я жить в Москве до тех  пор,  пока  самолет  не  унесет  ее  на
Британские острова, и лишние свидетели были ей ни к чему.
   Кроме того, ей надо было где-то передохнуть, прийти  в  себя  и  обдумать
создавшееся положение.
   Затащив два бесчувственных (после ее ударов) тела в спальню и  закрыв  их
там, благо имелся замок (очевидно, сестры жили  как  кошка  с  собакой,  раз
врезали в дверь - между двумя смежными комнатами - замок), Анна принесла  на
кухню торт, отрезала себе большущий кусок, украшенный толстым слоем розового
крема, в котором застыли свежие вишни, и, не дожидаясь,  пока  согреется  на
плите чайник, съела его... Хотя не так давно она плотно поужинала в ?Праге?.
   Затем отрезала еще один кусок торта,  налила  чаю  в  чашку,  расписанную
оранжевыми аляповатыми розами, и стала думать.
   Ее мучил вопрос: откуда  взялась  милиция?  Когда  этот  ?голубой?  успел
предупредить органы о том, что Анна в ?Праге? и что сейчас они поедут к нему
домой? Когда? Где?
   Ответ пришел неожиданно: в туалете! Что стоило ему позвонить по  сотовому
телефону в туалете, куда он ненадолго отлучился после ужина?  Он  разозлился
на то, что за ужин пришлось платить ему, а не Анне, как было ею обещано,  и,
чтобы отомстить ей и не дать выставить себя на посмешище у себя на квартире,
где она собиралась оценить  его  мужские  способности  (которых  у  него  по
отношению к женщинам НЕ БЫЛО), решил поступить просто - позвонить кому  надо
из ФСБ, избавившись таким образом от ее навязчивого присутствия.  Анна  была
просто уверена в том, что Шеффер поступил именно так.
   Разве могло ей прийти в голову, что  ее  увидел  находящийся  в  этом  же
Кремлевском зале ресторана ?Прага? работник  ФСБ,  который  сначала  обратил
внимание на Шеффера, а уж потом, рассмотрев хорошенько его спутницу и  узнав
в ней АННУ РЫЖЕНКОВУ, действительно тотчас же спустился  в  туалет,  откуда,
пользуясь тем, что его никто не видит и не  слышит,  позвонил  своему  шефу,
чтобы сообщить эту новость. Ведь ОНИ упустили Рыженкову еще на Солянке, куда
она приехала 11 ноября на вторую встречу с Матвеем Воротниковым, продавшимся
неизвестному лицу. Этот неизвестный выкупил у него папку  с  документами  по
делу Рыженковой, которую украл из сейфа следственного  отдела  брат  Матвея,
Игорь. Они оба сбежали, но  если  Анне  удалось  исчезнуть,  то  Матвея  они
обнаружили буквально через несколько минут на соседней улице, где он  звонил
кому-то из телефона-автомата. Увидев приближающихся к нему людей, окружающих
плотным кольцом телефонную кабину, он попытался сбежать, но  был  подстрелен
одним из фээсбэшников, после чего труп его отвезли на Солянку и оставили  до
приезда оперативной группы... ФСБ, как всегда, оставалась ни при чем...
   А сейчас, оставшись без денег, она  не  знала,  к  кому  ей  поехать  или
позвонить, чтобы попросить о помощи.  Москва  отторгала  ее,  как  инородное
тело. И она ненавидела Москву.
   Анна решила позвонить Гаэлю. Села  за  телефон  и  набрала  код,  который
помнила наизусть. И номер ее дома на острове Нэш. Сначала было тихо, а потом
послышались довольно громкие длинные гудки... Никого нет.  После  этого  она
позвонила к себе в офис.
   - Меня сейчас нет  дома,  я  уехала  на  похороны  сестры.  Возвращусь  к
Рождеству. Звоните, - порадовал ее автоответчик.
   Анна почувствовала, как в висках застучало. Это  был  ЕЕ  голос...  Голос
Милы.
   Она швырнула трубку на место, вскочила и заметалась  по  квартире...  Она
знала, что скоро  эти  две  дурочки  очнутся  и  примутся  орать,  звать  на
помощь... Надо было уходить.
   Обыскав квартиру и одежду, ей удалось наскрести около двухсот рублей.
   А через час она уже стояла на улице Воровского и  смотрела  на  замерзшие
огромные темные окна ресторана, еще совсем недавно принадлежавшего Вику. Все
словно умерло или уснуло. И только из некоторых окон на третьем и  четвертом
этажах струился свет.
   Она прошла сквозь арку и, оказавшись во дворе дома, нашла взглядом  дверь
черного хода. Она слышала, что Вик  собирался  выкупить  ВЕСЬ  ДОМ,  но  вот
сделал ли он это, не знала.
   Анна подошла и осторожно дотронулась рукой до холодной  дверной  ручки  и
тут же отдернула ее, как будто обожглась... Отпечатки пальцев...
 
*** 
 
   "Да бог с ними?, - подумала я и открыла дверь...  И  только  после  этого
обратила внимание на листок бумаги, украшенный круглой печатью прокуратуры -
дверь была опечатана, но кто-то сорвал печать раньше меня...
   - Привет, сестренка...
   Она появилась внизу, у двери, ведущей в подвал, -  голубовато-прозрачная,
с  развевающимися  волосами,  полуобнаженная,  словно  танцующая   Жизель...
Покойница, черт бы ее побрал! И как это ей удается появляться из воздуха, из
ничего?..
   Она звала меня с собой. И я открыла дверь. Тут же мне в лицо ударил  сноп
света, как  будто  внутри  подвала  горел  прожектор.  Он  ослепил  меня.  Я
зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела ведущую вниз узкую и  длинную
каменную лестницу. Привидение исчезло. Но я продолжала спускаться все ниже и
ниже... Пока не дошла до тупика.  Передо  мной  была  стена,  выложенная  из
красных кирпичей. Спрашивается, зачем же было  тогда  сотворять  эту  жуткую
лестницу?
   Я повернулась,  чтобы  пойти  обратно,  но  услышала  шорох...  Откуда-то
потянуло сыростью и запахом грибов... Волосы на  моей  голове  зашевелились:
справа от меня (а я уже стояла  лицом  к  выходу)  обнаружилась  дверь.  Она
находилась в глубине темной ниши, а потому не бросалась в  глаза...  Это  за
ней воздух отдавал грибами и сыростью... И я вошла в эту дверь...
   Молочный свет заливал длинный коридор, в конце  которого  находилась  еще
одна дверь. Я двигалась, - словно по  подземелью,  вдыхая  в  себя  странные
запахи, от которых  меня  уже  начинало  подташнивать...  Янтарного  оттенка
световые блики исчертили  бетонный  пол...  Я  открыла  последнюю  дверь,  и
первое, что я увидела, были стены, оклеенные страницами из журнала ?FIBI?  с
фотоработами Милы. И лестница,  всего  несколько  крутых  ступенек,  ведущих
вниз... Я увидела тускло освещенную комнату,  на  две  трети  занятую  двумя
высокими, в человеческий рост, клетками... Солома едва  прикрывала  бетонный
пол, залитый засохшей кровью... Я очень хорошо знаю этот цвет, этот  матовый
блеск подсыхающей крови... Это была не краска. Да и пахло в этом  бункере  -
иначе такое помещение и не назовешь! - как в морге (с этим  запахом  я  тоже
хорошо знакома).
   - Мила! - прошептала я, оглядывая стены и пытаясь на мастерски  сделанных
моей сестрой снимках увидеть нечто такое, что позволит мне разгадать  тайну,
ради которой меня изъяли из моей НОРМАЛЬНОЙ жизни...
   Но это был просто-напросто вонючий бункер с  полуразложившимся  трупом  в
дальней клетке... Я приблизилась к прикрытому рогожей телу,  открыла  его  и
увидела знакомую кожаную черную куртку с замшевыми вставками... Эту куртку я
бы узнала из тысячи... Это была моя куртка, а  потом  я  подарила  ее  Миле.
Больше на трупе ничего не было. Меня замутило от вида бледных голых бедер  в
трупных пятнах... Какая-то яркая деталь привлекла  мое  внимание,  но  потом
мысль-ассоциация ускользнула...
   Я смотрела на распластанное у моих ног тело. Женщина лежала  вниз  лицом,
боком...
   Свалявшиеся белесые волосы, такие грязные, словно тело тащили  по  мокрой
земле; темная кровяная лужа, источающая зловоние...
   - Мила... Как же это?
   Я склонилась над трупом, пытаясь разглядеть лицо,  но  вместо  него  была
маска из запекшейся крови и слизи...
   "Меня сейчас  нет  дома,  я  уехала  на  похороны  сестры.  Возвращусь  к
Рождеству. Звоните?, - вдруг вспомнилось мне, и тело  мое  начало  судорожно
дергаться...
   Вы не поверите, но я зарыдала... Я всегда любила Милу...
   Значит, меня действительно вызвали в Москву на ее похороны? Но она умерла
давно, я хорошо разбираюсь в таких вещах... Я  могу  определить,  когда  она
погибла, с точностью до месяца... Ха-ха-ха! А может, и до года...
   У меня оставалась одна-единственная пуля. И  она  полностью  принадлежала
мне...?
 
Глава 17 
 
   Григорий Яковлевич Веллер - скорняк - оказался не носатым  и  темноглазым
евреем, каким представлял его себе Малько, а  кряжистым  крепким  мужиком  с
бледным простым лицом и прямо-таки огромными желтыми ушами, покрытыми рыжими
и черными жесткими на вид волосками. По дому он ходил в серых мягких брюках,
вельветовой зеленой рубашке и клетчатой, красно-коричневой жилетке на мелких
черных пуговицах. Голый  череп  его  обнимала  круглая  маленькая  войлочная
шапочка, которая придавала  его  облику  андерсеновское  сказочное  обаяние.
Глядя на этого домашнего и тихого  человека  (у  него  был  очень  негромкий
голос, словно он всю свою жизнь только и делал, что таким образом  заставлял
людей слушать себя), трудно было предположить, что у него ?большие  связи  с
УВД?, как говорила о нем Берта. Хотя скорняк, он, что называется, и в Африке
скорняк: возможно, что все увэдэшники  носили  шапки,  сшитые  руками  этого
мастера, а их жены - горжетки или шубки Веллера.
   Григорий Яковлевич встретил Надю и незнакомого ему парня, с  которым  она
пришла, улыбкой; помог раздеться и провел в  большую  комнату,  все  видимее
пространство которой было  заполнено  деревянными  полированными  болванками
(рассеченными  пополам  для  регулирования  размера),  с  нахлобученными  на
некоторые из них шапками из рыжей лисицы, нутрии, норки...
   - Григорий  Яковлевич,  познакомьтесь,  это  Сергей  Малько,  друг  моего
Влада... Вы не могли бы ему подобрать хорошую норковую шапку, но  только  не
очень дорогую...
   - Какой у вас размер? - Веллер  смотрел  на  Сергея  внимательно,  словно
прикидывая, тот ли это  человек,  о  визите  которого  предупредила  его  по
телефону Берта.
   - Сережа, подождите  меня  здесь,  пожалуйста,  я  вдруг  вспомнила,  что
обещала Григорию Яковлевичу - зеленого чаю, да забыла... Я сейчас быстренько
сбегаю и принесу, хорошо?
   Она  нарочно  оставила  их  вдвоем,  чтобы  у  Малько  была   возможность
поговорить со скорняком без свидетелей.
   Надя ушла, а Веллер, заперев  обе  двери  на  великое  множество  замков,
вернулся в комнату и предложил гостю кофе.
   - Я люблю только настоящий, в зернах... Я себе и кофеварку купил, удобная
вещь...
   - У меня к вам письмо от Берты Ромих... - Сергей достал смятый конверт  и
протянул его Веллеру. - Надя не знает, что я у вас по этому поводу...
   - Да я так и понял. Больше того, молодой человек, я  ждал  этого  визита.
Ждал целых пять лет. Но для порядка вы уж покажите мне ваш паспорт...
   Малько достал  и  паспорт,  и  удостоверение  личности.  Он  понимал  эту
щепетильность и даже зауважал старика за это еще больше: ведь это  означало,
что он собирался рассказать ему нечто такое, чего не  должны  слышать  чужие
уши.
   - А почему пять лет?
   - Да потому, что они женаты уже пять лет,  и  я  один  был  категорически
против  этого  брака...  Но  Петр;,  отец  Берты,  слишком  любил  ее  и  не
представлял себе, чтобы она,  его  единственная  дочь,  оказалась  женой  НЕ
РОМИХА... Да, он так и говорил: вот Ромих -  он  действительно  ее  любит  и
сделает счастливой, он постарше ее, у него есть дело, деньги... Я,  конечно,
понимал его, потому что видел, какой цветок рос в его саду, редкий цветок...
Я имею в виду Берточку. Она же такая нежная, красивая... Но Петр сам виноват
в том, что случилось...
   - А что случилось? - Малько знал, что Веллер не в курсе трагедии, которая
произошла с Бертой.
   - Это вы у меня  спрашиваете?  Да  это  я  у  вас  должен  спросить,  что
произошло и почему они решили расстаться... Или я ничего не понимаю... -  Он
занервничал, словно сообразил, что сболтнул лишнее.
   - Да нет, все правильно... - Малько понял, что Берта,  позвонив  Веллеру,
сказала  что-то  насчет  развода.  Тогда  непонятно,  почему   же   она   не
предупредила об  этом  его  самого,  Сергея?  -  Да  вы  вскройте  письмо  и
прочитайте...
   - Да, действительно...
   И Григорий Яковлевич, отойдя  к  окну,  словно  Малько  мог  заглянуть  в
письмо, вскрыл конверт, достал письмо и начал читать.
   - Так я и думал... - сказал он в  сердцах  и  тяжело  вздохнул.  -  Я  же
говорил, говорил...
   - Так ЧТО ЖЕ там, в письме, и зачем Берта попросила меня приехать к  вам,
неужели она не могла спросить у вас о чем-то, интересующем ее, по телефону?
   - Она не предполагает, что мне что-то известно. В этом письме она просит,
чтобы я ПОМОГ ВАМ разыскать людей, способных рассказать о прошлом Ильи... Но
вам не надо никого искать, потому что эта история произошла на  моих  глазах
и, можно сказать, на МОИХ РУКАХ... Видите  ли,  молодой  человек,  сейчас  я
скажу то, что известно всем, но никто почему-то не придает этому значения...
Все тайное рано или поздно становится ЯВНЫМ. Это аксиома, и ничего с этим не
поделаешь. Илья рос у тетки, моей давней знакомой, был хорошим мальчиком,  у
нее с ним  не  было  никаких  проблем...  Пока  не  началась  пора  полового
созревания. Илью было не узнать, он  превратился  в  угрюмого  и  замкнутого
мальчика, дерзкого, ленивого, начал прогуливать занятия... Тетка,  ее  звали
Майя, отвезла его на лето в Ленинград, где жил ее брат - ювелир,  который  и
пристрастил Илью к своему делу... Но по  возвращении  Илья  стал  еще  более
невыносимым, он словно назло Майе учился только на ?отлично?  и  делал  все,
чтобы у нее не было повода для упреков...  Но,  за  что  бы  он  ни  брался,
чувствовалось, что в нем сидит  какой-то  бес  или  червь,  который  изнутри
пожирает его...
   - Так что с ним было-то? - не понимал Сергей. - Психическое заболевание?
   -  Если  бы...  -  хмыкнул  Веллер.   -   Просто   мальчику   исполнилось
восемнадцать. Это был, как сейчас помню, 1967 год... И вот весной этого года
Илюша снова стал прежним ласковым  и  покладистым  мальчиком...  Он  менялся
прямо на глазах... Майя приходила ко мне, рассказывала о том, как дружно они
теперь живут и как строят планы  на  будущее,  что  летом,  после  выпускных
экзаменов в школе, Илюша снова поедет к дяде в Ленинград и будет  продолжать
там учебу, только уже в техникуме... А потом, когда  ВСЕ  ЭТО  обнаружилось,
было уже поздно: девочка была на шестом месяце...
   - У него появилась девушка?
   - Не девушка, а именно - девочка. Ей было двенадцать лет. А рожала она  в
тринадцать. Вы, конечно, не можете помнить, какие это были времена,  но  для
провинциального города это было бы скандалом... Майя взяла  все  хлопоты  на
себя, она очень переживала за Илью, за его будущее, ведь у нее, кроме  него,
никого не было, а рождение ребенка могло бы испортить ему  жизнь...  Словом,
она с разрешения матери Анечки увезла ее в деревню, почти на год... Аня была
развитой, крупной девочкой, и роды прошли, как сказала Майя,  ?по-книжному?,
то есть без осложнений.  Появившаяся  на  свет  дочка  Анечки  оказалась  на
редкость здоровым ребенком... Вот такая история...
   - Ну и что с того?
   - Казалось бы - ничего... Но Майя так много перенесла за  этот  год,  что
вскоре умерла, а Илью взял к себе ее брат, тот самый ювелир из Ленинграда...
И получилось так, что Аня осталась с грудным ребенком на руках...  Ее  мать,
еще молодая красивая женщина, пошла работать официанткой в ресторан, чтобы в
доме было что поесть... Вот так они и жили втроем: Аня - по сути, школьница!
- ее крохотная дочка и мать...
   - А вы?
   - А что я? Я стал помогать Анечке и ее малышке. Но так как я в это  время
был сам женат, мне приходилось скрывать это... Какой женщине понравится, что
ее муж помогает деньгами совсем юной девушке, да к тому же еще с ребенком на
руках? Ведь она могла бы подумать, что этот ребенок МОЙ!
   - И что же стало с ней потом?
   - Ничего особенного. Дочка росла, у матери появился мужчина, который тоже
стал им помогать... Он занимал  высокий  пост  в  городе,  но  был  женат  и
тщательно скрывал свою связь с матерью Анны... Нет, это была не  связь,  это
была  страсть,  любовь,  которая  длилась  много  лет,  а  потом  совершенно
неожиданно произошло нечто, что поразило даже меня,  человека,  который  был
женат четыре раза и у которого шесть детей!
   - У вас?
   - Представьте себе!
   - Так что же произошло?
   - Они сбежали! То есть мать Анны  со  своим  любовником  уехала..  Просто
сорвалась и упорхнула, оставив дочь с маленьким  ребенком,  практически  без
средств к существованию... Они улетели, как птицы... Налегке. Говорили,  что
их видели в Крыму... И Аня тут же отдала  малышку  в  детский  дом,  а  сама
устроилась на место матери в ресторан,  официанткой.  Казалось  бы,  история
закончилась. Ее дочка росла в детском доме, Аня разносила водку с  закуской,
ее мать наслаждалась в Крыму рядом с любимым  человеком...  Но  потом  стало
известно, что девочку взяла из детского дома  одна  бездетная  семья:  он  -
музыкант, она - учительница рисования в школе. Аня приходила ко мне, плакала
и все просила меня узнать адрес Ильи... Она ненавидела его, она мечтала  его
найти и чуть ли не убить его... Но я, в память о Майе (я, признаться,  любил
эту женщину), не мог ей выдать Илью... Хотя прекрасно знал, где он и  что  с
ним... Больше того, я и ему посылал деньги, поздравлял с  днем  рождения,  с
Новым годом... Но он мне не писал - я ему запретил. Я  оберегал  его,  и  мы
часто переговаривались с ним по телефону. А однажды, спустя лет  пятнадцать,
уже ОН стал посылать мне деньги, а то и шкурки, потому что в Ленинграде  они
были дешевле, чем здесь...
   - Они так и не встретились?
   - Илья потом перебрался в Москву,  где  ему  удалось  устроиться  в  одну
маленькую ювелирную мастерскую... И это все благодаря его дяде...  У  них  в
семье вообще все были людьми ответственными... Вот только сам Илья подкачал:
уже взрослый, он признался мне, что никогда не любил эту девочку и что он  и
сам не помнит, как все  это  произошло  в  первый  раз...  Любопытство  плюс
животное желание... Больше того, он сказал мне, что даже лица  этой  девочки
не помнит, потому что его интересовало только то, что находилось у нее  ниже
пояса. Он стыдился того, что произошло, но я ни разу, НИ РАЗУ не услышал  от
него о том, что он хотел бы увидеть своего ребенка, свою дочь...  Словно  бы
ничего и не было. Впрочем, оно и понятно: ведь  он  тогда  был  еще  слишком
молод...
   - Так что особенного произошло дальше?.. Вы начали  рассказывать  про  ту
парочку - мать Анны и ее любовника, того  самого,  который  занимал  высокий
пост и укатил с нею в Крым...
   - Мужчина этот не вернулся, он умер в Крыму, а мать Анны вернулась сюда в
1978 году - БЕРЕМЕННАЯ! И родила вторую  дочь,  Милу,  которая  была  моложе
первой на двадцать четыре года. Но спустя пятнадцать лет, в 1993 году,  Анна
тоже умерла.
   - Интересные вы мне рассказали истории,  но  я  так  и  не  понял,  какое
отношение ко всему этому имеют Берта и Ромих? Ну, был у него этот  грешок  в
юности, мало ли? Неужели из-за этого стоит разводиться?  Его  что,  замучили
угрызения совести?
   - Я еще не все рассказал. Петр, мой хороший друг,  с  которым  мы  вместе
учились и который уже лет двадцать живет  в  Москве,  познакомился  с  Ильей
через меня. Их связывали деловые отношения - Петя ездил в Якутию за алмазами
для Ромиха и жил за счет этого... И когда случилось так, что Ромих  влюбился
в его дочь Берту, первое, что сделал Петр, -  это  позвонил  мне  и  спросил
меня, не знаю ли я чего-нибудь о прошлом Ильи, другими словами, он наводил у
меня справки о нем как о потенциальном зяте...
   - И вы, конечно, промолчали о том, что у Ильи к тому времени уже  была..,
стойте, я сейчас подсчитаю.., двадцатишестилетняя дочь!
   -  Разумеется,  промолчал.  Хотя  счел  нужным  высказать   свое   мнение
относительно этого явно НЕРАВНОГО брака: у них ведь такая большая разница  в
возрасте! Я просто был уверен, что ничего хорошего из этого не  получится...
Но они все решили са