елохнулся, погруженный в борьбу с собственной плотью.  Его
жестокое лицо исказилось  от  внутреннего  напряжения,  бычья  шея  налилась
кровью, словно он молча душил в себе свирепого зверя. Схватка длилась добрых
десять минут. Он не помнил, чтобы когда-нибудь ему  приходилось  затрачивать
столько сил. Когда он справился с собой, лицо его стало мертвенно бледным  и
влажным.
     В течение двух дней Ругон никого не принимал. Он завалил себя  работой.
Одну ночь вовсе не ложился спать. Слуга раза три  заставал  его  лежащим  на
кушетке в каком-то оцепенении; он был страшен. На второй день вечером  Ругон
переоделся и собрался на обед к Делестану. Но вместо  того,  чтобы  пересечь
Елисейские поля, он бульваром прошел к особняку  Бальби.  Было  шесть  часов
вечера.
     - Барышни нет дома, - останавливая его на  лестнице,  сказала  служанка
Антония со смехом, который делал ее очень похожей на черную козу.
     Ругон возвысил голос, надеясь, что Клоринда  его  услышит,  и  стоял  в
нерешительности; вдруг она сама появилась на лестнице.
     Идите сюда, - перегнувшись через перила, крикнула она. Как эта  девушка
глупа! Вечно все перепутает.
     Клоринда ввела его в узкую  комнатку,  расположенную  во  втором  этаже
рядом со спальней и служившую ей уборной. В этой комнате  с  бледно-голубыми
обоями в разводах стоял облезлый письменный стол  красного  дерева,  кожаное
кресло и  канцелярский  шкапчик.  Повсюду  валялись  груды  бумаг,  покрытые
толстым слоем пыли. Можно было подумать, что здесь живет захудалый судейский
писец. За стулом Клоринде пришлось сходить в спальню.
     - Я вас ждала, - крикнула она оттуда.
     Она принесла стул и сказала, что занималась корреспонденцией. При  этом
девушка указала на  стол,  где  были  разбросаны  большие  листы  желтоватой
бумаги, покрытые крупным круглым почерком.  Когда  Ругон  садился,  Клоринда
вдруг заметила, что он во фраке.
     - Вы пришли просить моей руки? - весело спросила она.
     - Вот именно, - ответил он. Потом с улыбкой добавил: - не для  себя,  а
для одного из моих друзей.
     Клоринда нерешительно взглянула на него, не зная, шутит он или  говорит
серьезно. Непричесанная, неумытая, в наспех застегнутом красном халате,  она
все же была  неотразимо  прекрасна,  словно  великолепный  античный  мрамор,
попавший в лавку старьевщика.  Посасывая  палец,  только  что  вымазанный  в
чернилах, она бессознательно рассматривала шрам, все еще заметный  на  левой
щеке Ругона. Потом рассеянно повторила:
     - Я знала, что вы придете, только ждала вас раньше.
     И, очнувшись, громко прибавила, продолжая прерванный разговор:
     - Значит, для одного из  друзей,  для  самого  близкого  вашего  друга,
разумеется.
     Прозвучал веселый смех. Теперь она была уверена, что он говорит о себе.
Ей захотелось дотронуться пальцем до  шрама,  убедиться,  что  она  отметила
Ругона, что отныне он принадлежит ей. Но он, взяв ее за руки, ласково усадил
в кожаное кресло.
     - Давайте поговорим. Хорошо? - спросил он. -  Мы  добрые  приятели,  не
правда ли? Вы с этим  согласны?  Так  вот,  с  позавчерашнего  дня  я  долго
размышлял. Все время думала о вас. Мне чудилось, что мы женаты, что мы живем
вместе уже три месяца. И знаете, за каким занятием я увидел нас?
     Она слегка смутилась и, несмотря  на  всю  самоуверенность,  ничего  не
ответила.
     - Я увидел нас сидящими у камина. Вы  держали  в  руках  лопатку,  я  -
каминные щипцы, и мы колотили друг друга.
     Эта картина так развеселила! ее, что она откинулась назад и  неудержимо
расхохоталась.
     - Нет, не смейтесь; я не шучу, - продолжал он.  -  Стоит  ли  связывать
наши жизни, чтобы потом колотить друг  друга?  А  этого,  поверьте,  нам  не
избежать. Сперва  пощечины,  потом  расставание.  Запомните  хорошенько:  не
следует соединять две сильные воли.
     - Дальше? - спросила она, сделавшись очень серьезной.
     - Дальше я думаю, что мы поступим благоразумно, если пожмем друг  другу
руки и останемся только друзьями.
     Она молчала, глядя ему в глаза широко раскрытыми, потемневшими глазами.
Гневная складка пересекала ее  лоб,  придавая  ей  сходство  с  оскорбленной
богиней. Губы слегка дрожали от невысказанных презрительных слов.
     - Вы не возражаете? - С этими словами она придвинула кресло к  столу  и
стала вкладывать письма в конверты. Клоринда  пользовалась  большими  серыми
канцелярскими конвертами,  запечатывая  их  сургучом.  Она  зажгла  свечу  и
смотрела, как плавится сургуч. Ругон спокойно ждал, когда она кончит.
     - Вы только для этого и пришли? - не отрываясь от  своего  дела,  снова
заговорила она.
     На этот раз не ответил Ругон.  Ему  хотелось  увидеть  ее  лицо.  Когда
Клоринда решилась повернуться к нему, он с улыбкой попытался заглянуть ей  в
глаза, потом поцеловал руку, словно желая обезоружить.  Девушка  по-прежнему
держалась с высокомерной холодностью.
     - Вы знаете, - сказал он, - что я пришел просить вашей руки для  одного
из друзей.
     Ругон  говорил  долго.  Он  любит  ее  гораздо  больше,  чем  она  себе
представляет, любит в особенности за то, что она сильна и умна. Ему  нелегко
отказаться от нее, но  он  приносит  свою  страсть  в  жертву  их  обоюдному
счастью. Он хочет, чтобы у себя в доме она была  полновластной  хозяйкой.  В
мечтах он видит ее женой богатого человека, которого она поведет туда,  куда
захочет; она будет править им, ей не придется ничем поступаться. Разве лучше
связать друг друга по рукам и ногам? Люди, подобные им, могут позволить себе
откровенность. Под конец Ругон  назвал  Клоринду  своей  девочкой.  Она  его
испорченная дочка, существо, чье честолюбие ему по  душе,  -  и  поэтому  он
испытал бы большое огорчение, сложись ее жизнь неудачно.
     - Это все? - спросила Клоринда, когда Ругон замолчал.
     Слушала она очень внимательно. Подняв на него глаза, она добавила:
     - Если вы думаете выдать меня замуж для того, чтобы сделать потом своей
любовницей, вы заблуждаетесь. Я сказала: никогда.
     - Что за вздор! - воскликнул он, слегка покраснев.
     Он закашлялся, схватил со  стола  нож  для  разрезания  бумаги  и  стал
разглядывать его ручку, пытаясь скрыть от Клоринды свое  волнение.  Но  она,
перестав обращать на него внимание, размышляла.
     - А кто же избранник? - тихо спросила она.
     - Угадайте.
     Она попыталась улыбнуться  и,  постукивая  пальцами  по  столу,  пожала
плечами. Ей ли было не знать, кто!
     - Он так глуп! - вымолвила она.
     Ругон стал защищать Делестана. Человек он вполне светский, и она сумеет
сделать из него  все,  что  пожелает.  Он  подробно  рассказал  о  здоровье,
богатстве, привычках Делестана. К тому же, если ему, Ругону,  удастся  снова
вернуться к власти, он  обязуется  поддерживать  их  обоих  своим  влиянием.
Возможно, что Делестан не блещет умом, но он везде будет на месте.
     - Словом,  он  отвечает  всем  требованиям!  -  искренне  рассмеявшись,
заметила Клоринда.
     Потом снова помолчала.
     - Боже мой, я не говорю "нет";  может  быть,  вы  и  правы...  Господин
Делестан мне не противен.
     При этих словах она посмотрела на Ругона. Несколько  раз  ей  казалось,
что он ревнует ее к Делестану. Но сейчас ни один мускул не  дрогнул  на  его
лице. Действительно, у него были достаточно мощные кулаки, чтобы в  два  дня
убить в себе желание. Он явно  был  доволен  успехом  своего  предложения  и
принялся убеждать  ее  в  преимуществах  подобного  брака,  точно  продувной
адвокат, излагавший особо выгодную для нее сделку. Он взял девушку  за  руки
и, дружески поглаживая их, повторял с видом счастливого сообщника:
     - Мне пришло это в голову сегодня ночью. Я  сразу  подумал:  теперь  мы
спасены. Я совсем не хочу, чтобы вы остались в старых девах. Вы единственная
женщина, которая, по моему мнению, заслуживает мужа.  Делестан  -  настоящая
находка. Он не свяжет вам рук.
     И Ругон весело добавил:
     - Я убежден, что вы еще натворите чудес; это будет моей наградой.
     - Господин Делестан знает о ваших планах? - спросила она.
     В первую минуту он удивился, словно она задала вопрос, которого от  нее
нельзя было ожидать. Потом спокойно ответил:
     - Нет, это не нужно. Ему все будет сказано потом.
     Клоринда  снова  принялась  запечатывать  письма.  Приложив  к  сургучу
большую печать без инициалов, она переворачивала конверт и медленно, крупным
почерком, надписывала адрес. По мере того как она откладывала приготовленные
письма, Ругон старался прочесть адреса. Чаще всего на конвертах стояли имена
известных итальянских политических деятелей. Клоринда, должно быть, заметила
нескромность Ругона, ибо встала и унесла письма для отправки на почту.
     - Когда у мамы мигрень, письма туда пишу я, - объяснила она.
     Оставшись один, Ругон прошелся по комнатке. На папках  стояли  надписи,
как в конторе у дельца: "Квитанции. Неразобранные письма.  Дела  "А".  Ругон
улыбнулся, увидев среди бумаг на письменном столе забытый корсет, поношенный
и лопнувший у талии. Кроме того, на чернильнице лежал кусок мыла, а на  полу
валялись лоскуты голубого атласа, - очевидно,  здесь  чинили  юбку  и  потом
забыли  подмести  пол.  Дверь,  в  спальню  была  приотворена  и,   движимый
любопытством, Ругон просунул  туда  голову;  ставней  еще  не  открывали;  в
комнате царила  тьма;  он  разглядел  лишь  густую  тень  от  занавесок  "ад
кроватью. Вошла Клоринда.
     - Я ухожу, - сказал он. - Сегодня я обедаю у нашего друга. Вы разрешите
мне действовать по моему усмотрению?
     Клоринда не ответила. Вернулась она  мрачная,  словно  на  лестнице  ею
снова овладели какие-то мысли, Ругон уже взялся за перила,  но  она  вернула
его и закрыла дверь. Рушились ее мечты, ее надежды на будущее, которого  она
добивалась столь искусно, что считала его уже осуществленным.  Щеки  девушки
горели от смертельной обиды. Ей казалось, что она получила пощечину.
     - Итак, это всерьез? - спросила она, стоя в тени, чтобы он  не  заметил
ее пылающих щек.
     Когда он в третий раз начал повторять свои доводы, она не ответила  ему
ни слова.  Ей  казалось,  что  если  она  начнет  возражать,  то  не  сумеет
справиться с безумным гневом, который  в  ней  клокотал.  Она  боялась,  что
поколотит Ругона. Потом, видя,  как  рушится  жизнь,  которую  она  мысленно
построила для себя, она потеряла ясное представление о  вещах  и,  отойдя  к
двери спальни, готова была войти туда, привлечь Ругона к себе, крикнув  ему:
"Бери меня, я доверяю тебе, я стану твоей  женой,  если  ты  сам  захочешь".
Ругон, который все еще говорил, вдруг  понял.  Он  побледнел  и  умолк.  Они
поглядели друг другу в глаза. На секунду  дрожь  колебания  охватила  обоих.
Ругону  представилась  стоявшая  тут  же,  рядом,  кровать  в  густой   тени
занавесок. Клоринда подумала о последствиях своего бескорыстия. Оба потеряли
власть над собой лишь на мгновение,
     - Вы хотите этого брака? - медленно спросила она.
     - Да! - не колеблясь, громко ответил он.
     - Что же! Действуйте!
     Медленно, со  спокойными  лицами,  они  вернулись  к  двери,  вышли  на
площадку лестницы. На висках у Ругона блестело несколько капель пота -  цена
его последней победы.  Клоринда  выпрямилась  в  сознании  своей  силы.  Они
постояли минуту в молчании, - им больше нечего было сказать, но и расстаться
они не могли. Наконец, когда,  простившись,  Ругон  уже  собирался  уходить,
Клоринда на мгновение пожала ему руку и без гнева сказала:
     - Вам кажется, что вы сильнее меня... Вы ошибаетесь.  Когда-нибудь  вы,
быть может, пожалеете.
     Это была единственная ее угроза. Опершись на перила, она смотрела,  как
он спускается с лестницы. Сойдя вниз, Ругон поднял голову, и они  улыбнулись
друг другу. Она не собиралась мелочно мстить, - она уже мечтала о  том,  как
вознесется на  недосягаемую  высоту  и  потом  раздавит  его.  Вернувшись  в
комнату, она поймала себя на том, что говорит вслух:
     - Что ж, тем хуже! Все дороги ведут в Рим.
     Начиная с этого вечера, Ругон  повел  атаку  на  сердце  Делестана.  Он
передал ему весьма лестные слова, якобы сказанные о нем мадмуазель Бальби на
банкете, устроенном в Ратуше после крестин. Он постоянно  говорил  с  бывшим
поверенным о необычайной красоте девушки. Ругон, который  раньше  так  часто
предостерегал Делестана против женщин, теперь старался отдать его во  власть
Клоринде связанным по рукам и  ногам.  То  он  восторженно  отзывался  о  ее
чудесных руках, то с волнующей прямотой  выражений  расхваливал  ее  фигуру.
Влюбчивый по природе и уже увлеченный Клориндой, Делестан вскоре воспылал  к
ней безумной страстью. А когда Ругон заверил его,  что  сам  он  никогда  не
помышлял о Клоринде, то Делестан признался, что уже  полгода  любит  ее,  но
молчал, боясь получить чужие объедки. Теперь он ежедневно являлся  на  улицу
Марбеф,  чтобы  поговорить  о  ней.  Вокруг  него  образовался  своеобразный
заговор: стоило ему с кем-нибудь  встретиться,  как  начинались  восхищенные
похвалы той, кому он поклонялся.  Даже  Шарбоннели  остановили  его  однажды
утром  посреди  площади  Согласия  и  начали  нудно  восторгаться  "красивой
барышней, с которой его повсюду встречают".
     Клоринда, со своей стороны, расточала Делестану обворожительные улыбки.
В несколько дней она перестроила всю  свою  жизнь  и  вошла  в  новую  роль.
Вдохновенно изменив  тактику,  она  обольщала  бывшего  поверенного  не  той
вызывающей   смелостью,   которую   испробовала   на   Ругоне.    Совершенно
преобразившись, Клоринда стала томной и пугливой, играла в  невинность;  она
твердила о своей впечатлительности, от слишком нежного пожатия  руки  у  нее
делались нервные припадки. Когда Делестан рассказал Ругону,  что  она  упала
без чувств в  его  объятия  после  того,  как  он  осмелился  поцеловать  ей
запястье, - последний объяснил это ее душевной чистотой. Но так как  события
развивались слишком медленно, то однажды, июльским вечером, Клоринда, как бы
по крайней неопытности,  отдалась  Делестану.  Он  был  весьма  смущен  этой
победой, считая, что малодушно воспользовался обмороком девушки, - она  была
как мертвая и потом ни о  чем  не  вспоминала.  Когда  он  пробовал  просить
прощения или позволял себе какую-нибудь вольность,  -  Клоринда  глядела  на
него с таким простодушным удивлением, что, снедаемый раскаяньем и  страстью,
он бормотал какие-то невнятные  слова.  После  этого  происшествия  он  стал
серьезно подумывать о женитьбе. Он  надеялся  таким  образом  искупить  свою
вину, а главное - заменить  законным  наслаждением  свое  минутное  краденое
счастье; воспоминание об этом счастье жгло Делестана, а  получить  его  иным
путем он уже отчаялся.
     Тем не менее Делестан еще  целую  неделю  колебался.  Он  обратился  за
советом к Ругону. Поняв, что произошло,  тот  на  минуту  опустил  голову  и
задумался о черноте женской души,  о  том,  как  упорно  сопротивлялась  ему
Клоринда  и  как  легко  уступила  этому  глупцу.  Истинные  причины   столь
непоследовательного поведения  были  ему  непонятны.  Охваченный  ревностью,
желанием причинить боль, он готов был все  рассказать,  разразиться  потоком
оскорблений. Но на его нескромные расспросы Делестан,  как  это  и  подобает
порядочному человеку, отвечал отрицанием. Этого было достаточно, чтобы Ругон
овладел собой. Ловким  маневром  он  заставил  бывшего  поверенного  принять
решение. Он не то чтобы советовал Делестану жениться, но он подталкивал  его
совершенно посторонними, казалось бы,  рассуждениями.  Что  касается  всяких
толкав о мадмуазель Бальби, то его они удивляют; он им  не  верит,  ибо  сам
наводил справки и узнал  о  ней  только  хорошее.  Кроме  того,  не  следует
собирать сплетни о любимой женщине. Этим Ругон закончил разговор.
     Через полтора месяца, при выходе из церкви Сент-Мадлен, где только  что
с необычайной пышностью совершилось  бракосочетание,  Ругон  ответил  одному
депутату, выразившему удивление по поводу выбора Делестана:
     - Что поделаешь! Я десятки раз предупреждал его... Он неминуемо  должен
был попасть в сети женщины.
     В конце зимы, когда Делестан и его жена  вернулись  из  путешествия  по
Италии, они узнали, что  Ругон  собирается  в  скором  времени  жениться  на
Веронике Бэлен д'Оршер. Делестаны нанесли ему визит, и  Клоринда  поздравила
его с полной непринужденностью.  Ругон,  разыгрывая  простака,  уверял,  что
женится ради друзей. Вот уже  три  месяца,  как  они  от  него  не  отстают,
доказывая, что человеку в его положении нельзя не жениться.
     Он рассмеялся и добавил, что когда по вечерам у него собираются  гости,
некому бывает налить им по чашке чаю.
     - Значит, это пришло вам в голову неожиданно? Раньше  вы  не  думали  о
женитьбе? - улыбнулась Клоринда. - Вам  следовало  жениться  одновременно  с
нами. Мы поехали бы вместе в Италию.
     Продолжая шутить, она учинила ему  допрос.  Разумеется,  эта  блестящая
идея пришла в голову его другу Дюпуаза? Ругон клятвенно заверил, что Дюпуаза
тут ни при чем. Напротив, он резко противился этому браку: бывший  супрефект
ненавидел  Бэлен  д'Оршера.  Зато  все  остальные  -  Кан,  Бежуэн,  госпожа
iJKoppep, даже Шарбоннели -  наперебой  расхваливали  достоинства  Вероники;
слушая их, он пришел к выводу, что она внесет в дом добродетель, процветание
и несравненный уют. Под конец он сказал с комическим жестом:
     - Одним словом, эта особа создана специально для меня. Отвергнуть ее  я
не мог.
     Потом он многозначительно добавил:
     - Если осенью у нас разгорится война, то следует подумать о союзниках.
     Клоринда  горячо  его  одобрила.  Она  тоже  рассыпалась   в   похвалах
мадмуазель Бэлен д'Оршер, хотя видела ее всего один раз.  Делестан,  который
до сих пор ограничивался кивками, не сводя, впрочем, глаз с  жены,  пустился
вдруг в описание прелестей брачной жизни. Он  начал  было  расписывать  свое
счастье, но Клоринда поднялась и сказала, что  им  нужно  сделать  еще  один
визит. Ругон вышел их проводить; она остановилась, пропустив мужа вперед.
     - Я ведь вам говорила, что через год вы будете женаты!  -  шепнула  она
ему на ухо.

VI

     Настало лето. Жизнь Ругона текла покойно и тихо. За три месяца  госпоже
Ругон  удалось  придать  благообразие  дому  на  улице  Марбеф,  где  прежде
попахивало  авантюризмом.  Теперь  холодноватые,   безукоризненно   опрятные
комнаты дышали пристойностью. Мебель была чинно расставлена, занавески  едва
пропускали  мягкий  свет,  ковры  заглушали  звук  шагов,   гостиная   своей
аскетической строгостью напоминала приемную монастыря. На всех  вещах  лежал
отпечаток старины;  дом  казался  патриархальным  жилищем,  овеянным  особым
ароматом. Ощущение спокойной замкнутости  усиливалось  присутствием  высокой
некрасивой женщины, которая, двигаясь мягко и беззвучно, неусыпно следила за
порядком. Она вела хозяйство так незаметно и уверенно, словно  была  замужем
лет двадцать и успела состариться в этом доме.
     В ответ на поздравления Ругон улыбался. Он продолжал  упрямо  твердить,
что женился по совету и выбору друзей. Жена приводила  его  в  восторг.  Уже
много лет мечтал он о буржуазном  очаге,  который  являлся  бы  своего  рода
порукой в его  добропорядочности.  Такой  очаг  помог  бы  ему  окончательно
порвать с подозрительным прошлым и  вступить  в  ряды  приличных  людей.  Он
остался глубоким провинциалом и  до  сих  пор  верхом  совершенства  почитал
гостиные плассанских богачей, где с кресел круглый год не снимают полотняных
чехлов. Посещая Делестанов, где  по  прихоти  Клоринды  царила  сумасбродная
роскошь, он выказывал  свое  пренебрежение  легким  пожатием  плеч.  Бросать
деньги на ветер казалось Ругону бессмыслицей;  он  не  был  скуп,  но  часто
говаривал, что знает наслаждения  куда  более  достойные,  чем  те,  которые
покупаются за деньги. Он целиком переложил на жену все денежные  забот