ов возведенной за ночь полуметровой
насыпью.
   Ахрозов  как  раз  обсуждал  с  инженерами   возможность   обеспечить
дополнительный аварийный сток с нижних дамб, когда охранник протянул ему
телефон.
   - Слушаю, - сказал Ахрозов.
   - Привет, Сережа. Это Фаттах. Я на Богоявленке. Тут у меня все Белазы
поотбирали и личный "крузер" впридачу Ты учти,  что  все  счета  я  тебе
выставлю.
   За ущерб, понял?
   Ахрозов размахнулся и швырнул  мобильник  в  воду.  К  дамбе,  пятясь
задом, съезжал очередной КамАЗ.  Водитель  остановился  за  полметра  до
воды, явно намереваясь опростаться в сравнительной безопасности. Ахрозов
бросился к водителю:
   - Подгони его ближе! - заорал директор, - в воду его загони, в воду!
   - Мне жизнь дорога, - прокричал водила. Ахрозов в ярости  выматерился
и выхватил из кармана пистолет, - Ну!
   Водитель круглыми глазами смотрел на директора. Это был  молодой  еще
парень, лет двадцати, всю ночь он не  спал,  и  соображал  сейчас  очень
плохо. Он выключил зажигание и дернул  за  рычаги  управления,  и  кузов
КамАЗа начал медленно подниматься вверх. Ахрозов выстрелил.
   Пуля пробила боковое  стекло,  не  задев  водителя.  Тот  завизжал  и
порскнул из кабины прочь.
   Ахрозов прыгнул за руль прежде, чем кто-то успел его  остановить.  Он
врубил задний ход, и КамАЗ медленно сполз в  промоину,  задирая  тяжелый
кузов.
   Вскрыша из карьера с грохотом посыпалась в  поток,  низвергающийся  в
соседний пруд. КамАЗ разгрузился за сорок секунд; кузов  медленно  пошел
вниз.
   Машина, полегчавшая  на  четыре  тонны,  стояла  по  брюхо  в  грязи;
огромный пруд с зеркалом воды пятьсот на пятьсот метров  давил  на  нее,
вытекая через промоину со скоростью четыре кубометра в секунду.
   Спустя мгновение после того,  как  Ахрозов  врубил  первую  передачу,
выдираясь из придонной грязи, вода подхватила КамАЗ  и  потащила  его  к
краю дамбы.
   Все произошло настолько быстро, что  никто  ничего  не  понял.  КамАЗ
сначала бросило набок, а потом поволокло к обрыву Мгновение -  и  задние
колеса машины повисли над шестиметровым  обрывом.  Еще  через  мгновение
КамАЗ рухнул вниз, ударился о дамбу и медленно сполз в пруд.
   Ахрозова бросило вперед еще на дамбе, когда КамАЗ опрокинулся  боком.
Он ударился о руль и потерял сознание.
   Очнулся он спустя несколько секунд. Он лежал на  сиденье,  и  рулевая
колонка плотно прижимала ему грудь. Сквозь немытое  стекло  водительской
кабины Ахрозов увидел белесое небо, сыпавшее жидким дождем.
   Внутри машины что-то хрупнуло, КамАЗ развернулся и сполз еще полметра
вниз. Он лежал у основания дамбы, завалившись на ребро и высунув из воды
наполовину затопленную кабину, как  цирковой  тюлень  высовывает  черную
головку в надежде, что его накормят рыбой.
   Ахрозов попытался встать, но рулевая колонка не пускала его. В  груди
саднило. Сергей закашлялся, и его вырвало, прямо в серую  взбаламученную
воду, все выше поднимавшуюся в кабине.
   Потом Сергей глянул вверх и  заметил,  что  состояние  плотины  резко
изменилось. На глазах крошилась бетонная кладка. Сквозь трещины брызгали
струйки воды. Происходило то, чего Ахрозов  опасался  с  самого  начала.
Плотина гибла - не частично, не сверху, а вся. Ее полное разрушение было
делом десяти-пятнадцати минут.
   Ахрозов внезапно вспомнил голубой пруд  в  резиденции  губернатора  и
улыбающегося, полуобнаженного Анастаса. "Надо  любить  жизнь,  -  сказал
Анастас, улыбаясь, - давай я научу тебя жить, Сережа". Потом  перед  ним
появилась Настя.
   Она стояла, в своей короткой юбочке, у края Богоявленской плотины,  и
обрывала с кустов ежевику. Она тоже любила жить. Сергей очень  надеялся,
что Настя и его научит жить. "Я не умею жить, - подумал Ахрозов, -  черт
побери, я никогда не умел жить. И бог с ним. Пусть Цой подавится  своими
пленками".
   Боль и усталость куда-то прошла. Сергею было хорошо, так хорошо,  как
давно не было в жизни. Когда-то, давным-давно, такой кайф давал героин.
   Ахрозов внезапно понял, что он очень, очень давно устал.  И  что  ему
надо отдохнуть. Отдых был совсем близко,  и  в  глубине  взбаламученного
озера, куда вода волокла многотонный КамАЗ, смеялись белокожие русалки с
глазами Насти.
   Чей-то кулак рассадил стекло, и голос сверху заорал:
   - Чего расселся!
   Ахрозов поднял голову и увидел вверху перекошенное лицо Черяги.
   Русалочий  смех  затих,  его  сменил  шум  воды   и   грохот   машин,
столпившихся где-то на берегу - Руку давай, - орал Денис.
   - Оглянись, - сказал Ахрозов.
   Денис обернулся. Вверху,  над  ветровым  стеклом,  тело  плотины  шло
трещинами. Землю пучило, из нее хлестали потоки воды.
   - Меня зажало, - сказал Ахрозов. - Уходи.
   Денис грязно выругался и спрыгнул вниз. В руках его был лом,  и  этим
ломом Денис крепко и страшно саданул по рулевой колонке. Ахрозов чуть не
потерял сознание от боли.
   В кабину спрыгнул еще кто-то, кажется, это был шофер Ахрозова,  Саша,
и начал охаживать колонку топором. За Сашей, словно хвост  за  воздушным
змеем, вился оранжевый страховочный трос.
   КамАЗ еще немного съехал по откосу вниз. Дверь машины распахнулась  с
другой стороны.
   - Зафиксируй ее! Зафиксируй, чтоб не унесло! - орал  Денис.  Он  орал
что-то еще. Ахрозов никогда в жизни не  подозревал,  что  вице-президент
холдинга умеет так материться.
   От колонки во все стороны летели куски. Наконец Денис выворотил ее  с
корнем. Кто-то пристегнул к поясу Ахрозова карабин с  оранжевым  тросом.
Кто-то выволок его наружу. В последнюю секунду Ахрозов заметил,  что  он
стоит на капоте, а сверху, по  всей  длине  плотины,  словно  расколотой
гигантским топором, на них рушится  вал  воды.  Вместе  с  валом  летели
железные балки и полутораметровые  куски  разорванного,  как  пенопласт,
бетона.
   - Прыгай! - заорал Денис и прыгнул первым, увлекая Ахрозова за собой.
   Ахрозов прыгнул и погрузился по пояс. Его потащили к берегу, за трос,
как попавшую на крючок щуку Ноги Ахрозова скользили по  жидкой  грязи  и
утлым осенним кустикам. Один раз он оскользнулся и проехал  полметра  на
брюхе. За спиной грохотал водопад из бетона и шлама.
   Ахрозов снова запнулся, кто-то рванул его за  шиворот  и  вытащил  на
дорогу.
   Ахрозов выпрямился, уцепившись за плечо Дениса. Дамбы больше не было.
   Вода летела вниз, обдирая за собой остатки дамбы, как  штукатурку  со
стен.
   Ахрозов впервые видел плывущий бетон и плывущие железные балки.
   Ахрозов прикинул. Еще двадцать минут - и волна снесет следующую дамбу
Через следующие двадцать волна дойдет до дамбы, запирающей  Протоку  Еще
двадцать  пять-тридцать  минут  ей  понадобится,  чтобы   добраться   до
Богоявленской плотины. Пятнадцать - до Нижнесушинской. Нахаловка на  том
берегу.
   Павлогорск чуть выше.
   Егорьевка и Богоявленск в двадцати километрах. Хладокомбинат.
   Фаттах Олжыбмаев, который  выставит  комбинату  царский  счет.  Глава
администрации,  который  прибавит  к  этому  счету  единицу  в   начале.
Губернатор, который прибавит к нему ноль в конце.
   Поселок Акантуй и Нижнесушенка за последней плотиной.
   Ахрозов протянул руку, и его шофер Саша положил в нее рацию.
   - Полковник Корягин на связи, - сказал Саша.
   - Это Сергей, - сказал Ахрозов, - у нас прорвало плотину Взрывай все.
   Сначала внизу, потом вверху Немедленно. Как понял?
 
*** 
 
   Верхнюю плотину снесло в восемь тридцать утра, и почти  сразу  же,  с
разницей в восемь минут,  полковник  Корягин  отдал  команду  на  подрыв
Нижнесушинской и Богоявленской.
   Нижнесушинская плотина была не так велика  и  вмещала  около  четырех
миллионов кубометров воды. Богоявленка была чуть больше.
   Основной удар воды принял на себя Акантуй,  расположенный  на  левом,
пологом берегу. Тамошний начальник ГУ ЧС достаточно серьезно  отнесся  к
своим обязанностям. Из вероятных мест затопления были  эвакуированы  все
люди, а здания в большинстве мест успели защитить гравием  и  мешками  с
песком. Серьезно пострадала прибрежная пятиэтажка, да  не-меряное  число
машин и курей.
   Богоявленск зацепило сильней.  Основные  силы  там  были  брошены  на
защиту хладокомбината, выстроенного, как на грех,  в  сорока  метрах  от
кромки воды. На западной окраине  городка  слизнуло  почти  все  гаражи,
повалило высоковольтную линию электропередач  и  размыло  два  километра
железной дороги.
   Первая волна, ударившая в Богоявленск, была невысока - в полметра.
   Вторая волна пришла через пятьдесят минут. Она вобрала  в  себя  семь
миллионов тонн шламовой взвеси из верхнего шламохранилища, и еще пять  с
половиной миллионов тонн из нижних прудов. Первый ее  удар  пришелся  по
Нахаловке; волна в этот момент достигала высоты два метра.
   Защитная полутораметровая дамба ослабила волну, но все равно удар  ее
был ужасен. Вода промчалась по  Нахаловке,  смахивая  подвернувшиеся  по
пути заборы и сараи. Один из домов, с бетонным основанием, волна вырвала
с корнем, и протащила его вместе с фундаментом на  сто  метров.  Играючи
развалило старый заброшенный склад (мэр  впоследствии  написал,  что  на
складе хранилось 700 тонн горючего), смыло бензоколонку и  мало  что  не
выворотило одну из опор автомобильного моста через Туру.
   В Богоявленск вторая волна пришла  уже  сильно  ослабленной,  в  метр
высотой. Она положила  на  землю  пятиэтажку,  уже  покосившуюся  от  ее
предшественницы, но так и не смогла ничего сделать с хладокомбинатом.
 
*** 
 
   Ахрозов руководил работами до двенадцати дня, когда стало  ясно,  что
основная  волна  ушла  вниз  по  реке  и  больше  не  способна   нанести
существенных повреждений. Дождь перестал; вода в Нахаловке держалась  на
уровне пятьдесят сантиметров и быстро спадала. По поселку плавали бревна
и дохлые куры. Бетон и железо больше не плавали. Они осели на дно.
   Железнодорожный мост уцелел, однако вода размыла почти три  километра
путей. Автомобильный мост был в аварийном  состоянии.  Электричества  не
было, однако высоковольтная ЛЭП-500, проходившая в  пяти  километрах  от
Павлогорска к Северному Казахстану, почти не  пострадала.  Сдох  сначала
телефон, а потом и сотовая связь.
   Эвакуированных жителей  Нахаловки  разместили  в  городской  школе  и
спорткомплексе. Счет пропавших перевалил за  три  десятка,  трупов  пока
было в наличии только четыре, но не подлежало сомнению, что этого  добра
будут вылавливать еще и еще.
   Десяток  раненых  погрузили  на  заводской  вертолет  и  отправили  в
ЧерловскхЗа все время катастрофы  павлогорское  начальство  не  проявило
никаких признаков жизни; участие мэра в ночном кошмаре проявилось только
в том, что он приказал Ахрозову не сеять панику.
   В половине третьего к городу,  отрезанному  от  мира,  прилетели  два
вертолета МЧС. На борту одного находилась  съемочная  группа  черловских
"Вестей".
 
*** 
 
   Ахрозов вышел  их  встречать,  жуя  на  ходу  вчерашний  пирожок.  Он
протянул руку командиру отряда, потом  закашлялся,  поперхнулся,  и  его
начало долго, мучительно рвать.
   - Сережка, что с тобой?
   Ахрозов тяжело сел на землю.
   - Все нормально, - сказал Ахрозов. И потерял сознание.
   Спустя двадцать минут, когда  Ахрозова  отнесли  в  первую  городскую
больницу,  измотанные  врачи  констатировали  сотрясение  мозга  средней
тяжести,  внутреннее  кровотечение  и  смещение  позвонков.   К   вечеру
температура Ахрозова была сорок и два. Он пришел в  себя  только  затем,
чтобы назначить Гришу Епишкина исполняющим обязанности директора.
 
*** 
 
   Звонок о наводнении застал Константина Цоя в Гонконге,  где  Альбинос
договаривался о  регулярных  поставках  стального  проката.  Звонил  сам
губернатор: он  был  в  истерике,  и  визгливые  интонации  Орлова  живо
напомнили Цою о сексуальной ориентации главы области.
   - Там затопило все, - орал губернатор, - там семнадцать трупов!
   Пол-Павлогорска, мостов нет, света нет, все в шламе этом ихнем, как в
дерьме!
   Вы обещали, что выкинете их к концу недели,  а  знаете,  что  говорит
МЧС? Они говорят, что это из-за электричества, насосы то включались,  то
выключались, вот дамбу и доконало!
   - А Богоявленская плотина? - спросил Цой. - Ее прорвало?
   - Ахрозов ее взорвал! К  чертовой  матери,  ее  и  Нижнесушинку!  Это
катастрофа!
   - Напротив, Алексей Геннадьевич, - сказал Цой, - это подарок судьбы.
   Разве вы не поняли, что ГОК теперь в наших руках?
 
*** 
 
   Спустя  три  часа  губернатор  Орлов  созвал  журналистов  и   сделал
сенсационное заявление:
   - Авария  на  ГОКе  была  вызвана  предельной  некомпетентностью  его
руководства, хищническим подходом к эксплуатации природных ресурсов.  Мы
создали специальную  комиссию  для  подсчета  ущерба,  нанесенного  этой
аварией экономике области. Мы призываем всех граждан,  пострадавших  при
аварии, обращаться  в  эту  комиссию.  Администрация  города  и  области
намерена взыскать всю сумму ущерба с владельцев ГОКа, и, в случае отказа
от  ее  выплаты,  мы  обратимся  в  суд  с  заявлением   о   банкротстве
Павлогорского горно-обогатительного комбината.
 
*** 
 
   Денис улетел из Павлогорска спустя  два  дня,  на  вертолете.  Других
способов сообщения с внешним миром у города не было.
   Через час Денис приземлился в Ахтарске, а еще через пятнадцать  минут
подъехал к Сосновке.
   Было чудесное  осеннее  утро:  вдоль  степной  дороги  лежала  легкая
изморозь, солнце,  высоко  стоявшее  в  небе  во  время  полета,  теперь
снизилось и только выкатывалось из-за холмов. Черепичные кровли нарядных
коттеджей были словно глазурью  покрыты  замерзшей  росой,  охранники  в
чистеньком камуфляже козырнули Денису, когда его черный "гелендва-\ ген"
нырнул в поспешно раздвинувшиеся ворота поселка.  Казалось  невероятным,
что за двести кило-метров отсюда такое же осеннее утро потонуло в разоре
и грязи.
   По случаю воскресенья Извольский был дома: он только что  покончил  с
завтраком и теперь ждал Дениса в большой гостиной. Двусветная зала  была
отделана мрамором и бронзой; две  пальмы  задумчиво  шевелили  листьями,
похожими на зеленые растопыренные пятерни, и  в  другом  конце  гостиной
пылал камин.
   - Был сегодня на ГОКе? - спросил Извольский.
   - Вчера был.
   - Ну и что?
   - Ничего. Воду  откачивают.  Насосы  все  сдохли.  Экскаватор  кверху
брюхом плавает.
   Извольский долго молчал. Потом сказал:
   - Я не могу ходить по одной земле с Цоем.
   Денис почувствовал, как где-то внизу  живота  нарастает  ком  липкого
страха.
   - Ты не мог бы выразиться яснее? - спросил Денис.
   Извольский стоял абсолютно неподвижно. Тишина в гостиной  такая,  что
Денис слышал, как тикают его наручные  часы.  Они  тикали,  наверное,  с
полминуты, прежде чем Извольский сказал:
   - Я выразился предельно  ясно,  Денис.  На  ГОКе  погибли  семнадцать
человек.
   Их убил Константин Цой.
   Если когда-нибудь в жизни Денис был ошарашен приказом Извольского, то
именно  в  этот  раз.   Сляб   дал   вице-президенту   своего   холдинга
недвусмысленный приказ - убить Альбиноса.
   И  он  это  сделал  тогда,  когда  все  вокруг  и  так  густо  воняло
уголовщиной, а самого Дениса черловские СМИ -  и,  что  гораздо  важнее,
черловские милиционеры, - впрямую подозревали в организации  по  крайней
мере трех убийств, связанных с конфликтом.
   С технической точки зрения убийство Цоя, действительно, предоставляло
массу преимуществ. Подобно Извольскому, Цой был  совершенно  незаменимой
деталью своей империи: той осью, вокруг которой вращалось колесо.
   Плюсом тут было то, что Цой был фигурой  совершенно  неизвестной  для
публики, даже еще более, чем Извольский. Он  ни  разу  не  появлялся  на
телеэкране, ни разу не давал интервью, и  если  какому-нибудь  фотографу
удавалось его снять на правительственном празднике, который Цой  посещал
по  долгу  службы,   то   в   газету   потом   приезжал   немногословный
пресс-секретарь концерна "Сибирь",  платил  деньги  и  забирал  с  собой
негатив.
   Это значило, что киллер - даже очень высокого  класса  -  понятия  не
будет иметь, кто такой Константин Цой. А стало быть,  не  поймет,  какая
опасность угрожает ему самому после гибели Цоя.  Ибо  точно  также  было
совершенно ясно, что шум после  смерти  Цоя  поднимется  невероятный,  и
киллер должен быть мертв раньше, чем сообразит, кого он убил.
   Был и еще один положительный момент. Несмотря на то, что склока между
Извольским и Цоем переросла уже все мыслимые пределы и  заполняла  собой
все черловские, сибирские и общероссийские СМИ - Извольский  был  отнюдь
не единственным человеком, имевшим к Цою такой счет, который обыкновенно
оплачивают из автоматного рожка.
   Цой пер по  жизни,  как  бронетранспортер,  подхватывая  любые  плохо
лежащие заводы и пачками выкидывая директоров из окошек. Мудрено ли было
нарваться? Так что, если акция будет удачной,  то  Извольский  с  полным
правом сможет развести руками и подосадовать: мол, мало ли  у  Цоя  было
врагов? А если мы были самые крупные, так мы же и самые  цивилизованные.
Мало ли какой отморозок воспользовался нашим конфликтом и утолил за  наш
счет свою жажду мести?
   Более того. Извольский мог отдать приказ в порыве  ярости,  -  но  он
приказал лишь то, что долго и логично обдумывал. Кто становился во главе
группы "Сибирь" со смертью Цоя? Его младший партнер Фаттах Олжымбаев.  А
на кого работал Фаттах последние несколько месяцев? На Извольского.
   И компромата на Фаттаха было так много, что даже со смертью Цоя он не
обесценивался. Ведь в живых оставался Бельский. И если Фаттах  не  будет
работать на  Извольского,  сдав  ему  почти  все,  что  стояло  на  кону
(объяснить это было нетрудно, - ребята, у  нас  тут  такое,  нам  не  до
войны, свое б не потерять), - то  Бельский  получит  все  доказательства
того, что Фаттах обкрадывал Альбиноса  и  мечтал  получить  в  жены  его
девушку. Вполне достаточные мотивы, чтобы организовать убийство хозяина.
   Проблема была в другом. Можно было сколько угодно впаривать  публике,
что АМК не имеет отношения к  смерти  Цоя.  Можно  было  сколько  угодно
давить на Фаттаха, угрожая сдать его Бельскому. Можно  было,  с  помощью
благожелательного Ревко, объясниться даже в Кремле.
   Но была еще одна инстанция, которая не имела  отношения  к  продажным
СМИ, развратным чиновникам и купленным  следователям.  Ее  звали  Степан
Бельский. И как,  скажи  на  милость,  Слава  собирался  убедить  -  или
нейтрализовать - его?
 
*** 
 
   На следующий день в городе Конгарске открылось  большое  промышленное
совещание:  полпред  президента  Александр  Ревко  приехал  полюбоваться
Конгарским вертолетным заводом и именно в  Конгарск  созвал  подотчетных
ему губернаторов.
   Ревко с удовольствием провел  журналистов  по  цехам  КВЗ.  Экспортом
вертолетов полпред руководил лично: и в  результате  за  шесть  месяцев,
прошедших с момента его вхождения в государственный холдинг "Южсибпром",
КВЗ экспортировал  около  сорока  вертолетов  и  заключил  контракты  на
модернизацию  с  пятью  странами  на  общую  сумму  около   восьмидесяти
миллионов долларов.
   - А правда, - сказал какой-то ушлый журналист из "Коммерсанта", - что
это те страны, где вы лично меняли президентов?
   Ревко засмеялся и на вопрос не ответил.
   Когда  с  официальной  частью  было   покончено,   Ревко   уехал   на
торжественный ужин с губернаторами и промышленниками. Было уже два  часа
ночи, когда Извольский и Ревко наконец смогли остаться  одни.  Предметом
их обсуждения была  очевидная  некомпетентность  нынешнего  руководителя
"Южсибпрома". Бывший помощник Андропова провалил  все,  за  что  отвечал
лично, и нагадил даже там, где лично руководил не он. Последней  каплей,
переполнившей чашу терпения полпреда, был случай с  румынским  министром
обороны. Ревко уже уломал румына на сорокамиллионный контракт, когда  на
приеме в Кремле  к  нему  подошел  Агафонов  и  лично  предложил  румыну
уложиться в тридцать  два