимая плечами, словно речь
шла о чем-то само собой разумеющемся. - У меня есть вообще ВСЕ ключи...  Вик
доверял мне, как себе... Хорошо, что стены  толстые,  не  зря  Вик  послушал
тогда того мужика, который посоветовал купить  звукоизоляцию  и  специальный
кирпич... А этих оставлять здесь нельзя, они скоро потекут...
   Пятидесятилетний сторож  Иван  двадцать  пять  лет  провел  в  тюрьме  за
убийства и, превратившись там в животное, после выхода на свободу  радовался
уже тому, что еще жив и дышит. Убить человека для него было так  же  просто,
как прихлопнуть  муху.  Вик  взял  Ивана  к  себе  на  службу,  зная  о  его
патологической жадности к деньгам, понимая, что за хорошую плату и  кормежку
Иван будет служить верно и до самой  смерти.  Кроме  того,  держа  при  себе
профессионального убийцу, который за червонец  мог  отправить  на  тот  свет
любого, Вик, сам того, быть может, не осознавая, ощущал  себя  на  его  фоне
чуть ли не ангелом. После того, как Вика  бросила  Анна,  сердце  его  стало
медленно, но верно наполняться ненавистью  к  женщинам.  Что-то  внутри  его
отмирало. Возможно, это была любовь. Он любил Анну, он не  представлял  себе
жизни без нее, а потому, потакая за деньги людям,  обремененным  чудовищными
пороками, таким, как Журавлев и ему подобные, он сознательно шел к смерти...
Он спускался в ад медленными шагами, увлекая за собой десятки других  людей,
которые с его помощью изо всех сил старались внушить себе и окружающим,  что
они -  нормальны  и  здоровы.  А  ведь  все  они  были  больны.  Неизлечимо.
?Храмовский клуб? посещали не только садисты. Здесь проходили и политические
сборища, заканчивающиеся тяжелыми застольями и оргиями, и  собрания  молодых
геев, которым Вик подбирал партнеров, и кокаиновые женские вечера... И  все,
кто приходил сюда, все, кто знал Вика, никогда бы не убили его.
   - Он прав. Бункер не должны найти, его надо запереть до лучших  времен...
А трупы отвезем. Я сам займусь этим...
   Эти слова принадлежали Дубникову, крупному мужчине под два метра  ростом,
с круглым розовым лицом, делавшим его похожим  на  раскормленного  холеного,
хотя и чрезмерно  большого  поросенка.  Кличка  Толстый,  которую  дали  ему
девушки, вполне подходила к его колоритной и характерной внешности.  Алексей
Павлович  Дубников  занимался  выращиванием   грибов,   считался   удачливым
предпринимателем, имел семью и два раза в год выезжал с женой и двумя детьми
за границу. И никто, за  исключением  Храмова,  не  знал  о  его  садистских
наклонностях,  которые  появились  у  него  в  возрасте  шестнадцати  лет  в
результате гомосексуальных отношений со своим  старшим  братом.  Но  большее
удовольствие Алексей все же получал, наблюдая, как насилуют или бьют другие:
этим на его глазах занимался брат, приводивший к себе домой  подружек  и  за
деньги заставлявший их терпеть  любые  издевательства.  И  только  в  зрелом
возрасте  Толстый  вдруг  открыл  для  себя  наслаждение,  заключавшееся   в
использовании во время половых актов и тех эротических игр,  в  которые  они
играли сообща, различных предметов, начиная от безобидных детских игрушек  -
сабель, лошадок, пирамидок и пистолетов, - и кончая металлическими  крючьями
и плетками, описанными еще маркизом де Садом.
   Храмов (он был первым человеком, которому Алексей рассказал о себе)  умел
не только выслушать, но  и  дать  ценный  совет.  Это  именно  он  пригласил
остальных - Фрумонова, Алиева и Белоглазова - на преферанс, где и познакомил
их с Дубниковым. Чуть позже к их компании присоединился и Журавлев, приятель
Р., крестного отца Анны Рыженковой, бывшей жены Вика.
 
*** 
 
   - Нам нельзя здесь долго  оставаться,  мало  ли  что...  А  ты,  Иван,  -
обратился к сторожу Алиев, невысокий жилистый татарин, красивый и  вместе  с
тем поражающий жестким и злым взглядом  черных  колючих  глаз,  -  когда  мы
уедем, замети здесь, чтобы ни следа не осталось...  А  кровь  подотри,  если
накапаем... У тебя халаты  есть?  Леша,  подгони  машину  поближе  к  двери,
раскрой багажник, а мы сейчас перенесем этих бедолаг...
   Сторож ушел за халатами, а тем временем Белоглазов, маленький человечек с
белыми  короткими  волосами  и  детским  голосом,  бизнесмен,   занимающийся
оптовыми поставками в Москву швейцарского сыра, принялся за ноги вытаскивать
из клетки тело Милы...
   Спустя несколько минут все пятеро усердно  трудились,  очищая  бункер  от
следов  преступления,  тихо  и  мирно  переговариваясь,  словно  пришли   на
субботник; и никто из них даже виду не подал, что  совершает  чудовищные  по
своему цинизму действия, что тело несчастной девушки, которое  приносило  им
столько непонятного наслаждения, будет еще долго сниться им и мучить их, как
и те видения и кошмары, которые посещают их время от времени по ночам, мешая
спать, мешая нормально жить и радоваться окружающему миру. Эти больные люди,
объединенные  схожестью  безумных  желаний  и  пытающиеся   создать   внутри
человеческого общества, в котором они живут, свой  микрокосмос,  построенный
на страданиях других людей и имеющий свою, пропитанную духом  самооправдания
философию, так вот, эти люди сейчас играли роль великомучеников, вынужденных
выгребать едкую жижу из ?авгиевых конюшен?...
   Особенно много пришлось потрудиться Журавлеву, который, чувствуя на  себе
чужие взгляды, потея и волнуясь, снимал кожу с  лица  покойницы.  Обычно  он
делал это в более спокойной обстановке и ОДИН...
   Сторож принес ему кувшин с водой и полил на руки.
   - Чистая работа... А кожу куда? - спросил он.
   -  У  меня  дома  знаешь  сколько  таких...  Немого  трогать  не   стану,
противно... Его и так никто не опознает и не хватится, он по документам, как
мне рассказывал Вик, уже давно должен находиться на том свете...
   Наконец тела были погружены в багажник машины Дубникова,  грязные  халаты
отданы сторожу в стирку, а бункер вычищен и заперт.
   Все  пятеро  пообнимались,  поцеловались,  будто   киношные   итальянские
мафиози, и разъехались в разные  стороны,  уверенные  в  том,  что  одна  из
многочисленных страничек их жизни перевернута, что Леша Дубников не подведет
и отвезет трупы за город, и на этом  в  истории  ?храмовского  клуба?  будет
поставлена точка.
   Или запятая. Ведь оставались люди, которые наверняка заменят  Храмова,  а
это может означать только одно: будет продолжение, будут  карты  до  утра  и
экстази в обществе пусть уже не ?собак?, не блондинок, а  других,  не  менее
интересных.., жертв... Жизнь продолжается. И пока есть  деньги,  на  которые
можно купить пьянящее  чувство  безнаказанности,  можно  не  беспокоиться  о
будущем.
   -  Созвонимся...  -  это  слово  прозвучало  пять  раз,  после  чего  все
пространство  вокруг  наполнилось  шумом  отъезжающих  машин.   Прошло   еще
несколько минут, и наступила тишина: московский двор  зажил  своей  прежней,
обычной жизнью.
 
Глава 11 
 
   С кладбища она возвратилась подавленная и долгое время не разговаривала с
Игорем. Она не могла поверить в то, что могила Милы РЕАЛЬНО  существует.  До
последнего мгновения, пока  они  не  подошли  к  ограде,  за  которой  стоял
скромный, врытый в землю белый крест, а чуть  пониже  находилась  аккуратная
металлическая табличка с надписью: ?Людмила  Васильевна  Рыженкова.  1978  -
1994   гг.?,   Анна   все   еще   продолжала   надеяться,   что   вся    эта
покойницко-кладбищенская смурь - письма Милы с просьбами о помощи, вызов  на
ее похороны, РАЗНЫЕ версии причины смерти Милы, появление призраков и прочая
чушь  -  лишь  удачно  разыгранная   кем-то   мистификация...   Но   могилка
действительно существовала, на ней рос куст шиповника, на  котором  краснели
жирненькие блестящие ягоды, и это было куда реальнее всего  остального...  И
теперь уже не имело значения - как именно погибла Мила.
   - Ты бы смог разрыть могилу? - спросила она уже  в  ресторане,  куда  они
заехали пообедать.
   - Смог бы. Хоть сейчас. Но только зачем? Ты  хочешь  убедиться,  что  там
действительно твоя сестра?
   - Конечно. Ну посуди сам, ты, взрослый мужчина, неглупый...
   - Спасибо...
   - ..здоровый... Ты понимаешь, о чем я? А что, если она мне мстит,  и  эту
табличку повесили за пару дней до моего приезда в С.?
   - Но зачем ей это, пусть даже она и жива?
   - Да мне все равно, зачем это ЕЙ... Ты никак не поймешь, что надо  мне...
Объясняю. Я совершенно отчетливо вижу привидения,  призраки,  вот  как  тебя
сейчас...  Поэтому  мне  важно  знать,  я  сошла  с  ума  или  меня   кто-то
разыгрывает? Это сейчас для меня - самое главное.
   - Недавно ты говорила, что для тебя главное - увидеть  ее  могилу,  после
чего ты сможешь спокойно уехать отсюда. Так в чем же дело?
   - А тебе нужно как можно скорее доставить меня  домой?  Что  ты  задумал,
признавайся?
   И она, вдруг протянув руку, схватила его за рукав  и  притянула  к  себе,
затем, уцепивш