буквально за пару дней до моего отъезда из страны:  ?Будь  моя  воля,  я  бы
посадил тебя  в  огромную  клетку,  как  собаку,  и  держал  тебя  там,  как
принадлежащее мне животное... Я бы кормил тебя хлебом с молоком  и  вытворял
бы с тобой все,  что  хотел...  Ты  правильно  делаешь,  что  уезжаешь...  Я
ненавижу тебя, неблагодарную, ненавижу, но и люблю.  Мне  тошно,  мне  жутко
тошно, но я не полечу с тобой... Ты для меня навсегда останешься здесь...? И
я тогда отлично понимала, что  он  всем  этим  хотел  сказать.  Конечно,  он
страшно переживал и воспринимал мой отъезд не иначе, как  предательство.  Он
был прав и не прав одновременно. Прав, потому что он сделал  для  меня  все,
что только мог, чтобы помочь мне в достижении моих целей; а не прав,  потому
что недооценил свою роль в моей жизни и с такой внешней легкостью  расстался
со мной. Будь он понастойчивее, посильнее, он бы никогда не отпустил меня и,
конечно же, не развелся со мной. Мы были слишком  похожи  и  слишком  хорошо
ладили друг с другом, чтобы жить порознь... Единственное, что  отличало  его
от меня, была природная лень. Не будь ее, он уехал бы на  какой-нибудь  свой
остров... Но он не видел КОНЕЧНОЙ ЦЕЛИ, ради  которой  стоило  бы  прилагать
столько усилий. Ну, деньги, пусть даже и большие,  пусть  дворец  на  берегу
океана, а дальше-то что? Он всегда спрашивал меня об этом, и я не могла  ему
ответить, что будет дальше... Ему было  смертельно  скучно  на  этой  земле.
Думаю, это происходило лишь по одной причине: он был  малопритязателен.  Ему
было достаточно ощущения тепла и сытости, а такой  головокружительный  кайф,
как обладание властью  над  другими,  себе  подобными  существами,  был  ему
незнаком... Власть и деньги - это были мои цели, но не его. Х отя  обладание
мною, моим телом и разумом приносило ему огромное удовлетворение, в  котором
он боялся признаваться даже себе самому. И я это знала, чувствовала, но  тем
не менее уехала.
   Вик... Я думала о  нем,  вспоминала  его  лицо,  руки,  глаза,  голос,  и
плакала, глотая слезы, сидя в ванне гостиничного  номера,  отдирая  от  себя
свою старую кожу...  Мне  пришлось  послать  Игоря  в  супермаркет,  который
работал круглосуточно и в котором можно было даже ночью  купить  хоть  черта
лысого, чтобы раздобыть хорошее мыло  и  шампуни,  ароматические  масла  для
ванн, настоящую губку и щеточки, при помощи которых я собиралась  избавиться
от тошнотворного запаха чужой плоти... Я верила, что с помощью горячей  воды
и разумного использования всех имеющихся в наличии средств я  добьюсь  того,
что три дня, проведенные на квартире ?тети Вали?, останутся  в  моей  памяти
только как кошмарный сон.
   Кроме того, я составила для Игоря список лекарств, просто необходимых для
того, чтобы избежать всевозможных болезней, грибков и разной другой  заразы,
которой могли наградить меня эти скоты. Он привез целый пакет  антибиотиков,
кремов, мазей, одноразовых шприцов, и  я,  превозмогая  боль,  сделала  себе
несколько необходимых профилактических инъекций.
   Пока я активно занималась самолечением, Игорь вместе с горничной поехал в
тот же супермаркет, чтобы с ее помощью выбрать мне кое-что из одежды. И  все
эти хлопоты сильно напоминали мне то, что случилось со  мной  в  мой  первый
приезд  в  Москву,  когда  меня  вызвал  по  телефону  мнимый  муж   Милы...
Изнасилование, гостиница, горничная, покупающая мне белье...  Когда  же  все
это закончится и я смогу вернуться к себе домой? Сколько  же  можно  терзать
мне душу и тело? И когда же наконец я перестану видеть призраки?!
   Спустя три с половиной часа я  лежала  в  теплой  постели,  закутанная  в
байковый толстый халат, и ждала, когда мне принесут  из  ресторана  ужин.  В
комнате находился Игорь, который настолько  устал  и  от  меня,  и  от  моих
поручений, что откровенно похрапывал в кресле... Было  тихо;  за  огромными,
почти во всю стену, окнами,  завешенными  прозрачным  кружевным  тюлем,  шел
синий дождь, горел желтый фонарь, и откуда-то снизу  доносилась  прекрасная,
но нестерпимо грустная мелодия...
   - А ты сильная, сестренка, - услышала  я  и  вздрогнула:  прямо  напротив
меня, на постели сидела полуобнаженная Мила и ела.., лимон!  Она  откусывала
от него маленькие кусочки, нисколько не морщась при этом, проглатывала, а по
комнате в это время  разливался  приятный  цитрусовый  аромат,  так  любимый
мною...  -  Ничто  тебя  не   берет.   Теперь   ты   чистая,   благоухающая,
отдохнувшая... Ты прямо как ящерица - быстро регенерируешься...
   И исчезла, как только раздался стук в дверь. Это принесли ужин.
   - Игорь, проснись и открой дверь! - крикнула я испуганно, опасаясь  того,
что мой охранник мертв. Я бы уже ничему не удивилась..."
 
*** 
 
   - Если честно, то  я  уж  и  не  рассчитывал  тебя  застать...  -  Малько
осторожно прошел на цыпочках в прихожую и,  только  дождавшись,  когда  Илья
Ромих закроет за ним дверь, спросил шепотом:
   - Ну как Берта?
   - Проходи. Она спит. Настояла, чтобы я привез ее домой, говорит,  что  не
может видеть врачей, что они плохо на нее действуют... А вчера - ты  себе  и
представить не можешь! - увидев в больнице Журавлева, психиатра, которого  я
нарочно пригласил для нее, она закричала, словно от невыносимой боли. Я даже
подумал, что она умирает... Журавлев и сам побледнел... Я ворвался в палату,
а она лежит, бедняжка, закатив глаза, и только руками машет, словно отгоняет
кого от себя и бормочет про какого-то профессора... Журавлев сказал, что она
еще не готова к тому, чтобы он о ней поработал, и  уехал  домой...  Думаю  -
обиделся.
   - Я бы хотел посмотреть на нее... - неуверенно попросил Малько,  понимая,
что эта просьба может быть не правильно истолкована  Ромихом,  но  в  то  же
время чувствуя, что только Берта, точнее, одна  ее  внешность,  поможет  ему
разгадать еще одну загадку...
   - Зачем это тебе? - Ромих нахмурился. - Я же сказал, что она  спит...  Ты
что.., хочешь допросить ее, когда она находится в таком состоянии?
   - Да нет же... Уверяю тебя, что я не скажу и слова. Понимаешь,  мне  надо
на нее просто ПОСМОТРЕТЬ...
   - Не понимаю.
   Они разговаривали на кухне, и Ромих боялся одного - что Берта  проснется,
и Малысо, воспользовавшись случаем, начнет  ее  допрашивать.  Теперь,  когда
Берта была дома и вне опасности, он уже пожалел о том, что вообще связался с
Малько и милицией, ему хотелось только одного - чтобы его и Берту оставили в
покое. Он не верил, что людей, которые чуть не убили его жену, кто-то сможет
найти...
   - Я только что от Севостьянова...
   - Того самого? - хмыкнул Ромих, доставая  из  буфета  бутылку  коньяку  и
наливая себе и гостю. - Ну и что же? Нашли кого-нибудь?
   - Не в этом дело... У Севостьянова пропала жена, Катя. Я видел ее  только
что и даже разговаривал с нею...
   - Как же ты мог с ней разговаривать, если она пропала? Что-то я ничего не
понимаю...
   - Да  все  очень  просто.  Она  пропала,  во  всяком  случае,  так  думал
Севостьянов, а она в это время находилась у своей сестры Наташи,  с  которой
произошло несчастье, но Катя боится рассказать  об  этом  мужу,  потому  что
знает, какой будет его реакция... Словом, Катя и Наташа  не  хотят  огласки,
но, поскольку я сегодня пришел к Севостьянову и застал  Катю  дома,  она  не
выдержала и все мне рассказала... Теперь понял?
   - А при чем здесь я и Берта?
   - Типаж.
   - Что-что?
   - Я говорю: типаж. Человек, который сейчас свободно разгуливает по Москве
в поисках новой жертвы, предпочитает определенный женский типаж... Вот Катя,
к примеру, тоже светловолосая, но она рослая, высокая, сильная женщина...  А
Наташа хрупкая, как девочка. И хотя ты мне показывал Бертины фотографии, мне
бы хотелось увидеть ее лично... Пойми, это очень важно...
   - А что случилось с этой Наташей? Ее тоже держали в клетке?
   - Никто ничего не знает. Она молчит, словно воды в рот набрала.  Приехала
к Кате с неделю тому назад,  заперлась  в  ванной  комнате  и  часа  два  не
выходила...  У  нее  на  сорочке  сзади  следы   крови   такими   полосками,
продольными... Катя просила показать ей спину, но Наташа  надела  ее  халат,
сверху плащ и уехала домой... Вот Катя ее и искала... А Севостьянов здесь  с
ума сходил... Хотя я на его месте  такой  жене  голову  бы  отвернул...  Так
заставлять мужика волноваться...
   - Илья... - еле слышно донеслось из спальни. Ромих замер и прислушался.
   - Это она меня зовет... Ты подожди, я пойду  посмотрю,  как  там  она,  а
потом, если Берта не будет против, я тебя позову, хорошо?
   Он ушел, но почти тотчас же вернулся.
   - Пойдем, она выспалась и выглядит вполне нормально... Только, ради бога,
не говори ничего лишнего, ни о чем не спрашивай... К  нам  недавно  приходил
следователь Захаров - она отвернулась к стене и не проронила ни слова...  Ты
понял?
   - Конечно...
   Сергей вошел вслед за Ромихом в спальню  и,  увидев  лежащую  на  постели
Берту, почувствовал щемящее чувство боли... Да, Ромих был прав: ни  о  каких
допросах не могло быть и речи. Она  была  еще  плоха,  очень  плоха.  Малько
подумал, что бывают люди, которые одним своим страхом, выражением  испуга  в
глазах словно подталкивают преступника на совершение  зла...  Вот  и  Берта.
Хрупкая, уязвимая, бледненькая и какая-то маленькая, будто девочка... Волосы
забраны на макушке в простую прическу и завязаны розовой  лентой.  На  губах
белый налет, словно от крема. На шее крест-накрест налеплен пластырь. У  нее
взгляд человека, который случайно уцелел, остался жив.
   - Вы извините меня...  Моя  фамилия  Малько.  Сергей  Малько.  Я  частный
детектив... Я рад, что вы здесь... А теперь отдыхайте, просто  мне  хотелось
собственными глазами увидеть вас... Вы очень красивая...
   - Да бросьте вы, - вдруг произнесла она жестко и знаком попросила  Ромиха
поправить ей за спиной подушки.
   Через минуту она уже не лежала, а сидела, выпрямившись  и  сцепив  пальцы
рук на бедрах. Лицо  ее  было  спокойно,  взгляд  выражал  решимость.  Белая
кружевная сорочка придавала ей  особую  трогательность  и  женственность,  и
Малько вдруг почувствовал к  Берте  уже  не  только  жалость,  но  и  другое
чувство, сродни восхищению...
   - Послушайте, вы оба, мне нужна ваша  помощь...  Сначала  я  думала,  что
смогу все это сделать сама, но теперь, особенно после того,  как  я  увидела
этого человека, я вынуждена обратиться к вам...  К  тебе,  Илья,  и  к  вам,
Сергей... Илья сказал, что вам можно доверять...  Во-первых,  вы  не  должны
считать меня психически нездоровой. Я если и больна, то только физически, но
я молода и думаю, что сумею выкарабкаться... Во-вторых, предупреждаю  сразу,
что бы вы мне сейчас ни сказали, я от  своего  НЕ  ОТСТУПЛЮСЬ.  Это  слишком
важно для меня... В-третьих, вы должны верить  мне,  иначе  нам  всем  троим
будет трудно... Дальше. Вы практически ничего не должны будете делать  сами,
все сделаю я, но мне нужна ваша поддержка и.., машина, которая  бы  привезла
меня домой... Ну и, конечно, алиби...
   Малько с Ромихом переглянулись. Похоже, никто из  них  не  ожидал  такого
поворота событий. Берта говорила громко, четко, словно  готовилась  к  этому
разговору основательно, загодя...
   - Что ты имеешь в виду?  -  спросил  ошарашенный  Илья.  -  Ты  готова  к
серьезному разговору?
   - Я не собираюсь долго говорить, а предпочитаю действовать. Врач, который
вчера зашел ко мне, - один из ТЕХ ПЯТИ скотов, которые мучили нас с Милой...
Его кличка ?Профессор?. Вот почему я вчера так  кричала...  Мне  показалось,
что я снова там.., в клетке... - На глазах Берты  появились  слезы,  но  она
быстро утерла их кулачком. - Так что ты, Илья, должен  узнать  его  фамилию,
имя-отчество и, главное, адрес...  А  уж  я  убью  его  так  же,  как  убила
?хозяина?. Пистолет я спрятала в надежном месте, и, уж поверьте, меня  никто
не остановит. Поймите, они не должны оставаться в живых,  ни  Профессор,  ни
Черный, ни Маленький,  ни  Толстый...  Я  сказала  это  сейчас  намеренно  в
присутствии господина Малько, зная, что он работает в паре с  Севостьяновым,
ведь так, Илья? Ты же сам мне все рассказал? Так вот: это ваше дело, Сергей,
выдавать меня или нет. Но  я  бы  хотела,  чтобы  именно  вы,  профессионал,
позаботились о моем алиби и об алиби Ильи тоже... Считайте, что это  и  есть
та самая хорошо оплачиваемая работа, ради  которой  вы  ушли  из  органов  и
перешли в частное сыскное агентство...
   - Ты уже кого-то убила? - Илья смотрел на нее, словно видел  перед  собой
привидение. - Но кого? Откуда у тебя пистолет?
   - Этого я вам не скажу. Считайте, что мне  его  подарила  Мила.  Это  она
перед смертью сказала мне, где я могу его взять. И еще: я  обещала  ей,  что
отомщу за нас обеих. Я не верю в правосудие, в справедливость здесь и там, -
она подняла палец, - наверху... Я сама буду и судьей и  палачом.  А  теперь,
Малько, можете меня арестовать и отвезти в прокуратуру...  Но  предупреждаю:
я, даже находясь в тюрьме, найду  способ  уничтожить  этих  гадов...  Так  и
знайте...
   Малько был в шоке. У него в голове вертелась только одна мысль: как же он
теперь сможет работать в  паре  с  Севостьяновым,  если  Коля  будет  искать
убийцу, в то время как Малько будет знать убийцу в лицо и даже помогать ему,
точнее - ей.
   - Я понял: ты убила Храмова... - Он тяжело вздохнул и покачал головой.  -
Виктора Храмова - хозяина ресторана на улице Воровского... Так?
   - Да, это сделала я.
   - А куда же потом отвезла тело?
   - Никуда. Я  подождала,  пока  перестанет  биться  его  сердце,  а  потом
спокойно поехала ДОМОЙ... Вернее, туда, откуда я приехала, чтобы пристрелить
эту собаку...
   - Но кто же тогда отрезал ему голову и занес ее на лоджию его квартиры?
   - Я понятия не имею, о чем ты говоришь...  -  Она,  и  сама  не  замечая,
перешла с Сергеем на ?ты?. - Какая еще голова, о чем ты? Я просто застрелила
его...
   - Может быть, и так. Но его голову  нашли  лежащей  на  блюде  в  его  же
собственной кухне... До этого она какое-то  время  находилась  на  столе  на
лоджии. А тело Виктора Храмова выловили из Москвы-реки...
   - Значит, он причинил боль не только мне... Вот и все, что я могу на  это
ответить. Или ты считаешь, что я способна после совершенного  мною  выстрела
спокойно достать из кармана нож, отрезать голову, а тело отнести и бросить в
реку? Уверяю вас обоих, что ничего такого я не делала...
   - Я верю тебе, Берта, верю каждому твоему слову,  но  и  ты  тоже  должна
кое-что знать... В убийстве Храмова обвиняют его невесту,  молодую  женщину,
которой грозит очень большой срок... Ты  сможешь  жить  с  таким  грузом  на
сердце?
   - Мы наймем ей хорошего адвоката, заплатим  ему,  и  ее  оправдают.  Ведь
убивала не она, а я... Но официально я ни за что и  никому  признаваться  не
стану. И даже  если  ты  задумаешь  меня  подставить,  Малько,  я  буду  все
отрицать. Мне терять нечего. И я не успокоюсь, пока не  убью  этих  гадов...
Илья, перестань смотреть на меня так, словно ты не узнаешь меня! Человек  не
статичен, ты сам учил меня этому... Я была почти ТАМ... - она закатила глаза
к потолку, - и оттуда посмотрела на себя  со  стороны...  И  знаешь,  что  я
поняла, находясь одной ногой в могиле?  А  то,  дорогой  мой  Илья,  что  ты
совершил большую ошибку, постоянно ограждая меня от настоящей жизни... Ты не
хотел, чтобы я появлялась даже в метро, чтобы  не  столкнуться  с  нищими  и
бомжами... А я ДОЛЖНА была видеть ВСЕ ЭТО для того, чтобы примерить их жизнь
на свою... Хотя не уверена, что это могло бы как-то  изменить  меня...  Меня
ведь с самого детства воспитывали, словно в оранжерее...
   Берта замолчала, закрыв лицо руками. Ей необходимо было немного отдохнуть
и прийти в себя. Но минуты через три она произнесла:
   - Так вы можете мне назвать фамилию Профессора?
   - Журавлев Валентин Николаевич... Больше того, Берта, я сам пригласил его
специально для тебя...
 
*** 
 
   -  Почему  ты  мне  ничего  не  рассказала?  Как  ты  могла  уехать,   не
предупредив, и заставить меня так  волноваться?  Разве  ты  не  знаешь,  что
творится вокруг,  что  пропадают  блондинки...  А  вдруг  с  Наташей  что-то
случилось, а ты молчишь? На что ты надеялась? Что найдешь ее сама, без  моей
помощи?
   Катя с заплаканными глазами и уже обессилевшая от слез сидела  в  кресле,
поджав под себя ноги, и так жалобно смотрела на мужа, что тот  не  выдержал,
подошел, обнял ее и крепко прижал к себе, словно после долгой разлуки.  Хотя
он и настроил себя на жесткий и резкий разговор с женой, но в  то  же  время
был безмерно счастлив, когда Малько позвонил ему и сказал,  что  Катя  дома,
что она жива и здорова, и поэтому сейчас, чувствуя ее в своих  руках,  такую
теплую, живую и родную, он и сам захотел расслабиться  и  доказать  ей  свою
любовь и нежность... Но он не мог - у него, как  всегда,  не  было  времени.
Надо было срочно заняться поиском теперь уже Наташи.
   - Вы, женщины, удивительные  существа...  С  одной  стороны,  трусливы  и
осторожны, а с другой - совершаете один бог знает что... Куда-то  исчезаете,
прячетесь у подруг, и это вместо того, чтобы обратиться к человеку,  который
может оказать реальную помощь...
   Катя улыбнулась сквозь слезы и поцеловала мужа:
   - Слушай, Севостьянов, когда ты перестанешь говорить  со  мной  казенными
фразами? Ты такой смешной... Но я так люблю тебя...
   Севостьянов вдруг заметил нежную розовую мочку уха, просвечивающую сквозь
золотистую сеть волос,  и  залюбовался  Катей,  ее  гладкой  светлой  кожей,
темно-розовыми губами и  слегка  припухшими  от  слез,  такими  красивыми  и
грустными глазами... Ему вдруг стало стыдно перед нею  за  то,  что  он  так
редко говорит ей комплименты, которые она любит, как и любая другая женщина,
что его любовь в последнее время стала выражаться лишь в редких  сексуальных
контактах (иначе и не назовешь эти утренние, нервозные из-за страха опоздать
на  службу,  быстрые  и  даже  суетливые  ласки),  да  в  ночных   объятиях,
перемежаемых  сном...  Да,  он  утомлялся  настолько,  что  поздно  вечером,
возвращаясь домой, мог только поужинать, переброситься с женой парой слов  и
рухнуть в постель... Это все. А  ведь  Катя  -  красивая  и  умная  женщина,
которая достойна большего внимания и заботы. И ведь он любит ее,  любит,  но
времени и сил, чтобы дать возможность  ей  это  прочувствовать,  у  него  не
остается... И это стыдно, невыносимо стыдно и недостойно его как мужчины...
   - Не теперь, - Катя мягко отвела его руку и легко оттолкнула его от себя.
- Пойми,  сейчас  у  меня  голова  занята  совершенно  другим.  Я  не  смогу
настроиться... Извини...
   Она посмотрела на него с виноватым видом и поправила на груди халат:
   - Давай-ка лучше подумаем, где ее можно найти... Я была  в  общежитии,  в
котором живут ее подруги, дома у мамы, в академии, на Пироговке... Ее  нигде
нет, и никто ее не видел.
   - Но ведь она же тебе что-то рассказывала... - стараясь  не  смотреть  на
жену, Севостьянов отвернулся, чтобы привести себя в порядок и чтобы  она  не
смогла увидеть следы разочарования на его  покрасневшем  от  смущения  лице:
ведь он первый раз за всю супружескую жизнь  осмелился  предложить  ей  свою
любовь ДНЕМ. - Ведь она же тебе показала сорочку в крови...
   - Показала... Если бы ты только видел,  в  каком  она  была  состоянии...
Бледная, как  смерть,  и  не  плачет,  а  трясется,  словно  ей  не  хватает
воздуха...
   Николай сел напротив жены в кресло и шумно выдохнул, словно  освобождаясь
от недавней неловкости, стараясь при этом не  зацикливаться  на  только  что
пережитом конфузе. Теперь он был готов к тому, чтобы продолжить разговор.
   - Расскажи-ка мне лучше все с самого начала. Итак. Тебе позвонила  Наташа
и сказала, что ей нужно срочно с тобой увидеться, да?
   - Да, все правильно. Она позвонила мне на работу и  попросила,  чтобы  мы
встретились с ней здесь, у нас дома. Я, конечно, т