ольше  предприятий.  В  конце
концов, если Фаттах кинет  Цоя,  разве  он  не  сделает  ровно  то,  что
собирается сделать с ним Цой? Цой сам всех кидал столько  раз,  что  это
будет только справедливо.
   Первый из намеченных разговоров Фаттах завел с Цоем три недели назад.
   Разговор был очень прост. На всех  предприятих  области,  на  которые
зашла группа "Сибирь",  висели  долги  бюджету,  оставшиеся  от  прежних
хозяев.  Фаттах  предложил  Цою  объединить  все  предприятия  в  единый
холдинг,  а  бюджетные  долги,  где-то  пятьдесят  миллионов   долларов,
обменять на десять процентов акций холдинга.
   Это был очень хороший план. Губернатор Орлов мог  похвастаться  перед
тупоумными избирателями, что он  преумножил  государственное  участие  в
собственности, группа списывала пятьдесят миллионов долга ни за что,  за
воздух.
   Согласие  государства  получить  ноль  вместо  пятидесяти   миллионов
наглядно демонстрировало посвященным мощь и влияние группы "Сибирь".
   А кроме того, у этого  плана  были  кое-какие  последствия,  которыми
Фаттах пока не собирался делиться с Цоем.
   - Хорошее предложение, - сказал  Цой.  -  Давай  уговоримся  так:  ты
берешь Павлогорский ГОК и получаешь холдинг.
 
*** 
 
   Дела казино отняли у Фаттаха неожиданно много времени, и когда  он  в
полдвенадцатого спустился в зал, разговор  между  Степаном  и  Цоем  уже
закончился.
   На сцене начиналась лотерея, разыгрывали спортивный "мерседес", и Цой
демонстративно разглядывал полуобнаженную девицу, тянущую из стеклянного
барабана билетики с номерами.
   Цой терпеть не мог парадное обмундирование бизнесмена и,  когда  мог,
ходил по-простому. Вот и сейчас на нем был черный нитяной  свитер  и  не
первой молодости джинсы. В свитере Цой очень сильно походил на бандита.
   Степан о чем-тб вполголоса беседовал с одним из охранников.  На  лице
Цоя была беззаботная улыбка, которую Фаттах видел всякий раз, когда  Цой
проигрывал в карты или в  переговоры.  Эта  улыбка  не  походила  ни  на
приклеенную улыбку американца, ни на радушную улыбку русского. Это  была
улыбка игрока.
   Фаттах не знал подробностей происходившего с ЧАЗом. Но Фаттах  хорошо
представлял, о чем именно говорили Альбинос и Степан.  Те,  кто  задумал
операцию по отъему  ЧАЗ,  хотели  не  столько  унизить  Фуппу  "Сибирь",
сколько вбить клин между Цоем и Бельским.
   В конце концов, Цою на  ЧАЗ  было  плевать:  он  был  промышленником,
металлургом,  по  его  мнению,  то,  что  в  России  приносит   прибыль,
находилось на горно-обогатительных  комбинатах,  алюминиевых  заводах  и
угольных разрезах.
   Высокие  технологии  прибыль  не  приносили,  а  политические   риски
увеличивали многократно: ЧАЗ была бездонная бочка, в  которую  третий  д
уходила немалая часть прибыли группы, и когда Бельскому оказывалось мало
законно причитавшихся ему денег, он, не стесняясь, вымогал еще. Цой, как
правило, отказывал, и очень жестко.
   Однажды такая  разборка  произошла  в  казино  "Кремлевской".  Степан
просил десять миллионов долларов, Цой предложил сыграть на эти деньги  в
покер и проиграл. Фаттах до сих пор вспоминал эту игру с дрожью.
   По мнению Цоя, Бельский ничего не понимал в бизнесе, а  МиГ  ему  был
нужен для того же, для  чего  другим  нужен  дорогой  автомобиль  -  для
понтов. Просто "я" других  бандитов  и  олигархов  вполне  помещалось  в
бронированный "гелендваген" с машиной  сопровождения,  а  "я"  Бельского
помещалось только в истребитель пятого поколения.
   Если  б  не  ЧАЗ,  победа  Цоя  над  Извольским  в  области  была   б
безоговорочной. Цой выгнал его с шахты им. Горького, задушил  Павлогорку
перебоями с электроэнергией и вот-вот должен был туда зайти.
   Если б не ЧАЗ. Когда Фаттах увидел, что Бельский с охранниками уехал,
он спустился вниз и сел за столик Цоя.
   - Как Степан? - сказал Фаттах.
   Цой помолчал.
   - Степан пьет с техниками, - сказал Цой, - и летает три раза в  день.
На испытательные полеты. Я попросил его этого не делать, потому что  это
опасно.
   - А он?
   - Он мне сказал: "Ты же спишь с  девками?  И  не  боишься  заразиться
спидом". Я ответил, что принимаю меры предосторожности.  Он  сказал:  "Я
тоже".
   - А что он сказал по поводу иска?
   Цой дернул щекой.
   - Ты помнишь, Арбатов пытался отобрать у Извольского завод?
   Фаттах кивнул.
   - Арбатов банкир и дурак. Что он понимает в промышленной войне? Ее не
выигрывают в судах за оффшорки. То есть суды, это полезно - но это  вещь
вспомогательная.  Отрежь  завод  от  сырья,  лиши  его  угля,   окатыша,
электроэнергии, перережь ему железную дорогу, - и он будет  перед  тобой
на коленях, безо всяких там дешевых трюков в судах. А потом, когда он  в
осаде, когда нечем дышать, когда у него нет бабок на судей,  когда  даже
тупой федеральный чиновник, понимает, что хозяин  -  подранок,  -  тогда
можно брать его голыми руками. Без всяких акций. Под любым предлогом.  Я
сейчас контролирую семьдесят процентов производимого в  России  окатыша.
Дай мне Павлогорский ГОК, и это будет восемьдесят два процента! Дай  мне
ГОК, и я зайду на АМК через два месяца, и Извольский  ничего  не  сможет
поделать! И сменять его на какой-то ЧАЗ - Но Степан...
   - Хватит, - резко оборвал Цой. Посмотрел на часы и внезапно сказал:
   - Я  не  поеду  к  губернатору.  Езжай  один.  Дипломат  возьми.  Там
единичка.
   Фаттах внутренне замер. Он никак не ожидал, что сегодня отправится  к
губернатору один. Но  Цой  явно  был  уже  не  в  том  настроении,  чтоб
разговаривать о бизнесе.
   Фаттах неторопливо доел сырого тунца,  распрощался  с  Цоем  и  ушел.
Проходя через игровой зал, он подумал, что, когда он станет  независимым
от Цоя, он вычеркнет японскую еду из меню здешнего ресторана. К чертовой
матери! Никаких суши! Пусть едят шурпу!
   Цой остался за столом. Когда он отдыхал, он отдыхал. Он ел не  спеша,
рассматривая гостей. Отдых его  прервал  только  один  звонок:  это  был
Степан.
   Просьба Степана до крайности не понравилась Цою, но он только коротко
сказал "да" и отдал соответствующее распоряжение. Многое было б  гораздо
проще, если бы девушка Бельского не была сестрой хозяина АМК. Цой  очень
хорошо помнил, как они впервые общались на эту тему со Степаном. "Степа,
что это за история с сестрой Сляба? Это может быть интересно", -  сказал
тогда Цой. "Тебе это неинтересно", - отрезал  Бельский,  и  больше  этот
вопрос они практически не обсуждали.
   Еще Цою не нравилось, как дергается Фаттах. Мальчик сделал для группы
"Сибирь" очень много и вполне заслужил награду. Цой надеялся, что  такой
наградой станет новый черловский угольный холдинг.
   Начальник охраны, неслышно ступая, вернулся  к  Цою  и  доложил,  что
просьба Степана выполнена.
   - Еще будут распоряжения? - спросил начальник охраны.
   Цой неторопливо разглядывал зал. Ресторан  при  "Версале"  был  самым
пафосным кабаком Черловска, и в этот октябрьский вечер народу в нем было
предостаточно.  Цой  заметил  пару  знакомых  лиц  из  администрации   и
гендиректора "Южсибпрома", -  толстенького  и  на  редкость  безвольного
человека, у которого, как говорили, от всех  нынешних  событий  началась
изрядная депрессия.
   Были, конечно,  и  девицы.  Они  сидели  по  двое-трое,  как  дорогие
рождественские игрушки в витрине магазина. Вгляд Цоя пропутешествовал по
голым плечам и обсыпанным блесткам задницам и  неожиданно  зацепился  за
столик  в  дальнем  углу  Там  сидели  две  хорошенькие   девчушки   лет
семнадцати.
   - Пригласи-ка за мой стол вон ту девочку, - сказал Цой.
   Охранник с сомнением посмотрел туда, куда показывал палец корейца.
   - Она, по-моему, не шлюха, - сказал он.
   - А разве я тебя прошу пригласить шлюху?
   Охранник встал и направился к  угловому  столику.  В  ресторане  было
шумно, и Цой не слышал охранника. Но через минуту Альбинос  увидел,  как
девушка, сверкнув глазками, встала, и, покачивая бедрами, направилась  в
его сторону.
   На ней была коричневая мини-юбка  и  колготки  в  сеточку.  Белая  ее
кофточка была расшита люрексом и держалась на двух тонких лямочках,  но,
чем старательней эта девица изображала из себя шлюшку, тем меньше она на
нее походила. Судя по всему, это  был  ее  первый  или  второй  визит  в
казино. Девочка была так хороша и свежа, что было совершенно очевидно, -
она  и  недели  не  протанцует  здесь,  как  ее  сманят  в  какое-нибудь
московское модельное агентство. Там ей объяснят, что модельки  в  России
ничем не отличаются от проституток, а если она вздумает бороться за свое
сокровище, ее накачают наркотиками, так  что  она  не  отличит,  где  ее
сокровище, а где чужой член. "Жалко девочку", - отметил про себя Цой.
   - Садись, - сказал Цой, - тебя как зовут?
   - Настя. А я вас знаю. Вы Константин Цой.
   Цой сощурился. Как уже было сказано, Цой  ни  разу  не  появлялся  на
телевидении, и ни одной его фотографии нельзя было  сыскать  в  газетах.
Даже и самое имя его было известно довольно узкому кругу людей. Так что,
скажем прямо, заявление "А вы Константин Цой"  из  уст  семнадцатилетней
девочки звучало вовсе не так  обыденно,  как,  к  примеру,  "А  вы  Олег
Газманов".
   - И откуда ж ты меня знаешь?
   - А у меня брат есть.
   - И как зовут брата?
   - Григорий Епишкин.
   Цой едва заметно усмехнулся. Большинство людей, загруженных  так  же,
как  он,  давно  бы   забыло   имя   незначительного   акционера   давно
обанкроченного им предприятия. Цой не забывал никогда и ничего.
   - Вот как... Так это было его казино?
   Настя вздрогнула.
   - Что ж, если Гриша будет  охранять  собственность  Ивзольского,  как
свою, мне останется только умыть руки.
   - Вы-то как раз не умываете руки, - дерзко сказала Настя, - вы  суете
свои руки в арбитражный суд, как в перчатку, и этой перчаткой душите...
   -  Извини,  Настя,  -  сказал  Цой.   -   Я   совершенно   неспособен
разговаривать об арбитражных судах с красивыми девушками.  Что  если  мы
пойдем потанцуем?
   - Пойдем потанцуем, - сказала Настя. Цой танцевал так же хорошо,  как
он делал все, за что брался. Цой несомненно за ней ухаживал, но  так  же
несомненно даже не пытался придать  этому  ухаживанию  хотя  бы  оттенок
серьезности.
   Чувствовалось, что он вот также  совершенно  спокойно  отвезет  ее  в
гостиницу, разденет и  станет  любить,  и  будет  на  самом  деле  очень
доволен, что занимается любовью не с продажной девкой, а  с  красивой  и
доброй девушкой. А утром он  встанет  и  уйдет,  оставив  на  зеркальном
столике бриллиантовые сережки или что-нибудь  другое,  очень  недешевое,
чтобы никто не  сказал  про  него,  будто  Константин  Цой  экономит  на
женщинах. И  ему  больше  никогда  не  захочется  встретиться,  а  через
неделю-другую, в фойе  театра  или  на  приеме,  ему  приглянется  новая
девушка на одну ночь.
   - Мне пора домой, - сказала Настя.
   - Настя... - улыбка Альбиноса на миг отразила искреннее недоумение.
   Настя вывернулась из его твердых, ласковых рук, и побежала  к  своему
столику.
   Цой, полуприщурившись, глядел ей вслед. Потом наклонился и вполголоса
отдал распоряжение начальнику охраны.
 
*** 
 
   Когда Фаттах приехал в  резиденцию  губернатора,  было  уже  половина
двенадцатого ночи. Губернатор, в изящном  сером  блейзере  и  шлепанцах,
сидел в кабинете и разбирал бумаги. На низком журнальном столике,  кроме
бумаг, была бутылка водки и портрет  Анастаса.  После  смерти  любовника
Орлов пил без просыху две недели; его еле откачали. Слухи ходили разные,
но  все  в  губернии  сходились  на  том,  что  губернатор,  как  верная
Джульетта, хранил верность безвременно усопшему Ромео.
   Вот и теперь подле фотографии Анастаса  он  выглядел,  как  собака  у
могилы хозяина.
   Губернатор поднял глаза и посмотрел на стоящего  перед  ним  Фаттаха:
высокого, атлетически сложенного, с синими глазами и четко вылепленными,
чуть широковатыми для белокур волос скулами. На Фаттахе был ослепительно
белый свитер и серые брюки спортивного  кроя:  молодой  менеджер  группы
"Сибирь" всегда подражал в одежде Константину Цою.
   - Привет, Фаттах, - сказал Орлов, - Костя звонил. Сказал, что прислал
с тобой подарок.
   Фаттах положил на стол дипломат, обтянутый дорогой телячьей кожей.
   - Вот, - сказал Фаттах, - это для благотворительного фонда.
   Губернатор пододвинул к себе дипломат. Открыл его.
   - Что так мало? - спросил губернатор. Фаттах помедлил секунду. Сейчас
или никогда.
   - Потому что  моя  компания  систематически  вас  обирает,  -  сказал
Фаттах.
   Губернатор оторвал взгляд от дипломата и начал смотреть на Фаттаха.
   Внимательно. Очень внимательно.
   - Михаил Силыч, - проговорил  Фаттах,  -  мне  больно  смотреть,  что
происходит. Я должен сказать откровенно, - пользуясь этой дракой,  Костя
вас  просто  обкрадывает.  "Все  равно  губернатор  с  нами,  никуда  не
денется", - вот что он говорит.
   - Что значит - обкрадывает?
   Фаттах сел в кресло подле  губернатора  и  картинным  жестом  раскрыл
перед ним папку с документами.
   - Это значит следующее. Вот эта марка угля стоит  на  рынке  двадцать
пять долларов. Вот этой фирме я ее продаю  за  двадцать.  Какие  условия
продажи?
   Рассрочка оплаты на три месяца. Почему я это делаю? Потому  что  меня
вызывает Цой и говорит: "продай этой фирме и заткнись"!
   Фирма, документы по которой показывал Фаттах, была  одна  из  тех,  с
которыми ему велел сотрудничать Денис, но сейчас это было неважно.
   - Предприятия нашей группы добывают в области  сорок  миллионов  тонн
коксующегося угля в год! Это минимум семьдесят миллионов чистой прибыли,
я вам заявляю это как менеджер группы! И  куда  деваются  эти  семьдесят
миллионов? В оффшоры! И после этого Цой, украв все  деньги,  приходит  к
вам и еще просит, чтобы вы отдали ему Павлогорский  ГОК  и  списали  ему
долги!
   Губернатор покраснел. Он всегда шестым чувством  знал,  что  Цой  его
надувает. Он затем и зазвал в  область  Извольского,  чтобы  приструнить
Цоя. Но вон оно как все обернулось! И сейчас, в разгар драки, ему некого
было противопоставить корейцу.
   - Но это  же  была  твоя  идея,  списать  долги,  -  медленно  сказал
губернатор.
   - Это была идея, чтобы все предприятия группы были объединены и чтобы
область получила над ними частичный контроль, - ответил Фаттах. - Потому
что если бы всеми нашими  предприятиями  руководил  нормальный  человек,
человек, который понимает интересы области, то бюджет бы  просто  был  в
три раза больше!
   Зарплаты врачам были б в два раза выше! Ваш рейтинг, да  ваш  рейтинг
бы до небес возрос!
   Губернатор смотрел на Фаттаха внимательным  ожившим  взглядом.  Цифра
"семьдесят миллионов" поразила его. Он  даже  представить  себе  не  мог
реальных цифр.
   - Я с Анастасом обсуждал  это,  -  сказал  Фаттах,  -  когда  впервые
родилась идея холдинга, это Анастас ее предложил. И он мне тогда сказал:
"Если папа воюет с Извольским, - сказал он, - это еще  не  повод,  чтобы
Цой его обкрадывал".
   Глаза губернатора ожили и смотрели теперь внимательно и ласково. Даже
слишком ласково. Фаттах не привык, чтобы мужчины так на  него  смотрели.
Так на него смотрели женщины, черт бы их всех  побрал  вместе  с  Ниной.
Когда на Фаттаха так смотрели мужчины, они рисковали схлопотать в репу.
   - Анастас, - проговорил губернатор, -  Стасик.  -  господи,  мальчик,
если бы ты знал... давай выпьем за Стасика.
   - Я боюсь, - сказал Фаттах, - я боюсь. Я говорил с ним  об  этом,  мы
обсуждали это, а потом... а потом его  убили.  В  "Кремлевской",  Михаил
Силыч, в "Кремлевской"! Вы что, верите, что можно в "Кремлевской"  убить
человека, и Цой не будет знать, кто убийца?
   Губернатор напрягся. Фаттах чувствовал себя так, словно летел в  море
с утеса. Орлов был слишком слабый человек. Слишком. И даже его  жадность
могла не перевесить многолетний страх перед Цоем.
   - Он  мне  ссуду  обещал,  -  Задумчиво  сказал  губернатор,  -  пять
миллионов долларов.
   - Какие пять миллионов!  -  резко  сказал  Фаттах,  -  если  угольный
холдинг будет работать без Цоя, он каждый  год  будет  давать  семьдесят
миллионов! Вот таких, - и ткнул пальцем в дипломат.
   - А ГОК? - сказал губернатор.
   В глубине глаз Фаттаха сверкнула и погасла  искра.  Он  не  собирался
просить за Извольского. Наоборот. Чем крепче Цой сцепится с  Извольским,
тем меньше у него будет времени на Фаттаха.
   - Что - ГОК? Они виноваты, пусть платят.
   На столе резко зазвонил сотовый. Губернатор взял трубку - Да,  Костя,
- сказал Орлов. - Да, передал. Нет, еще беседуем. Да о  жизни  беседуем"
Костя, о чем еще.
   Губернатор выключил телефон и встал.
   - Тебе пора, - сказал губернатор, - хозяин волнуется, что, мол, долго
сидим.
   Фаттах поднялся. Ноги его противно дрожали, в какой-то момент Фаттаху
показалось, что губернатор сейчас начнет пересказывать Цою их разговор.
   - Господи, если это все правда, - сказал губернатор, - я...  я  и  не
мог представить, что Костя... Никто, никто не любил меня, кроме Стасика!
Вот... это же его блейзер. Он сам сшил...
   Рука губернатора легла молодому менеджеру плечи. Глаза Михаила Силыча
глядели прямо на Фаттаха. Он  был  так  близко,  что  слегка  близорукий
Фаттах отчетливо видел желтые складки жира на шее и перхоть  в  волосах.
Изо рта губернатора неприятно пахло.
   - Все меня обманывали, - сказал губернатор, - все, кроме Стасика.
   - Я вас не обману, - ответил Фаттах. - Честное слово.
   Черный "мерседес" Фаттаха уже отъехал от губернаторской резиденции на
два километра,  когда  младший  партнер  Цоя  вдруг  резко  побледнел  и
приказал охране:
   - Останови!
   Машина  затормозила.  Фаттах  выскочил  на  обочину,  и  его   долго,
мучительно рвало сырой рыбой и рисом. В мерзлой колее отражались  звезды
и лицо самого Фаттаха - мужественное, молодое,  белокурое.  "Господи  ты
боже мой", -  с  отчетливой  ясностью  понял  Фаттах,  -  "если  я  хочу
руководить этим холдингом, мне придется занять место  Анастаса.  Чертова
баба!"
 
*** 
 
   Денис приехал  в  Павлогорск  к  двенадцати.  Город  был  на  осадном
положении.
   Милицейские посты начинались за тридцать километров  от  карьеров,  в
том месте, где с Московского шоссе был обозначен поворот на Павлогорск.
   Автомобильный мост, поврежденный водой, был полностью восстановлен.
   Однако юридически он еще числился  неисправным:  перед  мостом  стоял
бетонный надолб и пост со службой безопасности ГОКа. Служба безопасности
осматривала машины и тут же на месте одобряла их проезд по мосту.
   На  железнодорожной  платформе  дежурили  угрюмые  парни  в   красных
повязках, а площадь перед заводоуправлением была  сплошь  перекопана.  В
результате строительных работ к заводоуправлению вел  длинный  и  узкий,
как чулок, проезд,  огороженный  со  всех  сторон  бетоннымм  блоками  и
проволочными  сетками  с  красными  фонарями.  Устье   проезда   запирал
шлагбаум, и ехать по нему надо было метров двести.
   Посередине  проезд  рассекала  свежевыкопанная  траншея   со   спешно
наведенным  мостом  из  досок.  Траншея  живо  напомнила   Денису   ров,
опоясывавший средневековый замок, а сам проезд - мышеловку, - длинный  и
узкий проход  между  Собственно  воротами  и  двором  замка,  устроенный
специально как ловушка для ворвавшихся  внутрь  врагов.  Это  было  даже
удивительно, как сходные по духу эпохи прибегали к сходным архитектурным
решениям.
   Во дворе трехэтажного здания заводоуправления стояли два  автобуса  с
ахтарским СОБРом. Кто-то от нечего  делать  разложил  костер;  парень  в
камуфляже играл на  гитаре,  в  воздухе  разносился  упоительный  аромат
свежего шашлыка, а над костром и  над  спящим  городом  плыла  желтая  и
равнодушная к людям луна.
   Одна  из  фигур,   скорчившихся   у   костра,   поднялась   навстречу
подъехавшему "лендкрузеру". Денис признал Гришу Епишкина, -  Ахрозов  до
сих пор лечился в Москве, и обязанности его  исполнял  Гр