ьто с двумя  рядами  блестящих  пуговиц,
серебряных или оловянных. Еще один мимолетный взгляд подтвердил, что на  нем
зеленые атласные бриджи до  колен,  а  ниже  -  сизо-серые  шелковые  чулки,
уходившие в забавные черные туфли с квадратными пряжками из белого металла.
   - Да, смотрите как следует, Хоб, -  проговорил  старый  джентльмен.  -  И
потом избавьтесь от меня с помощью одного из своих искусных умозаключений.
   Я вздрогнул, потому что знал: наступило время  испытания,  и  пришло  оно
раньше, чем я успел  по-настоящему  подготовиться.  Я  медленно  выдохнул  и
повернулся к нему.
   - Всегда рад встретиться с настоящей аномалией, -  сообщил  я.  -  Я  сам
недавно чувствовал себя немного нереальным. У вас есть имя?
   - У меня много имен, - ответил он поддразнивающим тоном. - Но я  дам  вам
ключ - назову два из них. Иногда я известен как доктор  Дада,  и  я  близкий
друг   Зигфрида   Сюрреаля.   Вы   сами   прекрасно   знаете,   что   Второй
Сюрреалистический Манифест все еще заставляет упражняться мозги  мужчин.  Вы
вполне  обоснованно  подозреваете,  что  истинная  природа  бытия  с  трудом
поддается изучению таким туповатым инструментом, как  разум  англосаксов.  В
прозаическом  мире  ваш  собственный  здравый  смысл  осуждает  вас  и  ваши
поступки, но вы знаете, что здравый смысл - главный враг, и вы  приехали  во
Францию,  чтобы  найти  оружие  для  своей  великой  борьбы  с  реальностью.
Признайтесь, Хоб, вы приехали сюда, чтобы поговорить со мной.
   - Да, но кто вы?
   -  Кроме  многого  другого,  я  тот,   кто   уничтожит   паутину   вашего
рационализма.
   Он улыбнулся с вольтеровской  проницательностью.  Я  чувствовал  себя  на
пороге некоего важнейшего открытия, некоего  проникновения  внутрь,  которое
объяснит мне, что я здесь делаю, некоего  знания,  которое  поможет  собрать
воедино разорванные нити моей жизни.
   Затем  образ  начал  дрожать,  у   меня   появилось   головокружение,   и
удивительно, без всякого перехода я обнаружил, что лежу на спине и смотрю  в
небо.  Голова  покоилась  на  чем-то   мягком,   покрытом   длинной   черной
хлопчатобумажной юбкой.
   - Об! С вами все в порядке?
   Я посмотрел вверх, в темные глаза Иветт. Я и правда  лежал  на  спине  на
полу склада. Мелькнуло воспоминание: я был где-то наверху, шел по  коридору,
и потом что-то случилось. И  тут  я  вспомнил,  как  пол  под  моими  ногами
кончился, и я ухватился за электрический кабель. Это затормозило падение, но
кабель не выдержал моего веса, и я рухнул вниз.
   - Об! - Это Клови, склонившийся надо мной. - С вами все в порядке?
   Я осторожно встал на ноги. Мне ужасно не хотелось покидать теплые удобные
колени Иветт. Я сделал несколько шагов, разминая мышцы, и обнаружил,  что  в
разных местах есть ушибы, но переломов нет
   -  Слава  Богу,  -  вздохнул  Клови.  -  Я   намерен   расследовать   это
происшествие. Не понимаю, как все случилось. Там в коридоре оказалась дыра в
полу, Хоб, и кто-то закрыл ее  куском  картона.  Непростительная  преступная
халатность.
   Я услышал знакомый двухтоновый вой машины французской полиции.  Лучше  бы
Клови не вызывал ее. Конечно, начнутся неприятности, когда они узнают, что я
снимаюсь в  фильме  без  зеленой  карты  с  разрешением  на  работу.  Вполне
возможно, что они вышлют меня из страны.
   Ну, как будет, так и будет, не стоит беспокоиться. Разумеется, я  не  мог
знать, что встречусь с инспектором Фошоном.

23. ЭМИЛЬ ФОШОН

   Инспектор Полиции Эмиль Фошон  -  невысокий,  коренастый,  с  насмешливым
живым галльским взглядом,  который  составляет  чуть  ли  не  главную  часть
великого галльского наследства. Курчавые черные волосы он стриг под  "ежик".
Еще надо добавить большие сверкающие карие глаза, оливковую  кожу  и  густую
щетину, недавно сбритую и попудренную. Лохматые  черные  брови  срослись  на
переносице, нос костистый и слегка крючковатый. Губы тонкие, уголки  опущены
книзу. Он приехал на обыкновенном "Пежо",  осмотрел  место  происшествия  и,
пока Кловиобъяснял, что произошло, кивал и что-то ворчал. Фошон почти йпчего
не  говорил,  лишь  время  от  времени  делал  пометки  в  маленьком  черном
блокнотике, который  хранил  в  нагрудном  кармане  темного  костюма-тройки.
Удовлетворенный осмотром, он повернулся ко мне.
   - Мсье Дракониан, вы были очень близки к последнему звонку. Вы  полностью
пришли в себя?
   - Да, совершенно, - ответил я.
   - Тогда, вероятно, вы согласитесь сопровождать меня в кафе "Селект",  тут
недалеко за углом. Мы можем выпить коньяку, и я сниму ваши показания.
   "Селект" - кафе рабочего люда, очень популярное в своем  квартале.  Белый
кафельный пол, цинковый бар. На маленькой полке телевизор, игра  в  сокер  в
полном разгаре, европейцы трепетно называют ее футболом, потому что не знают
ничего лучшего. Нам в Америке этого не понять.
   Утро уже кончалось, и мы без труда нашли столик у задней стены. Я заказал
кофе с молоком и круассаны,  Фошон  -  коньяк  и  эспрессо.  Воздух  в  кафе
загустел от запаха кофе, цикория, черного табака, белого вина и перно. Фошон
задавал  мне  вопросы  скорее  как  человеку,  с   которым   хочет   поближе
познакомиться, чем  как  полицейский  подозреваемому.  У  меня  не  было  ни
малейшего  представления,  имею   ли   я   право   заниматься   во   Франции
расследованиями, поэтому я сказал, что я старый друг  Алекса  Синклера,  что
было правдой, и что я ищу его отчасти ради собственного интереса, отчасти по
просьбе друга.
   Фошон время от времени делал  пометки  в  блокноте,  но  главным  образом
слушал, глаза под тяжелыми веками щурились от дыма его  "галуазки",  темная,
недавно бритая челюсть опиралась на пухлый кулак.  Он  сделал  пометку,  как
правильно произносится "Синклер", и сказал, что,  вероятно,  через  день-два
сообщит мне какую-нибудь информацию, касающуюся моего падения, а, заодно,  и
об Алексе.
   Мы пожали друг другу  руки,  Фошон  снова  сел  в  машину  и  вернулся  в
префектуру, так я думаю, иначе что же делает французская полиция,  когда  не
занимается происшествиями. А я вернулся на склад, к Клови.
   Клови уже снимал другую сцену. Он казался подавленным и задумчивым.
   - Слава Богу, что вы не получили повреждений, - проговорил он. - Этого не
должно было случиться. Но я убежден, Фошон доберется до дна.
   - До дна чего? По-моему, это просто несчастный случай.
   - На моих съемках возможны только те несчастные случаи, которые  планирую
я, - покачал головой Клови. - Могу заверить вас,  что  этот  спланирован  не
мною. Идите сюда, позвольте, я вам кое-что покажу.
   Я последовал за Клови на верхний этаж. Мы шли по коридору к  тому  месту,
откуда я упал. Клови  показал  мне,  на  чем  держится  пол,  по-моему,  это
называется подпорочные брусья. Они  были  подпилены  у  основания,  а  потом
аккуратно соединены. Сверху  набросали  всякого  барахла.  Самая  аккуратная
западня, какую я только видел.
   - Но кто это сделал? - удивился я. - И зачем?
   - Интересные вопросы, - согласился  Клови.  -  Надеюсь,  у  вас  найдутся
какие-то ответы.
   - Почему у меня?
   - Только вы можете знать, кто бы хотел видеть вас мертвым.
   - Но я не знаю.
   - Тогда, наверное, вам стоит это узнать.

24. ПОСЛЕ РАЗМЫШЛЕНИЙ

   Я заметил, что частные детективы не тратят много  времени  на  обсуждение
своих ушибов и ран, полученных при исполнении долга, или работы, как там они
называют свое занятие. У них у всех вроде бы есть баснословная  способность,
будучи серьезно избитыми, иногда даже тяжелыми тупыми предметами отряхнуться
и мгновенно прийти  в  норму.  Примечательно,  что  после  горячего  душа  и
расслабляющего массажа они испытывают на следующий день  всего  лишь  легкое
стеснение при движении, но не обращают на него никакого внимания.
   У  такой  выносливости,  конечно,  есть  причина.   Большинство   частных
детективов  обычно  бывают  обладателями  основательной  мускулатуры.  В  их
представлении  занятия  на  тренажерах   вместе   с   друзьями   в   местном
гимнастическом     зале     -     единственное     по-настоящему     стоящее
времяпрепровождение. Я слышал  о  такого  сорта  людях,  которые,  когда  им
скучно, например, играют в гандбол, вместо того  чтобы  спокойно  лежать  на
кушетке и терпеливо ждать, когда пройдет плохое настроение, как  это  делают
все нормальные разумные создания. Они просто стоики, а не частные детективы.
   Я не похож на них. Меня  легко  выбить  из  седла.  Контузия,  которую  я
получил при падении на складе, оставила безобразные желто-багровые пятна  на
моем теле и голове. Наверно, они не пройдут несколько месяцев. И они  болят.
Больше я об этом не упомяну, но хочу, чтобы вы тоже знали.
   Я вернулся в свой номер в отеле и долго отмокал в ванне, потом  часа  два
поспал. После этого я чувствовал себя почти  готовым  пойти  на  свидание  с
Иветт, назначенное на вечер.
   Почти, но не совсем. Я просто не мог заставить себя  выйти  в  надушенный
декаданс парижской ночи, даже ради Иветт. Я все еще размышлял о том забавном
старике, привидевшемся мне утром во время  галлюцинации.  И  я  размышлял  о
деле, в которое втянули меня Ракель и Алекс. Смутные  мысли.  Неопределенные
мысли. Я размышлял о том, что мне очень плохо  заплатили  за  расследование,
обернувшееся сложной и  опасной  работой.  Я  размышлял  о  том,  что  всего
случившегося уже больше чем достаточно, чтобы остановиться. Я приближался  к
критическому моменту, и сам это чувствовал:  всегда  знаешь,  когда  вот-вот
войдешь в штопор. Я размышлял о том,  какого  черта  меня  снова  занесло  в
Европу. В смятении я начал понимать, что  повторил  все  снова:  как  дикарь
попался на  обманчивый  блеск  стеклянных  бус.  Погрузился  в  сложности  и
опасности из-за романтического заблуждения - ради мечты о Париже. О  Париже,
какого никогда не существовало. Ради мечты о себе, какого  тоже  никогда  не
существовало. Я пытался сделать вид, будто  хочу  заработать  на  жизнь  без
романтического ореола,  без  теплого  сияния  утраченного  времени,  которым
окутаны мои воспоминания, без опоры  на  королевство  ностальгии  и  жаркого
воздуха И, будто забыв, до чего отвратительными были мои годы  в  Европе,  я
пытаюсь повторить все снова.
   Обратили  ли  вы  внимание,  что  в  детективных  романах  кризис   могут
переживать любые персонажи, кроме самого  детектива.  Вспомните  прочитанные
романы, и  вы  увидите,  что  это  первый,  в  котором  детектив  решительно
отказывается от свидания с очень  ценным  информатором.  Вместо  свидания  я
пошел вниз и спросил консьержку, может ли она отправить мою  телеграмму  Она
могла Я написал:  "Дорогая  Ракель  Я  ухожу.  С  любовью,  Хоб",  и  послал
телеграмму в "Крийон".
   Вы можете сказать, что я перегнул палку. Но дело в том, что я терпеть  не
могу падать через несколько этажей. Особенно когда это не  приносит  никакой
выгоды.

25. СНОВА РАКЕЛЬ

   Два часа спустя, когда я спал, в комнату вошла Ракель
   - Что значит, - вы находите? - спросила она.
   - Дайте посмотрю, - сказал я и взял у нее листок  бумаги.  Это  была  моя
телеграмма. - Я написал "я ухожу", а не "нахожу", - объяснил я. -  Проклятые
лягушатники, все делают с ошибками.
   - Но разве сегодня вы уже не в восторге от Европы?
   - Мой энтузиазм начал таять точно в  тот  момент,  когда  я  свалился  со
второго этажа в Кремлэн-Бисетр.
   - Кстати, вам вообще не следовало сниматься в кино. Я  наняла  вас  найти
Алекса, а не начинать новую карьеру.
   - С теми деньгами, что вы мне  платите,  мне  необходима  вторая  работа,
чтобы как-то существовать, пока я занимаюсь вашим  делом  Вы  знаете,  девиз
моей гильдии: "Не рисковать жизнью за так".
   - Я не понимаю, что значит "за так". Однако, мне кажется, я понимаю,  что
вы имеете в виду, - проговорила Ракель. - Я хочу, чтобы вы  продолжали.  Что
вам нужно?
   - Во-первых, немного честности.
   - Какое вы имеете право обвинять меня во лжи? -  ледяным  тоном  спросила
Ракель.
   - Нет, не совсем так. Просто я хочу, чтобы вы сказали мне правду.
   - Вы противоречите сами себе, - возразила Ракель. Уже не так  холодно.  -
Что вы хотите знать?
   - Почему вам нужно найти Алекса?
   - Ну, я вам уже говорила, - начала она.  -  Он  мой  друг.  Он  исчез.  Я
беспокоюсь о нем.
   - Дальше, - сказал я.
   - Куда дальше?
   - Какая цена?
   - Я правда не понимаю, о чем вы говорите.
   - Ракель, - снова начал я, -  вы  мне  нравитесь.  Но  если  то,  что  вы
сказали, правда,  вся  правда  и  ничего,  кроме  правды,  тогда  нам  лучше
договориться и уехать. Я вернусь в Штаты на выпускной вечер дочери.
   - Почему вы вдруг решили таким образом отказаться от дела?
   - Потому, Ракель, что оно становится опасным.  Похоже,  в  нем  участвует
очень много народа и  в  нем  есть  какая-то  загвоздка,  или,  может  быть,
несколько загвоздок, о которых я не  знаю.  Это  ставит  меня  в  невыгодное
положение: любой вокруг знает больше, чем я. А  я  знаю  только  одно.  -  Я
сделал драматическую паузу.
   - Что? - спросила она.
   - Я знаю, Алекс не просто исчез, чтобы убежать  с  быками  на  корриду  в
Памплону. Я думаю, он участвует в чем-то сложном и, вероятно, нелегальном. И
у меня есть ощущение, что в этом замешаны большие деньги
   - Почему вы так считаете?
   - Слишком много людей  участвует  в  этом.  Обычно  такого  рода  интерес
возникает, когда замешаны большие деньги.
   - Понимаю, - проговорила она, немного подумав над моими словами.
   - Хорошо. И что теперь вы хотите сказать мне?
   - Хоб, вот лучшее, что я могу придумать в этот момент: найдете  Алекса  -
получите пять тысяч долларов.
   - Это реальные деньги или новая игра?
   - Вы опять называете меня лгуньей? - Она покраснела.
   - Вовсе нет. Я только хочу показать вам, что у  меня  есть  расходы,  мне
надо нанимать людей, на каждом  шагу  давать  взятки  плюс  мои  собственные
траты, когда я встречаюсь с информаторами.
   - Я могу дать тысячу долларов прямо  сейчас.  -  Она  открыла  сумочку  и
смотрела на меня.
   - Скажу вам вот что, - ответил я, - давайте мне две тысячи сейчас  и  еще
восемь, когда я его вытащу.
   - Но это десять тысяч долларов! - Да.
   - С вашей стороны не очень хорошо так поступать: в середине дела  ставить
мне ультиматум
   - Вы можете подать жалобу в гильдию. Но поверьте, это  совсем  не  много,
учитывая, что вы до сих пор не сказали мне ничего полезного.
   - Ладно, - вздохнула  она.  -  Как  вы  думаете,  скоро  вы  сможете  его
вытащить?
   - Если ваши деньги готовы, я рассчитываю через  три  дня,  самое  большее
через неделю, - пообещал я, - и тогда это дело можно будет закрывать.
   Впоследствии я пришел в восторг от своего провидения.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

26. ГАРРИ, МАРИЯ

   Гарри Хэм был немного смущен, вышагивая к пристани порта  Ибицы  рядом  с
Марией Гуаш. Хотя и был доволен Мария красивая женщина, в  ней  чувствовался
класс, и он радовался прогулке с ней. Он даже начал надеяться,  что  они  не
слишком быстро узнают о братьях Гуаш и, может, вместе пойдут на ленч.
   Но тут Антонио Планнеллс сказал Марин, что видел, как отчалило  судно  ее
братьев. Миновав волнорез, они взяли курс на Барселону.
   Услышав  это,  Мария  нахмурилась  Воды,  где  они  обычно  ловили  рыбу,
находились далеко от Барселоны.
   - Зачем они туда пошли? Антонио, ты не мог бы попытаться  вызвать  их  по
радио?
   - Они вне досягаемости моего  передатчика,  -  объяснил  Антонио,  однако
согласился попробовать. Он предложил Марии и Хэму подождать  на  причале,  а
сам спустился в захламленную и набитую вещами  маленькую  каюту  и  принялся
искать братьев на короткой волне.
   Стоял прекрасный солнечный день. Ветер играл  легкими  темными  локонами,
выбившимися из-под косынки Марии. Белый круизный корабль  с  Майорки  только
что пристал к острову Тагомаго. Гарри обнаружил, что он невероятно счастлив,
хотя не мог сообразить почему.
   Потом вернулся Планнеллс.
   - Я не поймал их. Но поговорил с Диего Туром. Он видел их перед тем,  как
повернул к дому.
   - Где они были? - спросила Мария.
   - Милях в двадцати к востоку от Кадаке.
   - Это где? - спросил Гарри
   - Севернее Барселоны, - объяснила Мария, - почти в Лионском заливе.
   Она повернулась к Антонио  Планнеллсу  и  задала  несколько  вопросов  на
огненно-быстром диалекте Ибицы. Затем снова обратилась к Гарри:
   - Вроде бы они идут на север. В Направлении Монпелье или Марселя.
   Гарри довез Марию до ее фермы. Он хотел пригласить  ее  на  ленч,  но  не
знал, как подойти. Даже и не вздумайте  предложить  женщине  с  Ибицы  пойти
куда-нибудь выпить.
   В конце того дня Гарри сидел в кафе на Сайта-Гертрудис и читал газету. На
пятой странице "Интернэшнл Геральд Трибюн" он  наткнулся  на  статью.  Гарри
перечитал ее дважды и решил, что лучше позвонить Хобу.
   Международный телефонный звонок с Ибицы -  такое  серьезное  предприятие,
что может занять большую часть дня. Гарри  поехал  в  Санта-Эюлалиа,  третий
крупнейший город острова. Там продолжалось что-то вроде фестиваля. По улицам
разгуливала веселая толпа, и место для парковки найти не Удалось. Сделав два
круга по улицам, Гарри поехал в  отель  "Сес  Рокес",  в  четверти  мили  от
города, где его друг Карлитос  сторожил  обширную  стоянку  и  позволил  ему
припарковаться бесплатно.  Гарри  по  дорожке  отправился  в  город  пешком,
обмениваясь с друзьями и знакомыми, которых встречал на  пути,  добродушными
любезностями. Он не спешил,  потому  что  на  Ибице,  где  время  измеряется
неделями и месяцами и вряд ли минутами и часами, ни одно дело не делается  в
спешке. Но он чувствовал себя  немного  напряженно,  так  как  у  него  было
сообщение, которое нуждалось в отправке. Праздное очарование Ибицы стояло  у
него на пути и мешало выполнить работу.
   Гарри подошел к заставленной машинами площадке для  парковки  на  окраине
города, миновал ее, срезал дорогу между домами  и  выбрался  на  центральный
променад, Калле-дель-Киоско. Улица так называлась  потому,  что  ее  верхний
конец представлял собой кафе на открытом воздухе, где  вы  сидели  и  видели
своих друзей или своих врагов или просто каких-то людей. Ибица место  такого
сорта, где можно встретить кого угодно.
   В тот момент у Гарри не было времени на любезности, хотя ему  приходилось
придерживаться этой традиции. На Ибице даже самое чрезвычайное и потрясающее
происшествие, к примеру, пожар в доме, не оправдывает пренебрежения  обменом
любезностями. Он кивнул сеньоре, шившей ему рубашки, обменялся приветствиями
с ирландцем Алеком, который управлял "Эль Кабальо Негро", баром,  где  Гарри
постоянно торчал. И наконец добрался до телефонной будки.
   Телефонная  будка  появилась  недавно  и  стала  признаком   модернизации
Санта-Эюлалиа. Еще несколько лет назад на Ибице не было телефонов-автоматов.
Если вы  хотели  позвонить,  вам  приходилось  просить  разрешения  в  баре,
ресторане или отеле. Но потом "Ла Компанья Телефонико де Эспанья"  поставила
телефонные аппараты в кабины заводского изготовления  размером  с  маленький
фургон. Шесть телефонных будок приставили к  двум  стенам.  Слева  от  входа
стоял стол, за которым вы заказывали разговор. А на противоположной  стороне
- деревянная скамья, где вы ожидали соединения.
   Не утруждайте себя покупкой телефонной карточки.  У  этих  аппаратов  нет
даже отверстия, куда опускать монеты. Здесь разговоры на длинные  расстояния
проходили старомодным путем. Ваш оператор советовался с другим оператором, и
они между собой решали, могут они соединить вас с собеседником или нет.
   Летом,  когда  интенсивность  телефонных   разговоров   достигала   пика,
международные  звонки  превращались   в   высокую   комедию.   Международная
телефонная связь принесла в  Санта-Эюлалиа  страшный  стресс  и  современную
жизнь. Находились люди, главным образом иностранцы, которые весь долгий день
выкрикивали  Хосе  непонятные  звуки   своих