кровавого исхода никто
не предвидел. Лариса помнила, с каким лицом сидела возле  ее  больничной
койки мать. Она что-то говорила, пыталась утешить дочку, объясняла,  что
будет еще ребеночек, что расстраиваться не нужно...
   - Он точно умер? - спросила Лариса, искоса глядя на нее.
   - Да, Ларочка.
   - Семимесячные дети живут. Ведь ему было почти  семь,  почему  же  он
умер?
   - Он мертвенький  родился,  Ларочка.  -  Мать  отворачивалась,  чтобы
Лариса не видела ее слез. - Ну, всякое бывает... Немножко не доносила...
Следующий будет нормальный.
   - А этот? Этот был какой? - Лариса резко села и тут же опустилась  на
подушку - сильно закружилась голова. Она потеряла  много  крови,  прежде
чем ее довезли до больницы, и теперь медленно восстанавливала силы. - Он
был уродом?
   Мать с возмущением это отрицала. Главным аргументом было то, что и  у
Ларисы, и у Дениса был отрицательный резус крови. У таких супругов уроды
не рождаются. Вот если  бы  Лариса  вышла  за  мужчину  с  положительным
резусом... Тогда риск был бы очень высок. Лариса в который  раз  слушала
этот рассказ, но думала вовсе не о будущих детях. Ей  впервые  пришло  в
голову, что мать не слишком приглядывалась к будущему зятю. Главным было
для нее совпадение резусов. Это успокоило ее и решило все дело.  Ведь  с
тех самых пор, как Лариса родилась, у матери не  было  покоя  от  мысли,
какие  будут  внуки.  Она  удивлялась,  откуда  взялся  в   семье   этот
отрицательный резус. И она сама, и Вика, и отец - все  нормальные.  Мать
со страхом слушала истории про несчастных уродцев, которые  рождались  у
подобных женщин, и была запугана настолько, что строго предупредила дочь
- прежде чем собираться выйти  замуж,  узнать,  какой  у  будущего  мужа
резус, иначе придется делать аборты и усыновлять ребенка из детдома.
   Теперь-то Лариса знала, что мать сильно преувеличила  опасность.  Что
она могла бы родить нормального ребенка от человека с другим резусом. Да
что там - нормального! Просто родить ребенка! Раньше эта  мысль  маячила
где-то на заднем  плане.  Теперь  она  превратилась  в  манию.  Ей  было
тридцать восемь. У нее имелся муж. У  нее  был  постоянный  любовник,  а
также такой, с которым она встречалась от случая к  случаю.  После  того
как у нее случился второй выкидыш - это произошло, когда ей был двадцать
один год, - врачи сказали, что надежда на новую беременность очень мала.
Но она ждала. Все эти годы ждала, хотя уже ни во что не верила.
   Об Иване она вспоминала так часто, что мысли  о  нем  превратились  в
нечто привычное. Что-то  вроде  утренней  или  вечерней  молитвы.  Вроде
умывания, завтрака, своего лица в зеркале. Иногда ее  поражала  мысль  -
если она так часто, ежедневно думает  об  этом  человеке  на  протяжении
двадцати лет, значит, любит его?  Но  почему  же  она  не  поняла  этого
раньше? Тогда, тем  летом,  не  правдоподобно  далеким  летом  семьдесят
шестого года?
 
*** 
 
   ...Это Лариса уговорила его остаться на даче. Вика  в  последний  раз
крикнула, чтобы они поторопились, Иван пошел  было  за  ней,  но  Лариса
перехватила его за руку:
   - Пусть едут. Не могу я видеть этого типчика.
   - Слушай, а ты хоть знаешь, как до станции  добраться?  -  растерянно
спросил Иван.
   - Не знаю. Беги возьми у нее продукты и спроси дорогу! Ну?!
   Лариса легонько толкнула  его  в  спину,  и  он  помчался  к  машине.
Вернулся Иван минут через десять.
   Лариса все это время боялась, что Вика с Денисом уговорят его ехать в
Москву и сейчас придут за ней.
   Одна она тут не останется. Но Иван вернулся с сумкой с продуктами. Он
смущенно улыбался:
   - Слушай, задерживаться долго нельзя. Вика сказала, что она без  тебя
домой не вернется.
   - Да, мать ей устроит скандал... - задумчиво протянула девушка.  -  А
куда же она пойдет, если не домой?
   - Не знаю. Она сказала, что будет ждать тебя у  вашего  гастронома  в
семь вечера. И чтобы ты была там в семь как штык.
   Лариса вяло махнула рукой и прислушалась к шуму  отъезжающей  машины.
Когда стало ясно, что "Москвич" обратно не повернет, она взяла  сумку  и
потащила продукты за угол дома, туда, где Иван ее  рисовал.  Они  поели,
сидя рядом на бревне. И надо же, когда они остались  вдвоем,  аппетит  у
них разыгрался  нешуточный.  При  Денисе  и  Вике  даже  есть  не  очень
хотелось. Иван открыл бутылку лимонада, сбив крышечку о край бревна:
   - Прошу, мадам!
   Лариса напилась и сощурилась на солнце:
   - Ну что, твой свет не ушел?
   - Пока сгодится. Ты хочешь позировать? - загорелся парень.
   - Еще бы! Ты же нарисуешь мой портрет? И подаришь мне, да?  -  Лариса
щурилась, и на этот раз рассматривала не траву, а смотрела прямо в  лицо
Ивана. - Слушай, а кем ты хочешь стать потом?
   Прямо так и будешь художником?
   - Надо учиться, - вздохнул тот, принимаясь за работу. -  Знаешь,  это
уже после армии будет ясно.
   Лариса запнулась и посмотрела на него  уже  без  улыбки.  Она  совсем
забыла про то, что Ивана могут забрать служить  в  армии.  И  удивилась,
почему ей так неприятно было об этом вспомнить? Никогда в  жизни  ее  не
волновало, когда кого-то из двора провожали в армию. Подумаешь,  есть  о
чем говорить!
   Он же  все  равно  вернется  через  два  года!  Но  тут  она  всерьез
расстроилась.
   - И ты должен служить? - спросила она.
   - А куда я денусь? Здоров, зрение в порядке...
   Пойду, конечно.
   - Можно подумать, тебе туда хочется, - фыркнула она.
   - Не хочется...
   Иван прикусил кончик карандаша  и  уставился  на  ее  лицо  изучающим
взглядом. Лариса уже знала  этот  взгляд.  Так  он  смотрел,  когда  она
становилась для него просто моделью. Наверное, красивой моделью, но  все
же ей было неприятно, когда он изучал, какой длины  у  нее  нос,  каково
расстояние между глазами... Она не выдержала и огрызнулась:
   - А по-моему,  армия  ребят  отупляет!  Вот  вернешься  оттуда  тупым
солдафоном с вонючими сапогами - кому ты будешь нужен?!
   - Я там рисовать буду, - спокойно заметил он, снова опуская взгляд на
бумагу. - Тем, кто хорошо рисует  или  стихи  пишет,  нечего  бояться  в
армии.
   Буду стенгазету выпускать или плакаты оформлять.
   Ничего страшного, в стройбат не пошлют.
   Лариса надулась. Теперь она сердилась на себя.
   Как можно так набрасываться на человека! И какое ей, в конце  концов,
дело, пойдет он служить или останется под  крылышком  у  папы-мамы?  Как
будто она - его девушка! Последняя мысль  заставила  ее  задуматься  еще
серьезнее. Ну хорошо, допустим, что сегодняшние поцелуи - просто игра.
   Мало ли с кем целуешься! Ее интересовало совсем другое...
   - Слушай, а какой у тебя резус крови? - спросила  она  как  бы  между
прочим. Ответа она ждала затаив дыхание. Она держала в голове объяснение
матери, какого мужа следует выбирать. И хотя Ивана в роли  мужа  девушка
себе не представляла - все равно вопрос о резусе имел большое значение.
   - А зачем тебе? - удивленно переспросил Иван.
   - Так, интересно. Какой?
   - Положительный, группа первая. - Он  снова  начал  грызть  карандаш,
изучая ее лицо. И вдруг испуганно спросил:
   - Лариса, что случилось?
   Она попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось. "Господи, что  со
мной... -  Лариса  все-таки  растянула  губы  в  насильственной  улыбке,
чувствуя, что это вышло фальшиво и вовсе не обмануло парня. - Неужели  я
в него втюрилась? Господи... Два, нет,  три  часа  его  знаю!  И  ничего
особенного в нем нет! Ну, целовались, ну,  малину  ели,  ну,  рисует  он
хорошо... Что еще-то?!" Она справилась с собой только потому, что  Иван,
еще раз посмотрев на ее лицо, больше ни о  чем  не  стал  расспрашивать.
Видимо, понял, что девушку лучше оставить в покое и дать время прийти  в
себя.
   Иван рисовал долго. Солнце давно уже перешло на другую сторону  неба,
тени сместились со своих полуденных мест и  протянулись  через  лужайку.
Было очень душно. Лариса изредка  обмахивала  пылающее  лицо  лопухом  -
своим любимым летним веером. Она устала, но пощады не  просила.  За  два
часа позирования девушка успела передумать о многом.
   Мать считала ее легкомысленной, а сестра говорила, что  Ларка  пороху
не выдумает, умок у нее  легонький.  Лариса  с  ней  не  спорила.  Но  и
дурочкой себя не считала.  Девушка  задумывалась  о  себе  и  окружающих
людях, о самой жизни куда  серьезнее  и  чаще,  чем  могли  подумать  ее
родные. Что с ней происходит сейчас, она толком не понимала.  Но  хорошо
усвоила одно - она хочет увидеть Ивана еще раз.
   И не один раз. Ей хотелось видеть его как можно  чаще.  "Влюбилась  я
или нет - какая разница? С ним хорошо. На его месте другой бы решил, что
я его клею, раз попросила остаться на  даче  вдвоем.  Я  бы  сейчас  уже
отбивалась от парня на каких-нибудь дровах. А этот? Поцеловал два  раза,
а теперь рисует. Нет, с ним можно хорошо лето провести... А  там...  Кто
знает? Может, буду ему в часть открытки "С Новым годом!" посылать?"
   - Скажи, - Лариса вытянула ноги и со вздохом потянулась, -  ты  скоро
закончишь мой портрет?
   - А? - Он поднял отсутствующий взгляд и вдруг опомнился:
   - Черт, ты же солнечный удар получишь! Все, хватит! Я тебя специально
посадил на солнце, чтобы лицо осветить. У тебя, понимаешь,  такое  лицо,
что оно яркого света не боится.
   Он собрал папку, сложил походную табуретку и этюдник в мешок.  Лариса
упрашивала, чтобы он показал портрет, но Иван наотрез отказался:
   - Тебе не понравится.
   - А, так ты все-таки этот... -  разочарованно  протянула  девушка.  -
Абстракционист?
   И тут он захохотал. Отвернувшись от нее, согнувшись в  три  погибели,
парень отмахивался и твердил:
   - Нет, нет, не бойся... Черт, как ты это смешно сказала!
   Успокоившись, он пояснил, что портрет находится в  начальной  стадии,
что он хочет написать Ларису в красках, маслом на холсте, и на этот  раз
никаких экспериментов с материалами ставить не будет.
   -  Хочу,  чтобы  портрет  жил  долго,  -  заявил  он.   -   А   когда
экспериментируешь, никогда не знаешь, сколько протянет такая картина.
   - Значит, ты еще должен  меня  рисовать?  -  Из  его  рассуждений  на
живописные темы Лариса уловила самое главное для себя.
   - Конечно. И желательно - как можно скорее. -Он тряхнул свой мешок  и
с сожалением заметил, что теперь-то Денис ни за что их сюда не отвезет.
   - Да уж, после того, как его сегодня отшили! - подхватила  Лариса.  -
Думаю, что он вообще к нам никогда не сунется!
   Но она ошиблась. Вечером, когда она вернулась в Москву и  встретилась
у гастронома с Викой, сестрами было решено, что  они  соврут  родителям.
Договорились, что расскажут, будто только сейчас обе вернулись  с  дачи,
Денис высадил их около гастронома и поехал домой. Однако врать вовсе  не
понадобилось. Они переступили порог  собственной  квартиры  и  сразу  же
услышали голос Дениса. Девушки растерянно переглянулись.  Такой  поворот
событий они не предусмотрели.
   - В чем дело? - тревожно спросила  мать,  разглядывая  их  с  ног  до
головы, будто ища каких-то видимых повреждений. - Что у  вас  случилось?
Денис говорит, что вы поссорились.
   - Зачем же он тогда сюда явился? - проворчала Вика.
   - Тише! - испуганно одернула ее мать. - Иди на кухню и  прежде  всего
извинись.
   - Но, мам, ты даже не знаешь, что  случилось,  а  требуешь,  чтобы  я
перед ним извинялась! - возмущенно и очень громко сказала Вика.
   Лариса радостно ее поддержала:
   - И вообще, его сюда никто не приглашал!
   Она осеклась, увидев Дениса.  Он  стоял  на  пороге  кухни,  небрежно
уперев руки в бедра,  -  в  своей  любимой  позе  киногероя.  Загорелый,
плотный, очень коротко остриженный - совсем не по моде  того  года,  как
сейчас вспоминала Лариса. А вот одет, как всегда, модно и  со  вкусом  -
бежевые брюки, свежая рубашка  стальною  цвета,  с  короткими  рукавами,
плетеные кожаные туфли. Что, в конце концов,  было  неприятного  в  этом
человеке? Лариса не понимала. Она  знала  одно  -  когда  ей  приходится
подавать ему руку, когда он  чмокает  ее  своими  мясистыми  губами,  ей
хочется завизжать, будто на руку вскочила крыса.
   - Нет, это я должен извиниться, - очень любезно сказал Денис,  слегка
поклонившись девушкам.
   Поклон был ироничный, но мама  этого  не  заметила.  Она  залепетала,
поглядывая то на дочек, то на гостя:
   - Нет, нет, Денис, они еще глупые девчонки, особенно Лариса...  Лара,
иди к себе в комнату. Не путайся под ногами.
   Девушка с удовольствием исполнила этот приказ.
   Она хлопнула дверью и весь вечер подслушивала, пытаясь угадать, о чем
говорят на кухне. Пришел с работы  отец  и  тоже  присоединился  к  ним.
Лариса слушала стук чайных чашек, свист закипающего чайника, шум воды  в
раковине. Ей становилось грустно. Кажется, никто там не  ссорился.  Пили
чай, беседовали... А ее не звали. "Хотя я бы  сама  не  пошла,  пока  он
там", - подумала Лариса. Она стянула свой испачканный  землей  и  травой
белый сарафан, кинула его на пол и улеглась  в  постель.  Кожа  на  лице
горела  -  ее  все-таки  обожгло  солнцем.  Хотелось  пить,  но  девушка
облизывала губы и терпела. Она лежала на спине, прикрыв  глаза,  слушая,
как тонко воет заблудившийся в углу  комар.  Перед  ней  возникало  лицо
Ивана, и она улыбалась, слегка растягивая потрескавшиеся от солнца губы.
"Ну и что, пусть он уйдет в армию, - легко подумала она. - Все равно  же
вернется. И потом, когда это еще будет! Только осенью!"
   Ей казалось, что осень - это совсем другая эпоха. Впереди было  целое
лето...
 
*** 
 
   ...Его призвали в сентябре.  Лариса  его  не  провожала  -  день  был
будний, и ей пришлось сидеть на занятиях в школе. Она хорошо помнила  то
утро.
   Помнила, каким золотым и холодным был тот день.
   Как жали новые, только что купленные у Дениса туфли. Как  учительница
астрономии вешала на гвоздик карту  звездного  неба  и  карта  постоянно
срывалась. И как ей не верилось, что Иван уехал.  Ларисе  казалось,  что
сегодня, как всегда, они встретятся в пять часов у гастронома,  на  углу
ее улицы. Что он обнимет ее и вдунет ей в ухо какое-то  ласковое  слово.
Что они пойдут гулять по центру, пиная легкие, сухие листья,  что  будут
целоваться везде, где будет меньше прохожих, на каждом углу,  за  каждой
церковью... Девушка подняла руку и  глухим  голосом  попросилась  выйти.
Астрономичка разрешила. Лариса побежала в туалет, уселась на подоконник,
приоткрыла рассохшуюся раму и несколько  минут  глотала  ледяной  воздух
вперемешку со слезами.
   Тяжелее всего было то, что перед расставанием они поссорились. Лариса
ссориться не хотела, все вышло случайно. Когда Иван показал  ей  готовый
портрет, девушка пожала плечами:
   - Не знаю. Я тут на себя не похожа.
   И она отшатнулась, увидев, как он на  нее  взглянул.  Лариса  боялась
вообще хоть что-то говорить о  его  картинах,  о  живописи  вообще.  Она
знала, что ничего в этом не понимает и никогда не поймет.
   Есть люди без музыкального слуха, и музыка для них  -  набор  звуков.
Есть люди без художественного чутья. Картина для них -  это  всего  лишь
зеркало. Чем точнее оно отражает - тем лучше. Иван  горячился,  объясняя
это, а Лариса пожимала плечами.
   - Ну и что? Ты меня из-за этого разлюбишь? - спросила она, когда он в
очередной раз отчитал ее за дурной вкус к живописи.
   Иван сказал, что не разлюбит ее никогда.  Просто  ему  было  бы  куда
легче, если бы Лариса хоть немножко интересовалась живописью. Он сказал,
что если Ларисе не понравился портрет  -  пусть  он  останется  у  него.
Лариса согласилась и забыла  об  этом  портрете.  Зато  дни,  когда  она
позировала, остались у нее в памяти навсегда.
   Они приезжали на дачу через день, а если  могли  -  то  каждый  день.
Сколько Иван сделал этюдов!
   Вполне достаточно, чтобы написать сто портретов!
   Потом он перешел на краски. Лариса научилась сидеть почти неподвижно.
Она загорала, спустив с плеч  бретельки  своего  белого  сарафана.  Иван
сказал, чтобы она всегда позировала в  нем.  Отправляясь  на  дачу,  они
покупали яблоки, брали бутерброды и воду в бутылках. Иван негодовал, что
засыпали колодец:
   - Вода в нем была хорошая, я ее сам пил и, видишь - не  заболел!  Кто
это сделал?
   Лариса спросила у мамы, кто засыпал колодец, но та очень удивилась:
   - Как "засыпали"?! Кому это в голову пришло?
   Вика! Это не вы с Денисом постарались?
   - Делать мне больше нечего! - резко ответила Вика.  Она  стала  очень
нервной, могла взбеситься по поводу и без повода. - Вообще не помню  там
никакого колодца. Лара, это все твой Ванька придумал?
   - Нет, вы  мне  объясните,  почему  же  вы  засыпали  колодец?  -  не
отставала мать. - Как не хотела  я,  чтобы  вы  туда  без  меня  ездили!
Наворотили Бог знает что, даже не посоветовались! Откуда воду брать  для
полива?! И главное - зачем вы вообще это сделали! Была хорошая  вода,  я
чай кипятила! Лара, может, это твой приятель засыпал, а теперь на других
сваливает? Вика, а может, Денис?
   Вика  демонстративно  заткнула  уши  и  выбежала  из  кухни.   Лариса
промолчала. Родители уже знали, что у  младшей  дочки  роман  с  Викиным
одноклассником. Прежде всего они очень придирчиво расспросили  об  Иване
Вику. Та убедила их, что это просто детская игра в  любовь,  не  больше.
Потом мама провела с  Ларисой  серьезную  подготовительную  беседу.  Она
объяснила ей, откуда берутся дети, как важно не допустить, чтобы ребенок
рос без отца, и что нужно делать, чтобы молодой человек не позволил себе
забыться.
   - Главное - не давай ему повода  распускать  руки,  -  перебила  маму
Вика. Она тоже присутствовала  при  этой  нравоучительной  беседе.  Мать
считала, что старшей дочке полезно послушать все это еще раз. Первый раз
ее просветили, когда она стала встречаться с Денисом.
   - Никто рук не распускает, - уныло ответила Лариса.
   Ей было не по  себе.  Слишком  уж  прямые  и  медицинские  объяснения
оскорбляли ее. Все это  не  имело  никакого  отношения  к  ней  и  Ване.
Какие-то вымышленные опасности, придуманные взрослыми мерзости...  Какая
уж тут любовь!
   Через месяц после того, как Иван  ушел  в  армию,  она  написала  ему
короткое письмо. Писала, что ждет ответа, что учится  так  себе,  что  к
Новому году у них в школе  хотят  устроить  грандиозную  дискотеку,  что
Денис приходит очень редко... Иван ответил через месяц, и письмо у  него
было какое-то глупое. Он намекал на то, что ему здесь  не  до  дискотек.
Что Лариса, конечно, может развлекаться, но ему  почему-то  не  верится,
что она его еще помнит. Письмо было таким занудным и унылым, что девушка
засмеялась: "Ну и дурак! Значит, армия его все-таки изменила! Стал тупым
и темным, как солдатский сапог!" Странно, но она уже не скучала.
   - С глаз долой - из сердца вон, -  комментировала  это  излечение  от
любовного недуга Вика. - Я никогда не думала, что у вас с Ванькой  может
быть что-то всерьез.
   - И слава Богу, - говорила мать. - Я, конечно, его  не  видела...  Но
все равно, можно найти кого-нибудь получше. Я уверена, что  после  армии
на твоего красавчика с синими глазами ты не захочешь  смотреть.  Он  же,
сама говорила, совсем простой. Вернется оттуда серая деревенщина  -  еще
поплачешь.
   Денис и в самом деле приходил редко. Все реже и реже.  Вика  неохотно
выходила ему навстречу.
   Всем уже было ясно - и этот роман окончен. Мать вздыхала,  но  ничего
не говорила. Было видно, что она немного огорчена такой развязкой. Денис
был очень  завидным  женихом...  Лариса  тоже  вздыхала,  но  по  другой
причине. Ей ужасно хотелось сказать Вике, что  Денис  женат.  Эта  тайна
просто распирала ее, не давала дышать,  девушка  поеживалась,  будто  от
щекотки. "Вот если бы я сказала, Вика бы сразу его отшила! А  вдруг  она
все уже знает?!"
   Эта мысль ее подстегнула, и, не выдержав, она прямо спросила об  этом
сестру.
   - Я знаю. - Та сидела возле окна и  пришивала  к  своему  новогоднему
наряду серебристую розу из