вместе.
     Шепот умолк,  и  все  задвигались.  От  кружка  к  кружку  ходили  двое
придворных, повторяя вполголоса какую-то фразу. Гости,  сделавшись  внезапно
серьезными, направились к левой двери и образовали двойную цепь: мужчины - с
одной стороны, дамы- с другой. У самой двери стал де Марси, удержавший возле
себя Ругона, за ними выстроились другие гости, в  порядке  званий  и  чинов.
Минуты три все стояли в глубоком молчании.
     Дверь распахнулась настежь. Первым вошел император, во фраке, с красной
орденской лентой через  плечо;  за  ним  -  господин  де  Комбело,  дежурный
камергер.  Остановившись  перед  Марси  и   Ругоном,   император   чуть-чуть
улыбнулся; он медленно покрутил длинный ус, покачиваясь всем телом.
     - Передайте госпоже Ругон, что мы  были  очень  огорчены,  узнав  о  ее
нездоровье, - невнятно промямлил он. -  Мы  искренне  желали  бы  видеть  ее
вместе с вами... Будем надеяться, что ее болезнь не серьезна. Сейчас  многие
страдают простудой.
     И он отошел. Сделав два шага, он пожал руку какому-то генералу, спросив
о  здоровье  его  сына,  которого  назвал  "дружочек  Гастон".  Гастон   был
ровесником наследного принца, но гораздо крепче его. Гости низко  склонялись
по мере того, как император  приближался.  Одним  из  последних  де  Комбело
представил ему академика, впервые приглашенного во дворец; император сказал,
что с большим удовольствием прочел некоторые  места  его  недавно  вышедшего
произведения.
     Тем временем появилась императрица в сопровождении госпожи де  Льоренц.
На ней было скромное платье из голубого шелка с туникой из белых кружев. Она
медленно прошла вдоль цепи дам, улыбаясь и грациозно склоняя обнаженную шею,
украшенную одной лишь голубой  бархаткой  с  бриллиантовым  сердечком.  Дамы
приседали, громко шурша юбками, благоухавшими мускусом. Госпожа  де  Льоренц
представила ей одну молодую женщину, видимо, очень взволнованную. Госпожа де
Комбело всем своим видом подчеркивала дружескую умиленность.
     Императорская чета, дойдя до  конца  цепи,  повернула  обратно,  причем
теперь император проследовал мимо дам, а императрица приветствовала  мужчин.
Последовали новые представления. Все молчали; выстроенные друг против  друга
гости испытывали почтительное замешательство. Постепенно ряды их  смешались,
послышались  негромкие  разговоры,  прозвучал  звонкий  смех,  и  придворный
генерал-адъютант доложил, что обед подан.
     - Теперь ты обойдешься без меня, - весело сказал  на  ухо  Клоринде  де
Плюгерн.
     Она улыбнулась. Молодая женщина оказалась перед Марси, побуждая его тем
самым предложить ей руку, что, впрочем,  он  сделал  весьма  любезно.  Гости
слегка  засуетились.   Император   и   императрица   двинулись   первыми   в
сопровождении лиц, которые должны были сидеть по правую и левую руку от них.
В этот день эта честь была  оказана  двум  иностранным  дипломатам,  молодой
американке и жене одного из министров. Вслед за ними  пошли  остальные,  кто
как хотел: каждый вел под руку даму, выбранную по своему усмотрению. Шествие
мало-помалу наладилось.
     В столовую вступили очень торжественно. Над длинным столом пылало  пять
люстр,  озаряя  огромную  серебряную  вазу,  изображавшую  охотничьи  сцены:
несущегося оленя, охотников, трубящих в рог, собак, бросающихся  на  добычу.
Серебряные  тарелки  на  краях  скатерти  казались  цепью  серебряных   лун.
Великолепие императорского стола -  отблеск  свечей  на  створках  маленьких
грелок, сверкающий огненными  искрами  хрусталь,  корзины  фруктов,  вазы  с
ярко-розовыми цветами - наполняло огромную комнату переливчатым светом. Пары
медленно  вплывали  в  столовую  через  распахнутую   дверь   зала   Стражи.
Наклонившись  к  дамам,  мужчины,  сказав  какую-нибудь  любезность,   снова
выпрямлялись,  тайно  польщенные  в  своем  тщеславии   этим   торжественным
шествием;  дамы,  чьи  обнаженные  плечи  купались  в  ярком   свете,   были
восторженно нежны. Шуршали  дорогие  ткани,  по  коврам  волочились  шлейфы,
отделявшие  одну  пару  от  другой,  что  придавало  шествию   еще   большую
величавость. Со сладостным, чувственным наслаждением  гости,  как  в  теплую
ванну, погружались в роскошь, сверкание и теплоту  столовой,  где  мускусные
ароматы дамских туалетов смешивались с запахом  дичи,  сдобренной  ломтиками
лимона. И когда фанфара военного  оркестра,  скрытого  в  соседней  галерее,
подобно рогу, призывающему к  какому-то  волшебному  празднеству,  встречала
приглашенных  на  пороге,  перед  великолепной  гладью  накрытого  стола,  -
мужчины, чувствуя себя немного неловко в своих коротких  штанах,  улыбались,
невольно пожимая дамам руки. Императрица прошла направо, император - налево,
оба  остановились  у  середины  стола,  друг  против  друга.  Когда   гости,
удостоенные чести сидеть по правую и по левую руку от их  величеств,  заняли
места, уже составившиеся пары слегка замешкались в поисках и выборе приятных
соседей. В этот вечер  стол  был  сервирован  на  восемьдесят  семь  персон.
Размещение гостей заняло около трех минут. Атласистое блистание плеч, яркие,
как  цветы,  платья,  бриллианты  в  высоких  прическах   вносили   какую-то
живительную нотку смеха и ослепительное сверкание люстр.  Наконец  ливрейные
лакеи собрали цилиндры, которые мужчины держали в руках. Все уселись.
     Де Плюгерн устроился рядом с Ругоном. После  супа  он  толкнул  бывшего
министра локтем и спросил:
     - Это вы поручили Клоринде помирить вас с Марси?
     Прищурившись, он глазами показал на молодую женщину, которая сидела  на
другой стороне стола и  нежно  беседовала  с  графом.  Ругон  вместо  ответа
ограничился досадливым движением плеч и потом сделал вид, будто  на  них  не
смотрит. Однако, несмотря на напускное равнодушие, он все  время  поглядывал
на Клоринду, следил за ее жестами, за движением губ,  словно  желая  увидеть
произносимые ею слова.
     - Господин Ругон, - наклоняясь к  нему,  сказала  госпожа  де  Комбело,
которая села как можно ближе к императору, - помните тот несчастный  случай?
Это вы отыскали мне тогда фиакр. На моем платье был оборван целый волан.
     Стараясь привлечь к себе внимание, она рассказала,  что  однажды  ландо
какого-то русского князя врезалось в ее карету. Ругону пришлось ответить.  С
минуту разговор за столом  вращался  вокруг  этой  темы.  Вспоминали  всякие
происшествия, между прочим случай с продавщицей парфюмерной лавки в  пассаже
Панорам,  на  прошлой  неделе  свалившейся  с  лошади  и   сломавшей   руку.
Императрица слегка вскрикнула от жалости. Император медленно ел и  молча,  с
глубокомысленным видом, слушал.
     - Куда запропастился Делестан? -  спросил  Ругон  у  де  Плюгерна.  Они
огляделись по сторонам, и сенатор обнаружил его на  конце  стола.  Он  сидел
рядом с господином де  Комбело,  среди  группы  мужчин,  и  прислушивался  к
вольным разговорам, заглушаемым шумом голосов. Ла Рукет рассказывал  игривую
историю о прачке из своих краев; Рускони  делился  личными  впечатлениями  о
парижанках;  один  из  художников   и   писатель   вполголоса   обменивались
откровенными замечаниями о  присутствующих  женщинах,  подсмеиваясь  над  их
слишком толстыми или слишком худыми руками. Ругон гневно посматривал  то  на
Клоринду, которая все любезнее беседовала с графом, то на  ее  увальня-мужа,
ничего не замечавшего и величаво улыбавшегося рискованным словечкам.
     __ Почему он сел не с нами? - пробормотал Ругон.
     - Ну, я его не жалею, - ответил де Плюгерн. - Как видно, на  том  конце
всем очень весело.
     Затем он прибавил на ухо Ругону:
     - Думаю, что они разделывают госпожу де Льоренц. Заметили вы,  как  она
декольтирована? Одна грудь у  нее  обязательно  выпадет;  интересно,  какая?
Левая, пожалуй?
     Но наклонившись и разглядев госпожу де Льоренц,  которая  сидела  через
пять человек от него, старик  внезапно  сделался  серьезным.  У  госпожи  де
Льоренц,  красивой,  чуть-чуть  расплывшейся  блондинки,  в  этот  миг  было
страшное лицо; бледная как полотно, она  впилась  потемневшими  от  холодной
ярости глазами в Клоринду и де Марей. Де Плюгерн процедил  сквозь  зубы  так
тихо, что даже Ругон не расслышал:
     - Черт возьми! Кажется, пахнет скандалом.
     Заглушенная музыка, лившаяся как будто с  потолка,  попрежнему  играла.
Порою, когда гремели медные инструменты, гости  поднимали  головы,  стараясь
вспомнить прозвучавший мотив. Потом они  переставали  слушать;  тихое  пение
кларнетов в соседней галерее сливалось с нежным  звоном  серебряной  посуды,
которую высокими стопками вносили лакеи. Большие блюда глухо бряцали,  точно
цимбалы. Вокруг стола бесшумно и молча  суетился  рой  слуг  -  дворецкие  в
светло-голубых фраках и коротких штанах, при шпагах и в треуголках, пудреные
лакеи в  парадных  зеленых  ливреях,  шитых  золотом.  Они  подавали  блюда,
степенно обносили гостей винами, а метрдотели, смотрители,  первый  кравчий,
старший буфетчик, стоя, следили за их сложными маневрами, за этой сумятицей,
в которой заранее была определена роль самого скромного из слуг.  Императору
и императрице с величавым достоинством прислуживали  камер-лакеи  его  и  ее
величеств.
     Когда подали жаркое и разнесли великолепное  бургонское,  голоса  стали
громче.  Теперь  на  мужском  конце  стола  Ла  Рукет  разглагольствовал   о
кулинарии, обсуждая, достаточно ли прожарен на  вертеле  поставленный  перед
гостями окорок косули. В меню стояло: суп а ля  Креси,  разварная  лососина,
говяжье филе под  луковым  соусом,  пулярки  а  ля  финансьер,  куропатки  с
капустой и пирожки с устрицами.
     - Бьюсь об заклад, что сейчас подадут испанские  артишоки  и  огурцы  в
сметане, - объявил молодой депутат.
     - Я видел раков, - вежливо вставил Делестан.
     Когда подали артишоки и огурцы, Ла Рукет шумно выразил свой восторг. Он
добавил, что  знает  вкусы  императрицы.  Между  тем  писатель  взглянул  на
художника и слегка щелкнул языком.
     - !Кухня так  себе,  не  правда  ли?  -  шепнул  он.  Художник  ответил
утвердительной гримасой. Потом, сделав
     глоток вина, в свою очередь заметил:
     - Вино превосходное.
     Вдруг  императрица  громко   рассмеялась,   и   все   умолкли.   Гости,
прислушиваясь, вытягивали шеи. Императрица разговаривала с немецким  послом,
сидевшим справа от нее;  она  невнятно,  сквозь  смех,  произнесла  какие-то
слова, которых никто не мог расслышать.  Среди  наступившего  настороженного
молчания раздалась  мелодичная  фраза  сентиментального  романса,  выводимая
одиноким  корнет-а-пистоном  под  еле  слышный  аккомпанемент   контрабасов.
Мало-помалу разговоры возобновились.  Гости  поворачивались  друг  к  другу,
клали локти на край стола; в непринужденной обстановке императорского  обеда
завязывались дружеские беседы.
     - Хотите печенья? - спросил де Плюгерн.
     Ругон отрицательно качнул головой. Уже несколько минут он ничего не ел.
Слуги переменили серебро на севрский фарфор с  тонким  рисунком:  голубое  с
розовым. Весь десерт прошел мимо Ругона, он съел лишь кусочек камамбера.  Не
стараясь больше сдерживаться, он в упор, не отрываясь, глядел на де Марси  и
Клоринду, думая, очевидно, ее  смутить.  Но  Клоринда  вела  себя  с  графом
запросто, словно позабыв, где она находится, словно сидя в  уединенном  зале
за изысканным  ужином  на  две  персоны.  Ее  бесспорная  красота  приобрела
какую-то необычайную прелесть. Она грызла сласти, которые передавал ей граф,
и со спокойным бесстыдством покоряла его  улыбкой,  не  покидавшей  ее  губ.
Вокруг них уже начали перешептываться. Разговор зашел о модах; де Плюгерн не
без ехидства спросил Клоринду о новых фасонах шляп. Так как она сделала вид,
что не слышит, он повернулся, желая задать тот же вопрос госпоже де Льоренц,
но не осмелился: таким ужасным показалось ему ее лицо со стиснутыми  зубами,
трагическая маска  ревнивого  бешенства.  Как  раз  в  эту  минуту  Клоринда
протянула де Марси левую руку, под тем предлогом,  что  хочет  показать  ему
античную камею, которую носила на пальце; она не отнимала  руки,  пока  граф
снимал и снова надевал перстень. Это выглядело почти неприлично  Госпожа  де
Льоренц, нервно игравшая чайной ложечкой, разбила свой винный бокал, и слуга
поспешно убрал осколки.
     - Они вцепятся друг другу в волосы; это ясно, - сказал сенатор  на  ухо
Ругону. - Вы наблюдали за ними?.. Черт меня  побери,  если  я  понимаю  игру
Клоринды. Чего она хочет, скажите на милость?
     Но подняв глаза на соседа, он был изумлен переменой в его лице.
     - Что с вами? Вам нехорошо?
     - Нет, - ответил Ругон, - мне немного душно. Обед продолжается  слишком
долго. Кроме того, здесь пахнет мускусом.
     Пиршество  подходило  к  концу.  Две-три  дамы   дожевывали   бисквиты,
откинувшись на спинки стульев. Однако с мест еще не вставали. Император,  до
сих пор молчавший, вдруг заговорил - и гости, позабывшие было о  присутствии
его величества, насторожили уши с выражением живейшего интереса. Он  отвечал
на выпад Бэлен д'Оршера против развода. Внезапно  сделав  паузу,  он  бросил
взгляд на чересчур открытое платье молодой американки, сидевшей по его левую
руку, и добавил своим тягучим голосом:
     - В Америке, по моим наблюдениям, разводятся только некрасивые женщины.
     Гости  рассмеялись.  Эти  слова  показались  тонкой   остротой,   такой
изысканной, что Ла  Рукет  пытался  даже  объяснить  ее  сокровенный  смысл.
Молодая  американка,  приняв,  видимо,  замечание  за  комплимент,  в   знак
благодарности смущенно наклонила голову.  Император  и  императрица  встали.
Вокруг стола зашелестели юбки, зашаркали ноги,  -  одни  лишь  дворецкие  да
парадные лакеи, выстроившись у стен, сохраняли  достойный  вид  среди  суеты
этих сытно пообедавших людей. Шествие возобновилось. Во главе с  императором
и  императрицей  отяжелевшие  пары,  разделяемые  длинными  шлейфами,  вновь
торжественно проследовали через зал Стражи. А за их спинами, в ослепительном
сверкании люстр, над беспорядком еще не  убранного  стола,  гремел  турецкий
барабан, - это военный оркестр доигрывал последнюю фигуру кадрили.
     Кофе в этот вечер был подан в галерее Карт. Чашку императора принес  на
золотом подносе дворцовый  префект.  Кое-кто  из  мужчин  уже  направился  в
курительную  комнату.  Императрица,  сопровождаемая  дамами,   удалилась   в
семейную гостиную, налево от галереи. Прошел слух, что она  осталась  крайне
недовольна странным поведением Клоринды за обедом.  Во  время  пребывания  в
ПСомпьене она старалась создать при дворе атмосферу буржуазной пристойности,
привить любовь к невинным играм, к сельским забавам.  Особенную  же  вражду,
какую-то личную неприязнь она питала ко всякого рода сумасбродным выходкам.
     Де Плюгерн отвел Клоринду в сторону и стал ее отчитывать. На  самом  же
деле ему хотелось что-нибудь у нее выведать. Она разыграла удивление. Откуда
он взял, будто она скомпрометировала себя с  графом  де  Марси?  Они  просто
шутили, вот и все.
     - А вот погляди, - прошептал старый сенатор.
     Толкнув полуоткрытую дверь в маленькую гостиную, он указал Клоринде  на
госпожу де Льоренц, которая в эту минуту устраивала страшную сцену де Марси.
Клоринда с сенатором видели, как они туда вошли.  Обезумев,  утратив  всякое
чувство меры, белокурая красавица отводила душу в грубой  брани,  забывая  о
том, что ее крики  могут  вызвать  жестокий  скандал.  Немного  бледный,  но
улыбающийся граф старался успокоить ее торопливым и  ласковым  шепотом.  Шум
ссоры долетел до галереи Карт, и гости, заслышав его, благоразумно  отходили
подальше от дверей маленькой гостиной.
     - Ты, что же, хочешь, чтобы она расклеила по всему  дворцу  пресловутые
письма? - спросил де Плюгерн, подавая руку молодой женщине и прохаживаясь  с
ней.
     - Вот было бы забавно! - смеясь, ответила она.
     Сжав ее обнаженную руку со страстью влюбленного  юноши,  сенатор  снова
пустился в нравоучения. Пусть она предоставит сумасбродные  выходки  госпоже
де Комбело. Он добавил, что императрица очень сердится на Клоринду.  Молодая
женщина, боготворившая императрицу,  была  поражена.  Чем  она  провинилась?
Дойдя до семейной гостиной, они на секунду задержались  у  раскрытой  двери.
Вокруг огромного стола расположился цветник дам. Тут же сидела  императрица,
терпеливо обучавшая их фокусам с  кольцами,  а  несколько  мужчин,  стоя  за
креслами, с серьезным видом следили за уроком.
     Тем временем в конце  галереи  Ругон  разносил  Делестана.  Не  решаясь
заговорить с ним о Клоринде, он распекал его за покорность,  с  которой  тот
согласился поселиться в комнатах с  окнами  на  двор,  тогда  как  следовало
требовать помещение с окнами в парк. Тут к ним подошла Клоринда под  руку  с
де Плюгерном. Она проговорила подчеркнуто громко:
     - Оставьте меня в покое с вашим Марси. Я не скажу ему больше  ни  слова
сегодня. Вы довольны?
     Ее слова умиротворили всех. В этот момент из маленькой гостиной с очень
веселым видом вышел де Марси. Он слегка пошутил с  Рускони  и  направился  в
семейную гостиную, откуда вскоре послышались взрывы смеха императрицы и дам,
которым он рассказал какую-то историю. Через десять минут появилась  госпожа
де Льоренц. Лицо у нее было утомленное, руки слегка дрожали,  но,  чувствуя,
что за всеми ее движениями следят любопытные взоры, она мужественно осталась
в галерее и стала болтать с гостями.
     Почтительная скука заставляла всех исподтишка зевать  в  платок.  Вечер
был самым тягостным моментом приема.  Не  зная,  чем  себя  развлечь,  гости
подходили к окнам, разглядывая темноту. Бэлен д'Оршер продолжал в своем углу
разглагольствовать о недопустимости развода. Писатель, который находил,  что
"здесь скука  смертная",  спросил  шепотом  у  академика,  можно  ли  сейчас
отправиться спать. Время  от  времени  по  галерее,  волоча  ноги,  проходил
император с сигаретой в зубах.
     - Сегодня вечером ничего не удалось устроить, - объяснял Ругону  и  его
друзьям де Комбело. - Завтра, после псовой охоты, будет кормление собак  при
факелах. Послезавтра приедут актеры Французской Комедии и сыграют "Сутяг". В
конце недели собираются поставить живые картины и шараду.
     Он рассказал подробности. Его  жена  должна  получить  роль.  Репетиции
вскоре начнутся. Потом он пространно описал прогулку,  совершенную  три  дня
назад  к  "живому  камню"  -   друидическому   монолиту,   вокруг   которого
производились  раскопки.  Императрица  во  что  бы  то  ни  стало   пожелала
спуститься в прорытый ход.
     - Вообразите, - продолжал камергер растроганным тоном, - рабочие  имели
счастье откопать в присутствии ее величества  два  черепа.  Никто  этого  не
ожидал. Все были очень довольны.
     Он гладил  свою  великолепную  черную  бороду,  которая  приносила  ему
большой успех у  женщин.  Его  красивое  лицо  дышало  тщеславием  и  глупой
кротостью; от избытка учтивости он даже слегка шепелявил.
     - Мне говорили, - вмешалась Клоринда, - что актеры Водевиля  собираются
представить  новую  пьесу...  У  актрис  ослепительные  костюмы.  И  вообще,
кажется, спектакль превеселый.
     Де Комбело поджал губы.
     - Да, - пробормотал он, - такой разговор был.
     - И что же?
     - От этого плана отказались. Императрица не любит подобных пьес.
     В  эту  минуту  гости  в  галерее   заволновались.   Мужчины   покинули
курительную комнату. Император готовился сыграть партию в палет. Госпожа  де
Комбело, считавшая себя искусным игроком, попросила его дать ей реванш,  ибо
в прошлом году - по ее словам - он ее победил. При этом она смотрела на него
таким  нежно-смиренным  взором  и  неизменно   предлагала   себя   с   такой
недвусмысленной улыбкой, что его величество, смущенный  и  оробевший,  то  и
дело отводил глаза в сторону.
     Игра началась. Гости, образовав круг, оценивали  удары  и  восхищались.
Молодая женщина, стоя перед длинным столом, п