л почти шепот, такой же задумчивый, как и  раньше.  Кой  развел
руками.
   - Я был Джимом Хокинсом, потом  я  был  Измаилом,  какое-то  время  я
думал, что стал Лордом Джимом... Потом понял,  что  никогда  не  был  ни
одним из них. И в каком-то смысле это принесло мне облегчение. Как будто
я отделался от обременительных друзей. Или от свидетелей.
   Он последний раз взглянул на голые  стены.  Оттуда,  сверху  на  него
смотрели призрачные тени: женщины в трауре, беседующие в слабеющем свете
уходящего дня, масляная лампадка перед образом Девы Марии,  мерный  стук
коклюшек,  вывязывающих  кружево,  черный  кожаный  кисет  с  серебряной
монограммой и пахнущие табаком совершенно белые усы. Корабли с поднятыми
парусами, плывущие под шелест перевертываемых страниц.  Я  сбежал  в  те
места, которых уже не  было,  из  места,  которого  уже  нет.  Он  снова
улыбнулся несуществующему дому:
   - Как говорит Пилото, не мечтай, когда стоишь у руля.
   В ответ она ничего не сказала и вообще надолго умолкла. Она вынула из
сумки пачку с портретом моряка в бескозырке с надписью "Герой",  достала
сигарету и, не положив пачку обратно в сумку, медленно прикуривала;  она
не выпускала из рук этот раскрашенный кусок картона, словно он удерживал
ее от собственных фантазий.

***

   Они поужинали овощным рагу с окороком и жареной картошкой с яйцами  в
"Посада  де  Хамайка"  на  той  стороне  улицы  Каналес.  Здесь  к   ним
присоединился Пилото, руки у него были в мазуте и масле, он сообщил, что
локатор установлен и с ним  все  в  порядке.  Слышался  шум  разговоров,
табачный дым слоями поднимался к потолку, по  радио,  где-то  в  глубине
зала, пел Росио Хурадо - "Лола уходит  в  порты".  Эта  старая  харчевня
претерпела изменения, вместо клеенок, которые Кой помнил всю  жизнь,  на
столах лежали новые скатерти, на стенах появились изразцы, декор и  даже
картины, только клиентура осталась прежней, особенно  в  полдень,  когда
здесь  собираются  жители  близлежащих  домов,  каменщики,  слесаря   из
находившейся рядом мастерской и пенсионеры, которых привлекала недорогая
и вполне домашняя кухня. Во всяком случае, как он сказал Танжер, наливая
ей красного вина  с  газированной  водой,  уже  ради  одного  старинного
названия стоило посетить это местечко.
   На десерт, когда Пилото снимал шкурку с мандарина, они обсуждали план
поисков. Они уйдут в море  перед  рассветом,  чтобы  начать  работу  при
хорошем освещении. Они уже остановились на том, что первоначальная  зона
поисков будет  заключаться  между  1°20'  и  1°22'  западной  долготы  и
37°31,5' и 37°32,5' северной широты. Этот прямоугольник,  миля  на  две,
они станут прочесывать, идя от меньшей  глубины  к  большей,  начиная  с
пятидесяти метров.
   Соответственно, заметил Кой,  передвижения  "Карпанты"  станут  позже
заметны с берега, к которому они мало-помалу  начнут  приближаться.  При
двух-трех  узлах  они,   с   помощью   "Патфайндера",   смогут   изучать
параллельные полосы шириной от пятидесяти до шестидесяти  метров.  Район
поисков разделяется на семьдесят четыре таких  полосы;  учитывая  время,
необходимое для маневрирования, изучение каждой такой  полосы  потребует
около часа, то есть в целом около восьмидесяти часов работы.  Значит,  в
реальности надо рассчитывать на сто - сто двадцать часов, иначе  говоря,
на прочесывание этого района им потребуется дней  десять  -  двенадцать.
Разумеется, при условии хорошей погоды.
   - Метеорологический прогноз хороший, - сказал Пилото. - Но я  уверен,
что несколько дней у нас пропадут.
   - Две недели, - подсчитал Кой. - И это минимальный срок.
   - Может, и три.
   - Может.
   Танжер внимательно слушала, поставив локти на стол и переплетя пальцы
под подбородком.
   - Ты сказал, что мы  можем  привлечь  внимание,  если  нас  увидят  с
берега. Это значит, что мы вызовем подозрения?
   - Поначалу вряд ли. Но когда мы начнем приближаться к берегу... В это
время некоторые уже ходят на пляж.
   - А потом еще существуют рыбаки, - заметил Пилото с долькой мандарина
во рту. - Да и Масаррон недалеко.
   Танжер посмотрела на Коя. С тарелки  Пилото  она  взяла  мандариновую
шкурку и разрывала  ее  на  мелкие  кусочки.  Над  столом  стоял  густой
мандариновый дух.
   - Мы сможем как-то объяснить свои действия?
   -  Наверное,  сможем.  Мы,  к  примеру,  рыбачим  или   ищем   что-то
потерянное.
   - Скажем, мотор, - предложил свой вариант Пилото.
   - Вот именно Навесной мотор, упавший в море.
   У нас есть то преимущество, что Пилото с его "Карпантой" здесь хорошо
знают, а значит,  не  будут  слишком  интересоваться.  Что  же  касается
стоянок, тут проблем не будет. Одну ночь проведем в Масарроне, другую  в
Агиле, потом несколько раз переночуем в  Картахене,  а  остальное  время
будем  становиться  на  якорь  где-нибудь  подальше  от  места  поисков.
Парочка, которая нанимает яхту на пару недель,  ни  у  кого  не  вызовет
подозрений.
   Последнюю фразу Кой сказал, разумеется, в шутку,  но  Танжер  это  не
позабавило. Виной тому, возможно, было слово  "парочка".  Она  оценивала
ситуацию, нагнув голову и вертя мандариновые корки в пальцах.  Днем,  до
того, как они  вошли  в  порт,  она  вымыла  голову,  и  теперь  кончики
асимметрично постриженных, пушистых волос снова касались ее подбородка.
   - Здесь патрулируют? - спросила она с тревогой.
   - Да, - ответил Пилоте. - Две службы - таможенники и жандармы.
   Кой объяснил, что таможенники патрулируют в основном по ночам и  ищут
контрабанду. Так что о таможенниках  нечего  беспокоиться.  Жандармы  же
наблюдают за береговой линией и  соблюдением  законов  о  рыбной  ловле.
"Карпанта" вроде бы в их ведение не входит, но если они изо дня  в  день
будут  видеть  ее  в  одном  и   том   же   месте,   то   вполне   могут
полюбопытствовать, чем они тут занимаются.
   - Для нас хорошо, что Пилото знает всех и вся, даже жандармов. Теперь
все стало по-другому, но в молодости он имел дела кое с кем из них.  Ну,
ты понимаешь: светлый табак, спиртное, процент от прибыли...  Он  всегда
умел заработать на жизнь.
   Фатализм и  мудрость,  древние,  как  море,  по  которому  он  ходил,
сквозили во взгляде Пилото; то  было  наследие  бесчисленных  поколений,
смотревших в лицо противным ветрам.
   - Живи сам и давай жить другим, - сказал он очень просто.
   Когда-то и Кой пару раз помогал ему в таких тайных ночных экспедициях
у мыса Тиньосо или  у  мыса  Палое,  он  до  сих  пор  вспоминал  это  с
мальчишеским волнением. В темноте, неподалеку от прямого луча маяка, они
ждали, когда приблизятся огни торгового  судна,  которое  замедлит  свой
ход, чтобы спустить на палубу "Карпанты" пару тюков. Американский табак,
виски, японская электроника. Потом - выгрузка в какой-нибудь  никому  не
известной бухточке, когда к борту по грудь в воде подходили неясные тени
и забирали груз. Для юного Коя все это не отличалось от  прочитанного  в
книжках, он страстно мечтал о таких таинственных походах в полной  тьме,
а страницы "Контрабандистов из Монфлита", "Дэвида  Балфура"  и  "Золотой
стрелы"  служили  не  только  полным  оправданием  этой  противозаконной
деятельности, но и примером. Однако когда они возвращались в  порт,  уже
совершенно чистые, и бросали  причальный  конец  на  пирс,  там  их  уже
поджидал либо жандарм, либо унтер-офицер  таможенной  службы  и  отбирал
львиную долю; так что у Пилото, который рисковал "Карпантой" и свободой,
оставалось лишь на то, чтобы дожить месяц, другие же обогащались за  его
счет. Живи сам и давай жить другим. Так-то оно так, но всегда  почему-то
один живет лучше другого. Или за счет другого. Однажды, когда они в баре
"Тайбилья" ели бутерброды с ветчиной и помидором, некто подошел к Пилото
и предложил ему более сложную операцию: надо было в безлунную ночь выйти
навстречу  марокканскому  траулеру.  Чистый  гашиш,  сказал   тот   тип.
Пятьдесят килограммов. И заработаешь в тысячу раз больше,  чем  за  свои
обычные вылазки. Кой, застыв с бутербродом в руке, смотрел,  как  Пилото
внимательно выслушал предложение, не торопясь допил свое пиво,  поставил
пустой стакан на стойку и оплеухами выставил того типа за дверь.
   Танжер заплатила за  ужин,  они  вышли.  Погода  была  приятная,  они
медленно брели к Мурсийским воротам и старому городу. Морской  пехотинец
застыл перед белой дверью управления порта; в этом самом здании, сказала
Танжер, и допрашивали юнгу с "Деи Глории". У входа в кинотеатр "Мариола"
- зеленые светляки и скучающие таксисты, за  столиками  уличных  кафе  -
мужчины и  женщины.  Иногда  Кой  встречал  знакомое  лицо,  обменивался
молчаливым приветствием, кивком головы, а то и парой  реплик  -  привет,
как дела, пока -  без  всякого  желания  увидеться  когда-нибудь  еще  и
услышать ответ. У них уже не оставалось ничего общего. Он  заметил  одну
из подружек своей юности,  превратившуюся  в  настоящую  матрону,  двоих
детишек она вела за руки,  третий  спал  в  коляске,  рядом  шел  муж  с
проплешиной  и  седыми  волосами,  в  нем   смутно   угадывались   черты
одноклассника Коя. Она шла в свете кошмарных постмодернистских  фонарей,
которые мешали проходу по тротуарам, и, видимо, не узнала Коя.
   А все-таки ты меня знаешь, усмехнулся про себя Кой.
   Ведь это я ждал тебя у ворот Сан-Мигель, ведь это с тобой мы касались
друг друга руками в кафе "Мастия". А помнишь  вечеринку  на  Новый  год,
когда твои родители куда-то уехали: "Je  t'aime,  moi  non  plus",  Серж
Гейнсбур и Джейн Биркин обнимаются на пластинке, а прочие парочки делают
это почти в полной тьме? И совсем темная комната, кровать твоего  брата,
над которой кнопками пришпилен флажок мадридского "Атлетико".., а уж что
было с твоим отцом, когда он, неожиданно вернувшись домой, обнаружил нас
в постели и поломал весь кайф .. Знаешь ты меня, конечно, как не знать.
   - Поиски, - сказал он, - меня волнуют гораздо  меньше,  чем  то,  что
последует.., если мы, разумеется, найдем "Деи  Глорию".  Пока  мы  ходим
туда-сюда, оправдаться гораздо проще, а вот  если  мы  будем  торчать  в
одном месте... Чем дольше это будет  продолжаться,  -  он  посмотрел  на
Танжер, - а ведь я не знаю, сколько времени на это потребуется...
   - Я тоже не знаю.
   По улице Аире они  дошли  до  таверны  "Мачо".  Ступеньки  на  крутом
подъеме Баронеса вели к развалинам старинного собора и римского  театра,
к этим  ступенькам  выходили  улочки,  почти  все  уже  исчезнувшие,  но
навсегда запечатлевшиеся в памяти Коя.
   За ними прежде находился квартал,  населенный  портовыми  рабочими  и
рыбаками, где на перекинутых  с  балкона  на  балкон  веревках  сушилось
белье,   теперь   же   здесь,   в   полуразвалившихся   домах    ютились
иммигранты-африканцы; они кучками стояли на углах  и  либо  смотрели  на
прохожих мрачно-подозрительно, либо с заговорщическим видом  предлагали:
гашиш хотеть? Вчера из Марокко.  Прижимаясь  к  стенам,  под  старинными
оконными решетками с цветочными горшками, точно командос во время ночной
операции, пробегали по улицам кошки. Из таверн  тянуло  запахом  вина  и
жареных анчоусов, а вдали, под фонарем,  освещавшим  образ  Девы  Марии,
прохаживалась, как заскучавший часовой, одинокая проститутка.
   - Надо будет сделать обмеры, сверяясь с чертежами, - сказала  Танжер,
- чтобы понять, где корма, а где нос. И  тогда  уже  искать  капитанскую
каюту...
   Или то, что от нее осталось.
   - А если ее полностью занесло песком?
   - В таком случае мы оттуда уходим и возвращаемся со всем  необходимым
для таких работ.
   - Командуешь ты. - Кой не смотрел в глаза Пилото, хотя чувствовал  на
себе его пристальный взгляд. - Тебе и решать.
   Таверна "Мачо" давно уже сменила  название,  больше  здесь  не  пахло
маслинами и дешевым  вином;  но  все-таки  от  прежних  времен  осталась
стойка, винные бочки и атмосфера винного погребка, столь  памятная  Кою.
Пилото пил коньяк "Фундадор", голая женщина,  вытатуированная  на  левом
предплечье, похотливо извивалась каждый раз, как он  подносил  рюмку  ко
рту. Кой уже давно замечал, что с годами синие линии на коже становились
все менее четкими. Пилото сделал эту татуировку, когда  был  совсем  еще
мальчишкой, во время стоянки "Канариас" в Марселе, а после его  три  дня
лихорадило. Кой чуть было не сделал  нечто  подобное  в  Бейруте,  когда
ходил третьим помощником на "Отаго": в салоне по стенам  были  развешаны
образцы, он выбрал очень красивого крылатого  змея,  но  когда  протянул
голую руку мастеру и игла почти коснулась кожи, он  отдернулся.  Положил
десять долларов на стол и вышел.
   - Есть и другие осложнения, - сказал он. - Нино Палермо. Наверняка он
уже кого-то приставил к нам, и за нами следят.  Ни  капли  не  удивлюсь,
если он даст нам  спокойно  искать,  а  как  только  мы  найдем,  явится
собственной персоной.
   Кой  отпил  глоток  голубого  джина  с  тоником,  ароматная  прохлада
прокатилась  по  горлу.  После  ночного  купанья  он  еще  не  полностью
отделался от привкуса морской соли.
   - На этот риск приходится идти, - сказала Танжер.
   Двумя пальцами, большим и указательным, она держала  ножку  бокала  с
мускатом, который едва пригубила.  Кой  смотрел  на  нее  поверх  своего
стакана. И думал о револьвере. Он уже успел - тихо чертыхаясь - обыскать
ее вещи. Кой собирался выкинуть  револьвер  за  борт,  но  нашел  только
блокноты с записями, солнечные очки, одежду и несколько книг.
   А еще пачку гигиенических тампонов и дюжину хлопковых трусиков.
   - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
   Перед тем как произнести эти слова, он взглянул на Пилото.  Пусть  уж
лучше ничего не знает про револьвер, ему не  понравится,  что  на  борту
"Карпанты" есть оружие. Совсем не понравится.
   - И всегда знала, - ледяным тоном ответила она. - Ваше дело  -  найти
корабль, а Палермо я займусь сама.
   Есть у нее козыри в рукаве, сказал себе Кой. Есть у чертовки в рукаве
козыри, и знает их только она сама, иначе не была бы так уверена в себе,
когда речь зашла об этом гибралтарском козле. Голову прозакладываю,  она
просчитала все варианты - возможности, вероятности, опасности. Хорошо бы
только знать, какая роль отводится мне.
   - И еще одно... - Клиентов было мало, хозяин стоял у противоположного
конца стойки, но Кой все же понизил голос:
   - Изумруды.
   - А что - изумруды?
   В глазах Пилото Кой прочел ту же мысль, которая мелькнула и у него: в
покер с ней лучше не играть. Даже если ты не новичок.
   - Предположим, мы их найдем, -  ответил  он.  -  Обнаружим  шкатулку.
Палермо сказал правду? Ты. уже искала, кому  их  сбыть?  Их  надо  будет
чистить и все такое... Нужны мастера этого дела.
   Она нахмурилась. Искоса взглянула на Пилото.
   - По-моему, сейчас не время...
   Кой сжал кулак и слегка стукнул об стойку. Раздражение его нарастало,
и на сей раз он не желал скрывать этого.
   - Послушай. Пилото увяз в этом деле по самую шею, как и мы  с  тобой.
Он рискует "Карпантой", ему грозят  серьезные  неприятности  с  законом.
Надо гарантировать ему...
   Танжер подняла руку. У меня рука, может, и дрожала бы, подумал Кой. А
если честно, руки у меня дрожат все это время, черт возьми. А ей -  хоть
бы что.
   - То, что я плачу, покрывает риск  на  данный  момент.  Потом,  когда
найдем изумруды, удовлетворены будем мы все.
   Слово все она особо выделила и твердо посмотрела на Коя. Потом  снова
взяла свой мускат,  сделала  совсем  крошечный  глоток  и  поставила  на
стойку, а Кой думал, из каких же персонажей слепила она свой образ.  Она
наклонила голову, словно раздумывала, следует ли сказать что-нибудь  еще
или нет.  Вероника  Лейк,  думал  Кой,  с  восхищением  глядя  на  щеку,
полузакрытую асимметрично подстриженными волосами. "Мальтийского сокола"
она как-то упоминала, но нет, пожалуй, Ким Бейсингер  из  фильма  "Тайны
Лос-Анджелеса", его Кой видел  раз  двести  на  видео,  когда  ходил  на
"Федаллахе". Или Джессика Рэббит из "Кто  подставил  Роджера  Рэббита?".
Яне плохая, меня такой нарисовали.
   - А насчет изумрудов, - добавила она минуту спустя, -  могу  сообщить
вам, что покупатель у меня есть. Я вела  переговоры,  Нино  Палермо  был
прав. За камнями приедут сразу же, как только мы поднимем их.  Не  будет
ни проволочек,  ни  осложнений.  -  Она  умолкла  и  твердо,  с  вызовом
поглядела на них обоих. - Деньги тоже будут сразу. Хватит на всех.
   Кой разглядывал веснушки,  он  чувствовал,  что  так  просто  это  не
получится. Точнее, он знал, что  не  получится.  Они  все  еще  были  на
острове рыцарей и оруженосцев, но  последний  рыцарь  умер  и  похоронен
много веков тому  назад.  И  на  ссохшемся  его  черепе  навеки  застыло
по-дурацки удивленное выражение.
   - Деньги, - машинально повторил он, отнюдь не убежденный.
   Он потрогал нос и посмотрел с  вопросом  на  Пилото,  который  слушал
вроде бы с полным безразличием. Несколько секунд спустя он прикрыл глаза
в знак согласия.
   - Я старею, - объяснил Пилото. - "Карпанта" едва окупает  себя,  а  с
социальным обеспечением я никогда  дела  не  имел...  Я  бы  купил  себе
небольшую лодку с мотором и по воскресеньям брал бы внука на рыбалку.
   Что-то вроде улыбки мелькнуло на его  заросшем  седой  щетиной  лице.
Внуку было четыре года. Когда Пилото водил  его  гулять  в  порт,  малыш
старательно, по наказу бабушки, считал выпитые им кружки  пива,  а  дома
ябедничал. К счастью, он умел считать только до пяти.
   - Ты купишь себе лодку, Пилото, - сказала Танжер. - я обещаю.
   Непроизвольным  жестом  она  положила  ладонь  на  его  руку.  Жестом
товарищеским, почти мужским.
   И как раз на поблекшую татуировку, на голую женщину, отметил Кой.

***

   Первые звуки "Lady be Good" аккордами хриплой гитары  ставили  точки,
обозначающие пунктирный ритм, у нотных знаков, которыми отражались  огни
города в черной воде  между  кормой  "Карпанты"  и  пирсом.  Мало-помалу
архаичную перекличку струн  бас-гитары  поглощало  вступление  остальных
инструментов, кларнетов Киллиана и МакГи, соло пианиста Арнольда Росса и
альт-саксофона Чарли Паркера. Кой слушал очень внимательно и вглядывался
в яркие точки на воде, словно звуки из наушников, потоком заливавшие его
голову,  материализовались  в  этих   бликах   на   черной   маслянистой
поверхности. В саксе  Паркера,  решил  он,  ощущается  запах  спиртного,
прокуренного бара, где все мужчины без пиджаков,  а  обе  стрелки  часов
стоят вертикально, ножами воткнувшись в самый живот ночи.
   У этой мелодии,  как,  впрочем,  и  у  всех  остальных,  был  привкус
портовых стоянок - одинокие женщины  у  дальнего  конца  стойки,  темные
силуэты, покачивающиеся возле мусорных баков,  красные,  зеленые,  синие
неоновые огни, выхватывающие из тьмы  красные,  зеленые,  синие  профили
мужчин нерешительных, мечтательных, пьяных. Простая жизнь, привет, пока,
единственная проблема - выносливость желудка,  хотя  есть  и  еще  одна:
убью, на месте убью! Крутить романы с принцессой  Монакской  времени  не
было, ах, сеньорита, как вы хороши собой, позвольте  пригласить  вас  на
чашку чая, да-да, я  тоже  обожаю  Пруста.  И  потому  в  Роттердаме,  в
Антверпене, в Гамбурге были порнокиношки, бары топлес, продажные мадонны
с вязаньем в руках за стеклянными витринами; и  философически  спокойные
коты наблюдали, как бросало от одного тротуара к другому славный "экипаж
Сандерса", который  выблевывал  выпитый  скипидар  с  черной  этикеткой,
мечтая о том мгновении, что вернет им тихое урчание машин под  стальными
листами  палубной  обшивки,  скомканные   простыни   на   койке,   серые
предрассветные   сумерки,   проникающие   в   каюту   через    занавески
иллюминатора. Та-ра-ра-ра-ра. Донг.  Та-ра-ра.  Саксофон  Чарли  Паркера
по-прежнему утверждал, что согласия не будет, что сама мысль о нем  чуть
ли не безумна. Вот в портах Азии, Сингапуре и многих-многих  других,  во
время стоянок на внешнем рейде, когда  судно  твое  чуть  поворачивает