иша.  В  горном
деле Гриша не смыслил ни уха, ни рыла, но сейчас для ГОКа наглость  была
важней профессионализма. Они  дружески  обнялись.  Гриша  был  абсолютно
трезв, и это радовало.
   - Вот, готовимся, - сказал Гриша. - Траншею видел?
   - Видел, - кивнул Денис.
   Он не стал говорить Грише, что полгода назад на Барбалыкском  разрезе
против Цоя тоже выкопали траншею. И расставили вокруг водометы. Альбинос
форсировал траншею на танке.
   - А где Настя?
   - В Черловске, - сказал Гриша, - неспокойно тут. Вон, вчера  автобусы
приезжали. С  демонстрацией  против  грабительской  политики  владельцев
Павлогорки.
   - И что с автобусами?
   - А там с мостом какие-то проблемы были, - зевнул Гриша. - Не пустили
автобусы    на    мост,    сказали,    что    обвалится.     Ну,     они
потоптались-потоптались, и уехали.
   К  беседующим  подошли  двое:  новый  начальник   Павлогорского   УВД
полковник Тарасов и Миша Ки-рилльев, глава ахтарского ЧОПа,  только  что
подписавшего с ГОКом договор на охрану помещений.
   - Ну что, пошли держать военный совет? - сказал Денис.
   - А завтра?
   - Я в семь утра  уезжаю  в  Черловск,  -  объяснил  Денис,  -  там  в
одиннадцать совещание у губернатора.
 
*** 
 
   Когда Настя выскочила из казино, было уже двенадцать ночи. Предзимний
город быстро опустел; снега еще не было, но лужи  на  мостовой  блестели
толстым матовым льдом,  и  в  этом  льду  отражались  уличные  фонари  и
блестящие вывески,  уходящие  вдаль  одного  из  центральных  проспектов
Черловска.
   Машины у  Насти  не  было.  Вдоль  широкого,  полукругом  устроенного
троттуара, стояли  несколько  замерзших  автомобилей,  и  Настя  мельком
заметила черную "чайку" и  машину  сопровождения,  -  видимо,  это  была
машина Цоя. Настя углядела, что у  "чайки"  слегка  поцарапана  скула  и
попыталась себе представить, что  случилось  с  водителем,  который  Цоя
поцарапал.
   - Такси? - предупредительно сказал  портье.  Настя  кивнула.  Тут  же
портье взмахнул рукой, и откуда-то из-за недвижных рядов машин выкатился
"москвич" с яркими фарами и зеленой шашечкой.
   Настя, ежась, поскЬоее нырнула в теплое нутре машины.
   - В Снежки, - сказала Настя, - сто рублей.
   - Идет, - сказал водитель.
   На заднем сиденье пахло бензином, "москвич" дребезжал и подскальзывал
на поворотах, и убаюканная Настя не сразу заметила, что  они  пропустили
нужный поворот с проспекта.
   - Эй, нам на Каланчевскую! - сказала Настя.
   - Точно, - отозвался водитель, - перепутал. Ничего,  сейчас  выскочим
дворами.
   Машина тут же свернула влево, потом еще раз влево.
   - Здесь направо, - сказала Настя. - Водитель повернул влево.
   - Да направо же!
   Водитель сосредоточенно крутил баранку.
   - Эй, вы куда!
   "Москвич", набирая скорость, заскочил во двор, потом в другой.  Через
мгновение его вынесло к заднему ходу казино. Машина  резко  затормозила.
Настя увидела у заднего входа две  черные  машины,  "чайку"  и  джип,  -
почему-то за эти две минуты они оказались уже позади ресторана. У  обеих
машин сияли фары. Возле джипа стояло пять или шесть человек.
   - Помогите! - закричала Настя.
   Сильные руки рванули дверцу "москвича", Настю выволокли из  машины  и
забросили в джип. Настя  вцепилась  в  чью-то  кожаную  перчатку,  -  ее
бросили лицом вниз о кожаное сиденье, встряхнули пару раз и ткнули лицом
в душистое, пахнущее дорогим одеколоном и свежей кожей сиденье:
   - Сиди тихо, шалава!
   Настя начала орать.
 
*** 
 
   Спустя двадцать минут  растрепанную  и  насмерть  перепуганную  Настю
втолкнули в гостиничный номер. Ей дали такого пинка, что она растянулась
на затянутом ковролином полу, и тут же дверь за Настей захлопнулась.
   Несколько секунд Настя  сидела  неподвижно.  Затем  вскочила  и,  как
попавший в клетку  хомячок,  заметалась  в  поисках  выхода.  Номер  был
роскошный:  с  двуспальной  кроватью  и  недвусмысленными  зеркалами  на
потолке. Во всю левую стену тянулся  зеркальный  же  шкаф,  в  изголовье
кровати висела пушистая медвежья шкура.
   Настя   бросилась   к   окну:   это   были   наглухо   задраенные   и
пуленепробиваемые стеклопакеты. Далеко внизу, на мощеном  дворе,  горели
ровные  галогенные-фонари,  да  под  окном  торчала  квадратная  коробка
кондиционера.  В  шкафу  не  было  ничего,  кроме  пустых   вешалок.   В
прикроватной тумбочке обнаружилась лишь свежая пачка презервативов.
   Настя бросилась в ванную, обернула кулак пушистым  полотенцем  и  изо
всей силы саданула по  большому  зеркалу,  висевшему  над  беломраморной
раковиной.
   Зеркало с шумом посыпалось вниз.  Один  из  осколков  оцарапал  Насте
плечо.
   Настя разодрала полотенце, обернула им один  из  осколков  -  острый,
треугольный, похожий на плавник акулы, - и кинулась в комнату,  к  окну.
Осколок она  бросила  на  подоконник,  вцепилась  в  наглухо  задраенный
стеклопакет и принялась трясти раму.
   - Они не открываются. И не бьются.
   Настя обернулась.
   На пороге комнаты, скрестив руки, стоял Константин Цой. Он был все  в
том же черном нитяном  свитере  и  кожаной  куртке  сверху.  В  полутьме
прихожей он напоминал корейского викинга.
   - Не бьются, - повторил Цой, - еще вздумается какому-нибудь идиоту  в
меня пострелять. А я этого не люблю.  Еще  я  не  люблю,  когда  девушка
заигрывает,  а  потом  убегает  домой.  У  девушкмогут  быть   серьезные
неприятности.
   Цой неслышным шагом подошел Насте и приподнял  ей  подбородок.  Настя
отступила на шаг, прижимаясь спиной к подоконнику. Цой обнял  ее.  Настя
правой рукой нашарила осколок зеркала и с  заполошным  визгом  полоснула
Цоя.
   Цой, отшатнувшись, перехватил руку Насти,  но  даже  его  безупречная
реакция слегка запоздала: осколок прошелся по кожаному  рукаву.  Цой  нр
пострадал  совершенно,  на  кожанке  осталась  только   большая   рваная
царапина. Осколок выворотился из  полотенца,  ободрав  Насте  ладонь,  и
улетел под шкаф.
   Глаза Цоя на мгновение из голубых стали  черными.  Насте  показалось,
что она смотрит в собственную могилу.  Она  снова  взвизгнула,  стальные
руки Цоя обхватили ее и швырнули на кровать.
   Настя скатилась было с кровати, но Цой тут же поймал  ее  и  водворил
обратно. Через мгновение Цой, как был, в джинсах  и  кожанке,  лежал  на
кровати поверх Насти,  разводя  ее  руки  в  сторону  и  прижимая  ее  к
покрывалу своим весом.
   Настя попыталась ударить  его  коленом  в  пах,  но  Даже  не  смогла
пошевелиться.  Она   снова   завизжала   и   попыталась   укусить   Цоя.
Единственное,  до  чего  она  могла   дотягуться,   была   все   та   же
пуленепробиваемая кожанка. Настя всхлипнула и закрыла глаза.
   Когда она открыла их, Цой все также прижимал ее к постели, но  зрачки
его из черных опять стали голубыми.
   - Ну ты дура, - проговорил Цой, - ну ты дура.
   - Денис все равно узнает, - сказала Настя, - Денис тебя...
   Цой по-прежнему крепко сжимал ее запястья. Лицо  его  было  в  десяти
сантиметрах от лица Насти.
   - Послушай, девочка, - сказал Цой, - я не собираюсь тебя  трогать.  Я
просто хотел тебе объяснить, что если ты  будешь  вести  себя  так,  как
сегодня вечером, ты очень скоро нарвешься. Вот так нарвешься.
   Пальцы Цоя разжались, выпуская ее левую руку, и Цой  слегка  погладил
ее по щеке. Это было страшно и почему-то  приятно.  Пальцы  у  Цоя  были
белые и гладкие, с розоватыми полукружьями ногтей, и волосы у него  были
как мелованная бумага.
   - И еще один совет, - сказал Цой, - когда тебя загнали в  безвыходное
положение, - не рыпайся. Только  очень  глупый  человек  сопротивляется,
если положение безвыходное.
   Цой резко встал, отряхнулся.  След  от  стеклянного  осколка  на  его
рукаве все-таки был виден  очень  хорошо.  Взъерошенная  Настя  села  на
постели, скрестив ноги калачиком.
   - Приведи себя в порядок. - сказал Цой, - у тебя  царапина  на  руке.
Тебя отвезут, куда ты скажешь.
   Настя поправила съехавшую под грудь кофточку. Прищурилась - И вы меня
совсем не хотите?, - улыбаясь из-под прядки  сбившихся  волос,  спросила
Настя. Цой, скрестив руки, оглядел ее.
   - Проблем будет больше,чем кайфа, - ответил Цой.
 
*** 
 
   Когда,   спустя   двадцать   минут,   посерьезневшая   и    несколько
просветленная Настя спускалась в холл, она увидела, как на третий этаж в
номер  Цоя  поднимается  молодая  девушка  в  приталенной  кофточке   из
искусственного меха и джинсах, украшенных перьями.
 
*** 
 
   После разговора с Цоем Бельский прошел на третий  этаж  казино,  там,
где располагались комнаты для особо важных гостей.
   Это был не  такой  уж  большой  номер:  удобная  комната  с  огромной
кроватью и такая же большая ванна. В  ванне  был  зеркальный  потолок  и
стены, и посереди ее стояла джакузи,  похожая  на  огромный  увеличенный
цветок орхидеи. Из  никелированного  крана  била  парная  вода,  взбивая
пышную пену, и из этой  пены  Степану  улыбалась  красивая  черноволосая
девочка.
   Бельский, кажется, даже помнил, как ее зовут.
   Бельский рассеянно поглядев на девочку, а потом  вышел  в  спальню  и
позвонил Цою.
   - Костя, - сказал он, - дайка  мне  твой  самолет.  Я  возвращаюсь  в
Москву.
   Спустя   полчаса   Степан   Бельский   дремал   в   широких   креслах
представительского ЯК-40. Он был слишком  пьян,  чтобы  самому  сесть  в
кресло пилота, да он и не любил  гражданских  самолетов.  Это  было  все
равно что гоняться на "жигулях" вместо "феррари".
   Разговор с Цоем прочистил мозги, и Бельский внезапно осознал, как  он
жил всю эту неделю. А жил он паршиво:  пил  утром  технический  спирт  с
летчиками, а ночью дорогой коньяк в "Версале", плескался  в  бассейне  с
проститутками, и были эти девки после Майи как  тюремная  баланда  после
обеда в "Ритце". Можно есть, если голоден.  Но  невкусно,  и  все  время
думаешь, а помыли ли на кухне жестяную миску?
   Степан Бельский не был бабником, в отличие от Цоя.  Девушка,  которую
он любил перед армией, его не дождалась и  выскочила  замуж  сначала  за
русского, потом за американца. Они встречались в  87-м,  американец  как
раз был в проекте.
   Девушка объяснила Степану разницу между ним и американцем и уехала за
границу.
   Году в 96-м она  приезжала  обратно,  пыталась  его  отыскать.  Девиц
вокруг было всегда в достатке - сначала  вульгарных  телок  с  Тверской,
потом элитных девочек из элитных агентств, одним из которых Бельский  по
сути владел на пару с высоким чином в  МВД.  Девочки  были  глупые  -  и
образованные, продажные - были и умненькие, но  в  глазах  всех  из  них
сквозило жадное понимание, кто такой Степан Бельский и как  устроится  в
жизни девушка, которая станет его женой. Некоторые из них добивались его
внимания любой ценой, одна, когда они расстались, пыталась  покончить  с
собой, - но Бельский не верил,  что  молодая  девушка  способна  в  него
влюбиться. Были и другие, постарше, уже состоявшиеся певицы или актрисы,
- они многое пережили, ото многого устали, с ними  было  иногда  забавно
общаться, и сквозь шкурное любопытство в  их  глазах  порой  проглядывал
интерес к самому Степану.  Степан  относился  к  ним  как  к  одежде  из
секонд-хенда.
   Еще были дочки его друзей. Он даже ухаживал за одной, за  той  самой,
пленку с шестнадцатилетием которой он добывал у Анастаса. После  истории
с пленкой ухаживание кончилось.
   Майя Извольская была совсем другое. Она  была  так  серьезна,  словно
выросла в семье профессора,  а  не  бизнесмена.  Она  не  лезла  наверх,
ободрав душу об острые осколки жизни и  хамство  мужиков,  она  не  была
жадна и наивно-глупа, как большинство проституток.  Она  страшно  задела
Бельского словами об американском женихе, он даже не знал, что эта  рана
еще способна болеть.
   Ей он мог верить.  Девушка,  носящая  фамилию  Извольская,  точно  уж
любила не за деньги и не за пользу,  которую  такое  большое  и  злобное
животное принесет ее семье. Она любила его ради него самого.
   В 10.30 по московскому времени ЯК-40 коснулся  посадочной  полосы:  в
Москве было столько же сколько в Черловске, когда Степан улетал.
 
*** 
 
   Эта неделя была для Майи ужасной.  Степан  уехал  в  Черловск  наутро
после разговора с Ревко. Он сказал,  что  вернется  на  следующий  день,
однако прошел день, еще день -\Степан не вернулся и не звонил.
   Она позвонила ему сама: телефон был то занят, то выключен.  Потом  он
взял трубку, сказал, что на встрече, и попросил перезвонить  через  час.
Голос у него был пьяный.Майя перезвонила через час,  но  телефон  был  у
охранника. Охранник сказал, что Степан в воздухе.
   Майя не поверила: уж что-что, а пьяным Степана в воздух  никто  б  не
выпустил.
   Потом она случайно узнала, что он, был в Москве. Майя. бросилась  ему
звонить, Степан сказал:
   "Зайка, я прилетал ровно на три часа. На встречу в  Минобороны".  Она
сказала, что приедет в Черловск. "И не вздумай, я вечером  возвращаюсь",
- ответил Степан.
   Она позвонила брату в офис, но ее не соединили. Она позвонила ему  на
мобильный, но у Извольского была привычка менять номер мобильного каждые
полтора-два месяца, и у нее был старый номер.
   Вечером Степан не прилетел. Он не извинился, не позвонил, не  прислал
цветов, а мобильный был снова у охранника.
   На следующий день охранники дачи принесли ей посылку: пакет  от  DHL.
Майя убежала с  пакетом  в  спальню  и  тут  же  в  нетерпении  оборвала
упаковку. Она была уверена, что в пакете - подарок от Степана.
   В пакете были снимки.  Степан  в  ночном  клубе,  вместе  с  Фаттахом
Олжымбаевым и какими-то девками. Степан с голой девочкой на коленях. Две
девочки, изображающие перед пьяными гостями лесбийские ласки.  Степан  в
номере.
   С одной проституткой. С другой. С двумя.
   А может быть, не с проституткой. Может быть, с новой любовницей.
   На снимках не было ничего, ни подписи, ни адреса отправителя.
   Какое это имело значение?
   Майя заперлась в спальне, упала ничком на постель, которая еще  пахла
Степаном, и долго плакала.  Она  плакала  до  самого  вечера,  когда  ее
мобиль-ник вдруг запел нежным голосом. Майя схватила  трубку.  Наверное,
это был Степан. Он не мог не позвонить.
   - Да, - сказала она.
   Но это был не Степан. Голос в трубке говорил по-английски.
   - Майя, - сказал человек, - это Джек. Я прилетел в Москву,  но  я  не
знаю,  где  ты.  Мне  нужно  с  тобой  встретиться.  Я   остановился   в
"Кремлевской".
   Майя вздрогнула.
   - Джек, - сказала она, - пожалуйста, уезжай из "Кремлевской".
   - Почему?
   - Джек, я прошу тебя. Так надо. Уезжай из  "Кремлевской".  Уезжай  из
России.
   - Я не уеду, пока не увижу тебя.
   - Хорошо. Через час... через полтора... в...  любом  ресторане.  В...
ну, "Сальваторе".
 
*** 
 
   Майя выбрала "Сальваторе" случайно: два раза  она  завтракала  там  с
Денисом Черягой, и ни разу она не  была  там  с  Бельским.  Поэтому  она
полагала,  что  "Сальваторе",  числящийся  одним  из  лучших  ресторанов
Москвы, к Бельскому не имеет никакого отношения.
   Она ошибалась.
   К "Сальваторе" Майя приехала без пяти одиннадцать.  Однако  Джек  уже
ждал ее в отдельном кабинете. На синей скатерти стояли две строгие белые
тарелки и огромный букет красных роз.
   Майя вздрогнула: Бельский всегда дарил ей именно красные  розы.  Джек
обычно предпочитал другие цветы: изысканные орхидеи,  лилии,  прихотливо
упакованные букеты.
   Джек  поднялся,  чтобы  обнять  ее  и  поцеловать,  но  Майя  холодно
отстранилась,  -  Майя,  что  происходит?  -  спросил  Джек.  -  Я  тебя
обыскался. Я приехал в Москву, и никто не знал,  где  ты.  Я  приехал  к
твоему брату, и я спросил, где Майя.
   - А он?
   - Он спросил: "Кто такая Майя?"
   Майя подумала о похабных  фотографиях,  присланных  ей  утром.  Слава
Извольский отлично помнил, кто такая Майя. По крайней мере,  его  служба
безопасности и Денис Черяга об этом помнили точно.
   - Майя, что происходит? Что за человек этот пилот?
   Майя опустила голову на стол и заплакала. Джек выскочил из-за  стола,
чуть не сдернув по дороге скатерть.
   - Девочка моя, - торопливо забормотал Галлахер, прижимая ее к себе, -
ну что случилось? Майя, клянусь, я все забуду Я не знаю, что  случилось,
но я никогда, никогда тебя не оставлю...
   Майя плакала все сильней. Она знала, что не любит Джека и никогда уже
не полюбит его: невысокий человек с хищными глазами навсегда вытеснил из
ее сердца других мужчин. Но она точно так же понимала,  что  Джек  будет
для нее верным мужем, и даже если, не дай  бог,  Джек  разлюбит  ее  или
охладеет, то для американца Галлахера всегда слишком много будет значить
приличия, и деньги Извольского, и статус жены -  дочери  цивилизованного
российского  олигарха,  взносы  которого   на   избирательную   кампанию
демократов когда-нибудь принесут Джеку пост конгрессмена...
   А для Бельского ни ее  брат,  ни  общественные  приличия  не  значили
ничего.
   И даже она сама - даже она сама стояла на третьем, если не  на  пятом
месте после друзей и самолетов.  Ее  это  устраивало.  Лучше  было  быть
игрушкой мужчины, чем ровней цивилизованной тряпке.
   Джек обнял ее и поцеловал, нежно, но настойчиво.
   - Майя, - сказал Джек, - выходи за меня замуж.
   Тихо стукнула дверь - видимо,  это  пришел  официант  с  вином.  Джек
невольно напрягся, и Майя обернулась.
   У двери стоял Степан Бельский.
   Выглядел  Степан  довольно   страшно.   Подбородок   его   топорщился
трехдневной щетиной,  и  поперек  покрасневшего  от  дурной  водки  лица
тянулась свежая царапина.
   Руки, выглядывавшие из чуть коротких  рукавов  кожаной  куртки,  были
невероятно  грязны.  Если  когда-нибудь  Степан  и  походил  на  пьющего
безработного пилота - то именно в этот момент.
   Джек шагнул вперед, заслоняя собой Майю и сжав кулаки.
   - Слушайте, вы... - воинственно начал Джек.  Бельский  ударил  его  -
молниеносно и хлестко. Бельский был ниже Джека на полголовы и старше его
на семнадцать лет, и два месяца назад Джек был признан лучшим игроком  в
регби в Йеле. Ничего регби не помогло - Джек покатился по  полу,  сшибив
по пути столик и цветы. Бельский неторопливо  сунул  пуку  в  карман,  и
когда он вынул ее  наружу,  в  ней  был  небольшой,  отливающий  синевой
пистолет.
   - Пошли, - сказал Бельский Джеку.
   - Степан! Ты с ума сошел! Он американец!
   Бельский поглядел на Майю, и ей показалось, что ее ударили.
   - Хоть господь Бог, - сказал Бельский.
 
*** 
 
   Было уже около часу ночи, когда к воротам  рублевского  особняка  АМК
подъехали две иномарки. Иномарки были  незваные,  и  охрана  на  воротах
насторожилась. Из первой иномарки вышел водитель, помахал охране рукой и
пересел во вторую машину. Та  с  визгом  развернулась,  залетев  задними
колесами на газон, и тут же растаяла в ночи.
   Первая машина - хорошенький дамский мерседес-купе, -  осталась  перед
воротами. Охранники думали минут пять, пока наконец отважились подойти к
машине. Внутри, на пассажирском сиденье, тихо плакала Майя. Из багажника
охранники  достали  Галлахера.  Руки  американца  были   стянуты   сзади
наручниками, и он был очень сильно избит. На Майе не было  ни  царапины.
Она прорыдала полночи и затихла только  тогда,  когда  спешно  вызванный
врач вколол ей снотворное.
 
*** 
 
   Алексей Крамер подъехал к дому отдыха "Малахит" в четыре часа утра на
простой бежевой "Ниве".  Въезд  на  территорию  был  перегорожен  ржавой
цепью,  подвешенной  к  двум  железным  штырькам.  Рядом  темнела  будка
охранника. Алексей вышел из машины, перешагнул через цепь, и постучал  в
будку. В руке Алексей сжимал десантный нож.
   Алексей знал, что охранник в этой  будке  -  штатный  сотрудник  дома
отдыха "Малахит", из бывших ментов, и что  у  него  даже  нет  при  себе
оружия.
   Алексей постучал еще раз и еще, но охранник  не  отзывался.  В  будке
было темно, и снаружи не было видно, есть ли в ней  кто  или  нет.  Если
охранник пошел к девке или прогулятьс