ут же  приехала  домой,  а
следом подъехала и она...
   - На чем подъехала?
   - Не знаю. Я ее об этом  не  спрашивала...  А  что,  это  имеет  какое-то
значение?
   - Может быть...
   -  Она   пришла   какая-то   странная,   ненакрашенная,   бледная,   лицо
осунувшееся... Я спросила  ее,  что  случилось,  и  она  мне  ответила,  что
вляпалась...
   - Вот прямо так и сказала?
   - Да, именно так. Сказала, что теперь ей в академии  делать  нечего,  что
она не хочет дальше учиться, что она пойдет работать...  Она  не  сидела  на
месте, все ходила по комнате, бормотала, что бросит учебу,  а  потом  как-то
съежилась вся, словно  у  нее  что-то  заболело,  и  сказала,  что  ей  надо
переодеться...  И  тогда  я  спросила  ее,  где  она  ночевала.   Я   просто
почувствовала, что она боится мне что-то рассказать... Потом я спросила,  не
изнасиловали ли ее... Уж слишком потрепанный у нее был вид  и  больной...  И
она ушла в ванную. Я не вытерпела, зашла за ней следом и увидела ее спину...
   - Спину?
   - Да...  У  нее  на  спине  полоски  такие,  вздутые  и  ярко-красные,  с
запекшейся кровью... Словно вилами по ней процарапали...  Я  была  в  ужасе,
ахнула, а Наталья сняла с себя все, бросила на пол и включила душ,  сказала,
что ей холодно и что она хочет согреться горячей водой... Я  спрашиваю,  кто
это тебя так? Но она молчит. Стоит под душем, плачет и молчит...
   - И ты ее отпустила? В таком состоянии?
   - Я ее не отпускала. Она попросила меня  сходить  в  аптеку  за  мазью  и
бинтами, еще попросила, чтобы я купила ей водки... Теперь я понимаю, что она
просто хотела выпроводить меня из квартиры, чтобы сбежать... Она ведь надела
мое белье, свитер, юбку, нашла в шкафу старый плащ,  и,  когда  я  вернулась
где-то через двадцать минут, ее уже не было...
   - И ты поехала за ней?
   - Конечно!
   - А почему ты не позвонила мне?
   - Да потому что Наталья не велела. Она мне так  и  сказала,  еще  там,  в
ванной, чтобы я ничего тебе не рассказывала, что это ее личное дело, что она
сама во всем виновата и что ей стыдно... Понимаешь, это была ее  тайна,  как
же я могла рассказать об этом тебе, человеку, который  тут  же  бросился  бы
разбираться, искать виноватых... А откуда я  знаю,  что  в  действительности
могло с ней произойти?
   - Катя, но ведь ей причинили  боль...  Эта  кровь  и  рубцы  на  спине...
Подумай сама, разве это не сказало тебе ни о чем?
   - Послушай, Коля, я тебе уже все объяснила. И не пытай меня,  пожалуйста.
Я и сама знаю, что мне не следовало оставлять ее одну, но она ушла, сбежала,
и все мои попытки разыскать ее закончились ничем... Я тебя об  одном  прошу:
теперь, когда ты, конечно же, будешь  ее  искать,  не  говори  ничего  нашим
родителям, они с ума сойдут... Мать уже и так звонила мне,  спрашивала,  где
Наташа...
   - И что ты ей ответила?
   - Я сказала, что она была у меня, что у нее все хорошо, что она  временно
поживет у  меня,  потому  что  хозяйка  квартиры,  которую  снимает  Наташа,
собирается сходиться с мужем, и мы теперь ищем ей другую квартиру...
   - Я вообще не понимаю, зачем было ей снимать такую дорогую квартиру,  она
могла бы спокойно жить с родителями...
   - Ей двадцать один год, и она тоже имеет право на личную  жизнь...  Коля,
ты отсталый человек! Как же она выйдет замуж, если будет жить с  родителями?
Где ей встречаться, общаться, жить, наконец... Или ты не знаешь нашего отца?
Я лично прекрасно ее понимаю...
   - Вот и довстречалась... Ты была на этой квартире?
   - Была, но только ее там нет. Я звонила, стучала... Если бы она была там,
то открыла бы мне...
   - Так ты туда НЕ ВОШЛА? У тебя что, нет ключей?
   - Конечно, нет. Зачем же ей было отдавать мне ключи? Если она  не  хотела
меня видеть и решила от  нас  спрятаться,  то  понимала  -  первое,  что  мы
сделаем, это поедем искать ее в этой квартире... Конечно, ее там нет и  быть
не может. Скорее всего она скрывается у каких-нибудь подруг... Они ее  лучше
поймут, чем мы, родственники.
   - Тогда сделаем так. Ты остаешься дома и никуда не выходишь: ждешь ее или
моего звонка.  А  я  возьму  людей  и  поеду  к  ней  на  квартиру,  и  если
понадобится, то взломаю дверь... Где белье, которое она с себя сняла?
   - Я его спрятала.
   - Неси, я отвезу его на экспертизу.  Я  чувствую,  что  с  ней  случилось
несчастье... Не может молодая женщина допустить,  чтобы  кто-то  так  сильно
расцарапал ей спину. Это ненормально. Возможно, она попала в лапы к садисту.
Скажи, она рассказывала тебе о своих  мужчинах,  любовниках?  Насколько  мне
известно, в последнее время у нее их было трое.
   - Это не любовники, а однокурсники. А встречалась она с  Марком.  Но  они
расстались.
   - Ты знаешь его адрес?
   - Нет. Только телефон.
   - Откуда он у тебя? Неужели тебе его дала твоя скрытная сестричка?
   - Нет, мне его дал сам Марк, когда разыскивал ее как-то и позвонил мне на
работу, чтобы спросить, не знаю ли я, где Наташа. Просил позвонить ему,  как
только она найдется.
   - Что-то вы все ее ищете... И куда же запропастилась Наташа в тот прошлый
раз?
   - Она ночевала у одной своей  подруги,  журналистки...  Вспомни,  я  тебе
рассказывала об этом. Наташе нужны были деньги, и эта девица  предложила  ей
сняться обнаженной для одного журнала... Без лица... Ну что ты так  на  меня
смотришь! Ей же самой приходится оплачивать квартиру, родители не  помогают,
я тоже не в состоянии, вот и крутится девчонка как может...
   - И много ей заплатила эта подруга?
   - Вполне прилично. Пятьсот долларов наличными.
   - Так, может, она и сейчас там, у этой журналистки?
   - Это с расцарапанной спиной-то?
   - Ну, тогда я не знаю, где она может быть... Послушай, а может, это у нее
болезнь такая, аллергия, например... Ладно, нечего воду в ступе толочь.  Где
пакет с ее бельем? Давай-ка сюда, а я уж сам разберусь, что это  за  болезнь
такая или ее кто поцарапал... И телефон Марка - с  ним  у  меня  тоже  будет
отдельный разговор...
   Катя взяла из спальни спрятанный под кроватью пакет и принесла Николаю.
   - Я хоть и сестра ей, но ты, наверное,  прав...  Я  бы  лично  не  смогла
сниматься для журналов нагишом - не то, как говорится,  воспитание.  А  ведь
нас с ней воспитывали одни и те же родители... Чует мое сердце, с ней что-то
случилось... Что-то нехорошее...
 
Глава 10 
 
   - Тебе так важно увидеть ее могилку?
   - Да. Важно. Я  вообще  не  понимаю,  что  со  мной  происходит...  Вчера
вечером, например, когда ты спал в кресле, еще до того, как принесли ужин, я
видела ее...
   - Кого?
   - Я скажу тебе, потому что ты мне никто и мне абсолютно все равно, что ты
обо мне подумаешь... Ты рядом со мной выполняешь свою работу, отрабатываешь,
так сказать, деньги, а потому слушай... Думаю, что  выслушать  взволнованный
рассказ человека, который много пережил за свою жизнь, -  не  самая  трудная
работа, не так ли?
   - Валяй...
   Игорь медленно намазывал мед на булочку,  уже  покрытую  слоем  масла,  и
делал вид, что внимательно слушает Анну. Но ей  и  в  самом  деле  было  все
равно, как он воспримет ее бредни о призраках... Ей нужна была аудитория,  и
что было  делать,  если  единственным  слушателем  оказался  ее  неожиданный
телохранитель.
   - Она была здесь вчера - моя сестра или ее призрак. Она является  ко  мне
все чаще и чаще, и ее появление сопровождается одной фразой,  которая  скоро
просто доконает меня...
   - И что же это за фраза? - Он даже не смотрел  на  нее  и  явно  думал  о
чем-то своем, но продолжал с сосредоточенным видом поглощать пищу, изо  всех
сил стараясь казаться вежливым.
   - Привет, сестренка... Ну вот, и сейчас даже..,  видишь?  -  Она  задрала
рукав халата и показала гусиную кожу  на  руке.  -  Ведь  сама  же  сказала,
произнесла это вслух, и смотри, какая реакция... Теперь представь себе,  что
я испытываю, когда это произносит она...
   - Что это? Галлюцинации?
   - Откуда мне знать... - раздраженно  ответила  Анна,  испытывая  страшную
неловкость от того, что ее состояние, оказывается, имеет  вполне  конкретное
название. - Может, и галлюцинации, но тогда откуда эти лимонные  корки?  Она
сидела вчера на кровати и говорила со мной - пусть это будет  даже  призрак,
мне все равно, - и при этом грызла лимон, в комнате  сильно  пахло  им...  А
ведь мы на ужин не заказывали  лимонов...  Вот  и  ответь  мне,  откуда  эти
лимонные корки? Откуда этот запах? Ведь я до сих пор слышу его...
   В ее голосе уже чувствовались истеричные нотки.
   - Действительно, откуда?
   - Вот и я о том же...
   - И ты, стало быть, решила, что ее  появление  или  же  ЯВЛЕНИЕ  -  знак,
призывающий тебя непременно побывать на кладбище и удостовериться в том, что
она действительно умерла?
   - Да.  И  не  вижу  здесь  ничего  особенного.  Это  нормально,  наконец:
прилететь из Англии в родной город и  взглянуть  на  могилу  сестры.  Ты  не
находишь?
   - Почему же? Вполне. Только обещай мне, что больше не будешь  сбегать  от
меня; искать тебя по  всему  городу  -  задача  не  из  легких...  Я  и  сам
удивляюсь, как это я нашел тебя в этих трущобах!
   Но его удивление было ничем по сравнению  с  удивлением  Анны:  у  нее  в
голове не укладывалось, как этому ПРИЕЗЖЕМУ удалось разыскать ее, да  еще  в
такой удобный для бегства момент, когда ее  мучители  уехали.  Разве  что  в
городе действуют невидимые  рычаги  влияния,  которыми  управляют  те  самые
авторитеты, подчиняющиеся, в свою очередь, московской мафии? А почему  бы  и
нет? Вряд ли Пол Фермин стал бы нанимать дилетантов.  Стало  быть,  у  Игоря
большие связи и в С. ?Что ж, - подумала она,  -  лучше  так,  чем  оказаться
вывернутой наизнанку и удушенной на свалке или на пустыре?. Хотя присутствие
Игоря стало уже тяготить ее. Ей казалось, что он не охраняет  ее,  а  пасет,
как дорогую и породистую корову,  от  которой  потом  можно  будет  получить
невиданное количество молока. Точнее, фунтов стерлингов.
   Ей стало смешно от собственных мыслей, и она расхохоталась.
   -  Ладно,  телохранитель,  поехали  на  кладбище.  Хватит  лопать,  а  то
испортишь фигуру... Я иду в ванную, буду готова через полчаса.
 
*** 
 
   "Но на кладбище мы в тот день так и не попали.  Совершенно  неожиданно  в
холле гостиницы я увидела человека, который уж наверняка мог рассказать  мне
про Милу все. Это был профессиональный фотограф, который хорошо знал Милу  и
частенько при случае подкидывал ей халтурку. Он в отличие от нее  был  более
предприимчив, ладил с заведующими  детских  садов,  где  можно  было  хорошо
заработать на портретах малышей, особенно в праздничные дни. Он первый начал
фотографировать в родильных домах и,  хотя  это  было  строжайше  запрещено,
всегда находил возможность проникнуть туда и снять роженицу с  новорожденным
младенцем, за что получал хорошие деньги. Иногда  они  работали  на  пару  с
Милой, и я больше всего боялась тогда, что Мила влюбится  в  него  и  выйдет
замуж. Но этого не произошло, и в нашей жизни появился Вик...
   - Саша! - крикнула я, увидев направляющегося к окну администратора  парня
с фотоаппаратом в руках, одетого в потрепанный джинсовый костюм и  джинсовую
теплую куртку. - Подожди!
   Игорь понимающе отошел в сторону, а я со всех ног бросилась к Сане.
   - Ты? - спросил он так, словно увидел призрак. Да-да,  это  был  примерно
такой же взгляд, какой, наверное, бывал и у меня, когда я видела перед собой
прозрачную и источающую холод Милу... - Но откуда?
   - Нам надо поговорить. Прошу тебя, если даже ты сейчас очень занят, удели
мне минут пятнадцать. Я приехала сюда издалека,  чтобы  разыскать  Милу  Мне
сказали, что она погибла... Как? При каких обстоятельствах и когда?
   Лицо его тотчас изменилось, побледнело. Он сел в одно из кожаных  кресел,
которыми был заставлен холл, достал сигарету и закурил, пуская дым вверх  и,
казалось, забыв обо мне напрочь.
   - Саша! Очнись! Что с тобой?
   Он вздохнул и взглянул на меня с упреком.
   - Приехала, значит, да? А где же ты была раньше, когда она болела?
   - Да чем она болела?
   - У нее была сложная  форма  кори  и  скарлатины...  И  это  во  взрослом
возрасте, представляешь?!
   Но я ничего не представляла. Для меня слова ?корь? и ?скарлатина?  всегда
ассоциировались с обычными детскими болезнями, которые надо воспринимать как
данность. Ими нужно переболеть и забыть о них навсегда. До своих собственных
детей.
   - Она едва выкарабкалась... Денег у нее не  было,  она  позвонила  мне  и
попросила взаймы. Я, конечно, денег нашел, бегал за лекарствами,  продуктами
и даже варил ей... Она сказала, что кто-то украл все ее сбережения,  которые
она собиралась потратить на хорошую немецкую технику...
   - Она выжила? Скажи, она осталась жива?
   - Да. Но после этого уже не могла так много  работать,  как  прежде.  Она
вообще сильно изменилась тогда,  похудела,  выглядела  больной...  Мы  стали
видеться реже, она словно избегала меня, а потом и  вовсе  исчезла.  Как  ни
приду - ее нет дома. Да, чуть не забыл! Она  же  продала  квартиру,  но  вот
денег у нее почему-то не прибавилось. Она, насколько мне  известно,  жила  в
какой-то заводской общаге на ?Сахалине?, а  потом  и  вовсе  перебралась  на
квартиру к какому-то бомжу Кто-то видел ее в аптеке, где она покупала  бинты
и бутылки  с  фурацилином...  Может,  лечила  кого.  Но,  между  прочим,  ее
фотографии время от времени появлялись в местных газетах... Ты же знаешь  ее
манеру, ее стиль работы...
   Я знала, что Мила, что бы она ни снимала,  непременно  добавляла  в  кадр
хоть каплю воды,  причем  в  самом  прямом  смысле  слова.  Скажем,  портрет
девушки... Но на лице или плече  -  неважно  где,  обязательно  должна  была
присутствовать хоть капля воды, для блеска... Для Милы работать на заказ, то
есть снимать групповые портреты или обычные пейзажи, было настоящей  пыткой.
Она любила крупный план и чтобы сюжет непременно был связан с  водой.  Вода,
влага на ее работах приобретала туманно-расплывчатое сияние, матовый  блеск,
который делал изображение живым... Эффект свежести снимка  был  потрясающим.
Это понимала даже я, которая терпеть не могла Милу за ее неприспособленность
к жизни и в глубине души считала  ее  малость  тронутой...  Ну  талантливая,
дальше-то что? Кому были  нужны  ее  фотографии  здесь,  в  этом  большом  и
бестолковом провинциальном городе, где человеку невозможно  самоутвердиться,
если только он не вор  и  не  авантюрист.  Честному  человеку  здесь  делать
нечего, его превратят в  серую  моль  и  годам  к  шестидесяти  окончательно
прихлопнут... Но Миле было наплевать на все это.  Она  ходила  по  городу  в
поисках своих сюжетов, любила подолгу нежиться на солнышке  у  воды,  снимая
(тратя дорогую пленку, черт подери, купленную на мои деньги!)  блики  солнца
на поверхности озера или пруда, мокрых, в солнечных брызгах детей, животных,
плачущих женщин... Она говорила, что ее не интересуют деньги,  а  между  тем
она ела продукты, купленные мною, и спала на простынях, которые тоже  купила
я... И хотя я знала, что не будь меня, она  бы  валялась  на  старых  драных
тряпках и питалась одним хлебом и молоком, все равно Мила меня раздражала  и
доводила своим блаженным видом до исступления...
   Но все это было в прошлом. Теперь мне предстояло услышать от ее  коллеги,
Саши, как же оборвалась жизнь этой юродивой.
   - Она утонула, - сказал Саша, и я от возмущения чуть не ударила  его.  Он
лгал, он нагло лгал, вводя меня в заблуждение. Да он просто  издевался  надо
мной.
   - Как так, утонула?
   - Очень просто. Ее нашли под мостом, всю в тине, она пролежала на  берегу
дня два или три, пока ее не обнаружили какие-то старухи бутылочницы...
   - Ты был на похоронах?
   -  Конечно!  -  воскликнул  он,  словно  не  понимая,  как  можно  вообще
предположить, что он мог не прийти проводить в последний путь свою обожаемую
Милу. - Хотя там было мало народу.
   - А где ее могила, можешь показать?
   - Конечно, могу. Я же ходил туда потом  несколько  раз,  носил  цветы,  а
потом перестал. И знаешь, почему?
   - Нет...
   Откуда мне было знать?
   - Потому, Анечка, что Мила стала приходить ко мне во сне и  разговаривать
со мной... Ты только не подумай, что у меня что-то с головой, у меня  все  в
порядке... Просто, как мне думается, она  была  необыкновенным  человеком  и
обладала мощнейшим биополем... Она хоть  и  умерла,  а  ее  душа  жива.  Она
невидима только для тех, кому она безразлична, а я любил ее...
   - А эти бомжи, с которыми она жила, или что ты там рассказывал?
   - Да нет... Никого из ее близких на похоронах не было, только  журналисты
и несколько друзей по школе... Говорили, что ты увезла в Москву  ее  жениха,
это правда?
   - Правда. Только он тоже умер. На днях. Мне почему-то захотелось  ударить
его. Просто так. Чтобы взбодрить, чтобы внести в его размеренную и сытенькую
жизнь немного сложностей, неожиданностей и  боли.  Причем  физической  боли.
Фотограф, мать твою! (Уже и материться начала! Вот что значат родные стены!)
Фотограф - что он делает? Щелкает кнопкой дорогостоящего аппарата,  а  потом
печатает фотографии. Что здесь сложного, тяжелого?
   Работа - не бей лежачего. Пальчиком пошевели - и все готово! Это художник
действительно  работает,  рисует  -  выводит  каждую  линию...  Я   ненавижу
фотографов, ненавижу...
   - А ты не смог бы поехать со мной  на  кладбище,  чтобы  показать  могилу
Милы? - спросила я, зная наперед, что он мне откажет.
   - Когда? Прямо сейчас?
   - Когда скажешь... Назначь удобное для тебя время, но только  сегодня,  а
то у меня самолет... - соврала я, чувствуя, как  начинаю  терять  над  собой
контроль.
   - В принципе, я мог бы и сейчас... - Он зачем-то повернулся  и,  как  мне
показалось, нашел взглядом сидящего у окна со скучающим видом  Игоря,  после
чего пожал плечами и произнес спокойно и как-то даже траурно (как,  впрочем,
и полагалось в той ситуации):
   - Что ж, я готов.
   И как же обреченно-артистически это было сказано, честное слово!  Дешевый
актеришка! Дешевый фотограф!  Привык  фотографировать  жизнь,  вместо  того,
чтобы жить, чтобы  продолжать  любить  мою  сестру  и  заботиться  о  ней...
Мотылек, поверхностное существо, никчемное, как пыль!
   - У тебя такое лицо, словно по его вине тебе пришлось  проглотить  дохлую
мышь... - шепнул мне на ухо Игорь, когда мы шли к машине, пропустив  впереди
себя торжественно вышагивающего Сашу.
   - Он фотограф, - объяснила я ему таким тоном, словно речь шла  об  убийце
или палаче. Хотя с таким же успехом я могла бы сказать про кого угодно,  что
он пекарь или портной!.. Ну и что с того? И откуда Игорю было знать  о  моих
сложных отношениях с этой братией..."
 
*** 
 
   Сергей Малько впервые не знал, как ему поступить. Ему предложили  сделку,
и взволнованный еще больше его  Илья  после  услышанного  не  мог  придумать
лучшего, чем назвать сумму... Что ж, и его можно понять. Он любит свою жену.
Но Берта! Она словно сорвалась с цепи... Ее теперь никто  не  сможет  унять.
Она будет мстить, убивать этих садистов, которые,  в  свою  очередь,  убили,
судя по всему, всех тех молодых женщин и девушек, трупы которых до  сих  пор
находят по всей Москве... И Людмила Савченко - ИХ жертва... Но кто они,  эти
людишки с такими смешными, мультяшными кличками: Толстый, Волосатый, Черный,
Маленький и Профессор?! Хотя с Профессором теперь вроде бы все ясно.  И  что
же делать, если Берта,  зная  его  фамилию  и  адрес,  задумает  осуществить
убийство уже сейчас, сегодня или завтра? Стоит ее останавливать или нет?
   И он вдруг поймал  себя  на  том,  что  переживает  больше  всего  не  за
Профессора, не за Журавлева, а за Берту, которая в  силу  своей  неопытности
обязательно попадется. И никакой суд не оправдает ее: пять убийств!  А  ведь
она способна их совершить. Илья ей поможет. Он не может  не  помочь,  потому
что он тоже заражен местью, и если Берта  говорит  об  этом  обуревающем  ее
чув