ах,  минутах  и  десятых
долях, причем каждая минута широты равняется одной морской миле, то есть
1852 метрам. Справа и слева на карте отмечены параллели, а  между  этими
цифрами - градусы и минуты широты, сверху и снизу отмечены меридианы,  а
между ними - градусы и минуты долготы.
   С помощью штурманской линейки и циркуля находится  точка  пересечения
координат, которая, в  случае  если  расчеты  произведены  правильно,  и
является местоположением судна. Определение осложнялось  дополнительными
факторами,  такими,  как  магнитное  склонение,   морские   течения,   и
некоторыми другими, требующими дополнительных вычислений.
   К тому же многое зависело и от того, по каким картам ориентироваться:
по плоским, старинным, на которых параллели и меридианы идут под  прямым
углом, или по сферическим, более отвечающим  истинной  форме  Земли,  на
которых расстояние между меридианами  сужается  по  мере  приближения  к
полюсам. От Птолемея до Меркатора   путь
был долгий и сложный; гидрографические съемки стали совершенными  только
к концу XVIII века, когда появился морской хронометр и  при  определении
"места" начали использовать  "точное  время".  В  древности  же  "место"
устанавливали с помощью астрономических приборов: градштока,  октанта  и
секстанта.
   - Где затонула "Деи Глория"?
   -  Четыре  градуса  пятьдесят  одна  минута  восточной  долготы..,  и
тридцать семь градусов тридцать две минуты северной широты.
   Свой ответ она сформулировала так, чтобы не называть его ни на  "ты",
ни по имени. Кой кивнул и склонился еще ниже, отыскивая указанную  точку
на разложенной на  столе  карте.  Почувствовав,  как  он  двинулся,  Зас
немного заволновался, приподнял голову, но тут же снова опустил  ее  Кою
на ногу.
   - Наверняка они определялись по пеленгу, - сказал Кой. - Это наиболее
вероятно, если они шли вдоль берега. Трудно  представить,  что  за  ними
гонятся, а  они  с  помощью  октанта  вычисляют  высоту  солнца...  Наша
проблема  в  том,  что  они  определялись  по  счислению..,   вычисляешь
скорость, курс, дрейф,  пройденные  мили.  Погрешность  может  оказаться
очень  значительной.  Во  времена  парусников  моряки   называли   такое
определение "воображаемой точкой".
   Она смотрела на него. Серьезная, задумчивая. Не упускала ни слова.
   - Ты много ходил под парусом?
   - Да. Особенно в молодости. Год я был юнгой на "Эстрелья  дель  Сур",
парусной шхуне, которую превратили в учебное судно. Потом много  времени
провел на "Карпанте" - это парусник одного моего друга... Ну  и  книжки,
конечно. Романы и история.
   - Только про море?
   - Только про море.
   - А земля?
   - Мне больше нравится, когда  земля  у  меня  в  двадцати  милях,  на
"безопасном удалении".
   Танжер кивнула, будто эти слова что-то подтверждали.
   - Бой состоялся, когда уже рассвело, - сказала она  наконец.  -  Было
светло.
   - Тогда они почти наверняка определялись по  пеленгу.  По  привязкам.
Достаточно пересечения двух линий... Но, думаю, ты и сама это знаешь.
   - Более или менее, - улыбнулась  она  неуверенно.  -  Но  никогда  не
видела, как это делает настоящий моряк.
   Кой взял транспортир, квадратик из прозрачной пластмассы,  в  который
была вписана проградуированная окружность,  на  ней  цифрами  отмечались
каждые 10 градусов. Это приспособление дает возможность точно  вычислить
курс, переведя показания судового компаса на бумажные морские карты.
   - Это легко. Находишь мыс  или  любую  другую  точку,  которую  легко
опознать. -  Он  положил  на  карту  ластик,  обозначая  местонахождение
воображаемого  судна.  -  Потом  определяешь  ее  с  помощью  компаса  и
получаешь, к примеру, 45°. Потом берешь карту и проводишь от этой  точки
прямую на себя, то есть под 225°. Видишь?.. Потом берешь еще один пеленг
- другой мыс, гору, все что угодно... Получаешь по компасу 315°, значит,
восстанавливаешь  прямую  под  135°.  Где  прямые  пересекаются,  там  и
находится твое судно. Если привязки четкие, то это  достаточно  надежный
метод. А если взять еще и третий пеленг, получится совсем хорошо.
   Задумавшись, Танжер  наморщила  губы.  Она  смотрела  на  ластик  так
внимательно,  словно  это  действительно  был  корабль,   идущий   вдоль
отпечатанного  на  бумаге  побережья.  Кой  взял  карандаш  и  проследил
береговую линию.
   - Здесь есть берега низкие и песчаные, но главным образом - крутые, с
заметными скалами. Много точек, чтобы взять пеленг. Думаю, штурману "Деи
Глории" было нетрудно это сделать. Может быть, он это сделал даже ночью,
если светила луна и берег был ясно виден... Но это труднее. В те времена
не было таких маяков, как сейчас. В лучшем случае башня с фонарем. Да  и
то вряд ли она тут была.
   Конечно, не было, сказал он себе, глядя на карту.
   И конечно, в ту ночь с 3 на 4 февраля не было ни фонаря на башне,  ни
приметных знаков на берегу, вообще ничего обнадеживающего,  кроме,  быть
может, силуэта берега в лунном свете по бакборту. Все это стояло у  него
перед глазами: паруса подняты; судно летит вперед,  в  такелаже  свистит
ветер, вода с  шумом  вырывается  из-под  киля,  палуба  накренилась  на
штирборт, на море,  вздыбленном  попутным  ветром,  -  отблески  лунного
света. Доверенный, надежный человек - у руля,  на  палубе  -  вахтенный,
напряженно и настороженно он смотрит назад, в темноту.  На  борту  -  ни
единого  огня,  капитан   стоит   на   юте,   подняв   лицо   вверх,   к
фантасмагорической  пирамиде   из   белого   полотна,   он   внимательно
прислушивается к тому,  как  скрипит  рангоутное  дерево  и  такелаж,  и
спрашивает себя, выдержат ли они, да еще после того шторма в  Атлантике.
Он молчит, чтобы никто из этих людей, которые верят ему, не догадался  о
его  тревоге,  но  мысленно  рассчитывает  расстояние,  курс,  дрейф   с
тягостным чувством, так как уверен, что ошибочное решение приведет судно
и экипаж к катастрофе. Разумеется,  он  пока  не  знает  своего  точного
местоположения, и это еще больше увеличивает  его  тревогу.  Кой  так  и
видит, как он посматривает на черную полосу берега, находящегося всего в
двух-трех милях, берега близкого, но недостижимого и столь же опасного в
темноте, как и пушки  вражеского  корабля;  потом  капитан,  как  и  все
остальные члены экипажа, поворачивается назад, глядя в ночь,  а  в  этой
ночи - иной раз невидимая, иной раз  обрисовывающаяся  неясной  тенью  -
рассекает волны в погоне за ними корсарская шебека.
   И снова взгляд на берег, в ночь  впереди,  в  море  позади,  и  снова
вверх, когда скрипнут мачты или такелаж, от чего замирает сердце у  всех
этих мужчин, стоящих у вантов  с  наветренной  стороны,  как  безмолвные
черные силуэты. И сам капитан, и все эти люди - кроме одного - завтра  в
это же время будут мертвы.
   - И как ты оцениваешь наши возможности?
   Кой поморгал, словно только что вернулся с палубы бригантины.  Танжер
внимательно смотрела на него и ждала ответа. Было  совершенно  очевидно,
что она эти возможности сотни раз продумала, но хотела услышать  из  его
уст. Он пожал плечами:
   -  Первая  проблема  состоит  в  том,  что  моряки  с  "Деи   Глории"
ориентировались по этой карте, а не по нашим  современным.  А  нам  надо
ориентироваться по современным картам, хотя отталкиваться мы  должны  от
старой карты. Надо будет выяснить расхождения между нынешними картами  и
атласом Уррутии. Вычислить точные градусы и так далее. Мы уже знаем, что
мыс Палое у Уррутии находится минуты на две южнее, - он показал на карте
карандашом. - Ты сама видишь, вся береговая линия от мыса Агуа у Уррутии
почти горизонтальна, тогда как на самом деле она несколько поднимается к
северо-востоку. Посмотри, где Ормига у него и  где  она  на  современной
карте.
   Он взял циркулем расстояние от мыса Палое до  ближайшей  параллели  и
поднес циркуль к вертикальной масштабной линейке с левой стороны  карты,
чтобы получить расстояние в милях. Она пристально  следила  за  ним,  ее
рука неподвижно лежала на столе,  совсем  рядом  с  его  рукой.  Светлые
гладкие волосы снова закрыли ей лицо и касались подбородка.
   -  Давай  посчитаем  точно...  -  Кой  записывал  цифры   в   тетради
карандашом. - Так... 37°35' у Уррутии  дают  нам...  Да,  точно:  37°38'
широты. На  самом  деле  это  37°37'  и  тридцать  -  сорок  секунд.  На
современной карте секунды - это десятые доли минуты, так  что  мы  имеем
37°37,5' . Это означает погрешность в две с половиной мили здесь, у мыса
Палое. А у мыса Тиньосо она может составлять всего милю. Эта погрешность
весьма существенна, если речь идет о затонувшем корабле. Он может лежать
у берега, на глубине двадцать -  тридцать  метров,  где  до  него  легко
добраться, а может и далеко, там, где глубины увеличиваются,  доходя  до
ста, двухсот и более метров, а там к нему не  только  не  подобраться  -
даже определить его местоположение и то не получится.
   Он  умолк,  глядя  на   нее.   По-прежнему   наклонив   голову,   она
рассматривала значения глубин, отмеченных на карте. Кою  было  абсолютно
ясно, что Танжер все это прекрасно известно.  Наверное,  ей  всего  лишь
необходимо, чтобы кто-нибудь  другой  еще  раз  подтвердил  ее  правоту,
подумал он. Наверное, она хочет, чтобы ей сказали - это возможно.
   Остается прежний вопрос - почему я?
   - А ты сможешь спуститься на пятьдесят метров? - спросила она.
   - Думаю, да. Я спускался даже немного больше.
   Но тогда мне было на двадцать лет меньше, чем сейчас. И  загвоздка  в
том, что на такой глубине долго не выдержишь, по крайней мере с  обычным
аквалангом... А ты ныряешь с аквалангом?
   - Нет. Боюсь до ужаса. И все-таки...
   Кой продолжал соображать. Моряк. Плавает с аквалангом. Знает парусное
мореходство. Яснее ясного, сказал он себе, что он тут не потому, что  ей
так уж нравится разговаривать с ним. Не строй себе иллюзий,  парень.  Ей
твои красивые глаза ни к чему. Даже  если  предположить,  что  они  хоть
когда-то были красивыми.
   - Как глубоко, по-твоему, ты можешь спуститься?
   - Ты позволишь мне спуститься одному? Не будешь следить за мной?
   - Я тебе доверяю.
   - Вот это меня и удивляет. Что ты мне так доверяешь.
   Когда она говорила "я тебе доверяю", она наконец повернулась к  нему.
Чертовка, подумал Кой.
   Можно подумать, она ночи не спит, обдумывает каждый жест. Он  заметил
серебряную цепочку, убегавшую за вырез белой майки, к  тем  выпуклостям,
которые  угадывались  под  расстегнутой  мужской  рубашкой.  Ему  стоило
некоторых усилий подавить в себе желание вытащить цепочку и  посмотреть,
что на ней висит.
   - Без специального  оборудования  профессиональный  водолаз  довольно
спокойно спускается на восемьдесят  метров,  -  объяснил  он.  -  И  это
большая глубина. Кроме того, если не только спускаешься, но и  работаешь
под  водой,  то  устаешь  и,   значит,   потребляешь   больше   воздуха,
следовательно, дело  усложняется...  Нужны  смеси  и  подробные  таблицы
декомпрессии - Глубина там небольшая. По крайней мере, я так думаю.
   - Ты делала вычисления?
   - В меру своих возможностей.
   - Потому-то ты так уверена.
   Кой улыбнулся. Эта была всего лишь полуулыбка,  но  ей,  по-видимому,
это не понравилось.
   - Если бы я была совсем уверена, ты не был бы мне нужен.
   Он откинулся на спинку стула. Зас в ответ на его движение поднялся  и
раза два ласково лизнул ему руку.
   - В таком случае, - решил он, - спуститься, может  быть,  и  удастся.
Хотя определить местонахождение - штука  сложная,  даже  с  современными
картами и глобальной системой определения координат,  GPS.  Найти  судно
или то, что от него осталось, непросто. И еще труднее, если прошло два с
половиной века... Тут играет роль характер морского дна и многое другое.
Дерево должно бы сгнить к чертям собачьим, или обломки затянуло  грязью.
А еще течения, плохая видимость.
   Танжер некоторое время назад взяла пачку сигарет, но  только  вертела
ее в пальцах. И смотрела на "Моряка" в бескозырке с надписью "Герой".
   - У тебя большой опыт водолаза?
   - Да есть немного. Я прошел водолазные курсы  Военно-морского  флота,
два лета чистил корпуса судов проволочной щеткой, не видя ничего  дальше
собственного носа. На каникулах вместе с Педро Пилото  поднимал  со  дна
римские амфоры.
   - Кто это - Педро Пилото?
   - Хозяин "Карпанты". Друг.
   - Сейчас это запрещено.
   - Что? Иметь друзей?
   - Поднимать со дна римские амфоры.
   Она отложила пачку и смотрела на Коя. Ему показалась, что он  заметил
в ее глазах искру особого интереса.
   - Тогда тоже  было  запрещено,  -  возразил  он.  -  Но  незаконность
придавала нашим подвигам азарт.
   Да потом ни один жандарм  не  будет  обыскивать  тебя  после  каждого
погружения в том порту,  где  тебя  каждая  собака  знает.  Ты  говоришь
"привет", он говорит "привет", ты улыбаешься, и полный порядок.
   В  то  время  морское  дно  возле  Картахены   было   просто   усеяно
археологическими редкостями. Мне  больше  всего  нравились  горлышки  от
амфор - они очень красивые - и кувшины... Песок с них я счищал  ракеткой
для пинг-понга. И нашел их немало, несколько дюжин, наверное.
   - И что ты с ними делал?
   - Раздаривал своим девушкам.
   Это было не так, точнее, не совсем так. Протащив всю  эту  археологию
под носом у портовых охранников, Кой с Пилото распродавали ее туристам и
антикварам, а выручку делили пополам.  А  про  девушек  Танжер  даже  не
поинтересовалась, много их было или мало. На самом деле  из  тех  времен
Кой с особым удовольствием  вспоминал  одну,  ее  звали  Эва,  она  была
дочерью американского инженера с нефтеочистительного завода  на  острове
Эскомбрерас.  Здоровая  девушка,  светловолосая,  загорелая,  с  крепкой
спиной виндсерфистки и красивыми бедрами; с Эвой он  проводил  то  лето,
когда уже поступил в мореходное училище. Она хохотала от любого пустяка,
была покорна и нежна, когда на красных закатах они, облепленные песком и
солью, занимались любовью в укромных, окруженных черными скалами бухтах,
где волны лизали им ноги. Довольно долго Кой хранил в  пальцах  и  губах
ощущение ее тела, помнил запах соли и йода, морской воды, высыхающей  на
ее горячей коже. Хранил он некоторое время и фотографию:  она  стоит  на
берегу моря, в одних трусиках, с мокрыми волосами и пьет, откинув голову
назад, вино из бурдюка, оно красной струйкой, как кровь,  стекает  между
ее маленькими, вызывающе молодыми грудями. В  голове  у  этой  настоящей
американки, чья историческая память не могла  охватить  более  двух-трех
веков, никак не укладывалось, что  кусок  обожженной  глины  с  ручками,
подаренный ей Коем -  изящное  горлышко  амфоры  для  масла,  датируемое
первым веком, - два тысячелетия пролежал на дне моря,  у  самого  берега
которого они столько раз любили друг друга тем летом.
   - Значит, ты хорошо знаешь эти воды, - сказала Танжер.
   Это был не вопрос, а размышление вслух. Она, видимо, была довольна, и
он махнул рукой над картой.
   - Да, особенно местами. Главным образом между мысом Тиньосо  и  мысом
Палое. Я даже видел  обломки  двух  затонувших  кораблей...  Но  никогда
ничего не слыхал о "Деи Глория".
   - О "Деи Глория" вообще никто ничего не знает.
   На то есть несколько причин. Во-первых, у нее на  борту  было  что-то
секретное, это подтверждают  скудные  данные,  полученные  из  показаний
юнги, да и само его странное исчезновение.  Кроме  того,  местоположение
судна, о котором он сообщил морским властям...
   - Разумеется, если оно соответствует действительности.
   - Предположим, что соответствует.., поскольку другими данными  мы  не
располагаем.
   - А если нет?
   Танжер вздохнула, подняла брови и откинулась на спинку стула.
   - Значит, мы с тобой напрасно потеряем время.
   На нее словно вдруг накатила усталость, будто после  рассуждений  Коя
она представила себе возможность неудачи. Это было всего лишь мгновение,
она смотрела на карту, откинувшись назад, но тут  же  собралась,  твердо
положила руку на  стол,  выставила  вперед  подбородок  и  заявила,  что
существуют и другие причины, по которым затонувшее судно не разыскивали.
Местоположение, которое указал  юный  помощник  рулевого,  находилось  в
труднодоступной по тем временам зоне.  Потом,  когда  1767  год  ушел  в
далекое прошлое и развитие техники уже позволяло погружения такого рода,
история "Деи Глории" утонула в покрытых  пылью  архивных  документах,  и
никто о ней не вспоминал.
   - Пока не явилась ты, - дополнил Кой.
   - Вот именно. Кто угодно мог найти эти сведения, но  нашла  их  я.  Я
обнаружила один документ и принялась за работу. А что еще я должна  была
делать? - Кончиками пальцев  она  почти  любовно  погладила  изображение
моряка на сигаретной пачке. - Это было похоже на мои детские сны.  Море,
сокровище...
   - Ты говорила, что сокровищ на борту нет.
   - И это правда: их там нет. То есть там нет слитков серебра,  золотых
дублонов, драгоценных  камней.  Но  там  есть  волшебство  тайны...  Вот
посмотри, я сейчас тебе кое-что покажу.
   Сейчас, когда она двинулась к книжным полкам, она как-то  изменилась,
стала  моложе,  быть  может  потому,  что  движения  ее  были  исполнены
решимости и полы расстегнутой форменной рубашки разве - вались на  ходу,
или потому, что он еще ни разу не видел, чтобы ее глаза так улыбались  и
сияли такой синевой, как в ту минуту, когда она возвращалась к  столу  с
выпусками "Тинтина" в руках: "Секрет  Единорога"  и  "Сокровище  Рэкхама
Рыжего".
   - В прошлый раз ты мне сказал, что не увлекался "Тинтином", верно?
   В ответ  на  этот  странный  вопрос  Кой  только  покачал  головой  и
повторил, что нет, не увлекался, разве только совсем немного.  Он  любил
"Остров сокровищ", "Джерри на  острове"  и  другие  книжки  про  морские
путешествия - Стивенсона, Жюля Верна, Дефо, Марриета и Джека Лондона, но
все это было до того, как он с головой погрузился в "Моби Дика".
   Конрад,  естественным  образом,  появился  позднее,  уже  с  "Теневой
чертой".
   - Это правда, что ты читаешь книги только про море?
   - Да.
   - Честное слово?
   - Честное слово. Про море я прочитал все. Или почти все.
   - А какая твоя любимая?
   - Нет у меня одной-единственной любимой книги. Не бывает таких  книг,
которые существовали бы сами по себе, отдельно от других книг. Все книги
про море, от "Одиссеи" до последнего романа Патрика  О'Брайена,  связаны
между собой. Это единая библиотека.
   - Библиотека Борхеса...
   Она улыбнулась, и Кой в ответ просто пожал плечами.
   - Не знаю. Борхеса этого я никогда не читал.  Но  море  действительно
похоже на библиотеку.
   - Про сушу тоже бывают интересные книги.
   - Возможно...
   По-прежнему прижимая к груди две  книжки,  она  рассмеялась  и  стала
совершенно другой. Она рассмеялась искренне и весело, а потом сказала:
   "Йо-хо-хо и бутылка рома на сундук мертвеца". Она сказала это хриплым
голосом, как одноногий пират с повязкой на глазу и  попугаем  на  плече;
солнечные  лучи,  проходящие  через  окно,  еще   ярче   вызолотили   ее
асимметрично подстриженные волосы, когда она снова села  рядом  с  Коем,
открыла книжки и перелистала их страницы.  -  Смотри,  здесь  тоже  есть
море, - сказала она. И здесь бывают настоящие приключения.  Здесь  можно
тысячу раз напиться вместе с капитаном Хаддоком -  например,  про  виски
"Лох Ломонд" я уже давным-давно все знаю.
   Я прыгала на Таинственный остров с парашютом, держа в  руках  зеленый
флаг, сорок раз пересекала границу между Сильдавией и Бордурией, клялась
усами Плекси-Гласа, плавала на "Карабуджане", "Рамоне",  "Спидол  Стар",
"Авроре" и  "Сириусе"  -  клянусь,  ты  не  ходил  на  таком  количестве
кораблей, - искала сокровище Рэкхама  Рыжего,  бродила  по  Луне,  когда
Эрнандес и Фернандес в ярких костюмах давали свои  клоунские  номера  на
арене цирка  "Ипарко".  И  знаешь,  Кой,  когда  я  одна,  совсем  одна,
совсем-совсем одна, я закуриваю сигарету из  пачки  с  порт