ься, когда жена  уйдет.  Тем  более,
что она так разошлась и под конец стала совсем невыносима -  то  и  дело
начинала плакать,  кричала,  что  ненавидит  его,  требовала,  чтобы  он
убирался. Он ушел. В клубе, где он часто бывает, могут подтвердить -  он
приехал туда и сидел там до часа ночи. В бильярд не играл, в карты тоже.
   Просто сидел со стаканом минералки и размышлял.
   Поехал  домой,  когда  захотел  спать.  И  честно  говоря,  никак  не
рассчитывал, что застанет жену...
   - Вещи так и стояли посреди спальни - я это сразу увидел, - сдержанно
рассказывал Денис. - Она  лежала  на  постели,  горел  свет...  Кажется,
ночник над кроватью, люстру я зажег сам, чтобы получше  ее  рассмотреть.
Мне сперва показалось, что она спит, но рука... Рука у нее была  свешена
с постели как-то странно, под углом. И  Лариса  была  одета.  Лежала  на
спине. А так она никогда не засыпала.
   Он еще раз подтвердил, что жена никогда  не  принимала  дигиталис.  И
вообще ничего подобного - ей хватало слабых успокоительных средств.
   - Откуда она взяла эту гадость - ума не приложу, - горестно  вздохнул
Денис. - Может, у матери украла?
   Следователь пропустил это предположение мимо ушей, тем  более  что  у
родителей Ларисы ничего подобного в аптечке тоже не водилось.
   - Кстати, о кражах, - заметил он. - Как это вы не боитесь держать  на
виду краденую картину?
   Денис резко поставил на стол стакан с  недопитым  виски,  ткнул  мимо
пепельницы сигарету. Недоверчиво посмотрел на гостя:
   - Извините, я вас правильно понял?
   И поскольку тот молчал, Денису  пришлось  говорить  самому.  Подбирая
слова, запинаясь, он рассказал о своих подозрениях насчет этой картины.
   Жена была сама не  своя  с  тех  пор,  как  повесила  эту  мазню  над
кроватью. Откуда она ее взяла - он не знает. Но зачем  же  было  красть?
Могла бы купить Он не разбирается в искусстве,  но  считает,  что  такое
убожество не должно стоить слишком дорого.
   - Да что вы, совсем недорого. - Следователю надоели эти увертки, и он
заговорил жестче:
   - Более того, Ларисе Николаевне это полотно досталось  вообще  даром.
Она украла его у жены художника, у Екатерины Корзухиной.
   Денис беспомощно развел руками:
   -  Ужасно!  Сожалею...  Я  готов  вернуть  ей   картину,   разумеется
немедленно! Или заплатить - как она сама пожелает. Я даже  готов  хорошо
ей заплатить... Что ж, теперь она может требовать сколько  угодно,  я  в
невыгодном положении.
   - Ее уже нет в живых, деньги ей не нужны, - отрезал следователь. -  К
чему эти увертки, Денис Григорьевич? Я знаю, что вы  сами  забирали  эту
картину у Мордвиновой Александры Юрьевны, реставраторши,  что  заплатили
ей сто долларов. И между прочим, унесли у  нее  кое-что  еще.  Именно  -
портрет вашей жены, тоже нарисованный Корзухиным.
   Где же он?
   Денис резко потер лицо руками и рассмеялся сквозь сомкнутые пальцы:
   - Боже... Вам все известно. Хорошо. А что вы скажете, если я  сообщу,
что Лариса с ума сходила по этому Корзухину? Что когда-то, еще до  нашей
свадьбы, она была влюблена в эту бездарность и крутила с  ним  роман?  И
вот сейчас начала тащить в дом его мазню. Не знаю, что с ней  случилось,
какой винт в голове свинтился. Только она тронулась на искусстве.
   Денис рассказал, что действительно сам забрал у реставраторши пейзаж.
Лариса слишком дорого хотела заплатить за работу, а у него лишних  денег
нет.
   Когда он забирал картину, он увидел портрет жены.
   Не хотелось оставлять эту вещь в чужих руках. Он купил его.
   - За сколько же? - Следователь спросил это  только  для  того,  чтобы
установить предел наглости Дениса. Со слов Саши он знал, что она  отдала
портрет бесплатно. Девушке он верил, этому типу - ни на грош. И  сам  не
мог сказать почему. Ему казалось даже, что никакого гастрита у него  нет
- ишь как хлещет коньяк!
   - Да за гроши купил, честно говоря. - Денис  фыркнул.  -  Девушка  не
очень им дорожила, он ей достался случайно.  И  она,  между  нами,  сама
понимала, что содрала с  моей  бедной  жены  слишком  большую  сумму  за
реставрацию. Так что она осталась довольна...  Как  ее  там?  Саша,  да.
Симпатичная молодая особа, немножко с фантазиями... Но ничего, ничего.
   - Так эта симпатичная особа сообщила вам, что картина краденая?
   - Неужели вы думаете, что я бы пропустил это мимо  ушей?  -  обиделся
Денис. - Если бы она сообщила - я бы уже разобрался с женой.
   - А может, вы и разобрались?
   После  этих  слов  наступила  тишина.  Денис  сидел,  уставившись   в
полированную поверхность стола, то всасывая, то выпячивая пухлую  нижнюю
губу. Потом встал, запахнул полы халата.
   - Понимаю. Я у вас подозреваемый номер один.
   А между прочим, я ничего не выигрываю от смерти моей жены. Имущество?
Даже после раздела мне бы хватило до конца жизни. Свобода? А  зачем  мне
была нужна эта свобода? Мы с  женой  никогда  друг  друга  не  стесняли.
Хотела она иметь любовника пожалуйста. Я не Казанова, может,  что-то  не
так делал. Откровенно это признаю. И я со своей стороны тоже  не  всегда
был удовлетворен. Лариса была холодновата, без огонька... И у меня  были
приключения. Были, я это признаю. Но я никогда не желал разводиться. Она
меня совершенно устраивала.
   - Да вы не  изображайте  оскорбленную  невинность,  -  грубо  заметил
следователь. - Сядьте. Сами понимаете, что дело неприятное. И  есть  тут
одна подробность. Дело в том, что вашу жену видели сразу два  свидетеля,
когда она спускалась из квартиры Корзухина. И это  было  примерно  в  то
самое время, когда умерли Екатерина Корзухина и ее сын Артем.
   Знаете, как они умерли?
   Денис изумленно смотрел на него.
   - Их отравили. Сперва вырубили с помощью газового баллончика,  потом,
пока  оба  были  в  бессознательном  состоянии,   заставили   проглотить
сильнейшее сердечное  лекарство.  Догадываетесь,  какое?  Дигиталис.  От
которого умерла ваша жена.
   Никакой реакции. Молчание, пустой взгляд. Денис, казалось,  полностью
ушел в себя. Наконец он поднял глаза и вяло заявил:
   - Можете подозревать меня в чем хотите. Но ее...
   Ее оставьте в покое. Не могла она никого убить. Разве что себя.
   Портрет жены оказался у него в кабинете. Денис непочтительно поставил
картину за шкаф, лицом к стене. Обе картины - и пейзаж, и портрет - были
приобщены к делу.
   Последним свидетелем, с которым следователь встречался  в  тот  день,
была Светлана Грачева. Он  чувствовал,  что  домработница  Васильковских
всячески старается уйти от разговора, но в конце концов ему  удалось  ее
поймать. Не без помощи Дениса - он один знал телефон и адрес Светланы.
   - Только она, понимаете, не прописана  в  Москве,  -  пояснил  он.  -
Приехала с Украины, искать работу. Вы уж, пожалуйста, не  тормошите  ее.
Хорошая женщина, между прочим, в  прошлом  учительница  русского  языка.
Старательная, честная.
   Старательная честная женщина за эти  дни  даже  исхудала.  То  ли  от
тревоги за свое будущее - ведь Денис уже сообщил, что  с  первого  числа
следующего месяца она  может  быть  свободна.  То  ли  Светлана  всерьез
переживала смерть своей хозяйки. "Она  была  очень  милая,  -  сдавленно
говорила Светлана. - Никогда не кричала, не придиралась...  Я  ведь  уже
служила в некоторых семьях, знаю, что это такое.
   Обвиняют во всех смертных грехах, а гадят, как  свиньи.  Будто,  если
есть прислуга, вообще порядка соблюдать не нужно. Огрызки на пол кидают,
чуть ли не специально  грязь  наносят...  Нет,  Лариса  Николаевна  была
замечательная!"
   Стоило  Светлане  убедиться,  что  следователя  мало  интересует   ее
московская прописка и регистрация, как  она  затараторила  со  скоростью
пулемета. Сообщила, что работает у Васильковских больше года.
   Что ей очень нравилась эта пара, в особенности,  конечно,  покойница.
Вот  у  кого  был  хороший  характер!  Денис  Григорьевич  человек  тоже
неплохой, никогда не позволял себе унизить прислугу...  Но  он  все-таки
грубоват. Не понимает многих вещей. Например, того,  что  любой  женщине
нужен ребеночек.
   Вот у нее в Харькове у бабушки и дедушки осталось двое  пацанов  -  и
как она по ним тоскует, слов нет передать. А что  поделаешь?  Мужа  нет,
давно расстались. Он, подлец, платит смехотворные алименты.
   Так что поехала она искать счастья в бывшую советскую столицу... Если
бы у Ларисы Николаевны был ребеночек, она бы никогда  на  себя  руку  не
подняла.
   Тогда уж любое горе -  вполовину,  только  бы  дитя  было  счастливо.
Следователь с трудом повернул разговор на нужную тему:
   - Давайте вспомним о последних  днях  перед  смертью  вашей  хозяйки.
Когда появился пейзаж над кроватью? Помните?
   Светлана быстро мигнула обоими глазами поочередно - казалось, что она
дразнится, но на самом деле это было у нее признаком растерянности.
   -  Пейзаж?  Не  помню...  Постойте,  мне  Денис  Григорьевич  подарил
соломенного коня. Это сувенир какой-то, он его  не  любил.  Вместо  коня
повесили картину. Дней пять-шесть назад это было.
   - А раньше вы его видели?
   Светлана ответила, что если картина и была в доме, то стояла где-то в
шкафу. А рыться в шкафах не в ее правилах. И в ее обязанности не входит.
Разве что на кухне. Когда Лариса Николаевна принимала ее на работу,  она
сразу оговорила с домработницей, что порядок в своих личных вещах  будет
наводить сама. Это избавило их от многих взаимных упреков  и  претензий.
Светлана горестно поведала, что некоторые хозяйки устраивали ей истерики
из-за того, что она на пять сантиметров передвинула пудреницу  на  трюмо
или поменяла местами пару вешалок в шкафу, когда чистила одежду.  Лариса
Николаевна, слава Богу, была куда рациональнее и знала, чего хочет. Если
одежда нуждалась в чистке и стирке - она сама вынимала  ее  из  шкафа  и
складывала в специальный пластиковый короб в  прихожей.  А  уж  Светлана
действовала дальше. В шкафах она никогда не рылась,  даже  не  открывала
их.
   - Значит, вы не можете мне помочь, - огорчился следователь. - Мне вот
нужно знать, было у нее в гардеробе длинное темное пальто, очень  узкое,
а также ботинки молодежного фасона, без каблуков?
   Вы видели ее в таком наряде?
   - Никогда, - решительно ответила Светлана. -  И  таких  вещей  у  нее
вообще не было. Это не ее стиль.
   - Вы уверены? Может, она одевалась так до того, как  вы  поступили  к
ним на работу?
   Но Светлана стояла на своем: хозяйка у нее была дама  со  вкусом,  но
очень консервативная в одежде.
   Носила брючные костюмы, классические  юбки,  пиджаки.  Обязательно  -
туфли на каблуках или сапоги. Никаких  там  ботинок,  никаких  шерстяных
носков в качестве украшения!
   - Конечно, она могла поменять стиль до того, как я к ним поступила, -
согласилась Светлана в конце концов. -  Но  что-то  уж  очень  резко.  И
такого пальто, как вы говорите, у нее не было. Я ведь укладывала ее вещи
всего несколько дней назад.
   И  тогда-то  все  увидела.  Было  у  нее  зеленое   длинное   пальто,
демисезонное. Но она его уже не носит. И оно  не  такое  узкое,  как  вы
говорите, не в обтяг.
   Следователь поинтересовался также, не обращала  ли  она  внимание  на
аптечку. Там точно  никогда  не  водилось  таких  сильных  средств,  как
дигиталис?
   Светлана ответила, что в аптечку  заглядывала  часто,  более  того  -
покупала по рецептам лекарства для Дениса Григорьевича.
   - Такого пузырька там не было. Я бы заметила.
   Странный он какой-то,  по-русски  -  ни  слова.  Я  его  видела,  мне
показали. Меня ведь уже допрашивали насчет этого пузырька.
   - Вы убирали комнату после того, как Ларису Николаевну увезли?
   - Да. Вы про записку хотите спросить?  Не  было  никакой  записки.  -
Светлана округлила глаза и понизила голос до шепота:
   - А вообще-то странно, что она туда вернулась. В последний раз, когда
я ее видела и передавала вещи, Лариса  Николаевна  твердо  сказала,  что
никогда не вернется к мужу. Сказала, их этот брак давно уже распался.  И
что только с виду все так благополучно.
   - Она жаловалась на что-то конкретное?
   - Нет. Наоборот, ударилась в какие-то аллегории. Но она не  выглядела
такой уж подавленной.
   Наоборот, была очень оживленная, любезная. Да я давно  замечала,  что
она не любит мужа.
   - В самом деле? А он ее?
   Разговор происходил в комнате, которую снимала Светлана. Она  наотрез
отказалась разговаривать на квартире у Васильковских. Объяснила это тем,
что Денис Григорьевич и так недоброжелательно на нее посматривает.
   - А он тоже ее не любил! - неожиданно резко ответила  эта  мягкая,  с
виду спокойная женщина. - Если он  вам  говорит,  что  любил  ее,  -  не
верьте. Это же сразу видно, когда человек любит. Но их что-то связывало,
уж не знаю что. Привычка, может? Только если на одной привычке держаться
- не  надолго  хватит.  Это  я  по  собственному  опыту  знаю.  А  Денис
Григорьевич, между прочим, тоже быстро утешился, когда она ушла.
   И Светлана, неодобрительно прищурившись, поведала,  что  стоило  жене
уйти, как Денис Григорьевич немедленно поселил дома какую-то женщину.
   - Женщину? - Следователь впервые слышал об этом. - Что же вы молчали?
Откуда вы это знаете?
   Вы ее видели?
   Под градом вопросов домработница  созналась,  что  она  эту  даму  не
видела.  Но  зато  располагает  множеством  косвенных  доказательств  ее
присутствия. Когда  она  на  другой  день  после  ухода  хозяйки  пришла
прибраться и упаковать Ларисины вещи, Денис  Григорьевич  тут  же  запер
свой кабинет и так и не открыл его, пока Светлана убиралась. В  основном
она возилась в хозяйкиной спальне. И хотя дом старый, стены толстые,  но
когда  в  запертом  кабинете  кто-то  резко  открыл  форточку,  она  это
услышала.
   - Денис Григорьевич был в столовой, - рассказывала она. - Он форточку
открыть не мог.
   Я, конечно, ничего ему не сказала. Если жена ушла, он все-таки  почти
холостяк и имеет какое-то право привести другую... Она сама виновата. Но
все-таки я насторожилась. Я уже тогда  сразу  поняла,  что  потеряю  это
место. Раз уж меняется хозяйка... Я хотела  сказать  Ларисе  Николаевне,
что если она хочет вернуться, то  пускай  поторопится.  Ее  место  может
занять другая женщина. Но потом, когда встретилась с ней, не решилась...
Я видела, что у нее уже какая-то другая жизнь и ей  наплевать  на  мужа.
Что я буду соваться со своими советами? Кто я такая? Просто прислуга...
   В последних словах Светланы неожиданно послышалась горечь. До сих пор
женщина тщательно скрывала, что положение прислуги ее  унижает.  Она  на
секунду отвернулась, тронула платком  глаза  и  добрым  словом  помянула
Ларису.
   - Послушайте, как вы по  стуку  форточки  можете  утверждать,  что  в
квартире кто-то жил? - разочарованно переспросил следователь. - И почему
именно  женщина?  Может,  деловой  партнер   пришел?   Может,   форточка
распахнулась от ветра?
   - Извините, - категорично возразила Светлана, - мне лучше знать,  кто
там жил. Почему Денис Григорьевич сказал, чтобы я больше  не  приходила,
что в ближайшие дни ему помощь не нужна. Почему сказал, чтобы я  явилась
в обычное время, утром, но только девятнадцатого числа.  Хотя  раз  жены
нет - ему ни приготовить, ни постелить некому. Как раз мои услуги нужны!
Значит, там была другая женщина. И он решил погулять денька три  в  свое
удовольствие, а я бы им мешала. И я насмотрелась в  других  семьях,  как
супруги развлекаются один без другого. И надо  вам  сказать,  если  хоть
какой-то стыд у людей оставался, обычно  на  эти  дни  меня  отсылали  в
отпуск. Так что эта схема мне прекрасно знакома! Я уж  знаю,  что  потом
жена или муж все равно догадаются, и ничего хорошего не будет. Так что я
слова Дениса Григорьевича близко к сердцу  приняла.  Иногда  ведь  после
таких выкрутасов увольняют домработницу,  хотя  та  одна  ни  в  чем  не
виновата.
   Но к чести своего последнего хозяина, Светлана отметила,  что,  когда
она явилась убираться, не было заметно никаких  следов  пьянки.  Обычный
беспорядок, пустые бутылки только из-под боржоми, и  грязной  посуды  не
больше, чем всегда накапливается за три дня.
   -  А  может,  ваш  хозяин  просто  от  всех  устал?   -   предположил
следователь. - Захотел пожить один?
   Вы вообще видели какие-то приметы, указывающие на то, что в доме жила
женщина? Косметику, забытые женские вещи? Почему вы так уверены, что это
была именно женщина?
   Светлана усмехнулась, вид у нее был победоносный:
   - Знаете, конечно, можно замести все следы.
   И вещи прибрать, и ни одной своей булавки  не  забыть.  Бывают  такие
аккуратистки, все чистенько за собой  подметают.  Но  все  равно  что-то
забывают.
   Например, эта наволочку сменить забыла.
   И, встретив изумленный  взгляд  следователя,  женщина  пояснила,  что
девятнадцатого вечером перестилала постель, на  которой  умерла  Лариса.
Кто же будет спать на этом белье после покойницы?!
   И, снимая наволочку с подушки, она сразу  почувствовала  запах  чужих
духов. Очень сладкие и крепкие, наволочка пропахла ими насквозь.
   - Где эта наволочка? - оживился следователь.
   Наконец-то он услышал что-то конкретное. Звук  открывшейся  форточки,
запертый кабинет, три дня без прислуги - все это  не  прямые  улики,  их
можно повернуть как угодно.
   И женщина, невероятно гордясь собой, встала, открыла шкаф и достала с
нижней полки узел с грязным бельем.
   - Вот! - Она бросила белье на  пол  перед  следователем.  -  Тут  вся
смена, на которой умерла Лариса Николаевна.
   Следователь  извлек  наволочку  и,  даже  не  поднося  ее   к   лицу,
почувствовал этот сладкий, густой,  очень  навязчивый  запах.  На  ткани
осталось много черных волос, и это было неудивительно - Лариса  металась
в агонии.
   - У нее точно не было таких духов?
   И Светлана сказала, что уж в этом она готова поклясться  чем  угодно,
даже здоровьем своих детей.
   Лариса Николаевна любила совсем другие духи,  ничуть  не  похожие  на
эти. Особенно ей нравились запахи зеленой травы  и  малины.  Она  как-то
сказала, что они напоминают ей лучшее время ее жизни.
   А вот какое, не уточнила.
 
Глава 18 
 
   - Алло? - В трубке неожиданно ясно и чисто  раздался  юный  голос.  -
Алло, бабушка, это ты?
   - Зоенька, здравствуй, - торопливо прокричала  женщина.  Она  никогда
раньше не звонила в Кельн, хотя телефон Вики у нее был. - Позови маму!
   - А мамы нет, - удивленно ответила  девочка.  -  Алло,  бабушка,  что
случилось?
   - А папа дома?
   Роман оказался на месте. Теща  застала  его  только  потому,  что  не
приняла во внимание разницу во времени между Кельном и Москвой. В Москве
было  одиннадцать  утра,  в  Кельне  -  девять.  Роман  еще  не  ушел  в
университет.
   - Марина Павловна, здравствуйте. - Он попытался перекричать тещу,  но
тут же понял, что это не удастся. С великим трудом он убедил ее говорить
тише - связь прекрасная. И только тут разобрал, что женщина чем-то очень
встревожена. - Что у вас случилось?  -  забеспокоился  он.  -  Вика  уже
вылетела? Ей лучше? А как вы себя чувствуете? Мы за вас переживали.
   - Что? -  замороченно  ответила  та.  -  Ах,  Рома,  неужели  и  Вика
заболела? У нас и без того такие нехорошие новости...
   Он уже ничего не  понимал.  Жена  уехала  в  Москву  двадцать  пятого
октября, сообщив, что мать прислала ей тревожное  письмо.  Кажется,  она
больна, есть серьезное подозрение на рак. Вика перецеловала детей, взяла
почти все деньги - на возможную операцию и лечение. Просила  не  звонить
родителям, сказала, что это только заострит их внимание на болезни. Зато
регулярно звонила сама. Говорила, что мать проходит обследование, у  нее
берут сложные  анализы,  ее  присутствие  здесь  необходимо.  Передавала
приветы от сестры,  тестя,  тещи.  Наконец  позвонила  и  сообщила,  что
восемнадцатого улетает, пусть  ее  не  встречают,  она  прилетит  поздно
ночью.
   А вечером вместо Вики - еще один телефонный звонок. Обследование дало
неоднозначные результаты, нужно задержат