кой под зад, когда они  взбирались  на  борт,  в  то  время
Пилото еще занимался водолазным делом  -  снимал  намотавшиеся  на  винт
концы, чистил  обросшие  и  ржавые  корпуса,  поднимал  упавшие  в  море
навесные моторы, а в свободное время, как и все  в  те  годы,  понемногу
подрабатывал контрабандой. Теперь ему Уже не по  возрасту  было  подолгу
торчать в воде, и он катал по выходным семьи с детьми, перевозил моряков
с танкеров, стоявших на рейде напротив  Эскомбреры,  лоцманов  во  время
штормов,  украинских  моряков,  набравшихся  выше  ватерлинии,   которых
выбрасывали из заведений, как балласт  за  борт,  правда  предварительно
начистив им морду. Чего только не видели "Карпанта" и Пилото! И солнце в
зените при полном штиле, когда от зноя раскаляются  причальные  тумбы  в
порту. И лихую погодку, когда Господь  взбрыкивал  всерьез.  И  такелаж,
вибрирующий, как струны арфы, от порывов  средиземноморского  зюйд-оста,
лебече.  И  средиземноморские  закаты,  долгие,  красные,   когда   вода
неподвижна, как зеркало, и кажется, будто в тебе и во  всем  мире  царит
беспредельный покой,  и  понимаешь,  что  ты  -  всего  лишь  мельчайшая
капелька в трехтысячелетней морской вечности.
   - Мы вернемся часа через два. - Кой посмотрел на вершину горы Пеньон,
от которой Танжер по-прежнему не отводила глаз. - И сразу  же  выйдем  в
море.
   Пилото продолжал драить бронзовые кнехты.
   Когда-то Кой, еще мальчишка, много узнал от этого человека про людей,
про море, про жизнь.

***

   На Кладбище безымянных кораблей,  в  последнем  приюте  старых  судов
перед тем, как их разрежут и продадут на металлолом, где Пилото  с  Коем
устраивались перекусить приправленными лимонным соком сырыми ракушками и
морскими ежами, Пилото научил его различать все части корабля задолго до
того, как Кой поступил в мореходку. И здесь же, в этом пустынном  месте,
посреди ржавого железа, труб, из  которых  никогда  больше  не  вырвутся
клубы дыма, вытащенных из воды корпусов, лежавших на берегу как издохшие
киты, Пилото вынул из кармана пачку "Сельтас" без фильтра и угостил  Коя
первой в его жизни сигаретой, дав прикурить от своей латунной зажигалки,
остро пахнувшей горелым фитилем.
   Кой взял тужурку и выпрыгнул на причал. Танжер присоединилась к нему.
Как всегда, сумка висела у нее на плече.
   - Какая погода будет сегодня ночью? - спросила она.
   - Хорошая. Сильного ветра не будет. Может,  немного  покачает,  когда
обогнем мыс Европа.
   Он  удивился,  когда  заметил  гримаску  неудовольствия   при   слове
"покачает". Вот смешно-то будет, если ее укачает. До этой минуты  ему  в
голову не могло прийти, что она будет лежать, словно  оглушенный  тунец,
или бессильно цепляться за борт.
   - У тебя биодрамин есть?.. Наверное, надо бы тебе принять  что-нибудь
от морской болезни до того, как мы выйдем в море.
   - Это не твое дело.
   -  Ошибаешься.  Если  ты  страдаешь  морской  болезнью,   ты   будешь
бесполезным грузом на борту.
   А это меня касается непосредственно.
   Ответа не  последовало,  и  Кой  пожал  плечами.  До  своего  "рено",
припаркованного  на  набережной,   они   шли   вдоль   пристаней.   Лучи
склонявшегося к горизонту солнца сквозили  через  облака,  висевшие  над
островом Альхесирас, и окрашивали  в  красноватые  тона  отвесную  стену
Пеньон, высвечивая  старые  доты,  некогда  отрытые  для  артиллерийских
орудий.
   Две дряхлые,  давно  вышедшие  в  отставку  контрабандистские  барки,
выкрашенные черной и синей, давно уже вспузырившейся краской,  догнивали
среди ржавых моторов  и  пустых  канистр.  Чем  ближе  они  подходили  к
стоянке,  тем  слышнее  становились  шумы  города.  В  будке   скучающий
таможенник смотрел телевизор. К  пограничному  пункту  для  переезда  на
испанскую территорию выстроилась длинная очередь автомобилей.
   На сей раз за руль села она. Положив сумку на колени, она  аккуратно,
уверенно и без спешки вела машину к ротонде на  Трафальгарском  кладбище
по улице, шедшей позади бастионов над заливом. За все это время  она  не
произнесла ни слова. Остановила машину, поставила на тормоз,  посмотрела
на часы и выключила мотор.
   - Какой у нас план действий? - спросил Кой.
   Нет  никакого  плана,  ответила  она.  Они  поднимутся  на  смотровую
площадку и выслушают то, что скажет им Нино Палермо. Именно так и  никак
иначе, потом оставят машину на стоянке,  отдадут  ключи  на  хранение  в
прокатную фирму и отправятся в море, как и предполагали.
   - А если выйдут осложнения?
   Кой думал об Орасио  Кискоросе  и  арабе.  Палермо  не  таков,  чтобы
сделать какое-то предложение, услышать  в  ответ  "там  видно  будет"  и
удовлетвориться этим. Эта мысль посетила Коя перед тем, как они сошли  с
"Карпанты", и он взял хорошо наточенный морской нож "Вичард"  с  острыми
зазубринами у основания лезвия, которым Пилото  в  случае  необходимости
перерезал снасти. Сидя в машине, он  чувствовал,  как  нож,  лежавший  в
заднем кармане, вдавливается в правую ягодицу.  Конечно,  не  бог  весть
какое оружие, но все-таки лучше, чем  ходить  на  такого  рода  светские
рауты с голыми руками.
   - Думаю, никаких осложнений не будет, - ответила она.
   Она взглянула на закрытые ворота кладбища.
   Днем, после  обеда,  они  немного  поездили  по  городу  и  зашли  на
кладбище; Танжер довольно долго стояла перед надгробным камнем  капитана
морской пехоты Томаса Нормана, который скончался 6 декабря 1805 года  от
ран, полученных на борту "Марса" во время  Трафальгарской  битвы.  Потом
они поднялись на смотровую площадку, чтобы осмотреть место, где  вечером
должны были встретиться с Нино Палермо.
   Кой продолжал наблюдать за ней, когда они  шли  мимо  полуразрушенных
бетонных догов,  где  прежде  стояли  пушки.  Танжер  очень  внимательно
осматривала все - шоссе, по которому они подъедут на встречу  и  которое
дальше поднималось к туннелям Великой осады, где были установлены первые
в истории орудия, которые стреляли вниз, военные  бараки,  побеленные  и
пустые,  британский  флаг  над  Кастильо-Моро,  перешеек  с  аэропортом,
просторный  пляж  Атунара,  уходивший  на  северо-восток,  на  испанскую
территорию. Она изучала  местность,  как  командир  перед  боем,  и  Кой
заметил, что и сам оценивает возможные преимущества и  опасности,  будто
изучает карты и лоции перед ночной высадкой на берег.
   - Ты не вмешиваешься, что бы ни происходило, - сказала Танжер.
   Она не снимала руки с руля и все еще  смотрела  на  ворота  кладбища.
Легко сказать, подумал Кой. Но вслух ничего  не  сказал.  Он  было  даже
подумал попросить Пилото поехать вместе с ними. Все-таки трое лучше, чем
двое. Чем он и она. Но ему не хотелось слишком усложнять жизнь другу. Во
всяком случае, пока.
   Танжер опять взглянула на часы. Потом открыла сумку и  достала  пачку
"Плейере". После Мадрида он ни разу  не  видел,  чтобы  она  курила,  и,
наверное, это была та же пачка, потому что в ней оставалось всего четыре
штуки. Она прикурила от автомобильной зажигалки и медленно затягивалась,
надолго задерживая дым в легких.
   - Ты уверена, что поступаешь правильно?
   Она молча кивнула. На часах, которые она носила на  правом  запястье,
минутная стрелка переползла с восьми сорока пяти  на  восемь  пятьдесят.
Огонек сигареты вплотную приблизился к ее коротким ногтям. Она  опустила
стекло и выбросила окурок.
   - Пошли.
   Совсем как в вестернах, которые она обожала: черно-белый Генри  Фонда
курит на рассвете, опершись о забор, перед тем как двинуться в  путь.  И
все-таки ее поведение было простым и естественным - и жест, которым  она
снова завела мотор, и то, как вела машину вверх  по  шоссе,  мимо  отеля
"Рок", как переключала скорость на  спусках,  -  одним  словом,  никакой
искусственности в ней не чувствовалось. Все было настоящим,  она  отнюдь
не  играла  для  него  какую-то  роль.  И   не   стремилась   произвести
впечатление. Она была сама собой, когда вела машину, стараясь  держаться
подальше  от  обочины,  за   которой   открывались   опасные   пропасти,
хладнокровно вписываясь в опасные повороты, держа одну руку на  руле,  а
другую на рычаге коробки скоростей; иногда  внимательно  поглядывала  на
вершину горы. И когда они наконец взобрались на самый верх, на маленькой
эспланаде,  окружавшей  смотровую  площадку,  она  сразу   развернулась,
поставив машину так, чтобы можно было без  задержек  выехать  на  шоссе.
Полная готовность к отступлению, встревоженно подумал Кой, когда она,  в
своем завязанном на поясе свитере, открыла дверцу и вышла  из  машины  с
сумкой в руках.

***

   Рядом, под стеной старинного бастиона, стоял "ровер". Это первое, что
увидел Кой, выйдя из машины, -  "ровер"  и  шофер-араб,  который  стоял,
небрежно опершись на капот. Потом взгляд  Коя  прошел  по  дуге  налево,
охватив дорогу к старинным туннелям, отвесный склон вершины горы Пеньон,
покинутые казематы, галерею над  летным  полем  аэродрома,  перешеек,  а
дальше - Испанию, мрачные горы,  море,  серое  на  западе  и  черное  на
востоке, и  цепочку  огней,  зажигавшихся  в  сумерках  там  внизу,  где
виднелась Линеа-де-ла-Консепсьон. Неудачное место для разговора,  сказал
он себе. И только тогда посмотрел на балюстраду смотровой площадки,  где
ждал их Нино Палермо.
   Танжер уже была там.  Он  пошел  следом,  вдыхая  воздух,  в  котором
смешались ароматы Средиземноморья  -  соленой  воды,  тимьяна,  сосновой
смолы; их нес с собой легкий ветерок, чуть-чуть шевеливший ветки  кустов
и деревьев.  Кой  снова  огляделся,  но  никаких  признаков  присутствия
Кискороса не обнаружил. Палермо стоял, опираясь спиной на  балюстраду  и
засунув руки в карманы легкой ветровки без воротника. В этой  куртке  он
выглядел еще более массивным, чем был на самом деле.
   - Добрый вечер, - сказал он.
   Кой машинально буркнул в ответ "добрый вечер", а  Танжер  промолчала.
Она просто стояла и смотрела на Палермо.
   - Что у вас за предложение? - спросила она.
   Словно не замечая ее, Палермо обратился к Кою:
   - Женщины всегда переходят прямо к делу, верно?
   Кой не ответил, отказываясь принять тон  сообщничества,  который  ему
предлагал охотник за сокровищами. Он держался чуть позади, на  некотором
расстоянии, но внимательно ловил каждое слово.
   Боссом тут была она, и сегодня вечером он исполнял роль телохранителя
и не более того. Он ощущал тяжесть ножа в заднем кармане  и  думал,  что
араб, пожалуй, не стоит  тех  денег,  которые  ему  платит  Палермо:  он
обыскивал Коя, когда искать было нечего, а теперь, когда он хоть  как-то
да вооружен, его не обыскали.  Хотя,  возможно,  так  приказал  Палермо,
который хотел обставить эту встречу, как дипломатические переговоры.
   Охотник за сокровищами перевел взгляд на Танжер. В  сумеречном  свете
черты его лица начинали размываться.
   - Нам играть в прятки смешно, - сказал он. - Мы только  тратим  порох
даром, а в конце концов окажемся на том же месте.
   - На каком? - спросила Танжер.
   Голос ее звучал спокойно, в нем  не  было  ни  тревоги,  ни  издевки.
Палермо тихо хохотнул.
   - На месте кораблекрушения, разумеется. И  если  окажусь  там  не  я,
значит, там же будет и полиция.
   Действующее законодательство...
   - Мне известно действующее законодательство.
   Палермо слегка передернул плечами, как бы давая понять, что  в  таком
случае ему нечего добавить.
   - Вы говорили, у вас есть предложение, - сказала Танжер.
   - Верно. Бог ты мой. Конечно, у меня есть предложение. Подводим черту
и открываем новый счет, сеньорита. Вы меня достали, и я  вас  достал.  -
Палермо сделал паузу. - В переносном смысле слова, разумеется. А  теперь
мы заключили мир.
   - Не знаю, откуда вы взяли, что мы заключили мир.
   Она говорила очень тихо, и, чтобы лучше слышать, он слегка наклонил к
ней голову. Если не знать подоплеки, это движение  могло  бы  показаться
даже галантным.
   - У меня есть возможности, которых у вас не будет никогда. У  меня  -
опыт. Технология. Нужные связи.
   - Но вы не знаете, где "Деи Глория".
   На сей раз она говорила громко и внятно. Палермо только фыркнул.
   - Я бы знал это, если бы  вы  не  совали  мне  палки  в  колеса.  Эта
архивно-библиотечная мафия захлопнула дверь у  меня  перед  носом.  Чтоб
вам... Вы обманули мое доверие.
   - Нечего было обманывать. Вы отроду не знали, что такое доверие.
   Палермо повернулся к Кою.
   - Ты слышишь? Я бы от такой не отказался, клянусь. Бог ты мой.  А  вы
уже?.. О, черт, - пробормотал он сквозь зубы, как бы  задыхаясь,  словно
овчарка после долгой погони. - Пользуйся, дружище, пока она  и  тебя  не
выжала, как лимон, и не выбросила на помойку.
   На  небе  начали  зажигаться  звезды,   словно   кто-то   поворачивал
выключатели. Лицо охотника за сокровищами все больше  скрывала  тьма,  и
теперь в отсветах огней Линеа-де-ла-Консепсьон,  находившихся  внизу  за
спиной Палермо, виден был лишь его силуэт.
   - Изумруды, видишь ли, - он по-прежнему обращался к Кою. -  Сокровище
иезуитов. Думаю, ей все-таки пришлось рассказать тебе... Такое сокровище
стоит... Бог ты мой. Оно стоит целое состояние  даже  на  черном  рынке.
Это, разумеется, если она справится  с  делом  и  сумеет  поднять  их  в
испанских водах так, чтобы не попасть в лапы полиции.
   То же свечение, которое  обрисовывало  широкоплечую  фигуру  Палермо,
освещало лицо Танжер от подбородка и выше, четко очерчивало  ее  профиль
на фоне светлых волос, от чего черты ее становились намного резче.
   - А если справлюсь, - сказала она вызывающе, - то зачем мне  делиться
с вами?
   - Вы забываете, сеньорита, что на след  навел  вас  я,  -  возмутился
Палермо. - И что я долго и упорно работал. Вы забываете, что у меня есть
возможности навязать вам сотрудничество,  причем  взаимовыгодное...  Ивы
забываете, что случилось с самоуверенным мышонком.
   Над ними, как темный занавес со светящейся вышивкой, простиралось уже
совершенно черное небо Солнце, вероятно, уже на пятнадцать градусов ниже
горизонта, прикинул Кой, увидев, что Малая  Медведица  стоит  прямо  над
головой у Палермо, а Большая - над правым его плечом.
   - Послушайте, - говорил охотник за сокровищами, - я хочу кое-что  вам
предложить... Бог ты мой.
   Кое-что вполне разумное. Найти сокровище -  не  сундук  открыть.  Мэл
Фишер двадцать лет потратил, пока нашел "Аточуо... Я  предоставляю  свои
возможности и свои связи. Включая взятки, кому надо, чтобы не  мешали...
Я даже знаю, как продать изумруды.
   Это означает... Вы понимаете, что это означает? - Теперь он обращался
только к Танжер. - Кучу денег, вот что это означает. Кучу денег для всех
нас.
   - В каких долях?
   - Пополам. Половина - вам, половина - мне.
   Она повела головой в сторону Коя.
   - А ему?
   - Ему... Это ваше дело, не так ли?.. Мне-то зачем брать его в долю?
   Он снова хохотнул, как большая уставшая собака. Он стоял не шевелясь,
опираясь на балюстраду, и за спиной его светились огни города.
   - Вы должны сообщить мне только две вещи - долготу и широту, чтобы мы
могли определиться по сферическим картам Уррутии. А  также,  разумеется,
предоставить судовую декларацию и официальный рапорт о гибели корабля.
   Танжер помолчала. Казалось, она взвешивает предложение.
   - Все это можно найти в архивах.
   Палермо выругался без всякого смущения.
   - Да подите вы... Вы же сами перекрыли мне доступ к архивам  так  же,
как в Барселоне увели из-под носа Уррутию. Но я все-таки  сумел  достать
копию  карты.  И  отправился  наводить  справки  в  архивы,  а  там  мне
сказали... - Он задержал воздух в легких, а потом с  силой  выдохнул.  -
Сами знаете. Эти документы исчезли... В описи  проставлено  "изъяты  для
научной работы". И точка.
   - Очень сочувствую.
   Палермо явно не испытывал благодарности за сочувствие.
   - Ну уж нет, - сказал он злобно. - Это одна из ваших грязных штучек.
   - Эти документы вы и искали у меня дома?
   - Эти документы должен  был  добыть  Орасио.  -  Палермо  поколебался
несколько мгновений. - А насчет собаки, уверяю вас...
   - Забудьте про собаку.
   Каждый слог падал, как ледяная капля. Палермо  поежился  и  переменил
позу. Теперь огни снизу освещали его грубые черты.  Один  толчок,  думал
Кой.
   Один толчок,  и  этот  тип  пролетит  сто,  двести  метров,  а  потом
грохнется на скалы. Это можно было бы назвать ЗПТ  -  Закон  правильного
тяготения. Потом он вспомнил про араба возле машины и поразмышлял о том,
что будет, если толчок достанется ему.
   ЗНТ - Закон не правильного тяготения.
   -  Если  мы  объединим  наши  познания,  -  продолжал  Палермо,  -  и
перестанем мешать друг другу, я найду изумруды меньше чем  через  месяц.
Обещаю.
   У  "Deadman's   Chest"   есть   специальное   судно,   оно   оснащено
гидролокатором бокового обзора, глубиномером, локаторами,  магнитомером,
металлодетекторами,  водолазным  оборудованием   и   всем,   что   может
понадобиться... А там,  на  месте,  надо  будет  работать  с  чертежами,
измерять, отмечать, разбивать на квадраты, счищать ил и песок... Об этом
вы и понятия не имеете. А потом, изумруды такие хрупкие...
   Только подумайте: разделить сросшиеся кристаллы, отчистить их... Вы и
понятия не имеете о том, что такое электролитическая ванна, хотя бы  для
того,  чтобы  очистить  обычную  серебряную  монету...  А  если  вы   их
расколете... Даже представить страшно.
   Он снова усмехнулся и отнюдь не весело.
   Внезапно свет фар ослепил Коя, который все еще не  совсем  отошел  от
мысли о том, что можно столкнуть охотника за сокровищами  в  пропасть  и
что можно оказаться в ней самому. Теперь же он встрепенулся.
   - Кроме того, нужны связи. - Палермо поднес зажигалку к  сигарете.  -
Знать нелегальный бизнес, ведь находку надо сбыть. А это я могу. - Из-за
того, что он держал сигарету в губах, голос его изменился. - Бог ты мой.
Восемьдесят процентов торговли изумрудами в мире ведется  нелегально,  и
заправляют этим еврейские мафии в Бельгии  и  Италии...  Думаете,  я  не
знаю, зачем вы ездили в Антверпен?
   Антверпен. Кой бывал там,  как  и  во  множестве  Других  городов,  -
огромный порт, километры  причалов,  портовые  краны,  корабли.  Значит,
Танжер там тоже побывала, и для него это очередной сюрприз;  хотя  вдруг
на память ему пришла почтовая открытка рядом с серебряным  кубком  в  ее
квартире  на  Пасео  Инфанты  Исабель.  В  общем,   он   решил   слушать
внимательнее и не строить себе  иллюзий.  Об  этой  женщине  он  никогда
ничего утешительного для себя не узнает.
   - Неужели она не рассказала тебе про Антверпен?  -  Огонек  сигареты,
которую Палермо держал в губах, ироническим глазком подмигивал Кою. - Не
может быть! Так знай - до того, как вы познакомились  в  Барселоне,  она
немножечко попутешествовала. Нанесла несколько визитов... В том числе, -
он понизил голос, чтобы не  слышал  шофер,  -  по  одному  адресочку  на
Рубенстраат к Шерру и Когену.
   Большие специалисты по огранке, умеют изменить вид камня... Я же не в
пустыне живу, кое-что и мне известно.
   Кой вдыхал запах табака.  Светло-серый  дымок  вился  на  фоне  огней
Линеа-де-ла-Консепсьон и уплывал прочь от темного силуэта у  балюстрады,
постепенно тая в воздухе.
   - Значит, не рассказала. Это невероятно.
   Я продал душу, подумал Кой. Я продал ей душу, и  теперь  я  -  легкая
добыча. Для нее, для него. Даже для араба. Это  все  равно  что  плавать
среди голодных акул. Если бы я был поумнее - а теперь  совершенно  ясно,
что я дурак, -  я  бы  сию  же  минуту  со  всех  ног  рванул  вниз,  на
"Карпанту", крикнул Пилото, чтобы отваливал, и на всех парусах  помчался
бы прочь.
   Красный глазок сигареты снова уставился на Коя.
   - Значит, она еще не рассказала тебе про изумруды? Про  то,  что  это
самый выгодный из драгоценных камней?.. Я-то видел изумруды,  и  немало.
Когда работал с Мэлом Фишером. И я тебя  уверяю,  что  в  Антверпене  за
партию старинных камней отвалят немал