, что к скандалу, возможно, причастен я. Она  утверждает,  что
деньги на счету Ревко - это не деньги Ревко. Это  мои  деньги.  Какие  у
швейцарской прокуратуры доказательства?
   Цой молча подошел к столу президента и положил на него кассету.
   Обыкновенную   видеокассету   "VHS",   производство   фирмы   "Сони",
длительностью девяносто минут. Никаких наклеек на кассете не было.
   Президент повертел кассету туда-сюда, потом встал и прошел в  комнату
отдыха. В отличие от большинства начальственных мест, она  располагалась
не сразу за кабинетом, а была отделена от него небольшим коридорчиком: в
коридорчик же выходили туалет и столовая.  В  комнате  отдыха  президент
сунул кассету в видеомагнитофон.
   Видимо президент отвык сам обращаться с капризной  техникой.  Сначала
он сунул кассету не той стороной, а потом перепутал кнопки.
   Наконец президент справился с видеомагнитофоном.
 
*** 
 
   На плоском плазменном экране возник Денис  Черяга.  Изображение  было
черно-белое, но довольно четкое. Черяга сидел вполоборота к камере.  Так
же, вполоборота, сидел его собеседник - Извольский.
   Черяга сидел и курил.
   - Он хочет тридцать девять лимонов, - сказал Извольский.  -  Говорит,
что тридцать один уйдет выше, а восемь пойдет ему. Но за это он получает
санкцию на уничтожение группы Цоя.
   - Что значит выше? - спросил Черяга.
   - На самый верх. Он сказал  следующее:  "Президент  считает  ненужным
существование  в  России  промышленной  группы,  настолько  связанной  с
криминалом.
   Но вы должны доказать свою преданность новой России".
   Президент выключил видеомагнитофон.
   - Кто этот второй, рядом с Извольским? - спросил президент.
   - Денис Черяга.  Куратор  его  службы  безопасности.  Он,  кстати,  в
федеральном розыске за ряд совершенных им убийств.
   - Человек, который это записал, до сих пор там работает?
   - Он пропал, и, к сожалению... в общем, я думаю,  что  свой  иск  эти
ребята начали готовить после его пропажи.
   Президент протянул ладонь.
   - Где оригинал записи?
   Цой скрестил руки на груди.
   - Разумеется, не со мной, - ответил он.
   В  комнату  отдыха,  неслышно  ступая,  вошли  два  личных  охранника
президента.
   Президент поколебался, потом в упор взглянул на Цоя и спросил:
   - Что связывало тебя и... этого бандита?
   - Мы были друзья. И партнеры.
   Президент  кивнул,  приглашая  охранников  садиться,  и  вышел.   Цой
услышал, как во второй двери, той, что вела из коридорчика в кабинет,  с
громким щелчком повернулся замок.
 
*** 
 
   Когда Извольский вошел в кабинет президента, Цоя там не было.
   Разумеется, Извольский понимал, что  Цоя  провели,  а  может  быть  -
вывели - через комнату отдыха, но все равно ему невольно показалось, что
Цоя просто пристрелили тут же, а кусочки  кинули  в  шреддер.  Такая  уж
атмосфера царила в кабинете.
   Президент не сидел -  молча  стоял  на  фоне  трехцветного  флага,  и
выглядел он очень усталым. Чтобы президент был в Кремле в девять утра  -
это было явление исключительное.  Работал  он  допоздна,  -  но  зато  и
вставал не  рано,  как  прекрасно  было  известно  обитателям  Рублевки,
привыкшим,  что  дорогу  для  президентского   кортежа   перекрывают   в
десять-одиннадцать утра.
   - Садись, - внезапно сказал президент, - а то еще ножки подогнутся.
   Извольский сел. Он старался казаться невозмутимым.
   Президент взял со стола бутылку  с  минералкой,  свинтил  крышечку  и
отпил из горла.
   - Вячеслав Аркадьич, - мягко сказал президент, - я бы  хотел  понять,
почему  вы,  человек,  который  неоднократно  встречался  со   мной,   и
пользовался моим доверием  -  подал  иск  в  американский  суд?  Изгадил
репутацию России? Если вы узнали эту грязь о Саше, что, мне нельзя  было
ее показать? Добро бы Цой, я ему в жизни руки  не  подал.  А  вы?  Зачем
выносить сор из избы?
   Извольский помолчал. Потом сказал:
   - Я пользовался вашим доверием  и  поэтому  я  прилетел  сюда.  Хотя,
скорее всего, это ошибка.
   - То есть почему ошибка?
   -  Вы  сами  знаете  почему  Президент  вопросительно  поднял  брови.
Извольский молча протянул ему бумагу.  Это  была  распечатка  разговора.
Разговор был такой:
   А. (Альбинос) Со Слябом все вопросы будут сняты, он просто отдаст все
сам своему дружку полпреду. А полпред сажает на холдинг Ахрозова.
   С. (Собеседник) Бесплатно?
   А. Сорок восемь.
   С. Не фига себе число! Почему так дорого?
   А. Саша у нас человек государственный. Клянется, что это не ему.
   С. В каком смысле не ему?
   А. Саша утверждает, что наш президент наконец  нашел  способ  сделать
так, чтобы бюджетные деньги не воровали.  Саша  утверждает,  что  способ
таков: завести в Швейцарии личный  счет  г-на  президента  и  направлять
деньги с этого счета исключительно на благо отечества.
   - Видео? - спросил президент.
   -  Аудио,  -  ответил   Извольский.   -   Поверх   распечатки   легла
аудиокассета.
   - Кто такой Ахрозов?
   - Один из моих директоров.
   - Почему Цой лоббировал его назначение?
   - Потому что Ахрозов работал на него.
   Президент помолчал.
   - Ты заплатил Саше тридцать девять лимонов?
   - Да.
   - Тогда почему ты решил, что Саша работает на Цоя?
   Извольский долго молчал. Потом проговорил:
   - Я не решил, что Ревко работает на Цоя, -  сказал  Извольский.  -  Я
прикинул и понял, что если  Ревко  берет  у  меня  деньги  и  не  отдает
обещанного, то скандала он может избежать в  одном-единственном  случае:
если я буду мертв. Моя смерть будет нужна, чтобы обвинить в  ней  Цоя  и
расправиться с ним, точно так же как смерть Степана - это лучший  способ
обвинить меня.
   - Так почему американский суд?! - заорал президент.
   - Я подумал, что операция такого масштаба должна быть  согласована  с
вами. И в том, что  касается  Степана,  и  в  том,  что  касается  меня.
Господин Ревко неоднократно повторял мне, что не берет денег для себя.
   Президент помолчал.
   - Ты это свое интеллектуальное открытие  только  мне  излагаешь?  Или
как?
   - Или как, - ответил Извольский. - В  случае,  если  со  мной  что-то
случится, или если я не выйду из Кремля, есть человек,  который  владеет
документами...
   - Денис Черяга, - правильно вспомнил президент.
   - Да.
   - Слава, я даю тебе честное слово, что ни тридцати девяти, ни  сорока
восьми миллионов, - что называется, не был, ни состоял,  не  участвовал.
Даже разговора такого с Ревко не было. Что ты на это скажешь?
   - Скажу, что меня и Цоя убрали бы все равно.
   Президент нажал на селектор, и в кабинете образовался  начальник  его
личной охраны.
   - Возьми вот эту  опору  промышленности,  -  сказал  президент,  -  и
подожди с ним где-нибудь. Захочет поговорить по телефону, стукни его  по
башке.
   - Чего ждать-то? - спросил начальник охраны.
   - Чего надо, того и будет ждать,  -  ответил  президент.  Помолчал  и
прибавил. - Твое счастье, что ты прилетел, Слава.  Порвали  бы  тебя  за
этот иск, как Тузик - грелку.
 
*** 
 
   Вячеслав Извольский просидел в кремлевском  кабинете  весь  день.  Он
сидел   в   полном   одиночестве,   если   не   считать   телевизора   и
неразговорчивого охранника.
   Телефоны у Извольского забрали и выключили,  но  охранник  все  время
глядел на Сляба так, будто тот спрятал лишний телефон в трусах.
   Извольский развлекался  тем,  что  смотрел  телевизор.  Он  посмотрел
"Время" в полдень, "Вести" в  два  часа  дня,  "Сейчас"  в  три  часа  и
"Сегодня" в четыре.
   Начиная с двенадцати, все  новостные  программы  сообщали  об  исках.
Начиная с двух, все новостные программы начинались сообщением об исках.
   В семь часов пришел еще какой-то человек и снова повел Извольского  к
Президенту.
   На этот раз президент в кабинете был не один:  около  окна,  скрестив
руки, стоял Константин Цой, а спустя минуту  из  другой  двери  появился
Александр Ревко.
 
*** 
 
   Это был наихудший вариант. Они специально выбрали время, когда  Ревко
был во Франции. Извольский надеялся, что он струсит и там и останется.
   Президент молча показал Ревко на стул. Тот сел. Он старался выглядеть
невозмутимым. Президент мягко  подошел  к  Ревко  и  положил  перед  ним
сообщения  "Рейтер"  и  "Интерфакса",  -   два   листочка,   скрепленных
степлером.
   - Я бы хотел услышать твои объяснения, Саша, - сказал президент.
   - Это элементарная подстава. Мы  же  все  так  делали.  Берешь  банк,
открываешь   в   нем   счет   на   имя   человека,    которого    хочешь
скомпрометировать, и переводишь туда деньги. Вот они и перевели.
   - И часто ты  переводил  для  компрометации  сорок  восемь  миллионов
долларов? - уточнил президент.
   - Я не просил этих денег, - сказал Ревко, - у меня достаточно  своих.
И все они в распоряжении государства, ты это прекрасно знаешь.
   - Ну, в настоящий момент они в распоряжений швейцарской  прокуратуры,
которая их заморозила. И так  как  она  будет  очень  тщательно  изучать
компании, с которых приходили деньги, то не исключено,  что  она  узнает
много нового о торговле российским  оружием.  В  том  числе  и  ядерными
материалами  со   странами,   которым   эти   материалы   продавать   не
рекомендуется.
   - Не докопается, - сказал Ревко.
   - Очень бы хотелось верить. В изменившейся  международной  обстановке
это было бы совсем некстати.
   Президент открыл одну из папок, лежавших на столе,  и  достал  оттуда
новый лист бумаги.
   - Это твоя записка о необходимости преобразования ФГУП "Южсибпром"  в
государственный холдинг "Федеральная промышленная  компания",  -  сказал
президент. - В ней приводятся некоторые цифры. Написано,  что  за  время
промышленной войны между группой "Сибирь" и Ахтарским  холдингом  только
прямые потери  нашей  экономики  составили  около  семидесяти  миллионов
долларов.
   Экологический ущерб от аварии на Павлогорском  ГОКе  -  еще  двадцать
миллионов.
   Потенциальный  ущерб  от   провала   программы   "МиГ-Еврофайтер"   -
двенадцать миллиардов  долларов,  которые  очень  пригодились  бы  нашей
оборонке. И вдруг выясняется, что ты принимал самое деятельное участие в
нанесении этого ущерба,  причем  играл  за  обе  стороны,  и  с  каждого
миллиона, который потеряла экономика, ты получил свой оффшорный грош.
   - Я не получал денег, - еще раз повторил Ревко,  -  что  же  касается
ущерба, да, это был ущерб. Но это ущерб временный, а люди, подобные Цою,
Бельскому и Извольскому - это  ущерб  постоянный.  И  ради  того,  чтобы
уничтожить их, следует идти на определенные жертвы.  Потому  что  завод,
производящий МиГи, должен принадлежать народу, а не  бандиту  по  кличке
Степан Очаковский. Потому что только бандит  может  придумать  продавать
современные самолеты европейцам!  А  я  -  я  бы  предпочел  их  задаром
поставлять Ираку или Ирану, нашим естественным стратегическим союзникам!
   - На какие шиши? - процедил Извольский.
   - А на те шиши, которые мы выручим от экспорта  вашей  стали,  вашего
алюминия, которые вы украли у народа, - ответил Ревко. - Ты думаешь, так
будет вечно продолжаться, металл ты будешь производить здесь, а  прибыль
отгонять на оффшор? В государственном холдинге...
   - Постой, Саша, - насмешливо перебил президент, - какой оффшор?  Твой
оффшор? При всем моем неуважении  к  покойнику  Бельскому,  у  меня  нет
сведений, чтобы он зараз отгонял в "банко дель  Миро"  по  сорок  восемь
лимонов зелеными.
   Так что у меня большие сомнения в том, как будет функционировать твой
холдинг.
   - А так и будет, - сказал Альбинос, - что  каждый  год  в  нем  будут
сменяться начальники, и каждый год  начальник  будет  отгонять  половину
прибыли на оффшор, а потом каждый  последующий  начальник  будет  сажать
каждого предыдущего.
   Президент поднял на него прозрачные глаза.
   -  Константин  Кимович,  -  сказал  он,  -  я  бы  попросил  вас   не
комментировать меня. Мне мои мысли вполне понятны  самому.  И  если  мне
покажется, что они совпадают с вашими, я буду склонен думать,  что  я  в
чем-то ошибаюсь. Я вообще не склонен доверять человеку, который бежал из
СССР и изменил родине.
   Лицо Цоя стало белей, чем его волосы. В кабинете на несколько  секунд
наступила мертвая тишина.
   -  Александр  Феликсович,  -   продолжил   президент,   -   меня   не
удовлетворили ваши объяснения касательно денег на швейцарских счетах.  В
связи с этим я хотел бы услышать более откровенный ответ на вопрос:  как
именно погиб Степан Бельский?
   Ревко поднял голову. Он смотрел прямо на Извольского.
   - Степана убрали мои люди по твоей просьбе, Слава, - ответил Ревко, -
что же касается меня, то я жалею лишь о том, что отказал в твоей  второй
просьбе и не убрал Альбиноса.
   - Не очень убедительный ответ, - сказал  президент,  -  мне  кажется,
Вячеслав Аркадьич вряд ли стал бы просить о такой  работе  постороннего.
Он бы попал в слишком большую зависимость. В конце концов, у  него  дома
слишком хорошие повара, чтобы он еще платил за обед в ресторации. В этой
связи у меня вопрос - учитывая, что ты взял с обоих участников сделки  в
совокупности восемьдесят семь миллионов долларов, и ни одному из них  не
намеревался отдавать заводов другого, - что произошло бы с  Константином
и Славой после образования холдинга?
   - Ничего. Потому что я не брал их денег.
   Президент кивнул.
   - К сожалению, Саша, твои ответы меня не очень  удовлетворили.  И  ты
сам понимаешь, почему.
   - Я их не брал! Такого - не утаить!
   - Почему же, Саша. Утаить. При определенных  условиях.  Вот  что  мне
понравилось в обоих гражданах промышленниках - они как-то не  задумались
над одним простым вопросом - а зачем тебе столько денег? А  ответ  очень
прост.
   Столько денег нужно только на  свержение  законной  власти.  Так  что
утаить эти деньги можно, не только убив господ промышленников,  как  это
показалось им. А и  убив  меня.  Ты  не  перепутал  Россию  с  очередной
Руандой?
   - Ты делаешь ошибку, я...
   - Я очень часто слыхал от тебя эти слова в последнее время,  Саша.  Я
не пересмотрел итоги приватизации - "ты  делаешь  ошибку".  Я  не  меняю
правительство - "ты делаешь ошибку".  Я  не  обложил  нефтяные  компании
налогами в пользу армии - "ты делаешь ошибку". Я  не  посадил  в  тюрьму
парочку взяточников -  "ты  делаешь  ошибку".  Тебе  надоело  количество
ошибок, которые я, по твоему мнению, делаю? Ты  решил  вспомнить  старое
ремесло, и даже методы финансирования выбрал старые,  не  правда  ли?  Я
помню, как ты мне рассказывал, сколько правительств ты сменил на  деньги
от экспорта МиГов, и по-моему, тогда у твоего оффшора тоже  был  счет  в
"Банко дель Миро"!
   - Я не планировал государственного переворота, - сказал  Ревко,  -  я
всего лишь хотел создать государственную компанию.
   Президент резко повернулся на каблуках и ушел в комнату отдыха.
   Повинуясь его молчаливому жесту, за президентом последовали Александр
Ревко и присутствовавший при сцене зам администрации.
   Через мгновение в кабинете появились  четверо  безукоризненно  одетых
молодых  людей.  Двое  остановились  за  спиной  Цоя,  а  двое  остались
приглядывать за Извольским.
   Цой невозмутимо присел у стола для совещаний и принялся ждать.
   Извольский ходил из угла  в  угол,  стараясь  держаться  подальше  от
корейца.
   Прошло еще двадцать минут,  и  зам  администрации  вновь  появился  в
кабинете, оглядел Цоя с Извольским и вышел куда-то в  предбанник.  Когда
через десять минут он вернулся, в руках  у  него  был  небольшой  черный
ящичек.
   - Вам, наверное, интересно, господа, - сказал чиновник,  -  Президент
подписал приказ об увольнении Александра Ревко.
   Цой глядел перед собой ничего не выражающим взглядом.
   - А это что? - спросил Извольский, показывая на ящичек.
   - Подарок. Подарок по случаю десяти лет добрых отношений, связывавших
президента, Александра Феликсовича и меня.
   Зам  администрации  поднял  крышку,  и  Извольский  увидел  небольшой
вороненый пистолет, покоящийся между обитых розовым шелком стенок.
   Зам  администрации  резко  закрыл  ящичек.  Через  мгновение  за  ним
захлопнулась дверь в комнату отдыха.
   Извольский и Цой невольно переглянулись.
   Прошло еще пять минут, и в кабинете появился президент. В  руках  его
по-прежнему  была  бумага  об  образовании   "Федеральной   промышленной
компании".
   - Константин Кимович, - сказал он,  -  Вячеслав  Аркадьевич.  Если  я
услышу, что вы предпринимаете какие-либо  действия  друг  против  друга,
даже если кто-то спер у другого хоть макаронную  фабрику,  -  я  подпишу
этот указ. Вам все понятно?
 
*** 
 
   Когда Извольский и Цой вышли  из  здания,  был  уже  глубокий  вечер.
Погода стояла ясная и холодная, брусчатка Кремля блестела от изморози.
   Охранники  обоих,  если  не  считать   единственного   невооруженного
телохранителя Извольского, остались за Боровицкими  воротами,  и  теперь
Извольский и Цой  шли  по  мостовой  бок  о  бок,  ежась  от  непривычно
холодного ветра.
   Цой чувствовал себя неуютно без автоматов вокруг.  Извольский  глядел
куда-то вбок. Неприязнь между промышленниками была совершенно искренней.
Две недели сотрудничества не искупали шести месяцев смертельной  вражды.
Они уже были в десяти метрах от ворот, когда Цой промолвил вполголоса:
   - Кстати, Слава, я бы на твоем месте  сейчас  поехал  к  "Тиффани"  и
купил жене самые дорогие сережки, которые ты там увидишь.
   - Почему? - не понял Извольский.
   - Потому что если бы не разговор с Ириной Григорьевной, я бы тогда  к
тебе не приехал.
   Извольский некоторое время размышлял над ответом, а потом сказал:
   - Непременно куплю. Только ты знаешь, ей не нужны сережки.
   В глазах Цоя на мгновение вспыхнула какая-то жадная, звериная  тоска,
и Сляб понял, что кореец думает о собственной девушке.
   - Да, - сказал он, - ты прав, я совсем забыл, что твоей жене не нужны
сережки.
 
ЭПИЛОГ 
 
   Бывший   полномочный   представитель   президента   в   Южносибирском
федеральном округе Александр Феликсович Ревко пустил себе пулю в лоб  на
следующий день после скандальных исков в США и Швейцарии. Похороны  были
торжественные; из Кремля  прислали  венки  и  соболезнования,  однако  в
Москве шептались, что в пистолете  с  дарственной  надписью,  подаренном
Александру Ревко накануне отставки, был всего один патрон.
   Сергей Ахрозов покинул пост генерального директора  ФГУП  "Южсибпром"
спустя  примерно  месяц  досле  описываемых  событий.  К  этому  времени
гигантский государственный холдинг, одно время грозивший поглотить  едва
ли не половину самых процветающих предприятий Южной  Сибири,  сдулся  до
крошечной конторы, занимавшей две комнаты в  южносибирском  полпредстве.
Даже Конгарский вертолетный завод, который первым вошел в  холдинг  -  и
тот   вернулся   в   состав   промышленной   империи   Извольского,    а
привилегированные железнодорожные тарифы у "Южсибпрома" отобрали  еще  в
самом начале.
   На ГОК Ахрозов не вернулся. Официальной тому причиной был его перевод
в Москву, однако в губернии довольно громко шептались о его  привычке  к
героину.
   Ахрозов дважды ложился в клинику, однако единственное, что его  могло
по-настоящему вылечить, - это работа, а работы ему  никто  не  торопился
давать.
   Однажды, заехав в "Кремлевскую", Ахрозов встретил там  Настю  Черягу.
Он попросил ее поужинать вместе с ним, однако Настя сослалась на дела  и
уехала.
   На следующее утро Ахрозова нашли мертвым в его московской квартире.
   "Скорая" диагностировала смерть от передозировки героина.  Прощальную
записку самоубийцы изъяла служба безопасности AMК.
   Уголовное дело против Дениса Черяги  развалилось.  Некоторые  вещдоки
пропали, следователь Шевчук вдруг стал недоступен  для  комментариев,  а
через  две  недели  после  самоубийства  Александра  Ревко   похудевший,
измученный сокамерниками Самарин и сам вдруг изменил показания. На одном
из допросов он внезапно назвал заказчиком  всех  преступлений  покойно