збирая  слой,  составлявший  не
меньше метра, из разных предметов, остатков и кусков  деревянных  частей
корабля. Он работал в перчатках, короткой лопаткой выбрасывал  все,  что
не представляло интереса, за борт, делая перерывы, чтобы улеглась  муть.
Он нашел много разных вещей, которые он теперь в нетерпении  выбрасывал,
но в другое время они приковали бы к себе его внимание - разные  кованые
предметы, оловянные жбаны, канделябр, осколки стекла и глиняной  посуды.
Наткнулся он и на то, что прежде  было  палашом,  клинок  целиком  съела
ржавчина, но бронзовый эфес, широкая дужка и огромная гарда  для  защиты
руки сохранились; единственным назначением этого предмета было  пронзать
человеческую  плоть,  когда  корабль  брали  на  абордаж.  Нашел  Кой  и
сросшиеся в единый блок мушкетные пули, он  сохранил  форму  коробки,  в
которой они ушли под воду, хотя от самой коробки и следа не осталось, ее
заменили известковые  отложения.  Раскопал  он  в  песке  и  полдвери  с
коваными  частями  и  с  ключом  в  замочной  скважине,  а  еще  круглые
четырехфунтовые ядра и известковые образования,  по  форме  напоминавшие
гвозди, от которых внутри оставалась только бурая  ржавчина,  находил  и
настоящие  гвозди,  только  бронзовые  -  они  сохранились  лучше.   Под
истлевшими  досками  поставца  он  нашел  миски  и  тарелки  талаверской
керамики, на диво целые  и  чистые:  видно  было  даже  клеймо  мастера.
Обнаружил Кой и глиняную трубку, и  два  мушкета,  стволы  которых  были
обиталищем ракушек, почерневшие, слипшиеся кружочки - видимо, серебряные
монеты, разбитые песочные часы  и  латунную  проградуированную  линейку,
некогда  служившую  для  прокладывания  курса  по  картам  Уррутии.   Из
предосторожности и особенно после визита береговой  охраны  они  приняли
решение: не поднимать со дна ничего, что могло бы вызвать подозрения; но
одно исключение из  этого  правила  Кой  сделал,  когда  вытащил  из-под
разного мусора покрытый  известковыми  отложениями  инструмент,  некогда
состоявший из деревянных и  металлических  деталей;  под  пальцами  Коя,
когда он попытался отчистить его, инструмент почти совсем рассыпался, от
верхней его части осталась только бронзовая стрелка с креплениями, а  от
нижней - часть окружности. Кой, взволнованный, сразу же  определил,  что
это такое - он держал в руках металлические части  (латунь  или  бронза)
старинного октанта, стрелку и лимб: наверное,  этот  октант  использовал
шкипер "Деи Глории",  определяя  долготу  Кой  подумал:  честный  обмен.
Октант XVIII века вместо секстанта, который он продал  в  Барселоне.  Он
отложил октант в сторону, так, чтобы легко было его найти потом.  Но  до
самой глубины души его проняла другая находка, в  углу  шхиперской,  под
слоем  мельчайших  частиц  истлевшего  сундука,  он   увидел   аккуратно
уложенный в бухту канат с правильно увязанными беседочным узлом верхними
двумя кольцами - так это  мог  сделать  только  толковый  моряк,  хорошо
знающий свое дело. Эта неиспользованная бухта поразила Коя даже  больше,
чем все остальное, даже больше, чем кости моряков "Деи Глории". Он кусал
резиновый загубник, чтобы согнать  с  лица  пронзительную  горечь  -  ту
бесконечную печаль, от которой все  больше  перехватывало  горло,  когда
один за другим он находил следы жизни членов экипажа "Деи Глории". Два с
половиной столетия назад люди, такие же, как он сам, моряки, привыкшие к
морю и его опасностям, держали в руках эти  предметы.  Они  прокладывали
курс латунной линейкой, сворачивали в бухту канат, считали время  вахты,
переворачивая песочные часы, вычисляли высоту звезд с  помощью  октанта.
Они взбирались по скользким вантам, борясь  с  ветром,  который  норовил
стряхнуть их на палубу или в море, выстанывали сквозь зубы свой страх  и
свое  ничтожество  перед  стихией  на  раскачивающихся  реях,  натягивая
загрубевшими пальцами паруса в то время, как в лицо им хлестал  жестокий
шторм на северо-западе Атлантики или  мистраль  и  лебече,  ветры-убийцы
Средиземного моря. Теперь их кости смешались с останками "Деи Глории". И
Кой,  медленно  передвигавшийся  под   плюмажем   воздушных   пузырьков,
устремлявшихся вверх,  к  сумрачной  выси,  словно  саваном  покрывавшей
бригантину,  чувствовал  себя  грабителем,  украдкой  вскрывающим  место
последнего упокоения.

***

   Солнечное пятно медленно покачивалось на веснушчатой коже Танжер. Это
было маленькое пятно, оно  поднималось  и  опускалось  вместе  с  бортом
"Карпанты", но убежало с ее спины и плеч,  когда  Танжер  оторвалась  от
Коя, дыша еще прерывисто, широко открытым ртом. Ее волосы, выцветшие  за
те дни, что она провела в море, почти до белизны, особенно на  кончиках,
прилипли  к  потному  лицу.  От  пота,  струившегося  по  телу,  блестел
солдатский жетон на серебряной цепочке; соленая влага в  ложбинке  между
грудями стекала маленькими ручейками,  а  на  верхней  губе  и  ресницах
повисала капельками. Пилото сейчас  находился  на  двадцатишестиметровой
глубине, была его смена, а Кой, лежа на банке у самого  трапа,  ведущего
на палубу, гладил влажное тело Танжер. Они обнялись  прямо  тут,  совсем
вдруг, когда Кой спустился сюда, чтобы положить свою неопреновую  куртку
и отереться полотенцем, после того, как полчаса разбирал завалы на  "Деи
Глории", а она прошла мимо, ненароком задев его. Вся  усталость  в  одну
секунду соскочила с него, она же стояла совершенно спокойно, разглядывая
Коя с той молчаливой задумчивостью, с какой иногда смотрела на  него;  и
через мгновение тела их сплелись со  страстью,  почти  не  отличимой  от
ненависти.  Теперь  он,  в  полном  изнеможении,  лежал  на  спине,  она
медленно, неумолимо поворачивалась на бок, отстраняясь  от  его  потного
тела,  вместе  с  солнечным  пятном,  ее  взгляд  сразу  же  опять  стал
металлически-синим, синим, как морская вода, иссиня-черным, как черненая
сталь, и был обращен вверх, к сиянию и солнцу,  видневшимся  в  открытом
люке. И тут Кой, не поднимаясь с банки,  увидел,  как  она,  обнаженная,
поднимается по трапу, словно уходит  навсегда.  По  телу  его  пробежала
холодная дрожь, особенно холодно стало тем местам,  которые  хранили  ее
прикосновения; ни с того ни с сего он подумал: однажды  наступит  конец.
Однажды она меня бросит, или мы умрем,  или  я  состарюсь.  Однажды  она
выйдет из моей жизни или  я  выйду  из  ее  жизни.  Однажды  у  меня  не
останется воспоминаний, а потом не останется и жизни, которая помогла бы
их восстановить. Настанет  день,  и  все  уйдет  неведомо  куда,  может,
сегодня и есть  тот  последний  день.  И  потому  он  смотрел,  как  она
поднимается по трапу к люку и постепенно исчезает, он запечатлевал ее  в
памяти до мельчайшей детали. Он делал  это  очень  тщательно,  запоминал
даже капельку семени, что скатилась  по  внутренней  стороне  ее  бедра;
достигнув колена, она попала в солнечный луч и загорелась,  как  янтарь.
Потом Танжер исчезла из поля его зрения, и Кой услышал, как она прыгнула
в море.

***

   Ту ночь они провели на "Деи Глории", став на якоре.
   Стрелка флюгера едва шевелилась рядом с лампочкой, горевшей  на  топе
мачты, в спокойной воде, как в зеркале, отражались  проблески  маяка  на
мысе Палое в семи милях от них на северо-запад.  На  небе  было  столько
звезд, что казалось, оно смыкалось с морем; их было так много, что найти
известные не представляло никакого труда, и Кой сидел на корме,  смотрел
на них и проводил воображаемые линии, чтобы определить их точно.  Летний
треугольник начал подниматься к юго-востоку,  и  виден  был  след  Волос
Вероники - из всех весенних созвездий оно последним исчезало  с  летнего
неба. В восточной стороне, на черном-черном фоне  очень  ярок  был  пояс
Ориона, и если провести прямую к нему  от  Альдебарана  через  созвездие
Большого Пса, эта прямая попадала в  излученный  восемью  годами  раньше
свет Сириуса, двойной звезды, самой яркой на  небе,  расположенной  там,
где след Млечного Пути идет в южном направлении, через созвездия  Лебедя
и Орла. Весь этот мир  небесных  светочей  и  старинных  мифов  медленно
вращался над его головой; и он,  центр  собственной  сферы,  был  частью
этого безмолвного и бесконечного мира.
   - Больше ты меня не учишь различать звезды, Кой.
   Он не слышал, как она подошла к нему. Не задев его, она  села  совсем
рядом и опустила ноги на ступеньки лесенки на корме.
   - Я научил тебя тому, что знал.
   Она слегка пошлепала босыми ногами по воде.
   Огонь маяка, в соответствии  с  заданными  параметрами,  периодически
обрисовывал ее силуэт.
   - Знаешь, мне хотелось бы знать, - сказала она,  -  что  ты  обо  мне
будешь вспоминать.
   Она говорила совсем тихо, едва слышно. Это  был  даже  не  вопрос,  а
признание. Кой поразмышлял.
   - Слишком рано, сейчас этого не узнаешь, - ответил он наконец. -  Все
еще не кончилось.
   - Я спрашиваю, что ты будешь вспоминать, когда все кончится.
   Кой  пожал  плечами,  понимая,  что  она  этого  не  увидит.  Повисло
молчание.
   - Не знаю, чего ты еще ждешь, - через какое-то время сказала она.
   Он по-прежнему молчал. Из каюты  доносились  радиошумы,  было  десять
пятнадцать, и Пилото слушал  метеосводку  на  завтра.  Тень  женщины  не
шевелилась.
   - Есть дороги, - шепнула она, - которые  мы  можем  пройти  только  в
одиночестве.
   - Дорогу к смерти, например.
   - Об этом не надо, - попросила она.
   - Умереть в одиночестве, помнишь? Как Зас...
   Однажды ты мне сказала, что боишься, что так будет и с тобой...
   - Не надо, помолчи.
   - Ты просила, чтобы я был рядом. Я поклялся.
   - Не надо.
   Кой откинулся назад, лег на  палубу;  над  ним  простирался  небесный
свод. К нему склонился черный  силуэт,  заслонив  собою  часть  звездной
сферы.
   - А что бы ты мог сделать?
   - Дать тебе руку, - ответил Кой. - Проводить тебя, чтобы  ты  уходила
не одна.
   - Я же не знаю, когда это случится. Этого никто не знает.
   - Поэтому я и хочу быть рядом. Чтобы выполнить свое обещание.
   - Ты бы мог это сделать?  Остаться  со  мной,  чтобы  выполнить  свое
обещание? Чтобы я уходила не одна, когда настанет мой час?
   - Конечно.
   Звездная сфера опять сияла перед ним целиком,  Танжер  выпрямилась  и
отодвинулась. Наверное, рассматривала черную воду. Или небесный свод.
   - Что это за звезда?
   Кой проследил направление черной вытянутой руки.
   - Регул. Передняя лапа Льва.
   Танжер, судя по всему, тоже откинулась назад, разыскивая царя  зверей
среди огоньков, что мигали в небе. Минуту  спустя  она  снова  зашлепала
ногами по воде.
   - Наверное, я тебя не стою, Кой.
   Она сказала это едва слышно.  Он  закрыл  глаза  и  медленно-медленно
выдохнул.
   - Это мое дело.
   - Ошибаешься. Это как раз не твое дело.
   Она умолкала, слышался только плеск воды. Она  опять  стала  шевелить
ногами в море.
   - Ты хороший человек, - вдруг сказала она. - Правда хороший.
   Кой открыл глаза, чтобы наполнились они звездами, помогли  справиться
с острой тоской, стеснившей грудь. Внезапно он почувствовал себя  совсем
больным. Он боялся шевельнуться, казалось, от  малейшего  движения  боль
станет невыносимой.
   - Лучше меня, - говорила она, - и лучше многих, кого я  знала.  Жаль,
что...
   Она оборвала фразу, а когда заговорила вновь, тон  был  совсем  иным.
Жесткий, сухой, решительный.
   - Жаль.
   Снова молчание. Далеко, где-то  на  севере,  упала  звезда.  Желание,
подумал Кой. Я должен загадать  желание.  Но  светлая  искорка  исчезла,
прежде чем он успел точно сформулировать свою мысль.
   - Что ты делал, когда я выиграла кубок по плаванию?
   Чтобы она осталась со мной,  попросил  он  наконец.  Но  на  холодной
тверди больше не было падающих звезд. Все они стояли на своих  местах  и
неумолимо смотрели на него.
   - Жил, - ответил он. - Готовился к встрече с тобой.
   Сказал он это очень просто и умолк.  На  лицо  Танжер  падал  отблеск
света. Двойного, нежного света. Она смотрела на него.
   - Ты хороший человек, - повторила она.
   Тень ее наклонилась ниже, и он почувствовал ее влажные губы на своих.
   - Надеюсь, - шепнула она, - скоро ты найдешь свой корабль.

***

   Он вытащил свинцовый фонарь с осколками стекол, немного  отодвинулся,
чтобы улеглась муть, и продолжил работу. Он добрался до того  угла,  где
песок, который  Кой  разгребал,  снова  и  снова  затягивал  расчищенное
пространство, проникая через дыру в обшивке. Ему приходилось брать песок
на  лопату  и  перебрасывать  через  борт.  Это  отнимало  много  сил  и
кислорода, пузырьков было больше, и поднимались они чаще, чем  положено;
Кой отложил лопату, подошел к обломку шпангоута, оперся на него  спиной,
чтобы отдохнуть и убедить свои легкие быть не столь  требовательными.  У
его ног лежало пушечное ядро с цепью, такие применялись для того,  чтобы
срывать снасти и повреждать рангоут неприятеля;
   Пилото отрыл его в прошлое погружение. Сохранилось ядро очень  хорошо
благодаря тому, что два с половиной века его укрывал  слой  песка;  быть
может, оно было выпущено из пушки шебеки,  повредило  такелаж  и  паруса
бригантины и наконец оказалось на дне морском.  Он  немного  наклонился,
чтобы рассмотреть  его  -  чего  только  не  напридумывали  люди,  чтобы
уничтожать друг друга, думал он, - и тут в дырку у  основания  переборки
увидел совсем  рядом  голову  мурены.  Мурена  была  большая,  в  ладонь
толщиной, противного темного  цвета.  Недовольная  вторжением  странного
существа, выпускающего пузырьки, она шевелила жабрами. Кой  благоразумно
отодвинулся от разинутой пасти: эти зубы одним укусом могут  лишить  его
половины руки, и направился за подводным ружьем, которое лежало вместе с
запасными буями и прочими  инструментами.  Он  вставил  гарпун,  натянул
резину и вернулся к мурене.
   Он терпеть не мог убивать рыб, но работать  среди  сгнившего  дерева,
имея с тыла крючковатые ядовитые зубы, это не дело. Рыба караулила  вход
в свой родной дом: мой дом, уютный дом, как поется  в  мюзикле  Ларсона.
Злобные  глазки  уставились  на  Коя,  когда  он  вставил  ружье   между
раскрытыми жабрами.
   Поверь, подружка, против тебя лично я ничего не имею. Просто тебе  не
повезло. Он нажал спусковой крючок, насадил мурену  на  гарпун,  как  на
вертел, она забилась, яростно кусая стальной стержень, торчавший  у  нее
изо рта; Кой достал нож и перерезал ей хорду со спинным мозгом.
   Потом вернулся к работе, разбирал угол, заваленный обломками дерева и
разными предметами.
   Песок  затягивал  только  что  очищенное  им  пространство;  перчатки
изорвались полностью - это уже третья пара, - пальцы были  в  порезах  и
царапинах.
   Он наткнулся на пистолет, его деревянная часть истлела, но ствол  еще
сохранял форму,  потом  на  распятие,  наверное,  серебряное,  оно  было
черное, покрытое ракушками, а потом на почти  совсем  уцелевший  кожаный
башмак с пряжкой. Убрал несколько досок, которые развалились под киркой,
всплыл повыше, ожидая, пока уляжется  муть,  а  когда  опять  спустился,
увидел темный предмет, покрытый красноватыми и  бурыми  отложениями.  На
первый взгляд он походил на большой квадратный кирпич.
   Кой хотел было сдвинуть его с места, но он был словно приклеенный.  А
этого быть не может, сказал себе Кой. У шкатулок  с  сокровищами  должна
быть крышка, она  открывается,  и  перед  глазами  ярко  сияют  жемчуга,
драгоценности и золотые монеты.
   И изумруды. Шкатулки с сокровищами не должны выглядеть  как  простой,
обросший известковыми отложениями кирпич, их не обнаруживают под  старым
башмаком и сгнившими досками. И потому это совсем не то,  что  мы  ищем.
Изумруды, крупные, как орехи, зрачки дьявола и тому подобное. Уж слишком
это просто было бы.
   Он отгреб песок от камня и осветил его фонарем, чтобы увидеть, какого
же он цвета. Это был почти куб - две пяди в длину, две в ширину и  почти
столько же в высоту; по углам, вероятно, сохранились бронзовые накладки,
если судить по цвету отложений и ракушек. Остальное было покрыто жесткой
ломкой коркой  с  включениями  кусочков  сгнившей  древесины  и  ржавыми
пятнами. Бронза и железо, подвергшиеся окислению, и сгнившее дерево, как
и предсказывала Танжер, а еще она предупреждала: в том случае, если  они
найдут нечто подобное, с этим надо обращаться с особой осторожностью. Не
ударять по нему, не  пытаться  проникнуть  внутрь.  Изумруды,  если  это
действительно  они,  должны  были  срастись  в  единый  блок,   покрытый
известковыми отложениями, которые  надо  снимать  с  помощью  химических
реактивов. Изумруды очень хрупкие камни.
   Без особого труда он очистил камень от песка.
   Он не казался очень тяжелым, по крайней мере  в  воде;  но  это  была
шкатулка, без всяких сомнений шкатулка. Почти минуту  Кой  не  двигался,
дышал размеренно, пузырьки воздуха все реже поднимались над его  головой
- он немного успокоился, на виске перестала пульсировать жилка, и сердце
под неопреновой курткой начало биться в нормальном ритме.
   Успокойся, моряк. Шкатулка или не шкатулка, оставайся спокоен. Нельзя
нервничать, когда дышишь  на  двадцати  семи  метрах  глубины  воздухом,
находящимся под давлением в двести атмосфер.  Он  постоял  еще  немного,
потом направился за буем, привязал к нему сетку из  тончайшего  волокна,
предварительно придав  ей  форму  мешка.  Положил  камень  в  сетку,  из
собственного загубника наполнил буй воздухом.
   А потом, вопреки инструкциям Танжер, кончиком  ножа  сковырнул  часть
корки и ничего особенного  не  увидел.  Он  колупнул  еще,  и  от  камня
отделился кусок величиной с полкулака. Он взял его  и  осветил  фонарем;
маленький осколок отделился от куска и медленно опустился на песок.  Это
был прозрачный камень, кристалл не правильной формы с  прямыми  гранями.
Изумрудно-зеленого цвета.

XVI

Кладбище безымянных кораблей

   Иль снова глупого ты обманул и нечестной гордишься победой?
   Аполпоний Родосский "Аргонавтика"


   Город виднелся в глубине залива, его  дома,  окутанные  бело-голубой,
переходящей в темные оттенки, дымкой, которую расцвечивали  еще  и  лучи
заходящего солнца, сгрудились под замком. Солнце клонилось  к  закату  и
висело над громадой горы Рольдан, когда "Карпанта" с марселем  и  взятым
одним рифом грота вошла  в  порт  между  двумя  маяками,  под  бойницами
старинных фортов, охранявших гавань. Кой держал курс, пока  не  остались
позади маяк Навидад и удочки рыбаков, пристроившихся на бетонных  блоках
волнореза,  потом  положил   руль   на   наветренную   сторону,   паруса
заполоскались, и "Карпанта" застыла на тихой воде с той стороны дока.
   Танжер вертела рукоятку лебедки, наматывая на рей марсель, Кой дернул
за конец, и грот скользнул вдоль мачты. Пока Пилото крепил  его  к  рею,
Кой включил мотор  и  направил  "Карпанту"  к  Эспальмадору,  туда,  где
громоздились недоразобранные корпуса и надстройки безымянных кораблей.
   Танжер смотала шкоты и смотрела на  него.  Она  смотрела  так  долго,
словно изучала его лицо,  он  ответил  на  ее  взгляд  подобием  улыбки.
Улыбнулась и она, потом отвернулась, облокотилась о  фальшборт  и  стала
наблюдать, как Пилото  открывает  якорный  колодец.  Кой  поглядывал  на
причал,  у  которого  стоял  "Феликс  фон  Лукнер"   рядом   с   большим
пассажирским кораблем. Ему жалко было, что они вынуждены скрываться, ему
бы хотелось войти в порт с победным флагом, как немецкие подлодки -  они
поднимали вымпелы, на которых были написаны  цифры,  обозначавшие  тонны
водоизмещения судов, ими  потопленных.  Докладываю:  задание  выполнено,
сокровище существует и находится у нас на борту.
   Да, изумруды находились на борту "Карпанты".
   Известковые отложения, в которых они были, теперь покрыты несколькими
слоями герметика, уложены в пакет, а пакет  в  дорожную  сумку,  на  вид
абсолютно  обыкновенную.  Эти  отложения  они   снимали   с   величайшей
осторожностью,  почти  не  веря  своим  глазам,  пораженные   тем,