оздал рынка и не взвинтил  цен;
затем он все продал всерьез, и  курс  в  триста  франков  с  неизбежностью
слетел до пятнадцати, а он получил огромные барыши,  сразу  разорив  массу
мелких держателей. О, это был ловкач, опасный господин! Голос хозяйки  все
разливался нежной жалобой, отчаянной скорбью, полной трагической  силы,  а
Саккар, отойдя от окна, остановился перед картиной Мейсонье, стоившей,  по
его мнению, около ста тысяч франков.
   Кто-то вошел в комнату, и Саккар удивился, увидев Гюре.
   - Как, это уже вы? Еще нет пяти часов... Разве заседание кончилось?
   - Какое там кончилось!.. Они все еще грызутся.
   И он объяснил, что депутат оппозиции до сих пор продолжает говорить,  а
потому ответ Ругона можно получить не раньше, чем завтра. Тогда он рискнул
подойти к министру во время короткого перерыва, когда тот выходил из зала.
   - Ну? - нервно спросил Саккар. - Что же он сказал, мой знаменитый брат?
   Гюре ответил не сразу:
   - О, он был зол, как собака... Признаюсь, видя,  как  он  раздражен,  я
надеялся, что он просто пошлет меня к черту... Я выложил ему ваше  дело  и
сказал, что вы ничего не хотите предпринимать без его согласия.
   - И что же?
   - Ну, он схватил меня за плечи, встряхнул и крикнул мне в лицо:  "Пусть
он отправляется ко всем чертям!" И с этим ушел.
   Саккар побледнел и принужденно засмеялся:
   - Очень мило.
   - Да, черт возьми, это очень мило, - повторил депутат убежденным тоном.
- На это я даже не рассчитывал. Теперь мы можем действовать.
   И услышав  в  соседней  гостиной  шаги  возвратившегося  Дегремона,  он
вполголоса прибавил:
   - Предоставьте это мне.
   Очевидно, Гюре теперь уже мечтал об основании Всемирного банка и  хотел
стать его акционером. Видимо, он догадался, какую роль сможет там  играть.
Поэтому,  едва  пожав  руку  Дегремону,  он  принял  сияющий   вид   и   с
торжествующим жестом воскликнул:
   - Победа, победа!
   - Серьезно? Расскажите же, как было дело.
   - А вот так! Великий человек оправдал наши ожидания.  Он  мне  ответил:
"Желаю брату успеха!"
   Дегремон сейчас же просиял,  эти  слова  показались  ему  необыкновенно
остроумными. "Желаю успеха!" - в этом заключалось все: "Если он будет  так
глуп, что потерпит неудачу, я брошу его, по если его дела пойдут хорошо, я
помогу ему". В самом деле, это замечательно!
   - И мы добьемся успеха, милый Саккар,  будьте  спокойны...  Мы  сделаем
все, что для этого нужно.
   Затем, когда все трое уселись, чтобы  в  общих  чертах  обсудить  дело,
Дегремон встал и закрыл окно, потому что голос его жены, которая пела  все
громче, зазвучал таким бесконечно скорбным  рыданием,  что  они  перестали
слышать  друг  друга.  И  даже  при  закрытом  окне  их  преследовали  эти
заглушенные жалобы, пока они решали вопрос о создании кредитного общества,
Всемирного банка с  капиталом  в  двадцать  пять  миллионов,  разбитым  на
пятьдесят тысяч акций по пятьсот франков. Кроме  того,  было  решено,  что
Дегремон, Гюре, Седиль, маркиз де Боэн и кое-кто  из  их  друзей  образуют
синдикат,  который  заранее  оставит  для  себя  и  поделит  между  своими
участниками четыре пятых всех акций, то есть сорок тысяч,  так  что  успех
эмиссии будет обеспечен, а затем, придерживая бумаги,  не  выпуская  их  в
большом количестве на рынок,  они  смогут  поднимать  курс  как  им  будет
угодно. Но все дело чуть не расстроилось, когда Дегремон потребовал премии
в четыреста тысяч франков, разделенной на эти сорок тысяч акций,  то  есть
по  десять  франков  на  акцию.  Саккар  встал  на  дыбы,   объявив,   что
неблагоразумно стричь овцу, прежде чем у нее отросла шерсть. Вначале и так
будет тяжело,  зачем  же  еще  больше  затруднять  положение?  Однако  ему
пришлось уступить, так как Гюре спокойно  заявил,  что  здесь  нет  ничего
особенного, что так уж заведено.
   Они уже хотели разойтись, условившись встретиться  на  следующий  день,
чтобы при встрече присутствовал  инженер  Гамлен,  как  вдруг  Дегремон  с
сокрушением ударил себя по лбу:
   - А Кольба-то я и забыл! О, он мне этого не простит, нужно  привлечь  и
его. Саккар, голубчик, а не зайдете ли вы к нему  сейчас?  Еще  нет  шести
часов, вы его застанете... Да, пойдите сами и не откладывайте  до  завтра,
пойдите сейчас, это ему польстит, а он может быть нам полезен.
   Саккар снова послушно пустился в путь, зная, что такой счастливый  день
может не повториться. Но, приехав к Дегремону, он  опять  отпустил  фиакр,
так как находился в двух шагах от дома, и теперь, когда  дождь  как  будто
перестал, пошел пешком, с радостью  ощущая  под  ногами  мостовую  Парижа,
который он снова надеялся завоевать. На  Монмартрской  улице  опять  упало
несколько капель, и он решил пойти через пассажи. Миновав пассаж  Вердо  и
пассаж Жуфруа, он пошел по пассажу Панорам и, проходя по боковой  галерее,
чтобы сократить путь и выйти на улицу Вивьен, вдруг с удивлением  заметил,
как из темного прохода вышел  Гюстав  Седиль;  молодой  человек  исчез  не
обернувшись. Саккар же остановился и  посмотрел  на  невзрачный  дом,  где
сдавались меблированные комнаты, - как  вдруг  в  маленькой  светловолосой
женщине под вуалью, выходившей из того же прохода, он ясно  узнал  госпожу
Конен, хорошенькую хозяйку писчебумажной лавки. Так вот  куда  она  водила
своих однодневных возлюбленных, когда ее охватывал приступ нежности! А  ее
добрый толстяк-муж думает, что все это время она ходит по его делам.  Этот
укромный уголок в самом центре квартала был очень удачно выбран, и  Саккар
открыл тайну совершенно случайно. Он  улыбнулся,  развеселившись,  завидуя
Гюставу: утром Жермена Кер, после полудня госпожа Конен, - этот  юноша  не
терял времени. И Саккар еще раз взглянул на  дверь,  стараясь  получше  ее
запомнить, чтобы при случае узнать ее: его соблазняла мысль самому попасть
туда. На улице Вивьен, уже  входя  к  Кольбу,  Саккар  вздрогнул  и  опять
остановился.  До  него  донеслись  легкие,  как  звон   хрусталя,   звуки,
исходившие из-под земли, похожие на голоса сказочных фей, и он узнал  звон
золота, постоянную музыку этого квартала торговли  и  спекуляции,  которую
уже слышал утром. В конце дня повторялось то же, что было в начале. Саккар
просиял при ласковых звуках этого  голоса,  как  бы  подтверждавшего  свое
счастливое предсказание.
   Кольб был как раз внизу,  в  помещении,  где  плавили  золото,  и,  как
хороший знакомый, Саккар  спустился  туда.  В  пустом  подвале,  постоянно
освещенном ярким пламенем газа, два плавильщика выгребали  лопатой  золото
из оцинкованных ящиков, полных в тот день испанскими монетами,  и  бросали
его в тигель, вделанный в большую  квадратную  плиту.  Было  очень  жарко,
приходилось кричать, чтобы слышать друг друга среди  этого  гармонического
звона, вибрирующего под низкими сводами. Готовые слитки, бруски блестящего
нового металла ложились в ряд на стол испытателя-химика, который определял
пробу. С утра здесь было перелито золота больше, чем на  шесть  миллионов,
что обеспечивало доход только в триста  или  четыреста  франков,  так  как
разница между курсом золота в разных странах очень невелика и  может  дать
прибыль только при большом  количестве  металла.  Отсюда  этот  звон,  эти
потоки золота, льющиеся с утра до вечера, в течение всего года, в  глубине
подвала, куда оно приходит в монетах и откуда  выходит  в  слитках,  чтобы
снова  вернуться  в  монетах  и  уйти  в  слитках,  и  так  без  конца,  с
единственной целью оставить несколько крупиц в руках банкира.  Как  только
Кольб, маленький чернявый человечек, орлиный нос которого, выступающий  из
густой бороды, выдавал его еврейское происхождение, расслышал  предложение
Саккара в звоне падающего, как град, золота, он сразу согласился.
   - Превосходно! - воскликнул он. - Рад принять участие, если и  Дегремон
входит в ваш синдикат! И спасибо за ваше любезное предложение!
   Но они с трудом могли слышать друг друга и замолчали; минуту-другую они
еще стояли, оглушенные, упиваясь этим ясным  и  пронзительным  звоном,  от
которого трепетало все тело,  как  от  слишком  высокой  ноты,  без  конца
выводимой на скрипках.
   Несмотря на то, что небо уже прояснилось и наступил прозрачный  майский
вечер, Саккар, разбитый усталостью,  снова  взял  фиакр,  чтобы  вернуться
домой. Тяжелый день, но проведенный с пользой!



4

   Возникали затруднения, дело затягивалось, прошло пять  месяцев,  а  еще
ничего нельзя было начать. Наступил уже конец сентября, и Саккар  бесился,
видя, что,  несмотря  на  все  его  усердие,  постоянно  появляются  новые
препятствия, целый ряд второстепенных вопросов, которые  нужно  разрешить,
чтобы основать нечто серьезное и солидное. Его  нетерпение  так  возросло,
что одно время он готов уже был послать к черту синдикат, - ему  пришла  в
голову соблазнительная мысль организовать дело при  участии  одной  только
княгини Орвьедо. У нее были миллионы, необходимые для начала. Почему бы ей
не вложить их в это превосходное  предприятие?  А  затем,  когда,  по  его
предположениям, капитал будет увеличиваться, можно будет привлечь и мелкую
клиентуру. Он  был  искренно  убежден  в  том,  что  в  результате  такого
помещения капитала княгиня удесятерит свое  богатство,  богатство  бедных,
которое она еще обильнее будет раздавать в виде милостыни.
   И  вот  однажды  утром  Саккар  поднялся  к  княгине  и,  как  друг   и
одновременно деловой человек, объяснил  ей  назначение  и  организационную
структуру банка, о котором он мечтал. Он рассказал ей все,  изложил  планы
Гамлена, не пропустив ни одного из предприятий, проектируемых на  Востоке.
И, отдавшись  своей  способности  опьяняться  собственным  воодушевлением,
своей верой в успех,  порожденной  пламенным  желанием  его  добиться,  он
выложил даже безумную мечту о перенесении папского престола  в  Иерусалим,
говорил об окончательной победе католицизма, когда  папа  будет  царить  в
святой земле, располагая громадными средствами, которые предоставит в  его
распоряжение "Сокровищница гроба господня".
   Княгиню, пламенную католичку, поразил  только  этот  последний  проект,
венчающий здание. Ее необузданное воображение, побуждавшее ее  выбрасывать
миллионы на чрезмерную и бесполезную роскошь благотворительных учреждений,
было увлечено несбыточным величием  этого  плана.  Как  раз  в  это  время
французские  католики  были  поражены  и   возмущены   заключенным   между
императором и итальянским королем соглашением, в силу  которого  император
обязался при известных гарантиях вывести французские оккупационные  войска
из Рима; это, конечно, значило передать Рим Италии,  и  католики  боялись,
что папа вынужден будет уйти в  изгнание,  жить  милостыней,  скитаться  с
посохом нищего. Какой чудесный выход из положения, если бы  папа  оказался
первосвященником и королем в Иерусалиме, утвердившись  там  при  поддержке
банка, акционерами которого с радостью стали бы христиане всего мира! Этот
проект показался княгине таким прекрасным, что она объявила его величайшей
идеей столетия,  достойной  увлечь  всякого  благородного  и  религиозного
человека. Успех представлялся ей несомненным, потрясающим. Почтение  ее  к
инженеру Гамлену, которого она и прежде уважала, зная,  что  он  соблюдает
все церковные обряды,  еще  усилилось.  Но  она  категорически  отказалась
участвовать в деле, так как хотела остаться верной своей клятве -  вернуть
все  эти  миллионы  беднякам,  никогда  больше  не  получать  ни   сантима
процентов, чтобы деньги, нажитые игрой, рассеялись,  поглотились  нищетою,
как уходит  в  землю  отравленный  источник.  Тот  довод,  что  спекуляция
капиталом могла бы пойти на пользу беднякам, не оказывал на  нее  никакого
воздействия и даже раздражал  ее.  Нет,  нет,  проклятый  источник  должен
иссякнуть, - такова была единственная цель ее жизни.
   Саккар был обескуражен, однако благодаря симпатии, с которой относилась
к нему княгиня, он добился того, о чем уже давно просил. У него была мысль
- сразу после основания Всемирного банка поместить его тут же в  особняке.
Вернее, эту мысль внушила ему Каролина, так как сам  он  мечтал  о  чем-то
более грандиозном и хотел бы немедленно построить дворец. Достаточно  было
застеклить двор, сделать из него центральный зал, а первый этаж,  конюшни,
каретные сараи использовать под конторы; Саккар отдаст  свою  гостиную  во
втором этаже под зал заседаний совета, столовая и шесть других комнат тоже
пойдут под конторы, он оставит себе только спальню и туалетную комнату,  а
сам будет жить наверху, с Гамленами, - обедать там, проводить вечера, -  и
таким образом при небольших затратах можно будет  устроить  помещение  для
банка хотя и  тесноватое,  но  вполне  солидное.  Княгиня,  как  владелица
особняка, не дала сначала  своего  согласия,  так  как  ненавидела  всякую
торговлю деньгами: никогда такая мерзость не найдет приюта под ее кровлей!
Но теперь,  пораженная  величием  цели,  она  согласилась  из  религиозных
побуждений. Это была огромная уступка, и ее охватывала легкая дрожь, когда
она думала о том, что позволила поместить в  своем  доме  этот  банк,  эту
адскую машину биржевой игры и ажиотажа, которая  приводит  к  разорению  и
смерти.
   Наконец, через неделю после этой неудавшейся попытки, дело, которое так
долго тормозилось, к радости Саккара сладилось сразу, за  несколько  дней.
Однажды утром Дегремон пришел сообщить ему, что он получил  разрешение  во
всех инстанциях и что можно начинать. Тут же в последний  раз  просмотрели
проект устава и составили акт об учреждении  общества.  Для  Гамленов  это
было очень кстати, так как им опять приходилось туго. У него уже много лет
была  одна  мечта  -  стать  инженером-консультантом  большого  кредитного
общества, с тем чтобы, по его собственному выражению,  приводить  воду  на
мельницу. Нужно сказать, что пыл Саккара понемногу передался и ему,  и  он
загорелся таким же рвением, стал так же  нетерпелив.  Напротив,  Каролина,
вначале увлеченная всем тем прекрасным  и  полезным,  что  они  собирались
осуществить, теперь, когда они вступили в дебри и  трясины  осуществления,
казалось, охладела и стала  задумываться.  Ее  здравый  смысл,  ее  прямая
натура чуяли всякие темные и нечистые махинации; особенно она  боялась  за
брата, которого обожала, в шутку называя его иногда  "дурачком",  несмотря
на всю его ученость. Не то, чтобы она хоть  сколько-нибудь  сомневалась  в
совершенной честности их друга, она видела, что он всей  душой  желает  им
счастья, но у нее было странное ощущение  зыбкой  почвы  под  ногами,  она
боялась упасть и завязнуть при первом же ложном шаге.
   В это утро, после ухода Дегремона, Саккар, сияющий, вошел в чертежную.
   - Наконец-то дело сделано! - воскликнул он.
   Гамлен, взволнованный, с влажными глазами, пошел  к  нему  навстречу  и
чуть не раздавил ему руки, крепко пожимая их. Но так как  Каролина  только
повернулась к нему, слегка побледнев, он добавил:
   -  Ну  что  же,  и  это  все,  что  вы  мне  скажете?  Вы  уже   успели
разочароваться?
   Ее лицо осветила добрая улыбка:
   - Напротив, я очень довольна, очень довольна, уверяю вас.
   Потом, когда он сообщил ее брату подробности о  синдикате,  теперь  уже
окончательно организованном, она  вмешалась  со  своим  обычным  спокойным
видом:
   - Значит, это разрешается - объединяться так, по нескольку  человек,  и
распределять между собой акции банка еще до их выпуска?
   Он ответил с резким утвердительным жестом:
   - Конечно, разрешается... Вы думаете, мы  так  глупы,  чтобы  рисковать
неудачей? Не говоря уже о том, что нам нужны солидные люди, хозяева рынка,
на случай, если вначале будет трудно. Теперь все-таки четыре  пятых  наших
акций в надежных руках. Можно  будет  засвидетельствовать  акт  учреждения
общества у нотариуса.
   Но она все же стала возражать:
   - Я думала, что по закону весь капитал должен  быть  распределен  между
подписчиками.
   На этот раз он с изумлением посмотрел ей в лицо:
   - Так вы читаете Гражданский Кодекс?
   И она слегка покраснела, потому что он угадал: накануне, уступив своему
глухому  беспокойству,  неопределенному  страху,  она  прочла  статью   об
учреждении обществ. Она чуть было не  поддалась  желанию  солгать.  Затем,
смеясь, призналась:
   - Вы правы, я читала вчера Гражданский Кодекс. После этого чтения я как
будто стала сомневаться в честности  своей  и  других,  как  после  чтения
медицинских книг нам кажется, что мы больны всеми болезнями.
   Но он рассердился: раз она хотела получить разъяснения, значит, она  не
доверяет ему и  собирается  наблюдать  за  ним  своими  умными,  женскими,
подозрительными, во все проникающими глазами.
   - Ну, - продолжал он, как бы отбросив жестом напрасную щепетильность, -
уж не думаете ли вы, что мы будем считаться со  всеми  капризами  Кодекса?
Ведь мы тогда не сможем сделать и двух шагов, мы  наденем  на  себя  путы,
которые свяжут нас по рукам и ногам, а в это время другие, наши соперники,
живо обгонят нас!.. Нет, нет, я, конечно, не стану ждать, пока  подпишутся
на весь капитал; к тому же я предпочитаю придержать часть  акций  и  найду
своего человека, на  которого  открою  счет,  -  словом,  он  будет  нашим
подставным лицом.
   - Это  запрещено,  -  объявила  она  просто  своим  звучным,  серьезным
голосом.
   - Да, запрещено, но все компании это делают.
   - Напрасно, это нехорошо.
   Саккар, сдержавшись резким усилием воли, счел за лучшее  повернуться  к
Гамлену, который слушал в смущении, не вмешиваясь.
   - Друг мой, я надеюсь, вы во мне не сомневаетесь. Я старый волк и  имею
некоторый опыт, вы можете довериться мне в  отношении  финансовой  стороны
дела. Подавайте мне хорошие мысли, а я берусь с наименьшим риском  извлечь
из них такой доход, какого только можно желать.  Мне  кажется,  это  самое
большее,  что  сможем  сказать  деловой  человек.  Инженер,   по   природе
слабохарактерный  и  непреодолимо  застенчивый,  чтобы  избежать   прямого
ответа, обратил дело в шутку:
   - О, Каролина  будет  для  вас  настоящим  цензором.  Это  прирожденная
классная дама.
   - Что ж, я охотно пойду к ней на выучку, - галантно объявил Саккар.
   Сама Каролина тоже рассмеялась.  И  разговор  продолжался  в  дружеском
тоне.
   - Все это потому, что я очень люблю  брата,  да  и  вас  тоже  я  люблю
больше, чем вы думаете, и меня бы очень огорчило, если бы вы  ввязались  в
темные дела, которые всегда приводят к разорению и несчастью... Скажу  вам
прямо, раз уж мы  заговорили  об  этом:  я  до  смерти  боюсь  спекуляции,
биржевой игры. Я была  так  счастлива,  когда  прочла  в  проекте  устава,
который вы  просили  меня  переписать,  в  статье  восьмой,  что  общество
решительно отказывается от  всяких  операций  на  срок.  Ведь  это  значит
отказаться от игры, не так ли? А потом вы меня разочаровали,  когда  стали
смеяться надо мной, говоря, что эта статья существует только для вида, что
это формула устава, которую все компании считают долгом чести записать, но
ни одна не выполняет... Знаете, чего бы я хотела? Чтобы вместо этих акций,
этих пятидесяти тысяч акций, которые вы собираетесь выбросить на рынок, вы
выпустили одни облигации. Видите, я теперь сильна в финансовых вопросах  -
с тех пор, как читаю Кодекс: теперь  я  знаю,  что  на  облигациях  нельзя
играть, что держатель облигаций - это просто заимодавец, который  получает
определенный процент с отданных им в долг денег;  он  не  заинтересован  в
прибылях, тогда как акционер - член общества и может получить прибыль  или
остаться в убытке. Скажите, почему бы вам не выпустить облигации?  Я  была
бы так спокойна, так счастлива!
   Чтобы  скрыть  действительно  мучившую   ее   тревогу,   она   говорила
преувеличенно умоляющим тоном. И Саккар ответил тем же тоном, с комическим
жаром:
   - Облигации? Ни в коем случае! На что мне облигации? Ведь  это  мертвый
капитал.
   Поймите же, что спекуляция,