Курбанов поежился. Юриста - ежели спасать  ему  жизнь  -  требовалось
везти в больницу. Пропажа директора авиазавода и  появление  в  больнице
юриста  с  огнестрельным  ранением,  естественно,   вызовет   у   ментов
любопытство. А если учесть, что директор в последнее  время  был  другом
губернатора и ментовку подкармливал часто и охотно, то  любопытство  это
будет долгим и въедливым.
   Конечно, юрист был свой кадр и замазан в куче дел, - но что  взбредет
в голову подраненному лоху, которого охраняют менты и который  наверняка
сообразит, что его вполне могут убрать как единственного некриминального
свидетеля громкого убийства?
   - Ты его подстрелил, тебе его и добивать, - сказал Курбанов.
   Бельский, сощурившись, взял Курбана за свитер.
   - Ты мне по жизни должен, понял? - сказал он. - Ты без меня  покойник
был. Чей мудак с автоматом ему подставился? Твой, Иди  и  убери  юриста.
Чтоб мы вместе в этом были. Понял?
   Курбанов был в панике, но его жадность была больше его паники.
   - Я убираю юриста, - сказал Курбанов, - а вы отдаете мне завод.
   - Хорошо, - ответил Бельский.
 
*** 
 
   Бельский не соврал: в течение следующих двух недель контрольный пакет
Черловского  авиазавода,  которым  доселе  владел  директор   и   группа
менеджеров, через ряд компаний оказался записан на группировку Курбана.
   Другое дело, что группировка не  умела,  да  и  не  могла  обеспечить
заводу ни  сбыта,  ни  контрактов,  ни  комплектующих.  Завод  мгновенно
оказался опутан сетью мелких фирмешек. Фирмешки  высосали  из  него  все
деньги, забрали продукцию - и проделано это было так хитро, что в  итоге
завод им же и оказался должен. На первый взгляд в фирмешках тоже  сидели
люди Курбана. Но только на первый взгляд.
   Люди Курбана только отвечали за все и приносили своему шефу тоненький
пакет с наличкой, а  основные  финансовые  потоки  плыли  в  направлении
настоящих Хозяев фирмешек - группы Константина Цоя.
   Курбану при этом деньги  тоже  перечислялись,  -  на  счет  небольшой
оффшорной фирмы в Лихтенштейне. Фирму зарегистрировал  Цой,  потому  что
Курбан разбирался в  оффшорках,  как  свинья  в  апельсинах,  и  Курбану
сказали, что он - ее единственный владелец.
   Особых перемен  на  заводе  не  произошло:  группировка  Курбана  как
охраняла  его,  так  и  продолжила  охранять.  Директор  завода   исчез:
некоторое время говорили, что Курбан прячет его от москвичей.  Но  потом
по области поползли нехорошие слухи. Скандал начал разрастаться,  газеты
задавали нелицеприятные вопросы  -  ведь  пропал,  в  конце  концов,  не
какой-нибудь  начальник  хлебопекарни,  а   герой   Соцтруда,   директор
градообразующего и секретного предприятия.
   Через три  месяца  после  убийства  генерального  в  область  приехал
Константин Цой. Разговор  между  ним  и  губернатором  шел  об  угольных
разрезах, а в конце разговора Цой спросил:
   - А кстати, Курбана-то этого, который Мельникова убил, арестовали или
нет?
   -  Почему  ты  считаешь,  что  Мельникова  убил  Курбан?  -   спросил
губернатор.
   Цой пожал плечами.
   - На аэродроме его Курбан встречал? Курбан. Завод Курбану достался?
   Курбану. Вот смотрите,  что  происходит!  Человек  отказался  с  нами
сотрудничать.
   Нанял бандюков для защиты. Бандюки же его и убили. Завод взяли  себе.
Акции записали на  свои  фирмы.  Зарплаты  четвертый  месяц  не  платят,
налогов не платят, все деньги Курбану идут. А избирательную кампанию вам
кто будет оплачивать?
   - А вы? - простодушно сказал губернатор.
   - Так что ж мы будем оплачивать, если у вас такая  политика,  что  за
наши же деньги на этом заводе бандит сидит!
   - Вообще-то это безобразие, -  сказал  губернатор,  -  моего  личного
друга убили какие-то  бандиты,  а  МВД  даже  не  шевелится.  Завтра  же
распоряжусь!
   Спустя три месяца Курбан позвонил Бельскому из  Вильнюса.  Он  был  в
панике. Ментовка обкладывала его, методично и планомерно.  Все  считали,
что если завод отошел Курбану, то  и  директора  завалил  он.  Деньги  с
завода куда-то утекали,  тот  оказался  не  столь  прибылен,  как  думал
Курбан. Губернатор тоже, видимо,  имел  преувеличенные  представления  о
потоке  наличности,  генерируемой  заводом:  во  всяком  случае,   через
посредников до Курбана  доходили  предложения  договориться,  но  суммы,
которые в них упоминались, были какие-то совершенно несообразные.
   Курбан требовал помощи:
   - Если меня возьмут, я за всех грузиться не буду! - заявил Курбан,  -
я на себя Мельникова не возьму!
   - Погоди, успокойся, - отозвался Бельский, - ты  откуда  звонишь?  Из
дома?
   - Нет. Я в Вильнюсе. Я свалил.
   Голос Бельского прозвучал в трубке с секундной задержкой.
   - Завтра мой человек будет у тебя. Мы тебе поможем.
   На следующий день посланец Бельского действительно приехал в Вильнюс.
Он рассказал, что Бельский и еще  один  человек  из  очаковских  лидеров
сейчас в Нью-Йорке, и пригласил Курбана  в  Нью-Йорк.  Курбана  к  этому
времени уже объявили в розыск, пока только  на  территории  России.  Его
снабдили липовыми документами и выдали билет и визу в Америку, и так как
его пригласили в Америку, а не в какой-нибудь Усть-Засранск,  Курбан  не
почувствовал подвоха.
   Его спасла случайность. Курбан  летел  в  Нью-Йорк  с  пересадкой  во
Франкфурте, и так как он летел первым классом, то на пересадке он прошел
отдохнуть в VIP-зал. Там он встретил знакомого коммерсанта  из  соседней
области.
   Коммерсант еще не знал, что Курбан в  розыске.  Коммерсант  уселся  в
широкое кожаное кресло напротив Курбана и сказал:
   - А Цой-то с вашим губернатором закорешился!  Я  у  него  в  приемной
сидел на предмет поставок угля, тот час не выходил, с  кем,  думаю,  там
сидит? А выходят в обнимку с Цоем!
   - Ну и что? - сказал Курбан, который, напомним,  по  большому  счету,
был простой сибирский валенок и во  взаимоотношениях  в  высоких  сферах
разбирался очень плохо. Он даже не знал, кто именно делал ему оффшорки.
   - Ничего, - сказал коммерсант, - но он же под Бельским ходит. Тебя-то
как, не съедят? Вроде Бельский на заводе твоем блатовал...
   Курбан рассеянно попрощался  с  коммерсантом  и  покинул  VIP-зал.  В
Нью-Йорк он не полетел. Он полетел в Швейцарию. В Швейцарии он  позвонил
в банк, в котором Бельский открыл  счет  его  фирме,  и  узнал,  что  те
деньги, которые Бельский перевел ему  как  часть  доходов  завода,  были
позавчера  отозваны  со  счета.  Переведший  деньги  банк  написал,  что
произошла ошибка, и отозвал платеж.
   Курбану все стало ясно.
   Бельский и Цой разводили его с  самого  начала.  Как  только  толстая
девятимиллиметровая пуля из ПМ превратила гендиректора ЧАЗа в покойника,
Бельский сразу понял, что кто-то за эту смерть будет  отвечать.  И  если
группа Цоя сразу же возьмет завод под себя, то  она  и  будет  ходить  в
убийцах.
   Курбан сам себя погубил собственной жадностью,  вызвавшись  управлять
заводом. Группа сделала его, - его, бандита, имя которого наводило  ужас
на половину области, - не  владельцем  управляющей  компании,  а  козлом
отпущения.
   Зиц-председателем "Рогов и копыт"!
   Они опутали его завод долгами, они тянули с него  деньги,  и  все  то
время, пока  они  доказывали  Курба-ну,  какая  убыточная  эта  штука  -
авиазавод, Цой, располагающий полными сведениями  о  потоках  наличности
завода, ходил к губернатору через задний ход  и  рассказывал,  какие  на
самом деньги гоняет Курбан через завод! И даже те жалкие бабки,  которые
они отдали ему, - даже эти бабки они стрясли с  его  счета,  справедливо
полагая, что деньги покойнику ни к чему, а Цою, напротив, пригодятся...
   Было ясно: там, в большом и шумном Нью-Йорке,  в  гавани  за  статуей
Свободы, Александра Курбанова по кличке Курбан ждал  не  новый  паспорт,
вилла и собственный банковский счет. Его  ждала  пуля  наемного  убийцы,
которая навсегда уберет с пути группы Цоя мелкого сибирского  братка.  И
кто знает? Очень может быть, что перед  смертью  его  любезно  пригласят
сказать под видеокамеру, куда он  дел  труп  директора  и  куда  выкинул
"мокрый" ствол, тем самым навсегда обезопасив  Бельского  от  возможного
обвинения в убийстве...
   Курбан снял со швейцарского счета те небольшие  деньги,  которые  там
оставались - сорок или пятьдесят тысяч долларов - и бесследно пропал. Ни
российские менты, объявившие его в розыск, ни киллеры Бельского так и не
смогли взять его след.
   Что же до Черловского авиазавода - его имущество  было  очень  быстро
передано в новую контору, принадлежавшую Цою.
 
*** 
 
   Денис закончил  читать  справку  Николай  за  это  время  освоил  две
бутылочки пива и теперь сидел в кресле, спозля вниз и разглядывая Дениса
большими круглыми глазами с длинными ресницами. Ресницы слегка хлопали.
   - Вот это дело, - сказал Николай, - мы бы могли вновь открыть.
   - Основания?
   - Вновь открывшиеся факты.
   - Какие же?
   В дверь кто-то постучался.
   - Заходи, - громко крикнул Николай. Щелкнул ключ, и спустя  минуту  в
гостиной  нари-совался  невысокий  гибкий  паренек  лет  шестнадцати   с
развинченными движениями наркомана. Денис подчеркнуто замолчал.
   - Свои, - сказал следователь.
   Паренек  прошел  мимо  них  в  спальню  и  сел  на  кровать.  Николай
перегнулся через столик и негромко заговорил:
   -   При   убийстве   только   курбановских   было   шесть    человек.
Непосредственно.
   Один дал показания. Завели дело. Свидетеля убили, Цой  занес  взятку,
дело кончилось. Остальные свидетели молчат.
   - Ну и?
   - А вы представьте  себе,  -  осторожно  сказал  следователь,  -  что
Курбана все-таки нашли. И арестовали. И что в преддверии его экстрадиции
кто-то начал гасить остальных свидетелей.
   Васильковые   глаза   куратора   службы    безопасности    Ахтарского
металлургического комбината, не мигая, уставились в прозрачные  гляделки
черловского следователя.
   - И кто же их будет гасить? - в упор спросил Денис.
   - Мне какая разница. Вы хотите бороться с  преступностью?  У  вас  же
вон, чекисты в союзниках? Вот и боритесь.
   Денис скосил глаза. В спальне паренек скинул с себя ботинки и вытащил
из-под кровати какие-то носки.
   - Я подумаю, - сказал Денис.
 
*** 
 
   Денис расстался  с  сотрудником  прокуратуры,  жаждавшим  бороться  с
преступностью,  около  пяти  вечера.  На  улице  уже   темнело:   черный
"мерседес"
   Дениса мок под дождем.
   На этот раз Настя оказалась дома одна. Вчерашний букет  Дениса  стоял
на окошке и отражался в темном стекле, как новогодняя елка.
   - О! Ну, как там было в казино? - сказала Настя. Денис  почувствовал,
что краснеет.
   - Никак, - буркнул он, - я заснул.
   - Чаю хотите?
   - Хочу, - сказал Денис.
   Белый электрический чайник, очертаниями похожий на пингвина,  закипел
слишком быстро, и чай в фарфоровых чашечках оказался темный и ароматный,
ровно того же цвета, что и глаза Насти.
   Дом у Гриши был большой, но собственно кухня была почему-то  невелика
и казалась еще меньше  от  обилия  техники.  Почти  половину  свободного
пространства занимал белый пластиковый стол. За этот-то стол под букетом
и уселся Денис, а Настя свернулась на стуле  наискосок  от  него.  Денис
прихлебывал, морщаясь, чай, и смотрел на Настю.
   А Настя уперла кулачок в подбородок и сказала:
   - А Гриша в своем джипе ствол нашел.
   - Когда?
   - Да неделю назад. Мы утром встали, Гриша пошел во двор, смотрит, а у
машины стекло разбитое. Посмотрел - вроде ничего не взяли. Раз не взяли,
значит подбросили. Ну, он вызвал  ребят,  они  осмотрели  машину,  а  за
задним сиденьем лежит "макаров".
   Настя перегнулась через стол.
   - Гриша говорит, что это значит, что где-то мент сидит купленный.  Из
отдела по борьбе с незаконным оборотом оружия. Потому что  если  б  мент
был из обнона, то подбросили бы наркотики, а  если  мент  из  обэпа,  то
пришли бы с проверкой в казино.
   - И что же Гриша сделал?
   Настя пожала плечиками.
   - А ничего. Выкинул он этот "Макаров" и ездит, как прежде.
   Денис молча прихлебывал обжигающий чай. Он старался не глядеть  вбок,
туда, где из-под белых шортиков  высовывались  восхитительно  загорелые,
точеные ножки Насти. Он слишком хорошо помнил,  как  вчера  половозрелый
юнец обозвал его "дядей". Поэтому Денис смотрел не вбок, а прямо.  Настя
заметила  это,  обогнула  стол  и  уселась  прямо  напротив  Дениса   на
подоконник, весело болтая длинными ножками.
   - А что это за парень был тут вчера? - спросил Денис, - твой жених?
   - Не-а. Он насчет наркоты приходил.
   - Он что - колется?
   - Он и колется и  торгует,  -  сказала  Настя.  -  Он  в  юридической
академии торгует. Представляешь? Он уже половину будущих  прокуроров  на
иглу посадил. Ему и меня на это самое пристроить хочется.
   - А зачем ты с ним водишься?
   - А я не вожусь, - рассмеялась Настя, - я ему  сказала,  что  ты  мой
жених и что ты его порвешь, как Тузик  грелку.  Это  все  из-за  казино.
Царандой хочет, чтобы Гриша там дурью торговал, а Гриша не  хочет  опять
под Царандоя лезть.
   Сердце Дениса плеснулось в  груди  пойманной  рыбой,  Настя  внезапно
перегнулась чергз стол и зашептала:
   - Денис Федорыч, а, вы ведь сегодня опять в казино пойдете,  возьмите
меня с собой, а?
   Денис заморгал, а Настя жарко продолжала.
   - Там будет сегодня карнавал, я знаю, он везде приглашения  рассылал.
Там будет жутко красиво, верхнего света не будет, а везде только красный
свет и курильницы индийские. И так: ты входишь, а  там  такая  мраморная
лестница наверх, квадратная, и повсюду девочки,  знаете,  как  всегда  у
него: в красных шортиках и в красных курточках, а еще другие  девочки  в
бальных платьях. И они будут танцевать, сначала с платьями, а потом  без
платьев, и все это в дыму этом...
   - Ну и как же я тебя протащу? - убито спросил Денис. У него из головы
не шло то, что Настя сказала насчет Царандоя.
   - Погоди!
   Настя взвилась с табурета и убежала куда-то наверх.
   Коротко вякнул сотовый. Денис взял его и хотел  отключить,  но  потом
заметил, что на дисплее высвечивается номер Извольского. Голос шефа  был
холоден и сух.
   - Как дела? - спросил Извольский.
   - Есть новости. Надо обсудить.
   Денис, как и большинство российских менеджеров, был привычен к мысли,
что его телефонные разговоры не  только  постоянно  прослушиваются,  что
было бы еще полбеды, - но что  распечатки  этих  разговоров  могут  быть
прочитаны любым желающим за весьма скромную сумму. Поэтому и  изъяснялся
он по телефону обиняками, никогда не называя имен, мест  и  ситуаций,  а
предпочитая обходиться словами "наш общий друг", "тот, о ком шла  речь",
или же "помнишь, тот человек, который не любит футбола".
   - У завода проблемы, - сказал Извольский, - Нам не хватает окатыша.
   Вместо сорока вагонов в вертушке их осталось двадцать три.  Остальные
якобы в ремонте. Причем из этого ремонта они уходят в  Экибастуз  и  там
возят уголь с разрезов Доя. У тебя завтра встреча с губернатором, съезди
перед ней в Павлогорск.
   - А...
   В трубке раздались короткие гудки.
   Денис поднял глаза и обомлел.  Перед  ним  стояла  Настя,  в  красных
шортах с курточкой и красных же ботфортах.  Между  шортами  и  высокими,
выше колен сапогами белели длинные, как  у  жеребенка,  ножки.  Бог  его
знает, где Настя раздобыла этот наряд девиц из казино. В горле у  Дениса
мгновенно пересохло, и он уставился  на  девушку  взглядом,  в  значении
которого невозможно было ошибиться. Настя засмеялась и  уперла  ручки  в
боки:
   - Ну что, возьмешь с собой?
   - Настя, - сказал Денис, чувствуя себя абсолютным дураком, - я должен
ехать. В Павлогорск.
   - Когда?
   - Сейчас.
 
*** 
 
   Извольский был не первый человек, который заметил  нехватку  вагонов:
первым был директор Павло-горского ГОКа Сергей Ахрозов.
   Ахрозов отзвонился в Ахтарск еще день назад, но Извольского на заводе
не было, и разговор  его  с  директором  по  производству  вышел  весьма
мирный. Затем Ахрозов связался с гендиректором "Южсибпро-ма", но тот  по
незнанию материала разговора  не  поддержал,  зато  охотно  посудачил  с
Ахрозовым на тему, что  губернатора  и  всю  его  свору  надо  сажать  в
концлагерь.
   После этой содержательной беседы Ахрозов велел своему начальнику депо
к концу недели отремонтировать все собственные вагоны, еще раз  позвонил
на AMК и отправился обедать.
   Он   пообедал   в   заводской   столовой,   в   отдельной    комнате,
предназначенной для начальства.  В  комнате  был  стол,  покрытый  белой
накрахмаленной скатертью, а на столе - граненые стаканы, поднос с хлебом
и беленькие щербатые тарелки с надписью "общепит".
   На обед Ахрозову подали густые щи и котлету  с  гарниром  из  пшенки,
ровно то же, что подавали в столовой всем сотрудникам  заводоуправления,
а так как Ахрозов был начальством, ему порезали еще копченой  колбасы  и
поставили на стол минералку.
   Ахрозов отправил все это в себя  с  таким  же  равнодушием,  с  каким
водитель заливает внутрь казенной машины 76-й бензин вместо 92-го, запил
пшенку минеральной водой, и отправился к мэру,  с  которым  у  него  был
предварительный уговор о встрече.
   Однако оказалось,  что  мэра  на  месте  нет:  тот  спешно  укатил  в
областной центр. Ахрозов поехал на местную железную дорогу и поговорил с
ее начальником.
   Разговор шел на очень повышенных тонах.
   Ничего не добившись насчет вагонов, Ахрозов поехал обратно и по  пути
заехал на один из трех карьеров, добывавших руду для ГОКа.
   Несмотря на август, погода была отвратительной. Вот уже  третий  день
над Павлогорском шел  злой  мелкий  дождь,  температура  упала  до  плюс
десяти, и БелАЗы, выкатывавшиеся из  карьера,  роняли  на  дорогу  комья
белой грязи.
   Джип Ахрозова  спустился  в  карьер  и  остановился  около  огромного
шагающего экскаватора. Экскаватор стоял у самого конца узкоколейки и раз
за разом опорожнял пятитонный ковш в разверстые зевы вагонов.
   Ахрозов  поднял  руку,  и  экскаватор  остановился.  Экскаваторщик  -
грузный мужик лет сорока, - по знаку Ахрозова спустился вниз по лесенке.
Кабина, в которой сидел экскаваторщик, находилась на  высоте  четвертого
этажа.
   - Позови прораба, - сказал Ахрозов.
   Прораба искали довольно долго  -  минут  двадцать.  Ахрозов  понимал,
отчего тот прячется, но в конце концов его нашли.  К  этому  времени  по
карьеру пробежала весть о приезде Ахрозова, и  к  экскаватору  собралось
человек шесть или семь других рабочих.
   Наконец пришел и прораб.
   -  Куда  идет  состав?  -  спросил  его  Ахрозов,  хотя  ответ   был,
разумеется, ясен.
   - На фабрику.
   - Почему вскрышу грузишь вместо  руды?  Прораб  сморгнул.  Он  грузил
пустую породу, потому что бригада только начала разрабатывать  пласт,  и
если  б  он  вывозил  вскрышу  в  отвалы,  то  бригада  б  не  выполнила
еженедельный план. Если бы план был не выполнен, зарплата  упала  бы  на
двадцать процентов. Прорабу было сорок пять лет, и он грузил вскрышу  на
фабрику и при прежних хозяевах, и при советской  власти:  при  советской
власти вообще чего только не делали! И вскрышу на фабрику,  и  породу  в
отвалы, и приписывали к добытым тоннам чуть ли не нули...
   - Да чего ж она пустая? - вздумал спорить прораб.
   И тут раздался звонок Извольского.
   Извольский был взбешен. Он только что  прилетел  в  Ахтарск.  Зам  по
производству побоялся сказать ему о нехватке  вагонов,  и  вышло  только
хуже:
   Извольский узнал о проблеме, включив компьютер  и  заметив  данные  о
непозволительно малых запасах окатыша на складах.
   - Почему нет вагонов? - спросил Извольский.
   - Я решу эту проблему, - ответил Ахрозов.
   - Денис будет завтра у тебя. Посмотрит, как ты ее решаешь.
   - Я справлюсь без Дениса.
   - У тебя была неделя без Дениса. Мне что,  городской  мусор  в  домну
сыпать?
   И Извольский бросил трубку.  Она  тут  же  зазвонила  опять.  Ахрозов
машинально включил телеф