ителю директора, который сдал
Цою всю информацию по шахте.
   Денис трижды встречался с Царандоем. Истории  с  побитым  Гусенко  он
никак не комментировал, а вместо того внятно объяснил Царандою, что тому
следует делать.
   Бизнес по продаже угля с шахты был устроен следующим образом.
   Сначала организовывалась фирма-однодневка.  Какой-нибудь  "Свиньин  и
сын" или "Собакин и кот". "Свиньин и сын" заключал с  шахтой  договор  о
поставке на шахту солярки, запчастей,  горючего  для  БелАЗов  и  прочей
мутотени. Шахта, в  оплату,  передавал  "Свиньину  и  сыну"  собственные
векселя. После этого "Свиньин и сын"  исчезал,  ничего  не  поставив,  а
векселя перед исчезновением он продавал одной из посреднических  контор,
принадлежавшей  Царандою  и  управлявшейся   Гришей   Епишкиным.   Этими
векселями контора платила за уголь, - и Гриша Епишкин так хорошо наладил
этот бизнес,  что  векселей  этих  у  него  скопилось  миллиона  на  три
долларов. То есть получалось, что не епишкинские конторы должны шахте, а
наоборот - шахта конторам, и векселя эти, как явные фантики,  Фаттах  не
счел нужным отнимать вместе с другими долгами.
   Денис с Епишкиным  объяснили  Царандою,  что  все  эти  векселя  надо
аккумулировать в паре-тройке незамаранных контор, и эти  конторы  должны
подать в арбитражный суд иск на предмет того, что их долги не включены в
конкурсную массу.
   - Как  только  арбитражный  суд  признает  этот  иск,  у  нас  станет
большинство в совете кредиторов, - объяснил Черяга. - Как только  у  нас
станет большинство в совете кредиторов, мы заключим мировое соглашение и
остановим процедуру банкротства. А как  только  мы  остановим  процедуру
банкротства, ты получишь деньги за акции.
   Фаттах Олжымбаев, разумеется,  отказался  включить  липовые  фирмы  в
число должников, но адвокаты Царандоя  подали  в  областной  арбитражный
суд, и тот вынес положительное решение.
   Денис тепло  поздравил  авторитета  с  этим  выдающимся  достижением,
сказал, что все идет по  плану  и  полюбопытствовал  -  много  ли  бабок
Царандой выплатил судье.
   - Ща, - сказал Царандой, - мы не лохи бабки платить! Мы этой бабе так
и сказали, если что не так будет - и ей вставим, и дочке засадим!
   И братки согласно захохотали.
   В  этот  момент  Денису  впервые  пришло  в  голову,  что  он  сильно
недооценил пещерный уровень своих союзников.
   Первоначальный шок, вызванный пребыванием Царандоя в тюрьме, прошел.
   Царандой хотел мстить. Он был убежден, что выпустили его  по  личному
распоряжению губернатора из-за услуг, оказанных  Царандоем  на  выборах.
Авторитет был не особенно умным и очень жестоким человеком, во всем  его
окружении никто не смел ему  перечить.  Иначе  бы  ему  объяснили  вещь,
внятную для всякого вменяемого стороннего наблюдателя.
   А  именно  -  что  трудовые  подвиги  братков,  угрожавших  судье  по
телефону, не имеют никакого отношения к решению арбитражного суда.  Игра
давно шла на другом - не бандитском - уровне, а пацанов  использовали  в
качестве разменных пешек и сигнальных ракет, - пусть противник  побегает
и понервничает, пусть помнит, что у Извольского есть в рукаве еще и эти,
сильно простуженные...
   Просто  полпред  Ревко  снял  со  швейцарских   счетов   "Южсибпрома"
некоторое количество наличных и приехал с ними в Москву, где и побывал в
парочке высокопоставленных кабинетов. После этого в те же самые кабинеты
вызвали председателя Черловского  арбитражного  суда  и  объяснили,  что
время губернаторского беспредела  кончилось,  и  что  ей,  председателю,
будет не так легко пройти аттестационную комиссию, ежели  она  не  будет
прислушиваться к мнению полпреда. Другие  полпреды  были  б  очень  рады
сделать то же самое, но в том-то и была прелесть положения,  что  другие
полпреды  апеллировали  исключительно  к   высокоморальным   гражданским
принципам и необходимости укрепления  вертикали  власти,  а  у  полпреда
Ревко был "Южсибпром" и Ревко мог вертикаль не только  укреплять,  но  и
подмазывать.
   Вслед за этим Ревко сходил в  еще  один  высокопоставленный  кабинет,
куда он занес не  только  свое  патентованное  средство  для  укрепления
вертикали, но и некую папочку,  содержащую  совершенно  удивительные,  а
главное,  правдивые  подробности  из  жизни  главы  черловского  РУБОПа.
Содержимого папочки хватило бы на  пять  романов  и  тройку  пожизненных
заключений.  Обитатель  кабинета  изучил  папочку   в   некотором   даже
ошеломлении и спросил Ревко, что, по мнению того, следует делать.
   Ревко ответил:
   - Назначь на это место Олега Самарина.
   - И что же Самарин сделает за эти  деньги?  Найдет  у  Цоя  героин  в
кармане?
   На что Ревко улыбнулся и ответил:
   - Не надо находить у Цоя героин. Извольский неплохой менеджер, но  он
сотрудничает с государством  до  той  поры,  пока  боится  Цоя.  Если  у
государства нет способа поставить их всех к стенке, мы должны хотя бы не
мешать жрать им друг друга.
   И в результате этой  мудрой  сентенции  майор  Олег  Самарин  получил
полковничьи звездочки и впридачу -  пост  начальника  всего  черловского
РУБОПа.
   Самарин  и  Черяга  общались  часто:  иногда  Черяге  даже  удавалось
затащить  Самарина   в   казино   "Версаль",   принадлежавшее   блатному
коммерсанту Грише Епишкину, тому самому, который и обдирал раньше шахту,
как липку. Казино недавно сгорело, и теперь  функционировал  только  его
нижний этаж, с рестораном и парой игровых столов. И  чем  больше  Черяга
узнавал Гришу, тем больше тот ему нравился. Несмотря на  свое  уголовное
происхождение, Гриша был человек веселый и, в некотором смысле, честный.
Он ни разу  не  пообещал  Черяге  невозможного,  всегда  подавал  крайне
разумные советы, и при этом  совершенно  не  старался  лезть  ахтарскому
вице-президенту в душу. Двумя существенными недостатками Гриши было  то,
что на любую встречу он опаздывал на сорок минут и пил много и шумно.
   За неделю до арбитражного суда Денису  позвонил  Фаттах  Олжымбаев  и
предложил встретиться. Денис любезно назначил встречу на  одиннадцать  в
полпредстве, где "Южсибпрому" были отданы несколько  комнат  на  седьмом
этаже.
   Полпредство располагалось  в  семиэтажном  конструктивистском  здании
конца двадцатых, выстроенном знаменитым Лаврентьевым на месте  снесенной
церкви Николая-угодника прямо в центре черловского Кремля.
   Здание раньше было отдано  под  дворец  пионеров,  а  реально  -  под
бандитские фирмочки, платившие аренду  Анастасу  Когда  полпред  захотел
забрать его себе, губернатор устроил детские демонстрации протеста.
   Полпред к демонстрациям прислушался и от дворца  пионеров  отказался,
но по какому-то  странному  совпадению  в  ближайшие  несколько  месяцев
полдесятка бандюшат из числа арендаторов оказались за  решеткой,  причем
занималось ими местное управление ФСБ. После ареста  бандюшат  почему-то
спрашивали не столько об их бизнесе, сколько  о  том,  кому  и  как  они
платят за аренду.
   Вскорости полпред снова занял дворец пионеров, и на этот раз  никаких
детских демонстраций не было; бандюшат кого повыпустили, кого  оставили.
При  этом  шептались,  что  выпущенные  не  только  поспешно  освободили
помещения, но и внесли  значительную  сумму  на  ремонт  роскошного,  но
престарелого особняка.
   В результате ремонт обошелся казне в удивительно скромную сумму.
   Впрочем, и  сам  ремонт  был  вполне  аскетичен.  Полпред  ничего  не
перепланировал в здании, а лишь снес фанерные перегородочки, налепленные
скороспелыми бандюшатами на строгую коммунистическую планировку, - и тем
самым  восстановил  первоначальный  облик  дома  будущего,  возведенного
семьдесят лет тому назад на месте взорванного храма.
   Одним из первых уроков, преподанных Денису Слябом, было - никогда  не
разговаривать с противником один на один. Гораздо лучше, если  вас  двое
или больше - тогда всегда есть время  обдумать  ответ,  да  и  численное
превосходство - немаловажная вещь, хотя бы  на  подсознательном  уровне.
Поэтому Денис позвал с собой на встречу Ахрозова.
   Олжымбаев приехал ровно в одиннадцать.  Наверное,  Цой  учил  его  не
хуже, чем Извольский - Дениса. Вместе с Фаттахом в кабинет вошел Анастас
в белой футболке с двумя аристократически сплетенными "А"  на  кармашке.
Накачанные плечи Анастаса  покрывал  ровный  загар,  на  левом  запястье
сидели часы "Зильберштайн" из белого  золота,  и  ногти  губернаторского
любимчика были тщательно наманикюрены и покрыты неярким лаком.  От  него
пахло дорогой туалетной водой.
   Олжымбаев, одетый, несмотря на летнюю жару,  в  безукоризненно  белую
рубашку и серовато-желтый пиджак от Армани, оглядел более  чем  скромную
переговорную в поисках сиденья, сооветствующего его статусу и пиджаку, а
потом беззаботно придвинул к себе колченогий канцелярский  стул  и  сел.
Анастас, болтая ногами, угнездился на подоконнике.
   - Итак, господа, о чем речь? -  спросил  Денис.  Фаттах  улыбнулся  и
развел руками:
   - Воевать не хотим, Денис Федорович.  Мы  вообще  никогда  не  хотели
войны.
   Мы всегда хотели мира.
   - Хорош мир, - сказал Ахрозов, - шахту отобрали, а туда же, мириться.
   Фаттах недоуменно улыбнулся и посмотрел на Дениса, как бы ища у  него
поддержки.
   - Мы и не собирались отбирать у вас шахту, - сказал Фаттах, -  просто
нам эта шахта была нужна, а продавать вы  ее  не  хотели.  Мы  и  сейчас
согласны ее купить.
   - И ваша цена?
   - Восемь.
   - Раньше вы предлагали меньше, - сказал Денис.
   - Раньше у вас было тридцать процентов, а  теперь  мы  готовы  купить
контрольный пакет.
   - Это слишком мало за контрольный пакет.
   - И сколько ж ты хочешь?
   - Давай позовем аудиторов. Они посмотрят баланс. Оценят компанию.
   Фаттах оскалил белые зубы.
   - Денис, ты чего  гонишь?  Какие  аудиторы?  Аудиторы,  это  когда  в
лохотрон играют. Фонду какому-нибудь продают. Американскому.
   Денис впервые слышал такое определение аудитора, хотя  в  принципе  в
России оно соответствовало действительности.
   - Эта шахта меченая, - сказал Фаттах, - ее гонят  по  полю.  Ни  одна
меченая компания не стоит больше,  чем  деньги,  которые  из  нее  можно
отжать за год. Из этой шахты можно отжать восьмерку.
   - Эта сумма не обсуждается.
   - Хорошо, тогда заплатите вы восемь нам.
   - За что?
   - За кредиторку .
   - Почему мы должны платить за то, что у нас украли?
   Олжымбаев засмеялся.
   - Денис, смотрите. У вас было тридцать процентов шахты. Теперь у  вас
девяносто два процента. Шестьдесят два вы купили  у  Царандоя  и  Гриши.
Так?
   - Без комментариев.
   - Вы считаете, что ваши тридцать стоят больше восьми. Значит,  пакет,
который вы купили, стоит  больше  шестнадцати.  Вам  он  достался  почти
даром.
   Получается, вы заплатили нам  восемь,  а  купили  за  это  шестьдесят
процентов акций. Минус долги. Мы же на вас работали, Денис! Мы  для  вас
шахту от долгов очистили и акционеров к вам на флажки загнали.
   - Спасибо за самоотверженный труд, - усмехнулся Ахрозов.
   И тут голос впервые подал Анастас:
   - Сергей Изольдович, - сказал Анастас, - мне  кажется,  вражда  между
вашими группами зашла слишком далеко. Папа  недоволен.  Зачем  обострять
ситуацию?
   - Зачем? - вскочил с места Ахрозов, - да затем, что...
   - Тише, - сказал Денис, - это была наша шахта, и она останется нашей.
У  нее  были  долги.  Долги  мы  готовы  выкупать.  Цифра  "восемь"   не
обсуждается.  Другие  ваши  предложения,  Фаттах  Абишевич,  мы   готовы
выслушать.
   Когда  Анастас  и  Фаттах  покинули  кабинет,  менеджеры  Извольского
хлопнули друг друга по рукам.
   - Yes! - сказал Денис, - мы сделали это!
   -  Ребята  струсили.  Ребята  нервничают.  Из  ребят  пошел  сок,   -
прокомментировал Ахрозов.
   Денис протянул ему трубку, чтобы он первым позвонил Славке.
 
*** 
 
   Денис встречался с Фаттахом еще несколько  раз.  Казах  дергался  все
больше и больше. Сумма выкупа, которую "Сибирь" просила за шахту,  упала
с восьми миллионов долларов до шести, потом до пяти с  половиной;  потом
до четырех.
   Наконец Фаттах назвал цифру "три". Это были вполне  разумные  деньги.
По сути, они ненамного окупали затраты, которые понесла  сама  "Сибирь",
но все-таки позволяли Цою не потерять лицо. Никто б  не  сказал  в  этой
ситуации, что Цой вынужден был бежать с поля сражения, разбитый наголову
В конце концов, Фаттах был прав: можно было очень спокойно заявить,  что
никакой ссоры между Извольским и Цоем не было, а просто  Альбинос  помог
Слябу развести мелких бандитов и получил за это небольшое, но  достойное
вознаграждение.
   Полпред  Ревко  знал  о  переговорах,  но  относился  к  ним   вполне
нейтрально.
   Он несколько раз  повторил  Черяге,  что  не  его  задача  -  плодить
промышленные конфликты в регионе.  Полковнику  Самарину  о  переговорах,
разумеется,  никто  ничего  не  говорил,  и  поэтому   начальник   РУБОП
самоотверженно копал дрянь на Анастаса и Фаттаха, не подозревая, что его
спонсоры в любой момент могут сказать ему "стой!".
   Но что самое странное -  против  был  Извольский.  Денис  не  понимал
причин, но всякий раз, когда Черяга приносил Извольскому новый  и  новый
вариант вполне почетного мира,  в  глазах  стального  короля  вспыхивало
тусклое раздражение.
   Наконец  Фаттах  назвал  цифру  в  два  миллиона,  и  на  этой  цифре
Извольский сломался.
   - Хорошо, - сказал он Денису с Ахрозовым, - пусть Костя мне позвонит.
   Костя, разумеется, так и не позвонил; зато Сергею Ахрозову  позвонили
из приемной губернатора области и попросили приехать в субботу к четырем
вечера в губернаторскую резиденцию.
 
*** 
 
   Резиденция  губернатора  Орлова  располагалась   на   пяти   гектарах
соснового леса в излучине реки Выкса. Был жаркий июльский день; трава  в
степи выгорела на солнце, и над  стоящим  в  котловине  городом  плавало
грязное марево. Здесь, в резиденции, было почти  прохладно,  на  зеленом
газоне возле мраморного бассейна  журчала  поливалка,  и  вокруг  нее  в
воздухе, как нимб, парила маленькая радуга.
   Еще  в  машине  Ахрозов  услышал,  что  губернатор  облетает  дальние
колхозы, и настроился ждать. Но ждать не  пришлось:  пятнистый  охранник
провел его в роскошную комнату,  всю  заставленную  вычурной  мебелью  и
зеркалами до пола. Между зеркалами на вешалках висели дамские  платья  в
целлофановых обертках. Через мгновение в  комнате  появился  Анастас,  в
летних  холщовых  брюках  и   безрукавке,   подчеркивавшей   безупречную
мускулатуру. От Анастаса приятно пахло "Кристианом Диором",  ногти  были
тщательно наманикюрены.
   - О, Сережа! - сказал Анастас, - а папа-то улетел! Слушай, я с  тобой
хотел поговорить, а в "Версале" в семь поет Нина. Жалко,  там  Кости  не
будет.
   Зато будет Фаттах, Костя его попросил все обеспечить. Пойдешь?
   Нина была любовница Цоя.
   - Пойду, - сказал Ахрозов. Анастас захлопал в  ладоши.  Потом  быстро
посерьезнел и, улыбаясь, сказал:
   - Сереж, ты меня в дурацкое положение  ставишь.  Я  Фаттаха  до  двух
лимонов опустил. Я! Чтобы вы с папой помирились! Все за, Денис за,  Сляб
за, а ты против.
   Ахрозов украдкой покосился на дамские наряды и на  сверкающий  летний
день за окном.
   - Мое слово, - сказал Сергей, - ничего не решает. Я так понимаю,  что
Извольский согласен. А все остальное не имеет значения.
   Анастас кокетливо поправил коротко подстриженную челку.
   - Но ты-то против?
   - Мы акционеры.  У  нас  отобрали  собственность.  Почему  мы  должны
платить вору, чтобы он ушел из квартиры?
   Анастас бросился в кресло напротив Ахрозова и доверительно перегнулся
через столик.
   - Слушай, Сережа, какие  акционеры?  Акционеров  в  России  нет.  Вот
компания, да? В ней есть доли. У тебя есть доля,  потому  что  ты  купил
акции. У Славы твоего доля, потому что он твой хозяин. И  у  папы  доля,
потому что он папа. Это его область. Вот Костя это понимает, Фаттах  это
понимает, а вы нет.
   Вы не соглашаетесь отдать папе его долю, но вы же вместо этого тащите
нового дольщика. Ревко.
   - Анастас, - спокойно сказал Ахрозов, - если в здании сидели  бандиты
и платили тебе за крышу, это еще не значит, что твою долю получил кто-то
другой.
   Это значит, что в здании сидит "Южсибпром" и продает вбелую вертолеты
для Анголы.
   Тут в дверь постучались.
   - Войдите, - крикнул Анастас. На пороге образовался  молодой  крепкий
паренек с целым ворохом платьев.
   - Повесь сюда, - распорядился Анастас, ткнув  пальцем  в  направлении
вешалок.
   Паренек повесил платья и удалился.
   Анастас снял одно из платьев, - нечто белое  и  воздушное,  перевитое
черной полосой.
   - Как тебе? - спросил Анастас, снова поправляя челку.
   - Никак, - сказал Ахрозов, - я в этом разбираюсь, как ты  в  шагающих
экскаваторах.
   Анастас рассмеялся, повесил платье на место и сел на кончик стола.
   - Зря ты так, - сказал Анастас, - ты же этой  драке  спасибо  сказать
должен. Если б не она, тебя б Извольский давно с завода выгнал. Это  все
знают.
   Тебя же взяли на одноразовую работу, авгиевы конюшни почистить.
   Ахрозов страшно побледнел. Он взял было бутылку,  чтобы  налить  себе
воды, но потом передумал пить что-либо в этом месте и  поставил  бутылку
на столик.
   Анастас озабоченно посмотрел на дорогие часы белого золота.
   - Уже пора. Ничего, если я переоденусь?
   Ахрозов пожал плечами. Анастас снял с правого запястья тонкий золотой
браслет и стал расстегивать рубашку.
   - Я создал платье, - сказал Анастас, - такой мой ремикс на нью-лук.
   Знаешь, сиськи наружу, плечи обнажены. Получилось  перфектно.  Юбочка
колоколом, на тонком  замшевом  поясе  маленькая  сумочка-кошелечек,  со
стразами. Подкладка из тончайшего  шелка,  аристократически  массажирует
нежную кожу. Висело  оно  в  Куршавеле,  там  есть  сумасшедшая  русская
княгиня, продает русских в бутике. А потом я его вижу на Нине.
   Анастас расстегнул рубашку и бросил  ее  на  пол.  Ахрозов  напрягся.
Анастас поднялся со  стула  и  скрылся  в  соседней  комнате.  Дверь  ее
осталась открытой, и слова Анастаса были хорошо слышны сквозь шум душа.
   - И когда я приезжаю в Куршавель, я захожу в этот  бутик,  и  княгиня
мне говорит, ой, Стасик, а ваше платье уехало  в  Россию,  его  какой-то
молодой красавец русский купил своей жене. И я очень  удивляюсь,  потому
что Альбинос не молод и не красавец, и я прошу принести  реестр,  и  там
чек и подпись "Олжымбаев". Смешно, правда?
   Анастас появился на пороге комнаты. Ахрозов остолбенел.  Анастас  был
совершенно гол. На ровной загорелой  коже  блестели  капельки  от  душа.
Ахрозов невольно залюбовался превосходно накачанным телом.
   Словно не обращая внимания на директора, Анастас  пересек  комнату  и
небрежно сорвал с вешалки мужскую рубашку. Накинул ее на  себя,  потянул
висящий рядом галстук. Потом обернулся к Ахрозову.
   - Слушай, Сережа, что у тебя за селедка на шее? На, возьми мой.
   Ахрозов не пошевелился, когда Анастас присел перед ним на корточки  и
начал развязывать галстук Ахрозова. От молодого, сильного тела  Анастаса
пахло свежестью и дорогими тренажерами, и весь он был гибкий, нежный,  с
какой-то кошачьей притягательностью. Ахрозов, надо признаться,  пребывал
в совершенном охренении. Он ощущал  почти  животный  магнетизм  молодого
парня и чувствовал себя, как кролик перед удавом.
   - Слушай, а что у  тебя  за  одеколон?  Хороший  одеколон?  -  сказал
Анастас  и  притиснулся  носом  к  его  щеке.  Через  мгновение  Ахрозов
почувствовал губы Анастаса у себя на шее.
   Ахрозов вскочил, да так, что стул, на котором сидел Сергей, полетел в
одну сторону, а Анастас, - в другую. Не оглядываясь, Ахрозов вылетел  из
кабинета пулей. Дверь захлопнулась за ним с пушечным грохотом.
   Полуголый Анастас сидел на ковре и смотрел  ему  вслед,  и  выражение
лукавого кокетства на его лице постепенно сменилось нестерпимой обидой.
 
*** 
 
   За  два  дня   до   заседания   совета