здарность.  Бездарность,  которой  удалось  создать  две-три   хорошие
картины. Да, но где  же  тот  чертов  пейзаж?  Дописал  он  его?  Может,
уничтожил? Продал? Потерял?
   Вика резко села на постели.  Она  была  очень  возбуждена.  "Вот  так
всегда. - Женщина сжимала ледяные  руки,  дула  в  ладони,  пыталась  их
согреть.
   Сердце стучало тяжело и неровно. - Кажется, я все предусмотрела...  А
потом какая-то мелочь, какая-то дрянь портит все дело. Колодец. Яна  все
еще там.
   Господи, я же помню, я хорошо помню, как Иван с Ларой пристали ко мне
на даче! Им хотелось пить, а колодца они не нашли. Лариса и не  знала  о
нем.
   Родители, слава Богу, терпеть не могли эту  дачу  и  тоже  толком  не
помнили,  где  тот  колодец.  Как  меня  передергивало,  когда  начинали
вспоминать про него!
   Потом, конечно, забыли... Все забывается. Но картина... Эта проклятая
картина..."
   Она будто наяву увидела испуганные, недоверчивые  глаза  сестры.  Как
Лариса смотрела на нее, когда Вика рассказала ей о босоножке с порванным
ремешком! Вике даже показалось,  что  сестра  в  этот  миг  все  поняла.
Глупости! Самое большее, о чем могла подумать Лариса, - это о  том,  что
Денис бывал на их даче с какой-то девицей. Ну и что же здесь  страшного?
Но колодец... Иван настаивал, что колодец был.  Он  полностью  убедил  в
этом Ларису, да еще бы не убедить - она ему в  рот  заглядывала,  глупая
тетеря. У нее тоже возникли вопросы. Слишком  много  вопросов.  Но  ведь
двадцать лет никто не  вспоминал  об  этом!  И  еще  двадцать  никто  не
вспомнит! Но картина...
   Вика сжала кулаки: "А ведь все было так  просто,  элементарно!  Нужно
было выпросить у Ивана тот пейзаж и уничтожить  его!  Он  бы  отдал,  он
никогда не был жадным! Или купить... Да,  в  самом  деле,  купить,  пока
никто другой не купил. А могут! Особенно после Клаусовой статьи. А Клаус
напишет. Этот трудолюбивый восторженный червяк напишет, да так, что Иван
в один день окажется, по  крайней  мере,  русским  Сезанном,  московским
Модильяни! И цены на него подскочат так, что купить будет невозможно! По
крайней мере, я уже не потяну эту покупку.
   А сейчас этот пейзаж должен стоить копейки".
   В спальню вошел муж. Встревоженно склонился над ней, тронул за плечо:
   - Ты  приняла  лекарство?  Все  уже  расходятся,  я  сказал,  что  ты
нездорова.
   - Зачем было портить вечеринку? - Она прижалась лбом к  его  руке.  -
Знаешь... Это не сердце.  На  меня  накатила  дикая  хандра.  Я  страшно
соскучилась по дому.
   Он сразу замкнулся - она почувствовала это  по  уклончивому  движению
его руки. Роман считал, что зарабатывает слишком мало  для  того,  чтобы
ежегодно отправлять жену и детей в Москву. Он экономил на  всем,  мечтал
накопить денег и по возвращении пригнать из  Германии  машину.  Права  у
него были давно, а вот денег купить автомобиль не было. И  Вика  поняла,
что для того чтобы поездка осуществилась, нужно найти другой путь. Более
радикальный. Такой, что даже скуповатый Роман не сможет ей отказать.
   Письмо "от мамы" Вика написала сама.  Конверт  взяла  старый  -  мама
писала часто, эти  конверты  валялись  по  всей  квартире.  Вика  только
подправила несколько цифр на  штемпеле,  чтобы  казалось,  будто  письмо
пришло только сегодня. Возвращаясь из магазина,  Вика  еще  на  лестнице
достала поддельное письмо из сумки. Она решила сделать вид, что  достала
его из ящика и вскрыла на лестнице.
   Но письмо даже показывать не пришлось. Роман встревожился и заметался
по квартире. Спрашивал, серьезно ли больна теща. Неужели у  нее  рак?  И
что же теперь делать? Вике нужно лететь в Москву.
   Женщина следила за ним, зажав в руке уже ненужное письмо,  и  думала,
что, в сущности, жизнь у нее удалась. Вот, например, у  нее  понимающий,
отзывчивый муж. Хорошие дети. У Артура светлая  голова,  пошел  в  отца,
говорит по-немецки, как истинный ариец, много читает. Зойка в  последнее
время так выросла и похорошела, что из прыгучей серой Зайки превратилась
в настоящую красавицу невесту. И неужели все это можно разрушить  только
потому, что какой-то идиот, бездарность, алкоголик нарисовал тот  чертов
колодец? Единственную улику против нее. Может, уже бессильную.  Но  зато
последнюю. Уничтожив картину, она будет спокойна всю оставшуюся жизнь. А
это не так уж мало.
   - Ты отпустишь меня в Москву? - умоляюще спросила она.
   И Роман сказал, что теперь она просто обязана поехать.
   Из писем матери  Вика  знала,  что  их  собственная  квартира  теперь
пустует, прежние жильцы съехали, новых не нашлось. Ключи у нее  были,  и
женщина решила пожить у себя. Ей не хотелось объясняться с  матерью.  Та
очень скучала по дочери, но,  если  бы  узнала,  что  Вика  приехала  на
несколько дней,  -  просто  не  отпустила  бы  ее  от  себя.  Сама  Вика
рассчитывала, что ей не придется пробыть в Москве больше двух-трех дней.
Сколько нужно времени, чтобы купить  картину?  Полчаса.  Главное,  чтобы
согласились продать. Впрочем, сейчас  Иван  должен  быть  сговорчив,  до
славы еще далеко, если она вообще его ждет, эта мифическая слава!
   Новый адрес Ивана она взяла у Клауса. У этого обстоятельного человека
все адреса  художников,  которыми  он  интересовался,  были  записаны  в
отдельную  книжечку.  Для  отвода  глаз  Вика  попросила  еще  несколько
адресов. Она не хотела акцентировать  внимание  на  одном  Иване.  Клаус
горячо поддержал ее интерес:
   - Да, на их картины стоит посмотреть в натуре!
   А купить можно совсем дешево!
   Вика, загадочно улыбаясь, попросила не говорить Роману, что она брала
эти адреса. Клаус задумался, но дал слово молчать.
   У них часто бывали гости, но на  этот  раз  обошлось  без  прощальной
вечеринки. Уже весь университет знал, что у жены Романа больна мать.  Ей
сочувствовали, давали советы, делали мелкие практичные подарки в дорогу.
В частности, одна ученая дама - некрасивая, уродливая, ужасно похожая на
лошадь, - подарила Вике газовый  баллончик.  Из  объяснений  этой  дамы,
никогда в жизни не бывавшей в России, Вика поняла одно: в Москве  бушует
жуткий криминал, нужно быть начеку. Женщин грабят  и  насилуют  прямо  в
аэропорту, как только они проходят паспортный контроль. Вика благодарила
ее за подарок, а про себя думала, что этой красавице вряд ли грозит быть
изнасилованной. Даже после паспортного контроля. Даже в Москве.
   Но - смех и грех - точно такой же баллончик преподнес Вике  галантный
Клаус. "У них,  наверное,  где-то  была  распродажа,  -  подумала  Вика,
принимая этот подарок и сердечно  благодаря.  -  Пистолет  небось  слабо
подарить! Ладно, отдам Зойке. Я-то уже старая, а  вот  если  с  ней  что
случится..."
   Но второй баллончик так и остался  у  нее  в  сумке.  Вика  про  него
попросту забыла. Она основательно запаслась сердечным лекарством.  Роман
дал денег и попутно попросил отвезти в  Москву  кое-какие  передачки.  В
основном это были книги, и ужасно тяжелые. Кроме Романа, ее  просили  об
одолжении все русские  сотрудники  университета,  так  что  Вика  уехала
нагруженная как  верблюд  и  страшно  злая.  Кроме  того,  она  получила
множество заказов - что привезти  из  Москвы  в  Кельн.  Кроме  водки  и
сигарет (в Германии они были слишком дорогие,  Роман  давно  перешел  на
самокрутки), ей заказали кучу книг.
   Вика покорно приняла все эти заказы. Она понимала, что, отправляя  ее
в Москву, Роман стремится  максимально  окупить  расходы.  Раз  уж  жена
тратит деньги, то пусть приносит пользу!
   Вика приехала в Москву двадцать пятого октября. Весь  следующий  день
она просидела в нетопленой  квартире,  дрожа  от  холода,  обмотав  ноги
пледом. Она пыталась дозвониться до Ивана -  Клаус,  кроме  адреса,  дал
также его новый  телефон.  Только  раз  ей  кто-то  ответил.  Голос  был
мальчишеский, звонкий, и  она  почему-то  не  стала  говорить,  повесила
трубку. Ей, как это ни глупо, показалось, что ответил сам  Иван.  Только
молодой - тот, в которого она была когда-то влюблена.
   Сумки так и стояли нераспакованные. Вика не торопилась навещать  тех,
кому были предназначены посылки. Она сидела  у  телефона  и  накручивала
диск.
   На другой день она решила, что телефон неисправен, и  решила  поехать
без предупреждения.
   Вика  специально  поехала  поздно  вечером.  Она  решила  явиться   к
Корзухиным часов в одиннадцать вечера.  Так,  по  крайней  мере,  меньше
шансов столкнуться с посторонними. Если день  не  праздничный,  то  дома
обычно только члены семьи. А устраивать праздники Корзухиным не на что -
это она поняла из рассказов Клауса. Она застегнула пальто, обмотала  шею
теплым шарфом, заглянула в сумку. И тут увидела,  что  там  оба  газовых
баллончика.
   На таможне она даже не вспоминала о них, настолько была  погружена  в
свои мысли. И теперь удивилась  -  как  на  них  не  обратили  внимания?
"Видно, не похожа я на террористку!" - усмехнулась Вика.
   Достала  один  баллончик,  поставила  его  на  подзеркальник.  Второй
оставила в сумке. Проверила деньги в кошельке. Сколько бы ни стоил  этот
пейзаж - на него денег хватит!
   Но с самого начала все пошло вкривь и вкось.
   Прежде всего. Вика очень задержалась. Целых полчаса она  не  решалась
выйти из квартиры - соседка весьма  некстати  решила  вымыть  лестничную
площадку. Вика никого не известила о своем приезде.
   Она предпочитала, чтобы о ней никто  не  знал.  Сюда  может  случайно
заехать мать, и она будет потрясена, узнав от соседей, что дочь  была  в
Москве, а к ней не заглянула. Наконец соседка захлопнула за собой дверь,
и Вика, нервно взглянув на часы, выбежала из квартиры.
   В том районе, где теперь жил Иван, ей никогда бывать не  приходилось.
Она вообще плохо знала Москву, ориентировалась с трудом. Кроме  того,  у
нее страшно болела голова. То ли от перемены климата, а еще вернее - она
все-таки  простудилась  в  нетопленой  квартире.   Единственный   старый
нагреватель плохо тянул и совершенно  не  спасал  от  холода.  Выйдя  из
метро. Вика чувствовала себя совершенно разбитой. Она зябко  куталась  в
свое холодное пальто и с трудом соображала, в какую сторону нужно  идти.
К дому, где жили Корзухины, она пришла уже в половине первого ночи.  Она
никак не рассчитывала, что ее  задержит  соседка,  что  столько  времени
займет дорога. В такой час являться к незнакомым людям было неловко.  Но
Вика решила идти  напролом.  Поздно?  Что  же,  тем  лучше.  Постараются
поскорее избавиться от гостьи и продадут картину без торга.
   Она позвонила в дверь, затем постучала. Через несколько минут  кто-то
брякнул цепочкой, в щели показалось бледное женское лицо. Вика облизнула
губы и натянуто улыбнулась:
   - Простите, что беспокою, могу я видеть Ивана Корзухина?
   - Он ушел, - неприветливо ответила женщина.
   Она уже хотела закрыть дверь, но Вика, сама себе удивляясь,  удержала
дверь за ручку, потянула на себя и почти силой вошла в квартиру. Женщина
испуганно отступила, глядя  на  нее  расширенными,  какими-то  странными
глазами. "Неужели наркоманка?" - мельком подумала Вика. Теперь ее  очень
успокаивала мысль о баллончике. Она даже нащупала его в открытой сумке.
   - Мне бы хотелось приобрести картину Ивана, - любезно  сказала  Вика.
Она решила не обращать внимания на странности этой женщины.  Вика  сразу
увидела, что живут они очень бедно, значит,  торговаться  не  будут.  Но
женщина только качала головой и не говорила ни слова. - Меня  интересует
деревенский пейзаж, - продолжала Вика, цепко осматриваясь  по  сторонам.
Она пыталась понять,  где  находится  мастерская  Ивана.  -  Это  старая
картина,  где-то  семьдесят  шестого  года.  Там  нарисован  деревенский
бревенчатый дом,  сад...  Послушайте,  вы  понимаете,  о  чем  я  вообще
говорю?
   И тут произошло нечто ужасное. Женщина все так же  молча  надвинулась
на нее, схватила за рукав и  зашипела  что-то  маловразумительное.  Вика
разобрала только повторяющиеся слова "и ты  тоже,  и  ты  тоже...".  Она
вскрикнула, попробовала вырваться, но женщина повисла у нее на руке:
   - Не пущу! Воровка, еще одна воровка!
   Это до кошмара напоминало сцену с Яной. Та же ненависть в глазах,  та
же цепкая жесткая рука, та же молчаливая упорная  борьба  -  без  всяких
причин, без объяснений. Вика чувствовала себя так, будто попала в капкан
- тот же самый, что двадцать лет назад. Свободной рукой она  нащупала  в
сумке баллончик,  сбросила  колпачок  и  прыснула  женщине  в  лицо.  Та
распахнула бледно-голубые глаза,  сипло  втянула  воздух,  и  ее  хватка
заметно ослабела. Через минуту она разжала руку и мягко упала на пол.
   Только теперь Вика услышала шорох в соседней комнате. Там был  кто-то
еще. Она метнулась было к двери, но туг же замерла, увидев худого  парня
в спортивном костюме. Парень стоял в прихожей и смотрел то  на  женщину,
лежавшую на полу, то на Вику. Сделал шаг... Вика, зажмурившись, вытянула
руку и давила на головку баллончика, пока были  силы.  Струя  газа  била
прицельно, но ей тоже досталось - теперь она ощущала  ужасную  слабость,
ее тошнило, раскалывалась голова.
   Парень упал у стены и лежал, скорчив ноги, упершись плечом  в  косяк.
Вика на  подгибающихся  ногах  поплелась  в  кухню,  приоткрыла  окно  и
несколько минут дышала ледяным ночным воздухом.
   Вскоре она пришла в себя. Замотала рот  и  нос  шарфом,  прошла  мимо
распластанных в коридоре тел, сразу нашла комнату,  где  в  куче  лежали
картины.
   Она расшвыривала их по сторонам, то и дело оглядываясь на дверь -  не
придут ли в себя хозяева?
   В прихожей стояла мертвая тишина. Картины,  которую  она  искала,  не
было.
   И тут ей  по-настоящему  стало  страшно.  Капкан  держал  ее  крепко,
крепче, чем она думала. Она и не подозревала, что даже  спустя  двадцать
лет он защелкнется так легко. "Что мне делать? - Она  с  безумным  видом
оглядывала учиненный ею развал. - Если бы они  продали  пейзаж,  все  бы
обошлось...
   Но я, получается, напала на них... Из-за картины!
   Из-за клочка ничего не стоящей мазни! Если Иван  узнает...  Если  ему
опишут меня... Он сразу поймет, что это была я! Боже  мой!  Колодец,  он
первый скажет, что я искала колодец... Нет, я схожу с ума.
   Куда он дел картину?!"
   Ей послышалось, что в прихожей кто-то пошевелился. Вика выглянула  из
комнаты. Нет, показалось. Оба лежат неподвижно. Теперь  видно,  что  это
мать и сын, - между ними определенное сходство, особенно  теперь,  когда
глаза закрыты, а лица расслаблены. Кольнуло сердце - сперва слабо, потом
все  грознее,  все  настойчивей.  Вика  вытащила  из  сумки  пузырек   с
лекарством. Она никогда с ним не расставалась. Рука немела,  нужно  было
торопиться. Ложку взять негде, нет под  рукой  и  воды,  чтобы  развести
дигиталис. Ничего, она не промахнется  и  так.  Только  бы  не  глотнуть
лишнего. В больших дозах это сильный яд.
   Вика зубами открыла пузырек. И тут ей неожиданно стало  легче  -  как
будто даже запах лекарства принес облегчение. Да, прошлое возвращалось.
   Когда-то Денис не поверил, что она так быстро  расправилась  с  Яной,
так ловко избавилась от тела.
   Колодец. Картина. Нельзя, чтобы они  все  рассказали.  Нельзя,  чтобы
узнали, почему этот  колодец  так  важен  для  нее.  Надо  вырваться  из
капкана. Немедленно!
   Она тяжело опустилась на колени. Парень  лежал  с  приоткрытым  ртом.
Вика  поднесла  пузырек  к  его  губам,  наклонила,  поддерживая   парню
подбородок, и влила ему в рот  половину  содержимого.  Несколько  капель
вылилось, остальное, наверное, пошло в горло. Она увидела,  как  на  его
тощей шее слабо дернулся кадык. С женщиной было тяжелее. Вика  с  трудом
открыла ей рот. Вспомнилось, как у  щенка,  которого  они  завели  перед
отъездом в Германию, обнаружились глисты. Нужно было дать  лекарство,  а
он не хотел его пить. Ни в пище, ни  в  сладостях,  ни  в  чистом  виде.
Никак. И тогда Роман зажал щенка между коленями,  сдавил  ему  горло,  а
Вика по каплям влила в открытую пасть лекарство. Зойка чуть не  плакала,
умоляла не мучить беднягу. Артур помогал держать Джима. Что  толку?  Все
равно пришлось отдать собаку.
   Наконец с женщиной тоже было покончено.  Пузырек  был  пуст.  Теперь,
если бы самой Вике стало плохо,  се  ничто  не  спасло  бы.  Все  запасы
лекарств остались дома, в нераспакованной сумке  с  передачками.  Она  в
последний раз оглядела картины. Нет, пейзажа здесь не было.  Значит,  он
все-таки продал его. Или подарил. Кому? Что ей теперь делать? Умрут  они
или нет? Она посмотрела на неподвижные тела. А может, оба уже мертвы?
   Вика быстро прошлась по квартире. Картины не было нигде. Но  она  уже
не знала толком, что именно здесь ищет. У  нее  было  чувство,  что  она
забыла сделать что-то важное. Но что? На  кухонном  столе  в  треснувшей
рюмке стояла дешевая белая свечка.
   Такую только тронь - сразу гнется. Вика взяла спички, зажгла  огонек.
Посмотрела  на  узкое  трепещущее  пламя,  перевела  взгляд  на   плиту.
Нахмурилась.
   Да, это выход. Там была вода, здесь будет огонь.  Она  отвернула  обе
конфорки. Вернулась в коридор. И тут  поняла,  что  тела  лежат  слишком
неестественно.
   Даже если они сгорят, будет ясно,  что  люди  могли  бы  выползти  на
площадку - ведь лежали они у самой двери. Почему же не доползли?
   Сперва Вика  потащила  в  комнату  женщину,  затащила  ее  на  смятую
постель. Женщина была очень легкой, худой, кожа да кости. Вике  противно
было к ней прикасаться. Ей показалось, что женщина  слабо  застонала,  и
она в ужасе отпрянула. С парнем  было  еще  меньше  хлопот.  Теперь  она
видела, что это еще совсем мальчишка. Она торопилась, в квартире, как ей
казалось, начинало пахнуть газом.
   "Если все взорвется, пока я тут... Вот будет весело!"
   Она вышла на лестницу, прикрыла за собой дверь,  тихонько  нажала  на
нее. Щелкнул язычок замка.  Сердце  опять  прихватывало,  то  слабо,  то
сильнее, но в общем терпеть было можно. "Натаскалась тяжестей, -  думала
она, осторожно спускаясь по лестнице, опираясь на перила.  Они  тихонько
скрипели при каждом прикосновении. - Что же я сделала? Не понимаю. И это
все? И ради этого я притащилась в Москву?"
   Ничего перед собой не различая, она вышла на  улицу.  В  лицо  ударил
ледяной ветер. На миг ей почудилось, что надо только повернуть за угол -
и  она  окажется  у  подъезда  своего  кельнского  дома.  Нажмет  кнопку
домофона, ей ответят Зоя или Артур.  Она  поднимется  наверх,  войдет  в
светлую теплую квартирку, тесную и захламленную, и все равно уютную.
   Уютнее, чем ее пустая и холодная московская квартира.
   Она поймала себя на том, что остановилась. Не далеко же  она  ушла  -
подъезд совсем рядом. Скоро рванет. Поднимется столб  пламени,  закричат
спросонья испуганные жильцы. Вика заставила себя передвигать  ноги.  Она
их не чувствовала и все-таки шла, медленно, упорно шла туда, где тянулся
оживленный даже в ночное время проспект. Остановилась у обочины, подняла
руку. Даже не посмотрела на  водителя  остановившейся  машины,  даже  не
задумалась, что фрау Дитце рассказывала ужасы про  криминальную  Москву.
Что она знает об этом, старая  глупая  лошадь!  Вика  села  в  машину  и
назвала адрес своей квартиры.
   ...А  дешевая  белая  свечка,  медленно  сгибаясь   под   собственной
тяжестью, постреливая и чадя, испускала длинный язык  пламени.  Скверный
фитиль громко трещал, роняя огненные брызги на скатерть.
   Вскоре на ткани появилось маленькое тлеющее пятно.  Оно  расширилось,
по краям поднялись оранжевые оборки огня. Через  несколько  минут  кухню
наполнил горький синеватый дым. Но соседи почуяли неладное только  минут
через тридцать, когда в этой выморочной  квартире  было  поздно  кого-то
спасать...
 
*** 
 
   К утру  у  нее  все-таки  случился  сердечный  приступ.  Она  приняла
лекарство, скорчилась под несколькими одеялами. Ее  отчаянно  трясло  от
холода, а может, от озноба. Когда она открывала тяжелые веки, то видела,
как в темноте спальни извивается