собирался демонстрировать ей свое тело (хотя раньше он  делал  упражнения  в
саду, среди яблонь, а не под окном Бертиной спальни)? Вдруг он нисколько  не
собирался ее провоцировать, а просто занимался гимнастикой?
   Но, увидев выступившую на его лбу испарину  (она  все  же  не  выдержала,
повернулась и посмотрела ему в глаза), Берта поняла, что присутствие  Ромиха
в их доме не случайно. Что он любит ее, как никто  другой,  и  сделает  все,
чтобы добиться от нее ответного чувства. Это  было  понятно  без  слов,  без
каких-либо намеков... Она прочувствовала это физиологически, как если бы они
с Ильей на миг стали единым существом...
   Он поцеловал ее в тот же вечер в прихожей, и  она,  как  могла,  ответила
ему, в доверительном порыве прижавшись к нему и мазнув в смущении губами  по
его щеке...
 
*** 
 
   Она плакала, прижавшись лбом к стальным прутьям клетки и содрогаясь  всем
телом...
   Неужели судьбе угодно было так жестоко уравновесить ее  счастье?  Как  же
после этого продолжать верить в существование Бога? Ведь  если  бы  он  был,
разве он мог бы допустить, чтобы она оказалась здесь? За что? Она никогда  и
никому не делала зла! И если то, что с ней  сейчас  происходит,  -  кара  за
грехи ее предков, тогда где же справедливость?
   Берта готовилась к смерти. Она понимала, что еще несколько  дней,  и  все
будет кончено.
   Люди, схватившие  ее  прямо  на  улице,  когда  она  выходила  из  своего
?Фольксвагена?, чтобы зайти в продуктовый магазин, были  ей  незнакомы.  Они
вынырнули из черной машины, марку  которой  она  не  успела  определить,  и,
проронив несколько матерных слов, от которых Берта содрогнулась, как если бы
ее ударили, взяли ее под руки и подвели  к  сидящему  за  рулем  человеку  с
трубкой во рту. Он курил хороший голландский табак. Она знала этот крепкий и
ароматный запах - такой же табак курил ее муж.
   На ее несчастье, было очень темно, моросил дождь, и прохожих на улице  не
было вообще. Ни одного человека. Даже возле магазина,  у  которого  все  это
произошло и в котором Берта собиралась купить молока и хлеба, так  до  конца
этого молчаливого действа не появилось ни одного потенциального покупателя.
   Человек за рулем низким голосом спросил, как ее зовут,  и,  услышав  имя,
хмыкнул: оно ему явно не понравилось.
   - Ты что, немка?
   - Отпустите меня... Что вам надо? Я закричу! - Она задыхалась от страха и
злости. - Вы меня, должно быть, с  кем-нибудь  спутали...  Я  вас  не  знаю,
скажите вашим людям, чтобы они меня отпустили...
   А в голове пульсировало только одно: это конец, я больше никогда не увижу
Илью, это все...
   Эти люди в кожаных куртках словно отрезвили ее, женщину-цветок, тепличное
растение, которого за пять лет ни разу не коснулась жизнь, такая, какой  она
была вокруг нее  на  самом  деле:  жестокая,  полная  отчаяния,  безденежья,
унижения, неуверенности в себе, панического страха перед завтрашним  днем...
Элементы этого НАСТОЯЩЕГО Берта могла видеть лишь с экрана своего  огромного
японского телевизора, и она плакала, когда  смотрела  криминальную  хронику,
особенно когда речь шла об убийстве  женщин...  Увидеть  труп  на  экране  -
казалось ей испытанием. Она долго не могла уснуть после этого и рассказывала
об  увиденном  Илье,  который  всячески  успокаивал  ее  и  говорил,  что  с
приличными женщинами ТАКОЕ вряд ли может случиться. Что ?для того, чтобы  не
попасть в ?Криминальную хронику?, надо  вечерами  сидеть  дома  и  слушаться
старших?...  Он  разговаривал  с  ней,  как  с  маленькой.  Разве   мог   он
когда-нибудь  предположить,  во  что  вляпается  по  уши  его  маленькая   и
чистенькая жена, порхающая по жизни, словно бессмертная бабочка, то  и  дело
сдувающая пылинки со своих драгоценных  крыльев...  Что  она  по  дороге  из
парикмахерского салона домой заедет за молоком и попадет в лапы  престарелых
извращенцев,  находящих  огромное  удовольствие  в  том,  чтобы   насиловать
посаженных в клетку женщин?!
   В соседней клетке жила, и достаточно долго, девушка по имени Мила.
   Когда приходили к ней, Берта забивалась в угол своей  клетки  и  зажимала
руками уши, чтобы не слышать  криков  и  стонов  Милы.  И  это  продолжалось
бесконечно, почти  до  утра...  Можно  было  только  догадываться,  что  они
проделывали с ней  при  помощи  плеток  и  клещей,  различных  металлических
приспособлений и ремней, сковывающих движение пленницы и позволяющих  делать
с ней все, что угодно.
   Некоторые мужчины приходили сюда для того, чтобы только  посмотреть,  что
будут делать с пленницами  другие.  Это  их  возбуждало,  и  тогда  сюда  же
приводили других девушек, только в отличие от Милы и  Берты  (которых  из-за
ошейников и цепей называли ?собаками?) они  были  хорошо  одеты  и  ухожены.
Правда, после того, что с ними вытворяли мужчины, утолявшие свой сексуальный
голод в двух шагах от клеток, эти девицы к утру выглядели  ничуть  не  лучше
?собак?... Такие же следы побоев, синяки на истерзанных телах, а то и рваные
раны, нанесенные специальными крючьями...
   Берта не могла понять, почему их мучители чувствуют себя так  спокойно  и
не опасаются того, что крики их жертв могут быть услышаны, ведь  бункер  или
подвал находился, судя по тому, что  она  успела  разглядеть  сквозь  стекла
машины, на которой ее сюда привезли, где-то в районе Красной Пресни, то есть
почти в самом центре Москвы!
   Причем одна деталь, на которую она не могла не  обратить  внимания,  была
убийственной в прямом смысле этого слова: ей даже  не  удосужились  завязать
глаза!.. А это говорило только об одном: оттуда,  куда  ее  везли,  она  уже
никогда не выберется. Она была обречена с самого начала.
   Ее посадили на цепь в первый же вечер. Предварительно раздели, вынули все
шпильки из прически, распустили волосы и, надев на шею тяжелый металлический
ошейник с цепью, затолкали в большую, с толстыми прутьями,  клетку,  которую
заперли на замок.
   - Вот молоко, - мрачного вида парень в джинсовом костюме  поставил  перед
клеткой большую красную пластмассовую миску, покрошил в нее  хлеб  и,  залив
его молоком из пакета, усмехнулся. - Будешь хорошо себя вести, попозже  тебя
покормят... Только есть ты будешь прямо из миски, как собака.  Ты  теперь  и
будешь собакой...
   - Как это? - Она не верила в то, что с ней происходит. - Зачем  вам  это?
Если вам нужен выкуп, то позвоните моему мужу, и он заплатит за  меня  любые
деньги...
   - За тебя, дурочка, и так теперь будут  платить  огромные  бабки...  Сюда
спускаются только те, у кого много ?зелени?. Ради них и были  построены  эти
клетки...
   - А для чего клетки?..
   Она похолодела от догадки:  неужели  к  ней  пустят  настоящих  собак,  и
кто-то, кто придумал все это, будет наслаждаться зрелищем того, как ее  тело
разорвут на  части?  Или  же  это  будут  дрессированные  собаки,  обученные
специально... Она читала об этой мерзости, но не могла поверить, что  та  же
участь - стать сексуальной партнершей кобеля - уготована и ей.
   - Вы собираетесь ставить на мне биологические опыты?
   - Опыты, но только не биологические...  -  сально  ухмыльнулся  парень  и
направился к лестнице, ведущей наверх. Послышалось бряцанье ключей, а  потом
все стихло.
   Она не знала, что больше  никогда  не  увидит  этого  парня:  начиная  со
следующего дня еду стал приносить немой. Или молчун,  притворявшийся  немым.
Он был похож на обезьяну, высокий, сутулый, с длинными  руками  и  вытянутым
бледным и несколько растерянным лицом...
   - Привет, - послышалось из соседней клетки, и Берта  вздрогнула,  услышав
высокий женский голос. Она резко повернула голову и  встретила  направленный
на нее вполне осмысленный, но полный боли и горечи взгляд.
   - Привет...
 
*** 
 
   Когда Берта не вернулась домой, Ромих,  чувствуя,  что  с  ней  случилось
что-то непоправимое, тотчас связался  со  своим  одноклассником,  директором
частного сыскного агентства Сергеем Малько.
   - Я знаю, что ты скажешь, - произнес в сильном волнении  Илья,  чувствуя,
что ему не хватает воздуха, -  но  она  не  пришла  ночевать,  а  это  могло
случиться лишь по одной причине...
   - По какой? - Голос Сергея был сонным. Оно  и  понятно:  часы  показывали
половину шестого утра. - У нее кто-то  есть,  и  ты  хочешь  попросить  меня
разыскать скотину, к которой она ушла?
   - Тебе повезло, Сережа, что ты сейчас далеко от меня, а то  бы  я  врезал
тебе за такие слова...
   - Ромих, ба! Да ты ли это? Брось, перебесится твоя девочка и вернется!
   - Я прошу тебя - приезжай...
   И он положил трубку. Ему показалось кощунственным вести разговор о НЕЙ по
телефону. Никто, ни одна любопытная телефонистка, абсолютно никто не  должен
произносить ее имя всуе.  Да,  он  одержим  ею,  да,  его  любовь  к  ней  -
единственное, что у него есть в жизни, но  это  не  преступление,  нет.  Это
счастье. Счастье, которое у него отняли.
   Каждый вечер, возвращаясь домой, он ждал того момента, когда она  откроет
дверь и улыбнется ему так, как может улыбаться только Берта. И  разве  можно
словами выразить блаженство, которое он  испытывал  всякий  раз,  целуя  ее,
обнимая и чувствуя, что она принадлежит только  ему?  Ее  волосы,  ее  кожа,
глаза, губы, звук голоса, все, абсолютно все в этой женщине вызывало  в  нем
трепет и желание постоянно находиться рядом с ней. И сколько бы они ни  были
вместе, еще  ни  разу  за  пять  лет  он  не  испытал  отравляющего  чувства
пресыщения...
   Они доверяли друг другу и зачастую обходились без слов, понимая все,  что
хотел сказать каждый из них.
   Они были почти единым организмом и,  находясь  на  расстоянии,  постоянно
испытывали потребность друг в друге. И теперь, когда она не пришла ночевать,
как можно предположить, что она покинула его по своей воле? Это абсурд!
   - Только не убивай меня! - взмолился Малько, едва Ромих открыл ему  двери
своей квартиры. - Ты прости  меня,  но  за  три  года  существования  нашего
агентства я столько насмотрелся на  этих  баб..,  пардон,  женщин,  что  мне
простительны такие предположения...
   - Кофе? Водку? - спросил Илья и, как тяжелобольной,  поплелся  на  кухню,
приглашая гостя следовать за ним. - Садись, Сережа... Так что будешь пить?
   - Молоко, - серьезно ответил Малько и сел на предложенный  стул.  -  А  у
тебя здесь хорошо... Даже красиво. Вы, ювелиры, уникальный  народ...  Страна
бьется в агонии, а вам хоть бы хны! Я  видел  одного  ?креза?,  которому  ты
отлил платиновый перстень с секретом, он так расхваливал тебя,  сказал,  что
собирается заказать тебе золотой крест...
   - Сережа, зачем ты испытываешь мое терпение?  Илья  побледнел,  чувствуя,
что еще минута, и он сотворит с этим  балагуром  что-нибудь  ужасное  такого
прилива физической силы, вызванного  злостью  и  отчаянием,  он  в  себе  не
помнил.
   - Ладно, умолкаю. Так что, собственно, произошло? Твоя  жена,  Берта,  не
вернулась домой.
   Тон Сергея моментально  изменился.  Он  вдруг  превратился  в  серьезного
профессионала, который, решив сначала покуражиться, теперь взял себя в  руки
и заговорил по существу.
   - Если не ошибаюсь, у тебя серебристый  ?Фольксваген??  Точнее,  у  твоей
жены...
   - Да, но машины в гараже нет.
   - Правильно, потому что твоя жена села в эту  машину  и  поехала  куда-то
вчера вечером по своим делам и больше не вернулась, так?
   -  Так.  Она  позвонила  мне  на  работу  и  сказала,  что  ей   надо   в
парикмахерскую, а оттуда по магазинам и домой...
   - Какая парикмахерская? Где находится? Кто мастер?
   - Салон ?Ева?, а как зовут мастера, я не знаю...
   - Понятно, - Малько быстро  строчил  в  записной  книжке.  -  Я  понимаю,
конечно,  что  с  тобой  сейчас  происходит,  но  поверь   мне:   еще   рано
отчаиваться... Она ведь просто не пришла ночевать! С женщинами, а тем  более
молодыми, такое случается... Возьми себя  в  руки  и  жди  моего  звонка.  Я
постараюсь  сначала  отыскать  машину...  Кстати,  а  во  сколько  она  тебе
позвонила?
   - В половине седьмого.
   - Вот и отлично. Детское время. Спасибо за кофе.., и за молоко.
   Ромих покраснел - он забыл и про кофе, и про все на свете, кроме Берты.
   - Извини...
   Малько ушел, и в квартире стало необыкновенно тихо. Не работал телевизор,
молчало радио, не звучала музыка, которой раньше просто полнился их дом:
   Берта любила слушать музыку, что бы она ни делала. Она даже засыпала  под
тихую классику, считая,  что  это  помогает  от  бессонницы.  Хотя  о  какой
бессоннице могла идти речь, она всегда спала крепко, и сон ее был  здоровым,
словно у младенца...
   Ромих вошел в их спальню и, взглянув на полуразобранную постель, покрытую
широким шелковым покрывалом, вдруг почувствовал, будто его кто-то  ударил...
Мысль о том, что  Берта  не  ночевала  дома,  вдруг  приобрела  черты  самой
настоящей реальности: где она спала сегодня ночью,  в  чьем  доме,  на  чьей
кровати и чьим одеялом укрывалась?..
   Он боялся звонить  ее  родителям,  боялся  беспокоить  их  и,  что  самое
ужасное, боялся ее отца,  который,  услышав,  что  Берта  исчезла,  во  всем
обвинит, конечно же, его, Ромиха!  Он  и  Малько-то  ничего  не  сказал  про
родителей Берты, а тот почему-то не спросил их адреса. Как-то странно...
   От звонка он вздрогнул и кинулся к телефону:
   - Слушаю...
   - Это я, Малько. Слушай, а где живут ее родители?  Вот  черт,  совсем  из
головы вылетело... Они же москвичи?
   - Не надо, не звони им... Если бы она была  у  них,  они  бы  обязательно
позвонили сами... Но адрес и телефон все-таки назвал.
   - Насчет оплаты не беспокойся... Ты мне только найди ее...
   Он говорил еще что-то,  но  почти  не  слышал  собственного  голоса.  Все
потеряло смысл, даже телефонная трубка в  руках  воспринималась  как  что-то
нелепое, возникшее в пространстве некстати. Сейчас  раздастся  звон  ключей,
дверь распахнется, и в комнату быстрым шагом войдет Берта,  на  ходу  снимая
плащ... Она обнимет его и извиняющимся воркующим голосом объяснит  ему,  что
застряла, к примеру, в лифте, когда поднималась к своей приятельнице...
   Да, это было бы возможно, если бы у Берты были эти самые приятельницы. Но
в том-то  и  дело,  что  она  практически  ни  с  кем  не  общалась,  находя
удовольствие в своем добровольном затворничестве. И если и выходила из дома,
то с Ильей или по магазинам. Она была домоседкой. БЫЛА?!
   Она много читала, немного играла на фортепиано и гитаре, рисовала,  шила,
вязала... Выучила для себя английский язык и довольно  сносно  разговаривала
на  нем",  когда  Ромих  возил  ее  на  международную  ювелирную  ярмарку  в
Швейцарии.
   В сущности, Берта  была  самой  обыкновенной  женщиной.  Без  затей.  Без
образования, без каких-либо стремлений. Она была просто женой  и  никого  не
собиралась удивлять... Но она была и частью его  жизни,  его  радостью,  его
опорой,  женщиной,  которая   вдохновляла   его   и   заставляла   постоянно
совершенствоваться...
   Она не пришла ночевать. Почему? Ей надоело жить со старым мужем? Но он не
стар! Он силен и красив, редкая женщина не обратит на него внимание...
   В четыре часа снова позвонил Малько:
   - Слушай, Илья, твою машину нашли на Баррикадной, она стояла  открытая...
Мы пригнали ее к нашему офису... Если ты  не  против,  мои  ребята  займутся
ею...
   Ромих закрыл лицо руками: машина пустая и открытая! Значит, у НЕЕ не было
возможности ее закрыть. Ей НЕ ДАЛИ этого сделать.
   - Я хочу увидеть машину... - сказал Илья и почувствовал,  как  горло  его
сжалось от подступивших рыданий.
 
*** 
 
   Твидовый костюм, как  и  все  остальное  в  его  небольшой,  но  довольно
прилично обставленной квартире, был куплен на деньги, заработанные Людмилой.
Это ДРУГИЕ МУЖЧИНЫ звали ее Милой, а для него она была Людой.
   Они познакомились около года тому назад в  баре,  и  первое,  что  Михаил
сообщил о себе своей новой приятельнице, было: мне двадцать семь лет,  я  не
женат, нигде не работаю и навряд ли в скором времени у меня появятся деньги.
   Люда, красивая светловолосая девушка с хорошими  манерами  и  безупречным
макияжем, ухоженная, одетая в шикарное вечернее платье, только  хмыкнула  на
это заявление и улыбнулась одними губами.
   - Можно подумать, что я прошу у тебя денег...  Миша...  Тебя  ведь  зовут
Миша? Так вот, Миша, у меня если и есть проблема, то только  с  квартирой...
Поможешь мне, я помогу тебе. Ты где живешь?
   - На Малой Бронной, а что?
   - Квартира большая?
   - Двухкомнатная.
   - Отлично. А с кем живешь?
   - Один.
   И он вдруг представил себе, как проснется утром в постели с этой шикарной
девицей, и она принесет ему кофе в постель.  От  этой  картинки  сердце  его
забилось...
   Он был слишком непритязателен и ленив,  чтобы  устраиваться  на  хорошую,
требующую  отдачи  работу,  а   потому   перебивался   мелкими,   случайными
заработками, не позволяющими встречаться с приличными и,  главное,  молодыми
женщинами. Была у него одна знакомая, которая  соглашалась  провести  с  ним
час-другой за коробку конфет или пару  колготок,  но  она  была  значительно
старше его, и от нее всегда разило острой смесью прокисших  духов  и  старой
пудры.
   Люда же  благоухала,  как  цветок,  носила  дорогие  вещи,  заказывала  в
ресторане все самое лучшее, и  Михаилу  казалось,  что  она  находит  особое
удовольствие в том,  чтобы  всем  этим  удивить  его,  расположить  к  себе,
приручить...
   Когда он впервые привел ее к себе,  она  тотчас  зажала  нос  пальцами  и
покачала головой:
   - Мишенька, что же за свинюшник ты здесь развел, а? У тебя есть телефон?
   - Есть, а что?
   Но она уже не слушала  его,  уверенно  продвигаясь  в  глубь  квартиры  и
осматривая ее взглядом потенциального покупателя или будущего жильца.
   - А то, мой милый, что все здесь надо привести в порядок.
   Она резко повернулась, внимательно посмотрела на  него  своими  огромными
темными глазами и хитро подмигнула.
   - Ну что, Мишенька, хочешь, чтобы я здесь жила? Ты  же  просто  мечтаешь,
чтобы я приласкала тебя... Мы вот с тобой все ходим по  ресторанам,  говорим
ни о чем, ты жалуешься, что у тебя нет денег и что  в  Москве  трудно  найти
работу... Но на самом-то деле у тебя на уме совсем другое...  Ну,  сознайся,
что ты только и думаешь о том, как затащить меня в свою постель? И при  этом
ты не перестаешь задавать себе вопрос: что же она  нашла  во  мне  такого  и
зачем тратит на меня столько денег, если я  ничего  особенного  из  себя  не
представляю? Ведь ты НИКТО, Мишенька... Правда, фигура у  тебя  более-менее,
рост подходящий, и если тебя  приодеть,  то  будешь  смотреться  очень  даже
ничего... Но в мыслях-то у тебя корысть, в сердце - лед, а в глазах  -  одна
похоть... Как же нам быть?
   Ему вдруг показалось, что он раздет догола, и  сотни  глаз  рассматривают
его; руки его стали  тяжелыми,  а  тело  неповоротливым.  От  такой  правды,
которую он услышал из уст этой красивой стервы, ему стало  не  по  себе.  Он
даже вспотел. И прыщик, который выскочил у него утром на носу, показался ему
огромным мерзким нарывом... Он стал противен сам себе.
   -  Тебе  не  нравится  моя  квартира?  Так  ведь  я  же  мужчина...   Мне
простительно... - мямлил Михаил, чувствуя, как запылали от стыда его щеки  и
уши. - Квартира - как и ее хозяин, требует ухода.
   -  Твоя  квартира  в  центре,  а  это  самое  главное...  Давай  с  тобой
договоримся: я живу у тебя, даже С ТОБОЙ, а ты не суешь свой прыщавый нос  в
мои дела...
   - Какие еще дела?
   - Ну какой же ты бестолковый, Мишенька! - Людмила  опустилась  в  кресло,
вытянула уставшие от долгого хождения на высоких каблуках  длинные  красивые
ноги, затянутые в прозрачные дымчатые  колготки,  и,  достав  пачку  сигарет
?Мальборо?, закурила, пуская дым ему  в  лицо.  Красная  короткая  юбка  ее,
плавно переходящая в такого же кровавого оттенка вязаный джемпер, облегающий
полную грудь и тонкую талию, задралась, открывая взгляду стро