что
осуществилась мечта,  зародившаяся  у  Танжер  давным-давно,  когда  она
рылась  в   старых   бумагах,   что   лежали   в   папке   с   наклейкой
Клир/Иезуиты/Разное № 356- Все трое словно плыли на облаке, Кой даже  не
решился сообщить Пилото хотя бы приблизительную стоимость этого грязного
камня, поднятого ими со дна моря, на международном черном  рынке.  Но  и
Пилото не задавал вопросов, но Кой его хорошо  знал  и  различал  особую
напряженность  под  маской  безразличия:  блеск  в  глазах,  необычность
молчания,  любопытство,   сдерживаемое   скрытностью   моряка,   который
чувствует себя уверенно  в  своей  стихии,  но  исполнен  неуверенности,
застенчивости и опаски, когда сталкивается с  ловушками  и  искушениями,
подстерегающими его на  суше.  Кой  боялся,  что  напугает  друга,  если
скажет, что двести изумрудов, проданные оптом, даже за четверть реальной
цены, стоят никак не меньше нескольких миллионов долларов.
   У Пилото было вполне хорошее воображение, но такую сумму  он  никогда
бы не смог вообразить. Как бы то ни было, по плану требовалось подождать
еще некоторое время, пока Танжер вступит в контакт с посредником,  а  уж
только потом делить деньги, семьдесят процентов ей, двадцать пять - Кою,
пять - Пилото, которые  они  проведут  по  банкам  так,  чтобы  избежать
подозрений.   Танжер,   когда   ездила   в   Антверпен,    задействовала
соответствующие механизмы, тамошний ее контрагент имел связи  с  банками
на Карибах, в Цюрихе, Гибралтаре и на британских  островах  в  Ла-Манше.
Ничто   не   помешает   Пилото   купить   такую   же   "Карпанту",    но
зарегистрированную на острове Джерси, например, а Кою, до тех пор,  пока
не истечет срок запрета  на  профессию,  получать  среднюю  зарплату  от
судовой компании, расположенной, скажем, на Антильских островах.  А  что
до нее самой, ответила Танжер на  вопрос  Коя,  не  отрывая  взгляда  от
кисточки, которой тщательно очищала  изумруды,  то  отныне  его  это  не
касается.
   Они долго разговаривали обо всем при свете настольной  лампы  прошлой
ночью, после того, как подняли с "Деи  Глории"  шкатулку  иезуитов.  Они
отмывали ее в пресной воде, а потом Танжер старательно  и  терпеливо,  с
помощью  соответствующих   инструментов   и   постоянно   справляясь   в
специальных  пособиях,  в  пластиковой  ванночке   удаляла   химическими
реактивами известковые отложения.
   Кой и Пилото почтительно наблюдали за ней, не  решаясь  вымолвить  ни
слова. И наконец появилось сращение шестиугольных кристаллов  с  прямыми
гранями.  Кристаллы  не  были  огранены,   сохраняли   естественные   не
правильности и сияли под лампой зеленым светом, чистым и прозрачным, как
вода.
   Это - совершенные изумруды, так восторженным шепотом сказала  Танжер,
не прерывая работу ни на  минуту  и  время  от  времени  утирая  тыльной
стороной руки пот со лба. Один глаз она держала закрытым, перед другим у
нее  была  ювелирная  лупа  -  маленькая  узкая  лупа  с   десятикратным
увеличением. Она наклонялась совсем низко,  чтобы  разглядеть  кристаллы
внутри сращения, одновременно  освещая  их  под  разными  углами  мощной
лампой "Маглайт". Прозрачный зеленый цвет, настоящий Be3Al2Si6O18, камни
идеальные по цвету, блеску и чистоте воды. В течение долгих месяцев  она
терпеливо училась, читала, наводила справки и  теперь  с  полным  правом
могла произнести этот вердикт. Изумруды от двадцати  до  тридцати  карат
каждый, без посторонних включений, прозрачные, как  оливковое  масло;  в
умелых руках  гранильщика,  который  придаст  им  восьмиугольную  форму,
применит так называемую ступенчатую огранку, выявит самый красивый цвет,
"игру", эти камни станут драгоценностями, и дамы высшего света,  жены  и
любовницы банкиров, миллионеров,  русских  мафиози  и  нефтяных  королей
наденут диадемы, браслеты, колье с вправленными  в  них  изумрудами,  не
задавая вопросов ни об их происхождении, ни о  том,  какой  долгий  путь
прошли эти соединения алюминия, бериллия, окислов и воды, из-за  которых
люди всю свою историю убивают и умирают. В самом крайнем случае  пройдет
слух, да и то среди посвященных, что найдены великолепные бриллианты  на
затонувшем два с половиной века тому назад судне; тогда цена  лучших  из
них, самых больших и лучше прочих ограненных, взовьется на черном  рынке
до небес. А в большинстве своем эти  камни  вернутся  в  безвестность  и
темноту, на сей раз банковских сейфов по всему миру. А хозяин подпольной
гранильной мастерской в Антверпене многократно увеличит свое состояние.
   Кой  сделал  резкий  маневр,  пропуская  по  левому  борту  катер   с
лоцманами,  направлявшийся  к  танкеру,  ожидавшему  своей   очереди   у
нефтеперегонного завода на Эскомбрерас. Он на минуту отвлекся  и  теперь
поймал на себе удивленный взгляд Пилото. На  самом  деле  Кой  думал  об
Орасио Кискоросе. Он где-то  рядом,  Кой  чувствовал  это.  Изумруды  на
борту, занавес вот-вот упадет. И Кою  трудно  было  поверить,  что  Нино
Палермо с этим так просто смирится. Он  помнил  предупреждения  Палермо,
его твердую решимость не упустить это дело. А меланхоличный недомерок на
то был и нанят, чтобы осуществлять его угрозы. Кой взглянул  на  Танжер:
опершись о фальшборт, она  не  шевелясь  смотрела  прямо  по  курсу,  на
Кладбище безымянных кораблей. Озабоченной она не выглядела, а  выглядела
отсутствующей, словно целиком ушла в мир своей зеленой мечты. Но тревога
Коя все возрастала, так бывает, когда вроде бы и море спокойное, и  небо
ясное, но на горизонте вдруг вырастает черная  туча,  и  ветер  начинает
свистеть в снастях. Он тщательно осмотрел  небольшой  серый  волнорез  у
причала. Палермо появится, вопрос только, когда и где.

***

   Ветер дул перпендикулярно причалу, Кой приближался к  нему,  выставив
мотор на "малый вперед" и на расстоянии  трех  кабельтовых  поставил  на
"стоп".
   Пилото бросил якорь, и когда Кой почувствовал, что якорь зацепился за
грунт, он положил руль налево, чтобы "Карпанта" немного  повернулась  на
якорной цепи и можно было пришвартоваться  с  кормы.  Потом  чуть  подал
назад, следя, как натягивается  якорная  цепь.  В  половине  собственной
длины "Карпанты" от причала он выключил мотор,  прошел  на  корму,  взял
конец намотанного на кнехт каната и,  держа  его  в  руке,  спрыгнул  на
причал.  Пилото  выбрал  немного  якорную  цепь,  чтобы  судно   прочнее
держалось на  месте,  а  Кой  наматывал  конец  на  причальную  тумбу  -
маленькую ржавую старинную пушку, по самые  цапфы  утопленную  в  бетон,
потом  завел  второй  конец.  Теперь  парусник  стоял  неподвижно  возле
полуразобранных корпусов и  надстроек,  никому  уже  не  нужных.  Танжер
стояла в кокпите, ее глаза встретились с глазами Коя, и он  увидел,  что
она смертельно серьезна.
   - Вот и все, - сказал он.
   Она не ответила. Она смотрела дальше,  в  самый  конец  причала,  Кой
проследил ее взгляд. А там,  на  обломках  старой  спасательной  шлюпки,
посматривая  на  часы,  словно  в   ожидании   пунктуальнейшим   образом
назначенной встречи, сидел Нино Палермо.

***

   - Признаю, - сказал охотник за сокровищами, - отличная работа.
   Солнце почти совсем скрылось за горой Сан-Хулиан, и тени на  Кладбище
безымянных кораблей стали гуще. Палермо снял  пиджак,  аккуратно  сложил
его на банке старой спасательной шлюпки и тщательно  заворачивал  рукава
рубашки, на левом запястье сверкали массивные золотые часы.  Со  стороны
могло показаться, что встретились добрые знакомые, и все  впятером  мило
беседуют рядом с мостиком старого пакетбота. Впятером - потому что кроме
Коя, Танжер, Пилото и самого Палермо присутствовал  и  Орасио  Кискорос.
Его присутствие, на деле, оказалось фактором  решающим,  так  как  иначе
совершенно невероятно было бы  представить,  чтобы  беседа  проходила  в
цивилизованных рамках, а  проходила  она  именно  таким  образом.  Хотя,
возможно, существенное влияние  возымело  то,  что  Кискорос  по  такому
случаю сменил свой нож на инкрустированный перламутром пистолет, который
выглядел бы  совсем  невинно,  если  бы  не  ствол  огромного  диаметра,
устремленный на команду "Карпанты". Главным образом -  на  Коя,  о  чьих
импульсивных  реакциях  и  Кискорос,  и  Палермо,  по  всей   видимости,
сохранили неприятнейшие воспоминания.
   - Вот уж не думал, что вам это удастся,  -  сказал  Палермо.  -  Ведь
это... Невероятно! Любители же...
   Но все-таки вышло. Клянусь Богом, хорошая работа.
   Даже отличная.
   Удивлялся он явно  искренне.  Встряхивал  головой,  подчеркивая  свои
слова, седой хвостик подпрыгивал, золото, висевшее на шее,  позвякивало,
и он то и дело поглядывал на Кискороса, словно призывая его в свидетели.
Тот, низенький, с зализанными волосами,  разряженный  -  на  сей  раз  в
летний пиджак в клеточку, - с неизменной бабочкой, поддакивал боссу,  но
Коя из виду не выпускал.
   - Найти эту бригантину, - говорил Нино Палермо, - большое дело. Да  с
вашими  возможностями...  М-да.  Я  вас,  сеньора,  недооценил.  И  вас,
кабальеро моряк. -  Палермо  улыбнулся,  как  акула,  описывающая  круги
вокруг добычи. - Да я сам... Боже ты мой... Я сам не  сумел  бы  сделать
лучше.
   Кой взглянул на Пилото. Свинцово-серые глаза были  настороже,  в  них
читался фатализм человека, который только ждал знака, как действовать  -
кинуться на этих двоих, рискуя получить пулю, или ждать, пока кто-нибудь
не примет решения.
   Здесь командуешь ты, говорил взгляд свинцово-серых глаз. Но Кой и так
понимал, что завел своего друга слишком далеко; он на мгновение  опустил
веки. Спокойно, приятель. В  ответ  Пилото  тоже  опустил  веки,  и  Кой
отметил, что Кискорос видел этот обмен знаками и смотрел  на  них  обоих
поочередно, соответственно нацеливая свой пистолет. Ишь, герой  Мальвин,
подумал Кой, зря хлеб не ест.
   - Возможно, вам это будет  не  очень  приятно  слышать,  -  продолжал
Палермо, - но " Deadman's Chest" берет на себя руководство операцией.
   Танжер  не  сводила  в  него  пристального,  невозмутимого   взгляда.
Холодного, как градина, решил Кой. Сталь ее глаз была  сейчас  темнее  и
жестче, чем ему когда-либо доводилось видеть. Кою хотелось бы знать, где
сейчас ее револьвер. Так сразу его не увидишь.  Не  в  джинсах,  не  под
майкой. Увы. Весьма жаль.
   - Какой такой операцией? - спросила Танжер.
   Кой с восхищением посмотрел  на  нее.  Палермо  развел  руки,  словно
заключая в объятия всех присутствующих и парусник. И все остальное море.
   - По извлечению изумрудов. Я два дня  следил  за  вами  в  бинокль...
Дошло до вас? Мы теперь компаньоны.
   - Компаньоны в каком деле?
   - Да ладно вам... Зачем крутить?  Вы  сделали  свою  часть  работы...
Отлично сделали. А теперь... Бог ты мой. Теперь это дело профессионалов.
   - Нам это не нужно. Я же вам говорила.
   - Да, говорили, правда. Но вы ошибаетесь. Я вам очень нужен. Или я...
Бог ты мой. Или я с вами, или  я  вас  уничтожу,  вас  и  ваших  морских
волчат.
   - Так компаньонами не становятся.
   - Понимаю вашу точку зрения. И, поверьте, мне отвратительна  вся  эта
ерунда с пистолетами. Но ваша горилла... - Большим пальцем он показал на
Коя. - Ладно. Я поклялся себе, что в третий  раз  он  меня  врасплох  не
застанет. И у Орасио сохранились о нем  прекрасные  воспоминания.  -  Он
машинально коснулся носа, глядя на Коя своими разноцветными глазами и  с
любопытством, и с укором. - Уж слишком он агрессивен,  слишком  драчлив,
верно?
   Кискорос подкрутил ус, его купоросно-желтозеленая  физиономия  носила
следы их последней встречи на  пляже  в  Агиласе,  и,  возможно,  именно
поэтому он был не столь уравновешен, как его босс.
   Ствол пистолета многозначительно повернулся в сторону Коя, и  Палермо
улыбнулся.
   - Вот видишь, - и снова акулья улыбочка, - он хотел всадить тебе пулю
в живот.
   - Я бы предпочел, - внес свое предложение Кой, - чтобы пулю  в  живот
получила чья-то шлюха мамаша...
   - Пожалуйста, без грубостей. - Палермо, видимо,  на  самом  деле  был
шокирован. - Если Орасио целится в тебя, это  еще  не  дает  тебе  права
оскорблять его.
   - Вы не поняли. Я имел в виду вашу мамашу-проститутку.
   -  М-да.  Могу  признаться,  что  и  сам  испытываю  острое   желание
застрелить тебя. Но дело в том...
   В общем... Шуму будет слишком много, понимаешь? - Палермо,  казалось,
действительно хотел, чтобы Кой его понял. - А моему  бизнесу  шум  ни  к
чему. Да и сеньору Сото это может обеспокоить.
   Впрочем, мне надоели пустые разговоры. Я хочу  наконец  договориться.
Пусть каждый получит свою долю... Можем же мы договориться? И пусть  все
кончится миром. - Он взял свой пиджак и сделал жест, приглашая следовать
за ним. - Давайте устроимся поудобнее.
   И направился к полуразобранному  сухогрузу,  не  оборачиваясь,  чтобы
проверить, принято ли его приглашение. Кискорос тоже всего  лишь  указал
им дулом пистолета, куда идти. Так что Танжер, Кой и Пилото  последовали
за Палермо. Никто не велел им поднять руки, да и в поведении  аргентинца
не было ничего особо угрожающего;  со  стороны  все  это  выглядело  как
прогулка дружеской компании. Но когда они подошли к лесенке, ведущей  на
остатки палубы сухогруза, и Кой, колеблясь,  немного  задержался,  через
полсекунды он уже чувствовал сталь пистолета у своего виска.
   - Зачем же умирать так рано? -  прошептал  Кискорос  нараспев,  точно
строчку из аргентинского танго.
   Они шли по  сырым  полуразрушенным  коридорам  -  с  потолка  свисали
оборванные кабели, переборки были  наполовину  сняты;  потом  по  трапу,
рядом с голыми ребрами шпангоута, спустились вниз.
   - Теперь  у  нас  состоится  довольно  длительная  беседа,  -  сказал
Палермо. - В приятных разговорах мы проведем всю ночь, а утром мы... Вот
именно, утром мы все вместе вернемся  туда.  В  Аликанте  у  меня  стоит
наготове полностью оборудованное судно.
   "Deadman's Chest" к вашим услугам. Тайна  и  высокий  профессионализм
гарантируются. - Кою же лично он насмешливо сообщил:
   - Кстати, на этом судне находится и мой шофер. Просил  передать  тебе
горячий привет.
   - Куда вернемся? - спросил Кой.
   Палермо по-собачьи, в своей обычной манере, посмеялся веселой шутке.
   - Ну зачем эти глупые вопросы...
   Кой застыл с открытым ртом, переваривая  услышанное.  Он  смотрел  на
Танжер, по-прежнему невозмутимую.
   - Есть ли  другие  варианты?  -  спросила  она  так,  словно  Палермо
продавал энциклопедии в рассрочку. Голос звучал градусов  на  пять  ниже
нуля.
   - Да, есть, - ответил Палермо, зажигая фонарик,  -  но  для  вас  они
менее приятны... Пожалуйте сюда. Осторожно, не ударьтесь головой. Будьте
внимательны, впереди еще несколько ступенек. - Он  спускался  первым,  и
его голос в огромном металлическом корпусе сухогруза звучал все глуше. -
Например, такой вариант: Кискорос запирает  вас  тут  на  неопределенное
время...
   Он  умолк,  освещая  для  Танжер  последние  ступеньки  трапа.  Пахло
ржавчиной, нечистотами и - совсем чуть-чуть -  теми  товарами,  которыми
некогда грузили этот корабль: древесиной, зерном, подгнившими  фруктами,
солью.
   - Есть и  третий  вариант:  Кискорос  приканчивает  вас  выстрелом  в
голову.
   Когда все наконец оказались внизу и Кискорос взял на  прицел  дорогих
гостей,  Палермо  достал  свою  золотую  зажигалку  и   запалил   фитиль
керосиновой лампы, ее слабый красноватый свет осветил собравшихся. Тогда
Палермо погасил фонарик, повесил на какой-то крюк свой пиджак, положил в
карман зажигалку и улыбнулся всей компании.
   - Отойдите  от  трапа...  Подальше...  А  теперь  прошу  устраиваться
поудобнее.
   И тут Кой все понял. Он  же  ничего  не  знает.  Этот  болван  и  его
недомерок не знают, что изумруды на борту "Карпаты" и весь этот цирк  ни
к чему, они могут просто пойти и  взять  камни.  Он  снова  взглянул  на
Танжер,  поражаясь  ее  хладнокровию.  Самое  большее,  она  была   чуть
раздражена,  как  раздражаются   люди   перед   окошечком   тупоголового
чиновника, нетерпеливо ожидая, когда же он все-таки разберется в том,  о
чем его просят. Все кончается, подумал он с горечью. Не  знаю,  как  оно
кончится, но кончится, это точно. Но какова штучка, думал он, восхищаясь
ею.
   - А теперь мы немного поговорим, - поставил их перед фактом Палермо.
   Кой заметил, что Танжер сделала нечто не совсем уместное:  посмотрела
на часы.
   - У меня нет времени на разговоры, - сказала она.
   Палермо это, казалось, подсекло. Три секунды он ошарашенно молчал.
   - М-да. - Белые зубы  блеснули  в  свете  чадящей  лампы.  -  Однако,
боюсь...
   Он оборвал фразу, глядя на Танжер так, словно видит ее впервые. Потом
посмотрел на Кискороса, на Пилото и под конец на Коя.
   - Не говорите, что... - прошептал он. - Это невозможно.
   Машинально он сделал пару  шагов,  подошел  к  лестнице  и  посмотрел
вверх,  туда,  где  в  прямоугольном  проеме  люка  еще  виднелся   свет
угасающего дня.
   - Это невозможно, - повторил он.
   И снова повернулся к Танжер. Он  спросил  хриплым  до  неузнаваемости
голосом:
   - Где изумруды? Где они?
   - Это вас не касается, - сказала Танжер.
   - Не валяйте дурака. Они у вас? Неужели! Это же... Бог ты мой.
   Охотник за сокровищами разразился хохотом, не  обычным  своим  смехом
запыхавшейся собаки, а настоящим хохотом,  который  громом  отдавался  в
металлическом чреве сухогруза. Это был смех изумления и восторга.
   - Снимаю шляпу, честное слово, снимаю шляпу.
   Орасио, уверен, тоже снимает шляпу. Ну и дурак же я... Клянусь...  Да
ладно. Отлично сделано. - Он с огромным интересом смотрел на  Танжер.  -
Мои поздравления, сеньора. На удивление отлично сделано.
   Он вынул из  кармана  пиджака  пачку  сигарет,  прикурил  от  золотой
зажигалки, пламя которой отражалось в карем глазу, зеленого же почти  не
было  видно.  Было  ясно,  что  он  оттягивает  время,  чтобы   обдумать
положение.
   - С сожалением вынужден сообщить, - в конце концов сказал он,  -  что
наше совместное предприятие ликвидируется.
   Он медленно выдыхал дым и смотрел на Танжер,  Пилото  и  Коя,  словно
решая, что теперь с ними делать. Отчаянная решимость охватила Коя  -  он
понял, что пора действовать. Что с этой минуты  надо  принимать  решения
прежде, чем за него  их  примет  другой;  и  даже  при  этом  отнюдь  не
исключено, что через несколько мгновений он будет  валяться  на  полу  с
дыркой в груди. Но он все равно попытает счастья, вытащит еще одну карту
из колоды. Шесть  с  половиной.  Семь.  Семь  с  половиной.  ЗПК:  Закон
последней карты Пока корабль не разломился,  напоровшись  на  риф,  пока
палуба не ушла под воду, надо бороться.
   - Поймите,  нельзя  же  все  время  выигрывать,  -  разглагольствовал
Палермо. - А некоторые вообще никогда не выигрывают.
   Кой поймал взгляд Пилото, увидел в нем  ту  же  отчаянную  решимость.
Договорились. Встретимся в "Обрере", пропустим по  паре  стаканчиков.  В
"Обрере" или где-нибудь еще. Что до Танжер, с этой минуты он мог сделать
для нее только одно - дать ей возможность во время  драки  прорваться  к
трапу.
   А потом каждый уходит в одиночное  плавание.  Может,  она  как-нибудь
проберется в темноте и без его помощи. Потому что сам он отдаст швартовы
гораздо раньше. Прямо сейчас, действуя вместе с Пилота, а он -  Кой  это
знал - уже собрался, изготовился к сражению.
   - И не думай. - Палермо угадал его намерение и  взглядом  предупредил
Кискороса.
   Кой прикинул расстояние, которое отделяло его от  аргентинца.  Сердце
забилось быстрее, под ложечкой засосало. Два метра - это две пули, и кто
знает, в каком он состоянии будет,  преодолев  эти  два  метра  с  такой
начинкой. Что до Пилото, то Кой был почти уверен, что у  Палермо  оружия
нет, но когда настанет решающее мгновение, ему уже будет ни  до  Пилото,
ни до Палермо. Как  Танжер  сказала  у  трупа  Заса:  каждый  умирает  в
одиночестве.
   - Все это слишком затянулось, - сказала она вдруг.
   К и