язык, видно, был очень  тугой  и
неповоротливый, - потом облизнул губы, снова провел  рукой  по  лбу  и  стал
озираться по сторонам, главным образом норовя заглянуть под стулья.
   - Впрочем, - сказал он и впервые за все время посмотрел мистеру Дорриту
в глаза, но тут же перевел взгляд на пуговицы его жилета, - уж если разговор
зашел о женской красоте, то нужно говорить о вашей дочери.  Она  удивительно
хороша собой. Лицо, фигура, все в ней бесподобно. Когда они вчера  приехали,
я был просто поражен ее красотой.
   Мистер Доррит, польщенный сверх всякой меры, не мог - кха - удержаться,
чтобы не повторить мистеру Мердлу устно то, о чем уже говорил в письме:  что
считает союз между их семьями величайшей честью для себя. И протянул мистеру
Мердлу руку. Тот внимательно поглядел на нее, подложил  снизу  свою  ладонь,
раскрытую в виде подноса или лопаточки для рыбы, подержал немного  и  вернул
мистеру Дорриту.
   - Я нарочно пораньше заехал к вам,  -  сказал  мистер  Мердл,  -  чтобы
справиться, не могу ли я быть чем-нибудь полезен, и предложить свои  услуги,
а кроме того, прошу сегодня  отобедать  со  мною,  и  вообще,  покуда  вы  в
Лондоне, оказывать мне эту  честь  всякий  раз,  когда  у  вас  не  окажется
чего-нибудь лучшего на примете.
   Мистер Доррит, слыша такие слова, просто таял от блаженства.
   - Вы к нам надолго, сэр?
   - В мои планы входило, - сказал мистер Доррит, - пробыть недели две, не
больше.
   - Это весьма короткий срок после такого долгого пути, - заметил  мистер
Мердл.
   - Кхм. Пожалуй, - согласился мистер Доррит. - Но  должен  вам  сказать,
дорогой мистер Мердл, что, живя за границей, я настолько лучше чувствую себя
- кха - во всех отношениях, что я вовсе не приезжал бы в Лондон, если бы  не
два обстоятельства. Во-первых - кха - та счастливая и почетная  возможность,
которою я - кхм - наслаждаюсь в настоящее время и которую - кха -  поверьте,
высоко ценю; во-вторых, забота об устройстве  -  кхм  -  точней  сказать,  о
помещении,  наиболее  разумном  и  выгодном  помещении  -  кха-кхм  -  моего
капитала.
   - Дорогой сэр, - сказал -мистер Мердл, снова пошевелив во рту языком, -
если я могу чем-либо помочь вам в этом смысле, прошу располагать мною.
   Мистер  Доррит  запинался  больше  обыкновенного,  готовясь   коснуться
щекотливого предмета, ибо у  него  не  было  уверенности  насчет  того,  как
отнесется к этому предмету его знаменитый  собеседник.  Захочет  ли  магнат,
привыкший ворочать делами столь крупного масштаба, размениваться на  мелочи,
какими для него бесспорно является капитал или  состояние  отдельного  лица?
Любезные слова  мистера  Мердла  рассеяли  все  сомнения,  и  мистер  Доррит
поспешил рассыпаться в благодарностях.
   - Я, право - кха - не смел рассчитывать, - сказал он, - на столь -  кхм
- драгоценную привилегию, как ваш непосредственный  совет  и  помощь.  Но  и
независимо от этого я - кха-кхм - подобно большинству  цивилизованного  мира
был бы, разумеется, рад следовать за победным шествием мистера Мердла.
   - Мы теперь в некотором роде породнились, сэр, - сказал  мистер  Мердл,
проявляя  настойчивый  интерес  к  узору  ковра  на  полу,  -  и   я   готов
по-родственному служить вам чем могу.
   - Кха. Ваше великодушие безгранично, сэр! - воскликнул мистер Доррит. -
Кхм. Поистине безгранично!
   - Для лица, так сказать, со стороны, - заметил мистер Мердл,  -  сейчас
довольно трудно  получить  акции  какого-либо  солидного  предприятия  -  я,
разумеется, говорю о своих предприятиях...
   - Разумеется, разумеется! - вскричал мистер Доррит  тоном,  исключающим
предположение, что могут быть и другие солидные предприятия.
   - ...иначе, как по цене,  намного  превышающей  номинал.  С  порядочным
хвостиком, как у нас говорят.
   Мистер Доррит дал волю своему веселью.
   - Ха-ха-ха!  С  порядочным  хвостиком.  Прелестно.  Удивительно  меткое
выражение!
   - Однако, - продолжал мистер Мердл, - я обычно сохраняю за собой  право
предоставлять в отдельных  случаях  известные  преимущества  -  льготы,  как
некоторым угодно это называть, - рассматривая такое право  как  своего  рода
вознаграждение за мои труды и хлопоты.
   - И предприимчивость и смелость мысли, - с энтузиазмом подсказал мистер
Доррит.
   Мистер Мердл сделал судорожное глотательное движение, точно проталкивая
в себя комплимент, как пилюлю, и затем повторил:
   - Своего рода  вознаграждение.  Если  хотите,  я  подумаю  о  том,  как
употребить это право (к сожалению, ограниченное, по причине людской зависти)
в ваших интересах.
   - Вы очень добры, - сказал мистер Доррит. - Вы чересчур добры!
   -  Само  собой  разумеется,  -   сказал   мистер   Мердл,   -   деловые
взаимоотношения   требуют   от   участников   безукоризненной,   кристальной
честности, полной откровенности н безоглядного доверия во всем; иначе нельзя
делать дела.
   Столь благородные чувства вызвали горячее одобрение мистера Доррита.
   - Таким образом, - сказал мистер  Мердл,  -  речь  может  идти  лишь  о
некоторой скидке.
   - Понимаю вас. Об определенной скидке.
   - Да. Определенной  заранее  и  совершенно  открыто.  Что  же  касается
совета, - продолжал мистер Мердл, - это другое дело. Мое скромное мнение...
   О! Скромное мнение! Мистер  Доррит  никому  не  мог  простить  малейшей
недооценки в этом вопросе, даже самому мистеру Мердлу.
   -...принадлежит только мне, и я вправе делиться им. с  кем  захочу,  не
погрешив против своего  нравственного  долга  по  отношению  к  ближнему.  А
потому, - заключил мистер  Мердл,  сосредоточив  свое  внимание  па  повозке
мусорщика, в эту минуту проезжавшей под окнами,  -  тут  я  всегда  к  вашим
услугам.
   Снова мистер Доррит усердствует  в  выражениях  признательности.  Снова
мистер Мердл проводит рукой по лбу.
   А затем - тишина и молчание. Взгляд мистера Мердла прикован к  жилетным
пуговицам мистера Доррита.
   - Пора, - сказал мистер Мердл, разом встав с кресла, словно он только и
дожидался своих ног, которые ему, наконец, подали. - Меня ждут в Сити. Вы не
собираетесь выезжать, сэр? Я с удовольствием подвезу  вас,  куда  прикажете.
Мой экипаж в вашем распоряжении.
   Мистер Доррит вспомнил, что ему нужно  повидаться  со  своим  банкиром.
Контора его банкира находится в Сити, Вот и прекрасно;  мистеру  Мердлу  это
даже по дороге. Но не задержит  ли  он  мистера  Мердла,  ведь  он  еще  без
сюртука. Нет, нет, пустяки, мистер  Мердл  охотно  подождет.  Мистер  Доррит
вышел в соседнюю комнату, поручил себя заботам своего  камердинера  и  через
пять минут воротился во всем парадном великолепии.
   И мистер Мердл сказал: "Позвольте предложить вам руку, сэр!"  И  мистер
Доррит сошел с лестницы, опираясь на руку  мистера  Мердла,  и  в  отблесках
сияния, исходившего от этого  великого  человека,  прошествовал  мимо  толпы
почитателей, теснившихся на ступенях.  Потом  они  ехали  в  карете  мистера
Мердла в Сити; и прохожие останавливались и смотрели на них; и шляпы слетали
с седых голов; и все кругом склонялось перед этим необыкновенным смертным  в
уничижении, какого  не  видывал  свет  -  поистине  нигде  и  никогда!  Весь
богомольный пыл всех воскресных  посетителей  Вестминстерского  аббатства  и
собора св. Павла, взятых вместе, ничего не стоил перед этим,  Мистер  Доррит
словно грезил наяву, восседая  на  триумфальной  колеснице,  мчавшей  его  к
желанной и достойной цели - золотой улице Ломбардцев *.
   Здесь мистер Мердл настоял на том, чтобы ему дойти пешком, оставив свой
скромный экипаж в распоряжении мистера Доррита. И грезы последнего стали еще
упоительней, когда он выходил из банка один и все  взгляды,  за  отсутствием
мистера Мердла, были обращены на него, и казалось, со  всех  сторон  несется
ему вслед: "Вот замечательный человек - друг мистера Мердла!"
   За обедом, совершенно случайно, собралось  блестящее  общество,  -  все
люди, созданные не из глины, но из какого-то более ценного  материала,  пока
еще неизвестного по имени, - и оно удостоило  брак  дочери  мистера  Доррита
своим благословением. И с этого дня  дочь  мистера  Доррита  начала  всерьез
(хоть пока и заочно) свое состязание с этой женщиной; и начала так  успешно,
что сам мистер Доррит готов был присягнуть в случае надобности,  что  миссис
Спарклер  с  колыбели  была  окружена  роскошью  и  даже  не  подозревала  о
существовании в ее родном языке таких грубых слов, как "долговая тюрьма".
   На другой день - снова обед в изысканном обществе, и на третий и во все
последующие дни то же самое; а в промежутках визитные карточки  сыпались  на
мистера Доррита, словно бутафорский  снег  в  театре.  Адвокатура,  Церковь,
Финансы, парламентские фигуранты, словом, все и  вся  жаждали  знакомства  с
мистером  Дорритом,  другом  и  родственником  великого  Мердла.  Если  дела
приводили мистера Доррита в Сити (а это случалось часто, ибо дел становилось
все больше и больше), ему стоило только назвать  свое  имя,  как  перед  ним
раскрывались двери всех многочисленных контор мистера Мердла. Так сон  наяву
был день ото дня прекраснее, и мистер Доррит убеждался, что желанный союз не
обманул его надежд.
   Только одна тень слегка омрачала лучезарное блаженство мистера Доррита.
Этой  тенью  был  мажордом.  Когда  сей  величественный  персонаж   созерцал
обедающих со своего наблюдательного поста, мистеру Дорриту  чудилось  в  его
взгляде что-то подозрительное. Проходил ли мистер  Доррит  через  вестибюль,
поднимался ли по лестнице, он всегда чувствовал на  себе  этот  пристальный,
неподвижный взгляд, внушавший ему смутную тревогу. Во время обеда, поднося к
губам бокал с вином, он ловил сквозь хрустальную грань  бокала  все  тот  же
взгляд, холодный и зловещий. И у него закрадывалась мысль,  что  мажордом  в
свое время посещал Маршалси и встречал его там - быть может,  даже  был  ему
представлен. Он всматривался в лицо мажордома (насколько это было  допустимо
со столь важной особой), но положительно не мог решить, видел ли он это лицо
раньше. В конце концов он пришел к заключению,  что  этот  человек  попросту
лишен почтительности и не желает знать свое место. Но легче ему от этого  не
стало; ибо так или иначе, но высокомерный взгляд мажордома держал его  и  не
отпускал, даже тогда, когда, казалось, был устремлен на столовое  серебро  и
посуду. Намекнуть, что столь назойливое внимание может быть  неприятно,  или
прямо спросить, что, мол, это значит - о подобной  дерзости  нечего  было  и
думать; мажордом держал своих господ и их гостей в строгости беспримерной  и
ни малейших вольностей по отношению к себе не допускал.



 ГЛАВА XVII - Без вести пропавший

   В один из последних дней своего  пребывания  в  Лондоне  мистер  Доррит
одевался у себя в комнате, собираясь на смотр к мажордому (жертвы последнего
всегда одевались именно для него и ни для кого другого).  В  это  время  ему
подали карточку. Мистер Доррит взял ее и прочел: "М-сс Финчинг".
   Слуга, принесший карточку, почтительно молчал, ожидая приказаний.
   - Послушайте, любезнейший, - сказал мистер Доррит, оборотясь к  нему  в
досадливом недоумении, - зачем вы мне это принесли? Я первый раз  слышу  эту
нелепую фамилию. Финчинг, сэр? - грозно повторил мистер Доррит,  быть  может
стремясь выместить на слуге те чувства, которые ему внушал мажордом  мистера
Мердла. - Что это за Финчинг? Кха! Вы что, шутки со мной шутить желаете?
   Любезнейший, судя по всему, отнюдь  не  испытывал  такого  желания.  Он
робко попятился под суровым взором мистера Доррита и пролепетал: "Это  дама,
сэр".
   - Не знаю такой дамы, сэр, - сказал мистер Доррит. - Уберите  карточку.
Не знаю никаких Финчингов, ни женского, ни мужского пола.
   - Прошу извинить, сэр. Дама так и предполагала, что вам  неизвестна  ее
фамилия. Но она просила передать, что имела удовольствие знать мисс  Доррит.
Младшую мисс Доррит, сэр, - так она сказала.
   Мистер Доррит  нахмурил  брови  и  после  минутного  колебания  сказал:
"Просите миссис Финчинг пожаловать", с таким ударением на  фамилии  Финчинг,
как будто злосчастный слуга был лично повинен в ее неблагозвучии.
   Он успел рассудить, что, если отказать  посетительнице  в  приеме,  она
может невзначай упомянуть внизу о той поре его жизни, которую он предпочитал
скрывать. Вот отчего он  пошел  на  уступки,  и  вот  отчего  минуту  спустя
любезнейший, отворив дверь, впустил в комнату Флору.
   - Я, кажется, не имею чести, сударыня, - начал мистер Доррит,  держа  в
руке карточку с таким видом, который  ясно  показывал,  что  он  не  склонен
ценить эту честь очень высоко, - я, кажется,  не  имею  чести  быть  с  вами
знакомым, ни лично, ни хотя бы по имени. Кресло даме, сэр!
   Провинившийся слуга, вздрогнув,  поспешил  исполнить  приказание  и  на
цыпочках выбрался из комнаты. Флора, с девичьей застенчивостью подняв вуаль,
открыла рот, чтобы представиться подробнее.  В  ту  же  секунду  по  комнате
разнеслось какое-то странное  смешанное  благоухание,  словно  в  склянку  с
лавандовой водой по ошибке налили джину, или в бутылку с  джином  по  ошибке
налили лавандовой воды.
   - Тысячу раз прошу мистера Доррита извинить меня,  и  то  еще  мало  за
такое  бесцеремонное  вторжение,  представляю,  как  это  должно  показаться
рискованно со стороны дамы, да еще одной, без провожатых, но я  решила,  что
как это ни затруднительно и даже неловко,  а  все-таки  будет  лучше,  хотя,
разумеется, тетушка мистера Ф.  с  удовольствием  бы  мне  сопутствовала,  и
несомненно произвела бы на вас впечатление силой своего ума и характера, тем
более  вам  столько  пришлось  испытать   превратностей   судьбы,   а   этим
приобретается жизненный опыт, вот и мистер Ф.  всегда  говорил,  хоть  он  и
получил хорошее образование, недалеко от Блекхита *, целых восемьдесят гиней
в год, немалые деньги для родителей, да еще и  со  своим  прибором,  который
потом обратно не выдается, дело тут не в цене, но надо же иметь совесть, вот
он и говорил, что когда стал ездить коммивояжером по продаже чего-то такого,
на что никто и смотреть не хотел, а не то, что  покупать,  условия,  правда,
самые выгодные, но это все было еще задолго  до  виноторговли,  так  по  его
словам за первый год он большему выучился, чем за все шесть лет в этом своем
блекхитском заведении, даром что тамошний директор вышел из  Оксфорда,  хотя
раз уж он оттуда вышел, так что толку говорить  об  этом!  я  признаться  не
понимаю, но простите, я, кажется, немножко отвлеклась.
   Мистер Доррит, словно вросши в ковер, являл собою  нечто  вроде  статуи
Изумления.
   - Вы не подумайте, я ни на что не  претендую,  -  продолжала  Флора,  -
просто я хорошо знала милую крошку, впрочем  в  ее  нынешнем  положении  это
можно счесть за неуместную фамильярность, но поверьте я далека  от  подобной
мысли, да и полкроны в день не  бог  весть  какая  щедрая  плата  при  таких
золотых  пальчиках,  скорей  напротив,  а  унизительного  тут  ничего   нет,
разумеется, нет, всякий труд своих денег стоит, и что до меня, так я от души
хотела бы, чтобы те, кто трудится, получали этих денег побольше, и почаще бы
ели мясо, и не маялись, бы, бедняги, ревматизмом в спине и в ногах.
   - Сударыня, -  с  усилием  выговорил  мистер  Доррит,  воспользовавшись
мгновением, когда  неутешная  вдова  мистера  Финчинга  остановилась,  чтобы
перевести дух, - сударыня, - повторил он, покраснев до корней волос, -  если
я вас правильно понял, вы намекаете на какое-то - кха -  какие-то  давнишние
обстоятельства в жизни одной из моих дочерей, связанные с - кхм  -  поденной
платой. Прошу вас иметь в виду, сударыня, что этот факт, если -  кха  -  это
действительно факт, мне совершенно не был известен. Кхм. Я бы никогда ничего
подобного не допустил. Кха. Ни в коем случае!
   - Не стоит больше говорить об этом, -  возразила  Флора,  -  если  я  и
завела разговор, так только в надежде, что он мне  заменит  рекомендательное
письмо к вам, но насчет того, факт или не  факт,  так  вы  не  беспокойтесь,
доказательством вот это платье, которое и сейчас на  мне,  взгляните,  какая
отличная работа, хотя, конечно, фасон бы выиграл на более стройной фигуре, я
чересчур уж полна, но просто ума не приложу, что мне делать, чтобы похудеть,
ах простите, опять я не о том.
   Мистер Доррит, как манекен, отступил на шаг и сел  в  кресло,  а  Флора
подкупаюше улыбнулась ему и, вертя в руках зонтик, понеслась дальше.
   - Я бы никогда не отважилась, - говорила Флора, - но ведь  это  в  моем
доме, или во всяком случае в папашином доме, он правда не куплен, но взят  в
долгосрочную аренду, и за номинальную плату, так что это  все  равно,  милая
крошка упала в обморок, вся холодная и бледная, в то  утро,  когда  Артур  -
безрассудная привычка юности, мистер  Кленнэм  куда  уместнее  при  нынешних
обстоятельствах, тем более в разговоре с посторонним  лицом,  да  еще  столь
высокопоставленным - сообщил ей радостное известие, принесенное человеком по
фамилии Панкс.
   Услышав эти два имени, мистер Доррит нахмурился, посмотрел  на  гостью,
снова нахмурился,  в  нерешительности  поднес  к  губам  пальцы,  как  делал
когда-то, много лет тому назад, и, наконец, произнес:
   - Быть может, вы - кха - изложите мне свою надобность, сударыня?
   - Мистер Доррит, - сказала Флора, - вы очень добры, что просите меня об
этом. Да меня и  не  удивляет  ваша  доброта,  я  сразу  заметила  сходство,
конечно, осанка и телосложение и все прочее, но все-таки  сходство  есть,  а
что до причин, побудивших меня вторгнуться, то ни одна живая душа от меня об
этом не слыхала, а уж меньше всех Артур - простите, Дойс и Кленнэм, то  есть
я хочу сказать только Кленнэм без Дойса - но для того,  чтобы  спасти  этого
человека, связанного золотой цепью  воспоминаний  с  той  счастливой  порой,
когда все вокруг растворялось в блаженстве, я готова дать королевский выкуп,
не знаю, правда, точно, сколько это составит, но хочу  сказать,  что  готова
отдать все, что имею, и даже больше.
   Мистер Доррит остался безучастным к глубокому чувству, с  которым  были
произнесены последние слова, и только повторил:
   - Прошу вас изложить вашу надобность, сударыня.
   - Я понимаю, это не слишком вероятно, -  сказала  Флора,  -  однако  же
возможно, а раз это возможно, то, прочитавши в газетах, что вы  приехали  из
Италии и скоро туда возвращаетесь, я тотчас  же  сказала  себе,  попытка  не
пытка, а вдруг да случится встретить его или услыхать про него,  какая  была
бы удача и радость для всех.
   - Позвольте, позвольте, сударыня, - сказал мистер Доррит, чувствуя, как
у него в голове все идет кругом, - о ком, собственно, вы изволите говорить -
кха - о ком? - чуть ли не выкрикнул он, уже в полном отчаянии.
   - О приезжем из Италии, который пропал без вести, вы,  конечно,  читали
про это в газетах, как и я сама, хотя есть  и  другой  источник  по  фамилии
Панкс, откуда и известно, какие чудовищные слухи распускают  некоторые  злые
люди, должно быть по себе судят, и в какой тревоге и  негодовании  находится
бедный Артур - Дойс и Кленнэм - это просто выше моих сил.
   К счастью для мистера Доррита - ибо в противном случае  ему  так  и  не
удалось бы получить вразумительное объяснение, - он ничего  не  читал  и  не
слышал об упомянутом  происшествии.  А  потому  миссис  Финчинг,  без  конца
извиняясь за промедление, вызванное тем, что не так-то  легко  добраться  до
кармана в бесчисленных складках и  сборках  ее  платья,  извлекла,  наконец,
полицейскую афишку, в которой говорилось, что некий  иностранец  по  фамилии
Бландуа, недавно прибывший из Венеции, в ночь на  такое-то  число  бесследно
исчез в таком-то квартале лондонского Сити при  обстоятельствах,  оставшихся
невыясненными; известно только, что в таком-то часу он вошел в такой-то дом,
что, по свидетельству обитателей этого дома, он оттуда вышел  за  столько-то
минут до полуночи и что с той поры его  никто  не  видел.  Мистер  Доррит  с
большим